Сложности монархии

До того момента, как тело купца отправляется в небесную высь, всё и так идёт наперекосяк. Как жаль, что Максарма не слушала знамений. — Простите, — говорит Зар с повинной головой на встрече двух семей. — Я за Михайло не пойду. И все сидят с такими лицами, будто ослышались. Что там Зар такое сказал? Нет, Мара не прочь, если бы её младший брат вовсе не сочетался браком ни с кем, но даже для неё заявление становится неожиданностью. — Как это так? — кудахчет мама со стороны сватов, боярыня Василиса. — Я приношу свои извинения за то, что дал надежду. — Зар, — цедит с рокотом папа. — Мне жаль, — вновь кланяется младший брат. — Моё сердце у другого человека… — Что за пустяк! — отмахивается мама жениха. — Мы говорим о дружбе семей, важные договорённости стоят на кону, а вы, князь Светозар, вдруг заговариваете о любви? Мара глядит на гостей с недовольством. Зар имеет права мечтать о чувствах, особенно после того, как его сердце было так жестоко растоптано! Он лишь недавно перестал плакать и теперь выходит из своей опочивальни повидаться с родными. — Но нам же жить с Михайло, а не вам, — теряется Зар и кивает на своего несостоявшегося жениха, что должен ему помочь, однако тот ни капли не поддерживает его. — Зар, — вздыхает отец, — брак создан для того, чтобы полюбить супруга. Лишь живя вместе, проходя все испытания, вы сможете по-настоящему узнать, что такое любовь. Да, именно так и было у родителей, ведь никто из них не собирался жениться — забавное стечение обстоятельств свело их. Мара и Зар знали эту историю и даже в детстве воображали, как случайно встретят свои половинки и женятся, ничего о них не зная. И что же случилось с Заром? Что говорит он? Всё дело в Юре, он волнует и сбивает с пути младшего брата. Мара зря передала те записки, но иначе бы с ней не заговорил вновь брат... Она знала, что в посланиях были лишь просьбы о прощении и ни слова о любви, и всё же… Зар вновь воспрял духом и говорит о своём «возлюбленном». — Отец, я знаю, что часто случается так, что мы не вольны выбирать себе супругов, но если ты позволишь, то я хотел бы… хотел бы быть с другим. С тем, с кем моё сердце живое и радуется… — Ты вновь говоришь о том мальчишке? — папа с трудом сдерживается, чтобы окончательно не потерять лицо. Любое упоминание княжеской семьи для него болезненно. — Мы покончили с ними. — Но… — Зар, прекрати, — хмыкает отец будто бы по-доброму, но Мара знает, что это предупреждение. Зар понимает это тоже, но ещё своенравнее вскидывает вихрастую голову. — У нас гости. — Да, и мне жаль, — Зар вновь кланяется Михайло и его родителям. — Не думаю, что мои родные против дружбы. Просто этого брака не будет. — Да как ты можешь это решать?! — папа скрипит ногтями по золочёным ручкам стула. — Мы ничего не понимаем… — говорит опешивши боярин. — Светозар… — просит Михайло. А Зар лишь садится обратно на место подле Мары, которая тоже весьма растеряна и зла. Спокойно выпивает свой чай и вообще ведёт себя так, будто только что не потоптался на планах семьи. Этот Юра! Мара больше не позволит ему извиняться. Он даёт Зару гиблую надежду. Он не достоин его. Мара глядит на своих родителей, неловко обговаривающих с семьёй сватов брак, будто не было протеста младшего сына. Зар же рядом совсем притихший. Маре страшно за их семью. Что-то нехорошее надвигается… Не зря дурные сны приходят всё чаще. Всё смертоноснее. Максарма пытается взять Зара за руку, чтобы поддержать, но тот даже не поворачивается в её сторону и в ответ ладонь не сжимает. Безвольный. Ей хочется закричать на отца, чтобы он прекратил обсуждать этот нелепый брак! Разве он не видит?! Разве не замечает он, как причиняет боль самому любимому человеку Мары?! — Всё будет хорошо… — шёпотом. Зар лишь кивает, оборачивается и улыбается светло-светло. Рядом с младшим братом всегда ощущается лето. — Не переживай, — шепчет в ответ Зар. Мара хмурится. И кто кого поддерживает? Ладонь у Зара тёплая, и бунтующая буря золотых искр затихает в Максарме, никому не навредив. Она даже не замечает, как глаза её сменили цвет. Невыносимая встреча кончается не скоро, и гости остаются довольны, когда покидают дом бывшего советника медведей. Лишь папа угрюм, и Зар не поднимает головы. В передней сумрачно. Позвать бы мужиков, чтобы разобрались с печью да освещением. Даже полосатый Баюн не кажет носу в общие комнаты, будто чует скопление взаимного недовольства. — Вы зря это сделали, — наконец произносит Зар. — Я всё сказал. — Не смей! Не смей позорить семью такими заявлениями! Мало тебе разговоров о нас после твоего сватовства? — папа строго обрывает брата. Зар сглатывает и вздрагивает, словно его ударили. Неприятно, но это честное напоминание. Так всё и есть. — Но это же можно исправить. Никто и не вспомнит об этом, если… — Никаких «если», — папа вновь перебивает Зара, которого так сильно хочется прикрыть собой. — Нам стоило уехать отсюда ещё до твоего рождения. — Базар… — просит отец. — Нет! Разве они не должны знать? Разве ж они не царской крови? — Ты только хуже сделаешь. Да и негоже нам с князьями в ссоре быть. — Ты всегда защищаешь своего названого брата, — злится папа, а отец только хмыкает. Они все привыкли к вздорному характеру папы. — Хватит, — вздыхает Зар мрачно, из-за чего все оборачиваются на него. Чего это вдруг? — Я не собираюсь выходить за Михайло. Неведомо мне, отчего вы так не любите князей, но я пойду замуж за Юру. — Что? — Мара и папа разом выдыхают удивлённо. Куда это Зар собрался? Откуда вновь разговоры об этом нахальном князе?! Брат совсем головой повредился… — Примите мой выбор, пожалуйста, — Зар кланяется. — На этом всё. Мара открывает рот, чтобы высказаться, но она настолько поражена этой речью, что слова не идут. Это как так? Немыслимо! Папа тоже сверкает глазами с раздражением и притопывает ногой. — Никогда этому не бывать! Я позволил вам прежде обручиться лишь потому, что горячо было твоё желание, а речи его порядочны. Но вы оба навели позор на наши семьи. Пересуды про царевича змей! И ты смеешь снова заговаривать об этом князьке?! — Папа, — тон у Зара внезапно меняется, и Мара охает. Надо же. Она брата таким прежде не видела. — Зар, — зовёт Мара да тянет его за рукав рубахи. — Давай уже пойдём. День сложный был, устала я. И Светозар вздыхает, глядит на неё и поправляет выбившиеся из её причёски светлые пряди. Шершавые подушечки пальцев случайно мажут по щеке. Мара сбита с толку. Ей так хочется обнять брата и пообещать, что всё уляжется. Но только не с Юрой. Нет этому медведю отныне места в их жизни. Мара ведь сделала всё для этого. Те записки ничего не значат — лишь способ загладить собственную вину перед Заром. «Не ненавидь меня. Я здесь. Я рядом, брат». Светозар смотрит в потолок, чтобы сморгнуть выступившие слёзы. Конечно, ему обидно и зло. Мара понимает, но они с папой делают это всё ради него. Пусть не Михайло, пусть кто иной, не князь Юрий. Он обманщик. И Мару обманывал со своими ухаживаниями и Светозару дарит сладкие улыбки. Бес окаянный! — Добро… — выдыхает Зар, сдаваясь. — Светозар! — Папа, — обрывает величественно Мара, отчего родители удивлённо глядят на неё. — Мы всё решим. Прошу, дайте передохнуть брату. Для него сейчас всё непросто, — она кладёт властно руку Светозару на плечо и тянет его к опочивальням. Зар подчиняется привычно. Нет больше в нём внезапной строптивости. Он идёт за Марой, опустив голову. Его тёплая ладонь в Маровой руке. — Зачем ты противишься родителям? Ты ведь знаешь, что как только я стану царицей, то заберу тебя с собой, — Мара усаживает безвольного Зара на лавку и ерошит его кудрявые, как у папы, волосы. — Скажи, сестра, мы должны быть несчастными? — О чём ты? — Я не просил ничего, не пререкался, не нарушал правил, и всё же все так злы на меня из-за моих чувств. — Никто не зол на тебя, что ты такое говоришь… — не понимает Мара и садится рядом. — Я не хочу быть царевичем. Почему я не могу быть просто безызвестным дружинником? — А будь ты обычным воякой, то была б у тебя возможность замуж пойти за князя Юрия? Ты знаком с ним лишь потому, что царевич змей, Зар. — Может, и славно, если бы я его не знал… — Тут я могу лишь согласиться. И отчего ты вообще его так любишь? — Потому что он всегда меня видел. — Но я тоже вижу тебя! — Маре все эти слова непонятны. — Ты — это другое. — Почему? — Потому что ты — моя сестра. Я всегда буду защищать тебя, а ты — меня. — И что же в этом плохого? — Ничего, — улыбается Зар, оборачиваясь на Маре. — Просто кроме защиты нам нечего друг другу дать. — Вздор! Всё моё — твоё! — Но всё моё — моё. — Что это значит? — хмурится она. Максарма не привыкла, чтобы Зар говорил с ней загадками. И что это ещё за «моё»?! Неужели Зару так плохо, что он даже не станет делиться? Но вот же Мара рядом, готова взять за руку и укрыть ото всех. Светозару это не нужно. — Подаришь мне дом на своих землях? — меняет он внезапно тему. — Конечно. Самый красивый! — Но разве самый красивый — это не твой? — смеётся Зар. — Ты всегда можешь жить со мной, — Мара ерошит кудри брата вновь. — Я хочу свой. — Зачем? — Хоть где-то позволь мне иметь что-то своё, а? — хохочет Зар, но Мара не понимает, почему это кажется брату смешным. Она никогда ничего у него не отбирала. — Я спать. — Так рано же… — Устал. — Снова меня оставишь. Ты прежде со мной не говорил столько времени. Хочешь спать — спи со мной. — Ты иногда ведёшь себя, как папа. — Это потому что я твоя старшая сестра и люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — тихо отвечает Зар, но всё же встаёт с лавки, уходит. Мара тяжело вздыхает. Нечестно. Что в голове у младшего братишки? Записки от Юры прекратились, но Светозар вдруг снова заговорил про этот брак. Простил его? Мара задумчиво поджимает губы и барабанит пальцами по лавке. Зар целыми днями дома сидит, не может быть, чтобы они встречались… — Баюн! — Мур-мяу, Хозяйка… — выползает из-за печи полосатый тощий кот. Мара хмурится. Кажется, она переборщила с наказанием. — Иди сюда, я тебя поглажу. Баюн радостно подскакивает и спешит на Маровы колени, чтобы насытиться её силой. Золотой ошейник болтается на худой лохматой шее. — Баюн, — Мара проводит ладонью по его пушистой спине и успокаивается от мурчания, — ты видал Юру рядом с нашим домом? — Не было его, — отвечает кот. — Но другие шептались, что ошивался поблизости чужак. — Не Юра? — Они не знают. У них нет глаз, мур-мяу. — А где их глаза? — Я съел их, Хозяйка. — Фе! — кривится Мара и скидывает наглого жирного кота со своих колен, а тот лишь устраивается подле её ног. — Какая гадость! — Я был голоден, мур-мяу! — Мне это неинтересно, — закатывает глаза Мара и призадумывается, что же делать. — Так и быть, будешь, значит, сам сторожить Юру по ночам. — Да как же, мур-мяу, я тоже спать люблю! — Баюн! — Как прикажите, Хозяйка, — поджимает хвост кот и медленно отползает к теням у стены, чтобы не получить сапогом под зад. Ишь чего удумал! Не слушается, разленился! Не нечисть, а сплошное разочарование. Мара падает спиной на лавки и понимает, что замёрзла. Здесь холодно, несмотря на тёплую печь. Это всё её проклятие. С каждый новым оборотом луны справляться всё тяжелее. Маре страшно подумать, что будет в конце. Лишь когда Зар рядом, холод отступает и удаётся отвлечься. Мара отдаётся этому чувству. Её накрывает с головой ледяная лавина. Тело крупно вздрагивает, и тени ползут со всех сторон на неё, обхватывают ноги и руки, цепляются за белые волосы. «ТЫ НАША-НАША-НАША! НЯМ-НЯМ-НЯМ!» — шипят голоса, но Мара не отстраняется. Не пытается бороться в этот раз. — «УБИТЬ! УБЬЁМ! ПРОСИ! УБЬЁМ! УБИТЬ!» — Да что ж вы такие жестокие? — смеётся вдруг Максарма, отважившись заговорить с этой тьмой в своей голове, отчего она замолкает. — Можно и не убивать… — отвечает растерянно тьма десятками голосов разом, эхом чьих-то жизней. — Ах, ты разговариваешь… — Ну да. — Так чего ж ты всех погубить хочешь? — Потому что ты этого хочешь, — шипит тьма, скользя по телу Мары. — Или не хочешь? Постой, мы запутались… Чего ты хочешь? — Почему вы слушаете меня? — Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? Мара громко смеётся. Тьма окутывает собой мир за стенами терема. И боли отступают. Отступает даже одиночество, пока Мара погружена в эту бездну из чёрного пуха. — Вы делаете, как скажут? — Мы отвечаем велению сердца… — Но я не хочу никого убивать, — качает головой. — Ой ли! — смеётся разноголосая тьма, из-за чего под Марой ходуном ходят лавки. Интригующе! Глаза загораются золотом. — Да, я не чудище… — Ты — прошлое и будущее. — Что это значит? — Судьба. — Вы продолжите говорить загадками? — Мы говорим, как есть. Мара хмыкает и закрывает глаза. В этот раз тьма внутри и снаружи. За тонкой плёнкой век не видать света. Тело расслабляется. Мару будто бы касаются десятки ласковых рук. Что за чудное чувство? — Мн… — постанывает она, и тьма замирает. — Что такое? — Ничего, продолжай, — требует Мара, краснея. Она догадывается, к чему это приведёт, но подобные запретные вещи всё равно останутся лишь в её опочивальне, в её голове. Странно, но прежнего страха нет. Эти голоса утешают уставшее от борьбы сознание. Фантомные руки забираются Маре под одежду, и телу становится горячо. Нежные прикосновения делают кожу гусиной. Слишком приятно для зла. Мара трёт сомкнутые веки и выгибается. Она всё ещё одета? Неясно. Неизвестные руки щипают её за соски, и хочется подглядеть, что же там в самом деле происходит, но Мара знает, что мираж растает сразу, как только она решит это сделать. — Осторожно! — фыркает Мара раздражённо. — Мы понимаем… — А кажется, что нет! Кто же так трогает… — А как трогать? — удивляются голоса тьмы. — Мы такое раньше не делали… — Мягче нужно, — вздыхает она, стараясь подстроить под себя странный механизм волшебных рук. — Чтобы не больно было. Не люблю, когда больно! — О. Ясно. Хотя мы не поняли. — Да чёрт вас дери! — Не надо нас драть! — пугается тьма. — Мы так слабы! — Слабы? А голова у меня от вас вечно болит сильно! — Это не мы! Не мы! — шипят голоса взволнованно. Мара тяжело вздыхает. Ну вот. Теперь она лежит возбужденная, взбудораженная и остывающая. Неприятно зудит между ног. Глаза бы открыть, но Мара до сих пор надеется, что всё-таки говорящая тьма имеет хотя бы каплю совести! Или достаточно страха пред ней, чтобы Маре стало легче в этот зябкий вечер, когда её брат так лихо оставил её. — Продолжай, — командует Мара. Меньше всего в данную секунду хочется думать о Светозаре. Раствориться… Раствориться бы в этой тьме, в липких звуках и солоноватом аромате собственной кожи. Пусть больше не будет лета подле неё. Пусть её солнце померкнет. Мара стонет, разгоняя в голове немытую фантазию. Во тьме, где царствует только она, владеть можно любым существом. Брать и отдаваться. Мара трётся о чью-то неизвестную ладонь или ладони… Отзывается на чью-то улыбку. Она сгибает ноги, чтобы опереться и помочь себе тазом вознестись и рухнуть в пропасть собственной жестокой идеи. Мара хочет похитить солнце. Она так близко… Так близко к нему. Мару накрывает оглушающая волна сладкой дрожи, и в опочивальне призрачным эхом отзывается её краткое рыдание. Она ощущает себя такой жалкой. Открывает глаза, прежде чем нега полностью отпускает её. Одиночество ушло, но вместо него теперь явилась бушующая злость, словно горная река, разрушающая. Эта тьма заразила Мару после их близости. Фантазия осыпается острыми осколками реальности. Извращенка. Будь Мара смелее… Будь она старше… Будь честнее сама с собой… Но Маре так мало лет, и она засыпает на лавках, удовлетворённая безымянным духом.

***

Шагают дни по календарю. И одна луна сменяется другой. Несмотря на новую необъяснимую дружбу с голосами в своей голове Маре не становится легче. Сны её всё больше окрашиваются кровью. Знамения. Мара даже приносит дары тотему змей, чтобы предки указали ей путь к спасению. Но молчаливы духи. Чем ближе дыхание зимы, тем хуже связь между небом и шаманкой. Маре бы спросить медведей, да только она никогда у них ни о чём не справлялась. Ей не нравилось быть частью этой культуры. — Папа? — Да, Максарма? — отвлекается папа от вышивки золотой нитью. С возрастом Базарова красота поблёкла, лицо сильно осунулось и загрубело, отчего его необычная внешность так ярко показывала, что он чужак в Чернигове, как и сам Мара. — Ты слышишь предков? — Иногда. Совсем немного. — Ты знаешь, что сделать, чтобы связь стала крепче? — А для чего тебе это надобно? — папа внимательно вглядывается в Мару, и та так явственно ощущает этот придирчивый взгляд, будто в ней уже заметны все изъяны. — Тебе плохо? Ты больна? Скажи, если больна. — Нет, — отмахивается Мара, боясь, что её пуще прежнего примутся контролировать, как в детстве. — Просто кажется, будто дух мой ослаб, и только! — Немудрено. Змеи засыпают к зиме, как и наши силы. Таков круг жизни. — Да… Я знаю. Но вдруг есть возможность! — Обратись к богам-медведям, — предсказуемо кивает папа на тотем, что стоит в соседнем от змеиного углу. — Эти боги наоборот набираются сил к зиме. Мара вздыхает. Какой нелепый разговор. Сбежать бы поскорее, пока папа не принялся расспрашивать. Как объяснить ему, что иногда под кожей жжётся кровь невыносимо, что разом скачут предметы по опочивальне, когда Мара напряжена, что мысли роятся такие, что нужно слишком много сил, чтобы удержать всю эту ярость внутри? Или не ярость? Мара не может подобрать определения, не может даже узнать, как с этим свыкнуться. Никто не поймёт этого. Она лишь безысходно оборачивается к выходу, когда замечает на письменном столе красивый пергамент. — Это что? — Ах, это отцу из княжеского дома. — Ему присудили награду? — удивляется Мара и берёт изящное письмо в руки, что мгновенно обжигает её пальцы, как только взгляд опускается на слова. — Приглашение на свадьбу, — вторит строкам письма папа за Маровой спиной. — Один из сыновей Всеволода сочетается браком. — Встеслав… — Да, позор семьи. На деньги разменял свой титул, — папа фыркает насмешливо, пока Мара вчитывается в расползающиеся слова приглашения. Как это возможно?! Они же виделись не так давно! Они же улыбались друг другу! Мара передавала письма Светозару от Юры лишь затем, чтобы иметь повод лишний раз повидаться со Встеславом. Что происходит? Горькие подозрения закрадываются в душу. У кем у Встеслава свадьба? С ЭТИМ?! С безобразным купцом, кто бы мог подумать! Выбрал купца, чтобы весь город теперь смеялся над Марой! Её бросили ради страшилы! А ведь Мара бахвалилась пред друзьями, как очарованы ею княжеские сыновья… Перечитывая снова и снова приглашение, Мара почти слышит, как рвётся в клочья её репутация. Встеслав её предал! Но за что? Разве не было меж ними всё хорошо? — Максарма? — зовёт папа. — Ты чего так оторопела? — Ничуть, — лжёт искусно Мара, улыбаясь. — Не слыхивала я прежде, чтобы Встеслав был влюблен, да ещё и в купца. — Наверняка купец этот брюхатый. А у князя Встеслава никогда ни вкуса не было, ни принципов. Как радостно, что никто из вас из-за него не пострадал… Мара сжимает губы сильнее, злобнее. Какая гнусная игра с её сердцем! Что Встеслав пытается доказать? Не может действительно этот купец быть люб князю! Мара прекрасно знает об аппетитах Встеслава и о его нежной страсти к себе. Они всё-таки целовались! Встеслав ходил за ней, как баран привязанный! Встеслав, видно, не понял, что Мара готова откликнуться на любую его авантюру! «Слава ничего в этой жизни не выбирал сам. И бороться он за тебя не станет…» — вдруг вспоминается болезненная насмешка Добрыни. Поразительно! Невероятно! Мара сминает пальцами дорогой пергамент в ярости. Глаза её сияют мстительным золотом. Нет, они просто друг друга не поняли! Мара срывается с места, накидывая по дороге шубу, и даже не оборачивается на папин окрик. А лучше бы обернулась… Лучше бы осталась и всё забыла. Лучше бы была благоразумнее. Но Маре так мало лет, и всё для неё впервые. Самое яркое воспоминание юности — убийство. Она даже не понимает, что происходит в тот момент, когда она умоляет Встеслава, а следом ярится, что есть мочи, на рыжего уродца. Щуплый купец оказывается высоко в воздухе и бьётся оземь, как мешок навоза. Оказывается, люди хрупкие. Их кости-веточки хрустят и ломаются запросто. Мара впервые видит столько крови сквозь муть золотых искр. Это не может быть она. Глаза жжёт от подступающих слез, руки не слушаются, язык не ворочается для заклятия. Мара не знает волшебства, способного спасти мёртвого. Её баловство с оживлением птичек для Светозара — ничто, в сравнении с возвращением человеческого духа истерзанному телу. Мара не управляет собой, но очень старается, потому что Встеслав замер рядом и кажется ещё бледнее, чем труп пред ними. — Я позову на помощь! — заявляет Мара и подскакивает с места. Её тело понимает всё раньше разума. БЕЖАТЬ! Нужно срочно бежать как можно дальше отсюда! И Мара бежит, одеждами цепляясь за лысые когтистые кустарники. Бежит по знакомым улицам. Бежит к родному дому. Нет, она не позовёт на помощь, по крайней мере, не так, как тоже ожидает Встеслав. Ничего не выйдет. Мара старается не плакать, пока не понимает, что на самом деле её лицо совершенно сухо. Это просто ещё какая-то достаточно живая часть в её сердце в ужасе от произошедшего. Мара должна бы вести и чувствовать себя иначе, но её единственное желание сейчас — это добраться до дома, до Светозара и спастись. Уж с братом они найдут выход, как всегда! Светозар точно знает, как говорить с княжеской семьёй! Напуганная, с гримасой безумия Мара влетает в переднюю, где натыкается на таких же обезумевших родителей. Они уже знают?! Как такое возможно?! Её казнят? Её наверняка казнят! О, боги-змеи! — Ты знала про своего непутёвого брата?! — набрасывается на Мару папа, и та сжимается, боясь удара, но папа лишь всплёскивает руками. — Мы должны от него отказаться! — Базар, ты что же такое говоришь… — в этот раз отец не подтрунивает, грубо высеченные черты его лица становятся ещё жестче. — Но это он сбежал! Вадим! Как нам это теперь спрятать? Это не достойно поведения царевича! — Кто сбежал? Куда? О чём вы говорите? — новый всполох беспокойства теснит грудь, что мысли о собственной оплошности отступают назад. Мара не дослушивает, срывается с места к опустевшей опочивальне брата. — Светозар сбежал с этим мальчишкой! Ты погляди! Погляди на это послание! «Простите… люблю… не вините…» Да как можно не винить, когда он нас так опозорил?! — папа рвёт несчастную бересту на части и притопывает вздорно ногой. Мара обшаривает взглядом комнату. Нет же, нет! Это неправда! Зар бы не поступил так с ними! Младший брат всегда любил и заботился о Маре, чтобы бросить в самую трудную минуту. — Я поищу его! — Да не найдёшь ты никого, — отмахивается папа и хватается картинно за чело, морщась. — Вадим, подай мне стул. — Я вызову гонца для встречи со Всеволодом, — отец помогает присесть папе. — За что он так с нами? — спрашивает папа отца и сжимает на мгновение его ладонь. — Мы дали ему всё, мы заботились о нём, а он сделал из нас врагов. — Это же Светозар. Он воин. Он наверняка уже всё продумал. Да! Да, так и есть! Продумал! И для Мары тоже выход найдётся. Интересно, ждёт ли Встеслав её до сих пор на берегу иль понял уже, что провела его змеиная царевна? У Мары от ужаса нутро сжимается. Пока родители спорят о решении Зара, с ними в одном тереме находится убийца. Ох, болтаться ей в петле, если Мара срочно что-нибудь не придумает. Побег не так уж и плох, если они с Заром смогут жить свободно. Маре ведь действительно никогда не нужны были ни титул, ни богатства, ни поклонники — только немного родного тепла. Решено! Мара соберётся немедля в дорогу, пока не настигла её кара в виде княжеской дружины, найдёт Светозара и больше никогда не вернётся в медвежьи земли. Вместе они справятся. А с Юрой всегда можно разобраться. — Ты куда же? — оборачивается папа на Мару, его серебристо-чёрные кудри стянуты в тугой хвост. Маров взгляд скользит по папиным волосам, совершенно игнорируя лицо. Мысли скачут одна за одной. Свидится ль она с родителями вновь? И желает ли она в самом деле встретиться с ними? Они ещё не знают, какое Мара разочарование в их жизни. Ей даже на мгновение становится жаль их. Так много планов, и, чудится, что ни одному из них не суждено сбыться. Мара хотела бы ощущать стыд, но сейчас её куда больше занимает личная безопасность. — В свою опочивальню, — пожимает она плечами. — Ты точно не знаешь, где твой брат? Мы можем ещё успеть вмешаться. Я знаю, ты любишь Зара, но слепое потакание… Мара не сдерживает желчного смешка. — Да поразит меня молния на месте, если я имею хотя бы крупицу желания, чтобы Зар был вместе с Юрой. Я единственная здесь против с самого начала, папа. Отец сурово глядит на Мару — видать, та перегнула палку со своим выступлением. Но в сердце пылает злоба, и никак от неё не отделаться. Быть может, Мара порой даже винит своих родителей за хрупкую Зарову надежду на брак. Зар изначально должен был быть просто советником при Максарме, и тогда бы никто не пострадал. А теперь слухи растащат вороны по городам, что сын погубил свою репутацию, а дочь — убийца. Судьба ль это или воспитание? — Мы вернёмся к этому разговору после того, как найдём Светозара, — обещает строго отец, но Мара лишь вздорно фыркает и закатывает глаза. — Вадим, — просит папа и вздыхает. Маре не интересно, о чём будут говорить родные. Их планы — будущая пыль под копытами Марового коня. Добраться до комнаты, перевести дух и скоро собраться в дорогу. Мара так и поступает, но чуть менее хладнокровно, чем рассчитывала. Сердце стучит так сильно, что руки вздрагивают от каждого удара. Блазнится, что вот-вот, и Мара потеряет сознание. Она оглядывается по сторонам. Что нужно взять? Что пригодится в пути? Сейчас она даже жалеет, что пропускала занятия по военным походам. Никогда и в голову не приходило, что Мара когда-либо останется одна в лесу, чтобы думать о пропитании, выстраивании ночлега, выживании… — Баюн! Баюн! — громким шёпотом зовёт она кота, но тот отчего-то не выскакивает из мирных теней в углу опочивальни. — Да где же ты, бестолковый слуга?! Баюн! Никто Маре не помощник. Волшебного кота, видать, отец отправил на поиски Светозара. Пусть Баюн и был передан Максарме, но только отца он никогда бы не ослушался. Мара раздражённо притопывает ногой. И что ей делать? У обычных слуг точно появятся вопросы. Достав небольшую суму из сундука, Мара принимается бросать туда всё, что, как она полагает, должно помочь ей в дороге. Да и долго ль ей в этой дороге быть? На лошади она быстро доберётся до ближайших деревень, что с удовольствием предоставят ей ночлег за золотые и волшебные фокусы. Решено! Чем меньше вещей, тем лучше. Мара взбудоражено высыпает всё на пол и принимается вновь выбирать то, что может пригодиться: небольшой клинок, веревка для ловушки и монеты (их не много, но на первое время сгодится, а потом уж найдётся и брат). Приходится немало выждать, прежде чем Маре удаётся выскользнуть из дома незамеченной — папа долго оставался в передней. Слышатся голоса. Мара ныряет за облысевший куст сирени возле терема, чтобы не попасться на глаза пришедшим. До конюшни ещё далеко, а папа уже говорит с дружинниками и выглядит весьма обеспокоенным. Это пришли за Марой? Невидимая петля сжимается на Маровой шее, и она задыхается в ужасе, касается горла, чтобы осознать, что это лишь мираж. Она ещё на свободе, да только без коня. Чтобы добраться до конюшни, нужно пересечь двор и попасться на глаза охране и папе. У Мары ничего не выйдет. Она сглатывает с трудом ком в горле, разворачивается к тайному выходу через сад и ныряет к лугу, чтобы самым кратчайшим путём добраться до леса. Всё идёт не по плану не только у родителей. Взмокшая и задыхающаяся Мара оборачивается, не ведётся ль погоня… Но нет, белокаменные стены Чернигова уже в отдалении. Здесь, из леса, их толком и не видать. Мара бежала так быстро и долго, что сил не осталось. Но она не поймана, всё ещё жива. Ликующий выкрик и облегчённый смех. Наконец, страх утихает в сердце. Мара стирает рукавом капли пота с чела и вдруг осознаёт, что изрядно замёрзла. Предзимний вечер теперь опускается наземь скоро, и лютый мороз пробирает до костей. Затянутое тучами небо предвещает первые большие снегопады уже этой ночью. У Мары дурное предчувствие. Она взывает к своим силам, но с увядающей природой утихли и они. Нет, она ещё способна разжечь костёр или даже заставить кого-нибудь отловить для себя еду, но без коня и обычного куска хлеба хорошо ли Мара справится? Она думает о том, что где-то так же сейчас скитается Светозар, и это придаёт ей сил. Не так уж далеко от Чернигова расположены большие деревни. Мара отлично помнит карту, чтобы добраться туда пешком. Остатка дня должно хватить, чтобы она нашла тёплый кров. Нужно идти, и Максарма идёт. Не страшат её ни черти, ни лешие, ни водяные. В лесу очень сложно встретить то, что может напугать Мару, кроме конной дружины, способной быстро вернуть царевну змей домой и отправить под суд, потому Мара сворачивает подальше от основной дороги, чтобы совсем затеряться в глуши… И больше не находит пути назад. Минует один день, затем — второй, третий, но желанных деревень отчего-то так и не появляется на горизонте. Мара истощена. Она зовёт Баюна, но слишком далёк от неё волшебный кот. Взывает к силам предков, но призрачные указки тех путают Мару лишь больше. Озлобленная и уставшая она сидит у костра и жуёт какие-то корешки, потому что ей так и не удалось поймать никакой мелочи. Эх, будь у неё хотя бы лук, да и тот остался в конюшне! Не стоило бежать. Родители бы наверняка что-нибудь придумали. Верно! Мара могла бы отправиться в Навь, как когда-то сделал отец, и спасти глупого купца. Отчего этой мысли не пришло ей раньше… Теперь кукует она в лесу, не зная, где дом, без сил и в абсолютном одиночестве. Даже нечисть вся от Мары попряталась. Вот же черти! — Да что это за наказание такое?! — кричит Мара на небеса и грозит им кулаком. — Я разве столь плоха, что боги так меня мучают?! Но нет ответа. Очередная ночь на замёрзшей земле. Даже жар от огня почти не помогает. Вновь сыплет снежная мука сквозь пушистые ветки сосен. Постепенно лес начинает переодеваться в белые одежды. Мара потирает руки и прячет их подмышками, чтобы сохранить тепло. Она дрожит. Пущай лес здесь достаточно густой, однако северные ветра порой всё равно гуляют меж ветвей. Мара чихает и ощущает себя больной. Ей всё же холодно или жарко? Она уже не понимает. Следующее утро выходит тяжелым. Просыпаться совсем не хочется, хотя костёр давно уже остыл. Сколько сейчас времени? Светло или темно? Мара пытается понять, куда ей брести дальше, но она слишком устала. Голова готова лопнуть от болей в любой момент. Хочется усесться на пень и никогда больше с него не сходить. Как же Мара ненавидит походы! И что Светозар в них нашёл?! То ли дело мягкая перина и подушки на печи! Ах, как было бы прекрасно опереться на тёплые каменные бока и откусить горячий пирожок с картошкой, а лучше с мясом! Еремей, их повар, готовит самые вкусные пирожки во всём Чернигове — с тоненьким тестом и сочной начинкой! Мара бы сейчас всё своё золото отдала за один такой пирожок! Сглотнув, она практически ощущает любимый вкус во рту. Ах, как было бы вкусно! Перед глазами всё расплывается, и она даже опирается рукой о дерево, чтобы не упасть. Или всё же падает? Мара никак не разберёт, что происходит. На языке ощущаются сладковатое тесто и солоность мяса… Ах, этот жар!