Они горели ярко

***

Сойдя с платформы девять и три четверти и попрощавшись с товарищами, Сириус оглянулся по сторонам, думая, что ему предстояло ожидать от лета с дядей Альфардом. Он уважал и ценил его. В редкие приходы дяди в дом двенадцать на площади Гриммо Бродяга мог почувствовать себя человеком. Его интересовал сам мальчик, а не то, как он ведет себя. Однако подобных встреч было мало. Их буквально можно пересчитать на пальцах обеих рук. И тут вдруг Альфард пригласил племянника на всё лето. Сказать, что Сириус удивился, значит ничего не сказать. Он радовался, что ему не придется оставаться одному в Хогвартсе или ехать обратно к родителям, но в то же время он нервничал. А если дядя окажется таким же, как остальные? Возможно, он выглядел таким идеальным лишь потому, что появлялся редко да метко. Возможно, если он узнает его поближе, то разочаруется. Это и предстояло выяснить. Сириус заметил фигуру высокого мужчины, идущего среди толпы. Он выделялся: его костюм походил на одежду аристократов, походка была прямой и мягкой. Он крутил в руке зонтик, глазами ища кого-то. Бродяга направился к нему: это и был Альфард Блэк, его дядя. Мужчина увидел его тоже, улыбнувшись краями губ. —Ну, здравствуй, Сириус. Подрос ты, конечно, значительно. Чем тебя в Хогвартсе-то кормят? —Здрасте. Кормят как кормят, — он подошел и обнял дядю. Сириус не был тактильным человеком и не особо любил объятия, но он хотел как-то выразить уважение и признательность к Альфарду. Он почувствовал, как руки мужчины обвились вокруг него так же, как и его собственные. —А что это за нежности? Неужто так рад меня видеть? —Просто нашло что-то… Это только один раз, если что, — Сириус отвел взгляд в сторону и отступил назад. Дядя лишь ухмыльнулся. Он похлопал парня по плечу, после положив руку на спину. Альфард удивлялся тому, как вырос племянник. В последний раз они виделись до его поступления в Хогвартс. Тогда это был просто буйный мальчишка, которого он любил, как родного сына, а теперь парень походил на мужчину: сравнялся с ним в росте, голос погрубел, даже стала заметна легкая щетина. Сколько всего он пропустил в жизни мальчика. —Я так и понял. Хватай чемодан, — Альфард протянул племяннику ладонь, ожидая, что тот быстро среагирует. Сириус слегка приподнял брови, но взял его за руку, в другой держа сумку с вещами. В следующую секунду платформа девять и три четверти исчезла. Перед глазами всё поплыло и закружилось, но спустя еще мгновение парень ощутил под ногами землю. Его мутило, а зрение еще привыкало к окружению. Они с дядей стояли посреди какой-то безлюдной улицы. Сириус и не заметил, как вцепился в мужскую руку, будто боялся упасть. —Что это было? Мы трансгрессировали? — Глубоко дыша, сказал парень. —Да. А ты чего ждал? На метлах полетим? —Не то, чтобы… Но непривычно. —Первый раз? — Альфард получил в ответ кивок, — со временем привыкнешь, пошли. Я живу тут за углом. Сириус побрел следом за дядей, оглядываясь по сторонам. Район в целом выглядел хорошо: не такой богатый, как там, где жили Поттеры, но и не трущобы. Вдоль дороги выстроились ряды аккуратных таунхаусов, которые скрывались за живыми изгородями и невысокими каменными заборами. Коричнево-кирпичные фасады подчеркивали уют района, а ровно подстриженные кусты гармонично дополняли картину упорядоченности. Парень даже на секунду подумал, что это маггловский район. —Альфард, а вы живете среди магглов? — Даже с каким-то недоверием поинтересовался Сириус. Он относился к магглам нейтрально, но его удивляло, что чистокровный Блэк решил поселиться в их округе. —Ты прям как Бурга скривился, когда она узнала об этом, — усмехнулся Альфард, однако, увидев недовольное и в какой-то степени сердитое выражение лица племянника, немного опешил и прочистил горло, — ладно, понял, про мать было лишнее. —Крайне лишнее, — буркнул себе под нос Сириус, поджав губы. Он не хотел вспоминать свою мать. Хотел забыть ее имя, облик, голос. Но ему еще придется с ней пересекаться по воскресеньям. Как же тошнотворно становилось от мысли, что он будет видеть этот пустой взгляд и скривившиеся в отвращении губы. —Так, о чем мы? — Альфард остановился и повернулся к парню, сложив руки за спину, — а, да, я живу среди магглов. Удивительно, что с ними поприятнее бывает, чем с нашей любимой семьей. Здесь тихо, спокойно. Когда-то я хотел перевести и тебя сюда, но мне запретили. — Взгляд мужчины опустился на асфальт. Он вздохнул, проигрывая в голове ссору с сестрой лет десять назад. Тогда она и выгнала его из дома номер двенадцать на площади Гриммо. Он пытался забрать с собой племянника, однако всё прошло крайне неудачно. После этого года три он не мог даже появляться на пороге: его прогоняли. Альфард переживал за судьбу мальчика, которого лично растил первые годы его жизни. —Вы хотели взять меня с собой? — Будто бы ошеломлённый голос Сириуса вернул мужчину в реальность. —Да, — он вновь набрал в легкие воздуха и выпустил его через рот, — Но Вальбурга решила, что ты должен вырасти наследником рода Блэк, а не сумасбродом, как твой дядя. Поэтому мне запретили к тебе приближаться. Я смог добиться ее расположения обратно лишь спустя четыре года. Она женщина упертая. И всё же даже самых упрямых можно переубедить. Альфард мягко улыбнулся Сириусу, заглядывая ему в глаза. Парень был копией своей матери. И с годами это становилось всё заметнее и заметнее. Он видел в нем молодую версию родной сестры, еще не обременённую семейными предрассудками и ненавистью ко всем на свете. Он мечтал увидеть ее снова такой. Однако, увы, мог лишь лицезреть отражение старой Вальбурги в ее сыне. Горечь заполнила сердце. И ведь Сириус никогда не узнает ее настоящую. Она закрылась ото всех, особенно от сына. —Не представляю, как вам удалось добиться этого, — парень сказал это больше себе, чем дяде. Он сглотнул, сводя брови к переносице. Почему его мать такая… такая… сложная? Почему она не могла быть ему мамой? —Потом и кровью пробирался к ее сердцу. Ладно, не будем сыпать соль на рану, — Альфард выдохнул и направился к калитке в ярдах десяти от места, где они вдвоем стояли. Он зашел во двор и подозвал жестом племянника, после направляясь в сторону крыльца небольшого двухэтажного дома. Сириус пошел вслед за ним, невольно оглядываясь. Он был настороже, словно в любую секунду кто-то мог напасть. Зайдя внутрь жилища Альфарда, он ощутил холод. Поежился. Будто дома оказался. «Сразу видно, что тут живет Блэк,» — промелькнула мысль, когда парень увидел вокруг старинную мебель и гобелен, задумчиво свисавший со стены в прихожей. В воздухе стоял ощутимый холод — он цепко держался, как неугомонный гость, которого не могли прогнать даже старания дяди, занявшегося растопкой камина. —Второй этаж, первая дверь налево, там твоя спальня. Располагайся. —Тогда я пошел, — Сириус поднялся по лестнице и свернул тут же к указанной комнате. Спальня оказалась обставлена без излишеств: двуспальная кровать с лаконичным покрывалом, старый комод, над которым висело слегка потемневшее от времени зеркало, и скромный письменный стол у окна. Обстановка была простой, но достаточной для жизни, и на том «спасибо». Не раздумывая, парень бросил сумку на пол, тяжело рухнул на матрас и закрыл глаза, позволяя усталости взять своё. В груди тяжело: он вспоминал Хогвартс. Там его дом, а не у дяди или другой родни. Даже с Альфардом не так, как в школе чародейства и волшебства. В голове проносились их с Джеймсом приключения. Он уже скучал по другу, по его шуткам и оптимизму. Он хотел бы поселиться у Поттеров навсегда. За те два раза в их доме он стал родным, желанным гостем. Однако Сириусу гордость не позволяла напрашиваться. Он скорее на улице останется, чем попросит о помощи или ночлеге. Подобное связывало всех Блэков вместе: каждый из них не терпит к себе жалости и считает, что справится со всем сам. Регулус, Вальбурга, Сириус да даже Альфард — все они такие. Возможно, именно поэтому Блэкам всегда сложно друг с другом. Парень провёл руками по лицу, пытаясь прогнать тоску, и зачесал назад непослушные волосы. Желание покурить вспыхнуло неожиданно и остро. Он выпрямился, тяжело вздохнув, и бросил рассеянный взгляд на окно. Оно было небольшим, но с широким подоконником, который словно манил своей простотой и уютом. —Вот и славно, будет, где сидеть, пока курю, — с этими словами Сириус встал и открыл ставни. Вид открывался впечатляющий: весь пригород лежал перед глазами, словно нарисованный на полотне. Но настоящую магию создавал закат. Солнце, медленно опускаясь за крыши домов, окрашивало всё вокруг в золотисто-оранжевые тона. Его последние лучи касались горизонта, будто не желая прощаться с землей, и отражались в глазах парня, зажигающего сигарету. Сделав первую затяжку, он выпустил дым в открытое окно, позволяя ветру унести его прочь. Постепенно мысли очищались от тревог и переживаний, вызванных разлукой с другом. Однако это спокойствие продлилось не долго. В голову залез образ надоедливой Уилсон. Закатное небо напоминало ему чем-то цвет ее волос. И разум, словно насмехаясь, тут же подкинул череду воспоминаний о ней, от которых невозможно сбежать. Сириус и не пытался сопротивляться. Даже если она порой выводила его из себя, последние три месяца её образ не покидал его мысли. Каждое утро начиналось с её призрачного присутствия, каждую ночь завершали кошмары. В них он неизменно терял её. Эта потеря во снах терзала его сильнее, чем он был готов признать. Почему страх утратить её такой всепоглощающий? Сириус выбросил сигарету в окно и лег обратно на кровать, надеясь уснуть без тревожных игр воображения. Но Оливия не спешила уходить. Стоило закрыть глаза, как её лицо снова всплыло перед ним — эти янтарно-болотные глаза, словно свет от пожара в глубине леса, манящие и опасные. Её солнечные кудри, в которых, казалось, всегда запутаны лучи рассвета. Эти губы… Он задержал дыхание. Сердце вдруг заколотилось быстрее, как будто от ощущения чего-то запретного. «Так. Куда-то ты не туда уходишь,» — остановил себя парень прежде, чем всё зашло совсем в иное русло, — «не хватало еще, чтоб опять проблема возникла.» Сириус боялся говорить даже самому себе правду. Он упрямо отрицал очевидное, отказываясь признать, что в его жизни появился кто-то, кто начал ему нравиться. Мысль об этом казалась ему слишком абсурдной, слишком неприемлемой, чтобы сдаться ей без боя. Но день за днём противиться становилось всё сложнее. Его организм, который за последний год сильно изменился, теперь подавал откровенные сигналы о влюбленности. И всё же упертость Блэка не победить даже телу, сходившему с ума. Парень уткнулся лицом в подушку, простонав от своей безнадежности. Как он мог позволить разуму так беспощадно играть с ним? Эти мысли, как коварный хищник, подкрадывались из темноты, раз за разом возвращая её образ. Всё, чего он хотел, — это просто жить. Жить легко, без лишних размышлений и терзаний, без этой бесконечной борьбы с самим собой. Тогда он был бы полностью свободным.

***

Первые пару недель у дяди Сириус не выходил из комнаты. Он то писал Джеймсу, то курил, то просто лежал на кровати или ходил от окна до двери. Он не знал, чем себя занять. От всего ему было скучно. Даже тренировку по квиддичу устроить не мог: магглы заметили бы. Еще и эти ужины в доме Блэков. После первого воскресенья он отходил дня три. Прокручивал в голове каждую минуту. Мать даже презренного взгляда за весь вечер не бросила на него. Она общалась с Альфардом, но не с ним. И ее примеру последовали все остальные. Отец в принципе всегда особо не обращал на него внимания, а вот младший брат виновато смотрел в пол, будто разбил мамину любимую вазу. Лишь дядя как-то с ним говорил во время ужина. Сириус так и не понял, почему мамаша приняла такое решение, если тотально игнорировала его. Поэтому спустя пару воскресных встреч он поинтересовался у Альфарда о его мнении на этот счет. —Дядя, для чего вообще нам ходить на ужин с нашей семейкой, если там явно мне не рады? —Ну, — мужчина сидел на мягком кресле у камина, держа в руках книгу. Пламя тихо потрескивало, отбрасывая на стены теплые отблески, создававшие атмосферу покоя. Но стоило ему услышать голос племянника, как он сразу оторвался от чтения, задумываясь ненадолго и задерживая взгляд на тлеющих углях, — мне кажется, что Бурга не может полностью отпустить тебя. Сириус приподнял одну бровь, опираясь боком на дверной косяк. Он скрестил руки на груди и посмотрел на дядю, поджав губы. Что-то Альфард скрывал, что-то недоговаривал. Не могло всё быть так просто. Чтоб его мать, великая Вальбурга Блэк, которая всю жизнь смотрела на него с холодным безразличием, вдруг не захотела отпускать сына? Да он бы ни за что в это не поверил. Её слова и поступки всегда говорили об обратном. Нет, тут что-то другое, он уверен в этом. Всё намного глубже. —А если поподробнее? —Это долгий будет разговор. И не самый приятный. —Что вы от меня скрываете? —Много чего. — Альфард показал на диван, приглашая Сириуса присесть. Он отложил книгу и сцепил пальцы в замок, — я не намерен тебе врать, но я обещал хранить тайну. И это не простая тайна. Я дал непреложный обет, поэтому не могу рассказать абсолютно всё. Парень молчал, однако выражение его лица выдало больше, чем могли бы сказать любые слова. На долю секунды на нём отразилась тень — мимолётная, почти незаметная чужому взгляду. В глазах вспыхнуло непонимание, смешанное с едва уловимым удивлением, прежде чем он вновь натянул привычную маску равнодушия. «Непреложный обет? Что же там за тайны такие?» — Он размышлял, поджав губы и продолжая внимательно слушать. —Твоя мать тебя любит, Сириус. Просто ты родился не в тех обстоятельствах и не в то время. Из-за этого в ней зародилось зерно ненависти. Бурга не всегда была такой, какой ты ее знаешь. Она раньше очень походила на тебя. — С каждым дядиным словом Сириус хмурился всё сильнее. Он отрицательно качал головой, будто не веря ему. — В школьные годы она тоже была бунтаркой и перечила нашему отцу. Она хотела уйти из дома и пойти работать в Министерство. Я отговаривал ее. Говорил, что она тогда потеряет наследство. И знаешь что?

***

«—Плевала я на наследие Блэков! — Кричала она мне в бешенстве. — Я хочу жить свободно и своей жизнью! Я хотел как лучше. Боялся за неё, за её будущее, как и полагается брату. Отец бы никогда не позволил ей просто так уйти. Он бы превратил её жизнь в ад. Я прекрасно понимал: в Министерство её точно не взяли бы. Наш дорогой папаша был там не последней фигурой и мог легко повлиять на любое решение, запретить ей даже подойти близко к карьере, о которой она мечтала. Но ее упрямство… Затуманивало разум. Это ты тоже унаследовал от нее. Тогда нам было всего ничего. Ей восемнадцать, она только закончила Хогвартс. А мне шестнадцать. Что я сделал бы? Я даже колдовать вне школы права не имел. И всё же я пытался остановить сестру. —Как ты не понимаешь, Бурга, мы Блэки! Нам на роду написано жить так, как мы живём. Это клеймо, которое не стереть. Оно передаётся из поколения в поколение, от отца к сыну и дочери. Если ты решишь сбежать, то за порогом уже не будет ни мягкой кровати, ни собственной ячейки в банке, ни уважения от услышанного имени. Всё это исчезнет. Тебе придётся пробивать себе дорогу собственными силами, добиваться каждого шага потом и кровью. И даже если ты решишь рискнуть… Отец сделает всё, чтобы у тебя не было ни единого шанса. Он разрушит каждый твой путь. Тогда я видел, как она в порыве гнева расплакалась. Её плечи вздрагивали, а слёзы текли по щекам, но она упрямо старалась скрыть их, гордо вскидывая голову. Думаю, она понимала, что в моих словах скрывалась правда, даже если ей это не нравилось. А я… Сейчас я понимаю, что тогда говорил полнейшие глупости. Грубые, необдуманные, обидные. Наверное, стоило выбрать другие слова, подойти к этому иначе. Но что можно требовать от шестнадцатилетнего мальчишки? —Отец меня убьет… — Шептала Бурга, смотря в пол. Её голос был настолько тихим, что я сначала даже не разобрал слов. Я сделал шаг ближе, склоняясь к ней, чтобы услышать, а она заговорила ещё тише, словно боялась, что её слова могут разбить тишину на осколки, — если я останусь, то буду ненавидеть и себя, и остальных.»

***

—Я спросил ее почему, но позже мне пришлось поклясться, что я не придам огласке тот ее ответ. Сириус не знал, что сказать. Он до сих пор не мог поверить, что его мать хотела сбежать из дома. Что же ее остановило? Почему она вышла замуж за другого Блэка и родила двоих детей? Неужели Альфард сумел ее отговорить? —Ты же знаешь, что если нарушить непреложный обет, то ждет смерть? — Парень кивнул, — я физически не могу поделиться с тобой этой информацией, как бы я не хотел. Просто помни, Сириус: даже со всеми секретами, всеми распрями, всеми недопониманиями мы семья. Мы Блэки. Нам надо держаться друг за друга. Да, наша любовь может быть извращена. Да, мы чистокровные снобы, но никто не поймет Блэка, кроме его семьи. Твоя мать просто забыла об этом и отгородилась ото всех. Она ненавидит Блэков так же, как и ты. Это плохо. Это привело сам знаешь к чему. Ты можешь всегда обратиться ко мне. Я не мудрец, не герой, не правильный человек. Но я твоя семья. Я… Альфард осёкся, оборвав свою речь на полуслове. Слова застыли в горле, будто он не уверен, стоит ли продолжать. Он поднял взгляд на Сириуса — в глазах отразились боль и сожаление, слишком явные, чтобы их можно было скрыть. Внутри бушевала борьба. Ему хотелось раскрыться, сказать всё, что копилось годами. Хотелось стать для племянника тем, кого у него не было, — отцом. Наверстать потерянное время, заполнить пустоту, которая отделяла их друг от друга. Стать настоящей семьей. Но между ними всё ещё зияла пропасть — невидимая, но ощутимая, выстроенная из недосказанности, ошибок прошлого и страхов. Он не знал, как её преодолеть, и потому молчал, лишь крепче сжимая руки на подлокотниках кресла. —Дядя… Вы не можете оправдывать мою мать… — Первое, что смог сказать Сириус, вырвалось само собой. Непроизвольно. Будто он проигнорировал абсолютно всё, кроме слов о Вальбурге. —Я не оправдываю. Я просто пытаюсь объяснить, из-за чего она такая. Ты хотел узнать, почему она не отпускает тебя? Возможно, она видит в тебе своё отражение. Ту часть себя, которую когда-то вынужденно подавила, но которая всё ещё жива внутри. Возможно, ты напоминаешь ей то прошлое. И поэтому она держится за тебя, как за напоминание. А вместе с тем пытается подавить и переделать, словно хочет управлять тем, что не смогла изменить в своей жизни. Говорят, правда режет глаза. А ты, возможно, самая главная правда в её жизни. — Он сделал паузу, сдерживая накатывающие снежным комом эмоции. — Надеюсь, она когда-нибудь признается себе во всём и даст тебе ту свободу, которую сама не получила. Но… Это лишь надежда. И, знаешь, я не уверен, что она к ней готова. Сириус смотрел в пол, его брови дергались в непонимании, а потерянные глаза бегали по узору на ковре. Его рот то открывался, то закрывался, но слова не приходили. В голове царил хаос, а сердце сжалось в комок. Он не знал, как реагировать на это. Он хотел кричать, устроить скандал, не согласиться с тем, что слышал. Он почти чувствовал, как злость нарастает, как желание оттолкнуть всё это поднимается на поверхность. Руки начали дрожать, и парень не мог избавиться от мысли, что, возможно, ему нужно просто уйти, вырваться на воздух и закурить, чтобы хоть как-то унять этот накативший внутренний шторм. Но как только эта мысль промелькнула, его сознание цепко ухватилось за другую — неужели он действительно копия своей матери? «Правда глаза режет, говорите?» — Сириус мысленно усмехнулся, горько и в какой-то степени печально, — «да, режет. Как нож по сердцу. Забыть бы этот разговор. Не знать бы ничего. Зачем я вообще задал этот тупой вопрос? Зачем захотел понять ее? Дурак. Зачем…» Внезапно он ощутил мужскую ладонь на плече. Альфард сидел на корточках и смотрел на него так пронзительно, словно видел насквозь. «Что ты смотришь?» — Сириус озадаченно заглянул ему в глаза, словно пытаясь там найти ответ на свой вопрос. — «Хочешь увидеть во мне ее? Не хватает сестрички? Да?» Он скинул руку дяди и, не сказав ни слова, ушел на второй этаж. Хлопнув дверью, он сполз на пол. Альфард видел в нем лишь Вальбургу. Теперь он в этом уверен. Отвращение накатывало волной, подступая к самому горлу и оставляя после себя горький привкус тошноты. Он взялся руками за голову. Сириус не Вальбурга. Он не его мать. Он никогда ею не будет. Его всего трясло — беспорядочно, неистово, как будто собственное тело больше не подчинялось ему. Страх пронзал каждую клетку, обжигая мыслью о том, что он может стать таким же, как она. И в то же время где-то глубоко внутри разгоралась ненависть, яркая и жгучая, будто пламя. Он не она. Он не допустит этого. Он не повторит её путь, не позволит себе пасть в ту же бездну жестокости и равнодушия.

«Я никогда не буду таким, как Вальбурга Блэк»

***

Ближе к августу Оливия собирала вещи в своей комнате, готовясь к долгожданной поездке. Позади остались долгие уговоры родителей, чтобы ей позволили поехать к Мии. Мама сразу с теплотой согласилась, понимая, как для девочки важно общение с друзьями. Но вот отец оказался куда более непреклонным. Оливии пришлось изрядно потрудиться, чтобы склонить его на свою сторону. Она бралась за любые домашние дела: то вытирала пыль, то мыла посуду, то помогала маме с младшим братом, который уже уверенно топал по дому и без умолку болтал. Она надоедала ему одним и тем же вопросом на протяжении месяца: «Можно я поеду на август к Артемии?» Заветное «да» ей удалось вырвать у отца только к концу июля, и то ценой серьёзного компромисса: она пообещала звонить или писать каждый день. Услышав его согласие, Оливия буквально подпрыгнула от счастья, едва сдерживая радостный крик. Этот момент стал для неё настоящим праздником, единственным ярким пятном на фоне унылых недель каникул, которые она провела дома. Всё остальное казалось тусклым и однообразным. А вот кошмары продолжали терзать её. В этих мрачных видениях Кайл всё же надругался над ней, и Оливия просыпалась с диким ужасом, в холодном поту и с комом в горле. Первые мгновения после пробуждения были самыми страшными — она лихорадочно осматривалась, пытаясь понять, где находится, и убедиться, что это всего лишь сон. Но страх не отпускал. Он поселился где-то глубоко внутри, заставляя её вздрагивать от каждого чужого прикосновения, будто даже малейший контакт мог вернуть её обратно в тот кошмар. Она дергалась от того, как Ремус брал ее за руку, когда они гуляли. Однако она благодарна ему, что он ни на чем не настаивал. Отец всегда говорил Оливии, что свои страхи нужно преодолевать, а лучший способ — это «клин клином». Она решила последовать его совету и посвятила первый месяц каникул борьбе со своей боязнью прикосновений. Сначала она просто позволяла другим касаться её, особенно Ремусу. Каждый раз её бросало в жар, а воспоминания о произошедшем накатывали, словно тёмная волна. Постепенно девочка начала привыкать. Её тело и сознание, хоть и неохотно, но всё же учились воспринимать прикосновения как нечто обычное, а не источник боли и страха. Она заметила, что стала меньше зацикливаться на этом. Пусть ночные кошмары не исчезли совсем, но теперь они казались ей чуть менее всепоглощающими. Конечно, процесс восстановления будет долгим. Ей предстояло ещё многое преодолеть, чтобы снова почувствовать себя свободной от страхов. Еще один «шрам» точно останется.

***

Оливия ехала с Ремусом на автобусе в сторону Бристоля. Там жила Артемия. Где-то недалеко от города располагалось летнее имение МакМилланов. Туда Мия приезжала на каникулы. Как выяснила Уилсон, почти вся их семья жила в Шотландии, но из-за работы большую часть времени отец Мии жил в Лондоне или где-то недалеко, поэтому, чтобы видеться с дочерью, он приобрел дом на западе Англии. Там девочка жила почти одна, если не считать слуг и домовых эльфов. Дорога до подруги не была слишком долгой: каких-то три часа и Оливия и Ремус уже подъезжали к месту назначения. Оказавшись на месте, они замерли перед массивными воротами, за которыми возвышался величественный особняк. Белоснежный дом, обвитый густым плющом, словно сошёл со страниц старинного романа. Он стоял в окружении трёхметровых живых изгородей, создавая ощущение уединения и скрытой роскоши. Уилсон застыла на мгновение, приоткрыв рот от изумления — масштаб территории и величие здания поражали воображение. Когда она была у Поттеров, то думала, что те богатые люди, но теперь она уверена, что это МакМилланы настоящие богачи. Пару поприветствовал на входе домовик Клэви, проводя в гостиную, где собрались трое: Лили, Мэри и сама хозяйка дома. Первые две прибыли еще вчера. А последняя сразу же подпрыгнула, увидев Оливию. Она побежала обниматься, почти налетая на нее и даже не замечая рядом стоящего в растерянности Люпина. —Лив! Наконец-то приехала, моя хорошая. — Артемия радостно пищала своим и так высоким голосом. Она отлипла от подруги, оглядывая ту с ног до головы, — ух, да вы посмотрите на нее. Выросла большая такая. Так еще и какие прелести появились. Мия потянулась к груди Оливии, но та одернула ее, шлепнув по рукам. Уилсон нахмурилась и слегка прикрылась руками, чувствуя неловкость от неожиданного внимания, которое ей оказывали. Она прекрасно понимала, что её тело заметно изменилось за ту часть лета, что она провела в доме родителей. На второй неделе каникул у неё начала расти грудь, а вскоре она прибавила ещё пару дюймов в росте. Это сбивало с толку. Ей казалось, что она становится слишком высокой, почти неуклюжей, словно дылдой. Пока большинство девочек её возраста оставались в пределах пяти с половиной футов, она уже достигла отметки пять футов и семь дюймов. Её тело начало стремительно проходить через этапы полового созревания. Всё, что у других происходило в районе тринадцати или даже одиннадцати лет, у неё началось с явным опозданием. Например, та же МакМиллан уже давно выглядела взрослой, с полностью сформированной фигурой, и это выделяло её среди ровесниц. А Оливия только сейчас сталкивалась с переменами, которые вызывали у неё смешанные чувства. —Не трогай, а, — возразила Уилсон, поджав губы и сводя брови вместе еще сильнее. Она отвела взгляд в сторону и вниз. Неуютно. — Я ж тебя не лапаю. —Прости! Просто ты так похорошела. — Мия виновато посмотрела на подругу. Она еще не знала, что Оливии приходилось каждое утро брать мамин тональный крем, чтобы скрыть нарастающие синяки под глазами. Не знала, что Уилсон последние месяцы не доедала. Может она научилась краситься и похудела, но полезным для организма это не назовешь. —Привет, Мия, — разрядил обстановку Ремус, вставая рядом с Оливией. Он улыбнулся уголками губ, будто поддерживая свою девушку. —А, привет, — МакМиллан немного неловко улыбнулась в ответ. К ним подошли Мэри и Лили, завязав разговор о школе. Следующие несколько часов ребята провели за беседой. Хозяйка дома устроила для новоприбывших небольшую экскурсию по поместью, и Уилсон с Люпином были по-настоящему поражены его величием. Пять просторных спален, плюс несколько других комнат, — всё это казалось им чем-то невероятным, особенно учитывая скромные условия их жизни. Если первая жила в двухэтажном доме в пригороде Лондона, то у второго дом был небольшим: всего две спальни и кухня-гостиная, где пространство ограничено, и каждый уголок имел своё особое значение. Не сказать, что Ремус жил бедно, но и не роскошно. Он довольствовался малым. Его больше интересовал не материальный достаток, а духовный. Несмотря на количество спален, Мия почему-то решила поселить Оливию с Ремусом вместе, ссылаясь на то, что сейчас не все комнаты пригодны для проживания. Уилсон уже слышала подобное от Поттера. «Ну и зачем столько комнат, если всё равно половиной пользоваться нельзя?» — Думала она, небрежно кидая сумку с вещами на пол. Что еще неприятнее — постель всего одна. Оливии даже казалось, что Артемия специально это сделала. — «Любительница лезть в чужую личную жизнь. Я ей еще устрою потом.» Люпин смущенно сидел на краю кровати, весь потея. Целый месяц ему предстояло спать с девушкой. Причём не с какой-нибудь, а с той, которая ему действительно нравилась. Очень нравилась! Тело странно откликалось на эту мысль. Он беспокойно теребил край своего джемпера, не зная, куда деть руки, и ощущая, как в груди сжимается напряжение. Ремус боялся, что его гормоны будут слишком сильно бушевать рядом с Оливией, особенно в такой непосредственной близости. Он даже не знал, как в глаза ей смотреть. —Рем, можешь выйти? —Что?.. — Лунатик резко вздрогнул и обернулся в сторону девушки. Она стояла у шкафа с вешалкой и какой-то футболкой. Он медленно моргнул, пытаясь понять сказанное ею, ведь пропустил мимо ушей абсолютно всё. —Мне нужно переодеться. —О… А, ой, — Ремус тут же подскочил с места и, чуть ли не спотыкаясь, вышел из комнаты. Он сел на пол под дверью, чувствуя, как румянец приливает к щекам. Юношеский мозг непроизвольно начал представлять, как Оливия переодевалась. Эта картина, возникшая в бурном воображении, вгоняла его в краску еще больше, заставляя ощущать себя каким-то извращенцем. Взгляд потемнел от стыда, и он накрыл лицо ладонями, вздыхая, как будто это могло хоть немного облегчить внутреннее смятение. «Что со тобой не так?» — Задавала вопрос тревожность внутри Люпина. Он лишь пожимал плечами и кусал губы. Неприятное напряжение расползалось по всему телу. Почему он перестал контролировать свой организм? Неужели теперь ему придется жить так всё время? С этими непонятными реакциями и дурацкими мыслями? Еще одна проблема. Теперь надо не только за полнолуниями следить.

***

Оливия сняла с себя футболку в ту же секунду, как Ремус вышел из спальни. Ее душил ворот. Хотелось вдохнуть полной грудью. Она села на кровать, одетая в лиф да джинсы-клеш. Достала из кармана брюк помятую папироску, которую думала выкурить где-нибудь в кустах еще до того, как они с Люпином зашли в дом. Старая привычка вернулась к ней. После попробованной сигареты Блэка она не могла жить спокойно. Пару раз в неделю она бегала на улицу гулять, чтобы в одиночестве покурить. Сигареты покупались в тайне от родителей и прятались подальше от чужих глаз. С каждым годом у Оливии становилось всё больше и больше секретов от мамы с папой. Курение, проблемы в школе, травмы, теперь к этому всему добавилась и темная магия. Взгляд девочки упал на сумку, пока она сжимала в кулаке сигарету. Ее угораздило взять с собой ту книгу, что она украла из запретной секции. Дома она не могла читать ее, боясь, что родители увидят. Да и не до того было. Она решила, что, возможно, удастся сделать это у МакМилланов, где за ней следить не будут. Однако она просчиталась: в комнате одной ей не быть. Рядом почти всё время Ремус и так до самого сентября, а после уже обратно в Хогвартс. Оливия быстро скользнула к сумке и вытащила из-под стопки вещей книгу, и заодно прихватила спички. Ее пальцы бережно прошлись по переплету. Казалось, одно неверное движение и толстый том развалиться прямо на глазах. Она села на подоконник и зажгла сигарету. Медленно затянувшись, она ощущала, как дым наполняет легкие, и, с минимальным усилием, открыла первую попавшуюся страницу. «Крестражи. Раскол души надвое,» — одними губами прочла девочка узорную надпись на весь лист. Ее брови слегка приподнялись. На пару мгновений она перестала моргать, вылупившись на текст. Голова начала работать быстрее, — «Раскол души? Что это значит?» Оливия перевернула страницу, но тут её взгляд упал на пустое пространство — несколько листков были вырваны, причём сделано это было небрежно: оставлены оборванные края. Она нахмурилась, не скрывая недовольства таким исходом, и сжала челюсть. Несколько долгих секунд она сидела с сигаретой в руках, затем сделала глубокую затяжку и выдохнула дым прямо на бумагу, как будто это могло хоть немного успокоить её беспокойство и разочарование. Уилсон размышляла: «Кто-то явно брал эту книжку до меня. Но кому она понадобилась и как он проник в запретную секцию? Надо будет выяснить это». В этот момент в дверь постучались. Оливия тут же подпрыгнула и поспешно закрыла книгу, пряча её обратно в сумку. Она замешкалась, перебирая вещи в поисках более-менее чистой кофты, при этом продолжая держать сигарету в зубах. —Ливви, можно войти уже? — Раздался голос Люпина. —Секунду! — Она нашла какой-то бежево-коричневый топ и натянула его, параллельно выкидывая окурок в форточку. В комнате чувствовался табачный дым. И Оливия была уверена: Ремус с его чутким нюхом точно поймет, что она тут делала. —Входи, — она поправила рукава и закинула в рот жевательную резинку из заднего кармана джинс. Ремус аккуратно приоткрыл дверь и проник внутрь. Его глаза округлились, и взгляд упал на открытый живот Оливии. Он сглотнул, чувствуя новый прилив пунцового румянца к щекам. За что ему это всё? —Я… Это хотел сказать… Пойду прогуляюсь, — Люпин не знал, как себя обезопасить от неприятных ему мыслей. Может, свежий воздух поможет. Он вздохнул, отводя свой взор к окну, — погода хорошая. Надо наслаждаться, пока лето не кончилось. — Пауза. Короткий вдох, — можешь мои вещи кинуть в шкаф куда-нибудь? —Конечно. Но я бы с тобой прогулялась, если честно. — Уилсон просто улыбнулась, а у Лунатика сердце ёкнуло. Что за несправедливость… —Ладно… — Голос дрогнул. Он отвернулся, скрывая свое смущение. Внезапно он почувствовал странный и противный запах. Табак. Его невозможно с чем-то спутать. Брови сами нахмурились. Он снова обратил свой взор на Оливию, — ты курила тут? Молчание. Виноватый орехово-зеленый взгляд и поджатые губы говорили сами за себя. —Ну разочек покурила. Что такого? —Сейчас разочек, а потом будешь меня весь месяц травить, — неожиданно агрессивно процедил Ремус, сам от себя такого не ожидая. Уилсон замерла, глядя на него с неподдельным шоком. —Эй, Рем, ты чего так? —Ничего. Просто я против этой дряни. —Эта «дрянь» помогает мне расслабиться. —Есть много других способов снять стресс. —Ну-ну, и какие же? — Оливия скрестила руки на груди. —Чтение, например. —Конечно, что еще можно было ожидать от заучки, — она закатила глаза и вздохнула, — я не буду тут больше курить. На улицу убегу. Хорошо? —Не хорошо. Зачем ты снова начала это? Сигареты — зло. Ты себе легкие губишь. Это может привести к раку. А онкология тебе не игрушки. От нее умирают. —Не беспокойся, меня таким не убьешь. Чтоб меня сломить, понадобится ни одно непростительное проклятье. — Уилсон подошла к Ремусу и взяла его за руки, словно подтверждая свои слова прикосновением. Она не хотела его слушать. Не хотела нравоучений. От него она желала лишь поддержки и принятия. —Ладно, прости. Погорячился… — Он повернул голову в сторону, пряча смущение на лице. Такое для него уже давно обыденно. —Погорячился? Ремус Люпин, да вы прям извержение вулкана устроили, — она хихикнула, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. Ей всё еще тяжело было проявлять знаки внимания. Голос в голове кричал каждый раз, чтобы она бежала подальше, не прикасалась ни к кому и заперлась в башне. Но, несмотря на это, она заставляла себя преодолеть внутреннее сопротивление, шаг за шагом перебарывая страхи и сомнения. —Сам не знаю, что на меня наш… — Ремус не успел договорить: он невольно вернул голову в прямое положение, и, к его удивлению, столкнулся с поцелуем Оливии — не на щеке, как ожидал, а прямо на губах. Вдруг его дыхание перехватило, будто весь мир замер на мгновение. Он не мог не вспомнить тот первый поцелуй в библиотеке, когда она призналась ему в любви. Это было давно, но воспоминания мгновенно вернулись, и его сердце бешено заколотилось. Он давно хотел повторить это, но боялся давить на Оливию: ее и так от простых прикосновений дергало после происшествия с Кайлом. Однако вот — столкновение. Глаза Люпина распахнулись широко. Сердце упало вниз. И вновь… Вновь это напряжение, отдающее в нижнюю часть тела легким покалыванием. Длилось всё недолго. Уилсон быстро и резко отстранилась, сама находясь в полу шоковом состоянии. Она не ожидала, что так получится. Девочка отошла подальше, переваривая ощущения. Голос внутри кричал: «Что это было?» В горле стало сухо, жар подступил к щекам, воздух вокруг внезапно гуще. Неосознанный поцелуй вышел глупым и несуразным. Она даже не намеревалась касаться его губ. Почему тогда всё в ней встрепенулось так? Она списала это на болезненные воспоминания. Проще же объяснить такие яркие реакции чем-то плохим. Оливия ведь не готова. Она не хочет никаких отношений, заходящих дальше прикосновений к рукам. Определенно так. «Это было не так уж и отвратно, как с Харрисом…» — Промелькнула мысль, от которой Уилсон передёрнуло, — «примерно так же, как в первый наш поцелуй. Может… Может я даже что-то почувствовала…» Ее ужасали собственные доводы. Неужели всё-таки ей начал нравиться Ремус? Неужели всё не так страшно? Неужели… Она хочет еще? От осознания Оливия еще гуще покрылась румянцем. Она мгновенно выбежала из комнаты, бормоча что-то вроде «прости», не в силах встретиться с его взглядом. Ей нужен свежий воздух, чтобы хоть немного успокоиться и привести мысли в порядок. Она не заметила, как оказалась на террасе. Солнце уже садилось, окрашивая небо в мягкие розовые и золотые оттенки. Ей в лицо дул слабый, но прохладный ветер. Она поежилась, приобняв себя за плечи. —Я же не влюбляюсь… Не то, чтобы это было плохо… — Говорила сама с собой Уилсон, садясь на деревянные ступеньки. Она подперла голову руками, кусая губы. В её душе поселился новый страх — тихий, но настойчивый. Страх, что всё испортит, что закончится это не одним разбитым сердцем. Она не умеет ничего в любви. А если ей понравится кто-то другой внезапно? Или, что еще хуже, Ремус влюбится в кого-то еще? И вдруг ей не всё равно, что Люпин может поменять ее на кого-то. —Зачем я ему вообще. Дура с кучей травм и бзиков. Агрессивная, неуклюжая… — Ком подступал к горлу. Оливия чувствовала, что закапывается в самобичевании. Она накрыла лицо ладонями. Слезы сами потекли из глаз. Она беспорядочно вытирала их, пытаясь улыбнуться, но лишь сильнее всхлипывала. Рыдания смешивались с истеричным смехом. И тут она услышала шаги. Девочка выпрямилась, замерев. Губы дрожали от напряжения и попыток быть тихой. В глазах еще блестели слезы. Немного потряхивало. Аккуратные шаги приближались. Периферийным зрением она заметила знакомую фигуру парня, который подошёл и сел рядом, молча. Они сидели так, не проронив ни слова, в тишине. Минуты тянулись, словно вечность. —Оливия… — Ремус заговорил шепотом, который едва доходил до слуха Уилсон. Она тряслась вся. А он не давил. Ждал, когда ей полегчает или когда она сама попросит его о помощи. Он не хотел навязываться. —Рем… Я… Я не, — слова не складывались, а противный ком поперек горла всё не уходил. Она смотрела куда-то вдаль. Боялась повернуться к нему. Боялась увидеть его лицо. Боялась того, что начинала чувствовать. —Я понимаю. Можешь не пытаться быть сильной и независимой. Тебе четырнадцать, а не тридцать. Хочешь выплакаться — плачь. Я, если что, рядом, — Люпину было необходимо хоть раз помочь Оливии. Он хотел, чтобы она доверяла ему, не убегала, не скрывалась. Может тогда у них и сложится что-то хорошее. Уилсон нашла в себе силы посмотреть на Ремуса. И ее прорвало: из глаз потек водопад слез, губы изогнулись в гримасе боли. Она наклонилась вперед и уперлась лбом в его плечо, тихо всхлипывая. Он осторожно положил ладонь на ее спину, поглаживая. Его сердце разрывалось на части от вида сломленной Оливии. Он мечтал, чтобы она всегда радовалась. Возможно, когда-нибудь у него получится сделать ее полностью счастливой. Девочка чувствовала спокойствие рядом с ним. Он будто обволакивал ее комфортом. Дарил свое тепло. Она подняла заплаканные красные глаза и взглянула на лицо Люпина. Он даже казался ей теперь симпатичным. Неужели она и в правду влюблялась? Незаметно он вытоптал тропинку к ее сердцу, ненавязчиво и незаметно, как всегда и делал. Ее рука потянулась вперед, и дрожащими пальцами она убрала прядь русых волос за ухо. Ремус даже не дышал: вдруг разрушит этот трепетный момент? Его голубые глаза не отрывались от ее. Губы приоткрылись, кадык слегка дернулся. Она была так близко. И что-то во всём этом казалось нереальным. Оранжевые лучи солнца подсвечивали ее кудри и лицо, делая весь образ подобно ангельскому. Припухшие розоватые глаза выдавали ее беззащитность и открытость перед ним. Это еще больше его привлекало: она наконец показала ему себя настоящей. В такой Оливии он видел отголоски той девочки, с которой познакомился во «Флориш и Боттс». Уилсон сама подалась дальше, наполовину прикрыв веки. Ей хотелось ощутить его тепло еще сильнее. Хотелось понять, что она чувствует и что с этим делать. Она едва коснулась губ Ремуса своими, на этот раз осознано. Он не двигался несколько долгих секунд, боясь, что это сон и он сейчас проснется. Лицо горело, и даже прохлада вечера не спасала от всепоглощающего жара, который покрыл всё тело. Прикосновение было легким, едва ощутимым, как в первый раз, однако эмоции ярче, чем тогда. Люпин колебался: он не знал, что ему делать. То ли плакать от счастья, то ли ответить, то ли отстраниться, то ли… Он доверился моменту. Его ладонь сама легла на щеку Оливии, под пальцами чувствовалась мягкая, влажная кожа и несколько выбившихся золотистых локонов. Ремус наклонился ближе, двигая Уилсон к себе. Он неумело отвечал на поцелуй, будто теряя уверенность в каждом движении, будто не знал, как правильно реагировать на всё происходящее. А у нее выбился весь воздух из легких. Оливия невольно шмыгнула носом, кладя руки на плечи парня. Мокрые от слез губы двигались осторожно, словно пробуя, проверяя. Она всё еще дрожала, но уже не от слез и напряжения, а от трепетности мгновения. Ей нравилось. Ей, черт возьми, нравилось чувствовать губы Ремуса на своих. Это казалось чем-то нереальным, странным, и в то же время прекрасным. Внутри всё словно застыло: сердце не билось, легкие не вздымали грудь, желудок замолчал, хоть до этого и хотелось есть. Мир снаружи тоже не спешил оживать. Не слышны были даже вечерние сверчки. Но и такие драгоценные моменты кончаются. Они отстранились друг от друга, глупо улыбаясь. Ремус большими пальцами вытирал слезы на лице Оливии, а она лишь наслаждалась такой заботой. Он зачесал прилипшие к щекам волосы назад, глядя на Уилсон нежно и влюбленно. У него будто открылось второе дыхание. Жизнь стала, как никогда, удивительной и насыщенной цветами. Всё вокруг цвело так же, как его сердце. —Лив, я… — Ремус смотрел в глаза Оливии, сглатывая. Он тонул в лесной чаще этих очей. Даже когда прошел дождь их зелень манила своим блеском. Девочка положила три пальца на губы Люпина, мягко призывая его не продолжать. В её глазах читалось облегчение, и она тихо хмыкнула, как будто сбросив с плеч тяжёлую ношу. —Спасибо, — единственное, что она смогла сказать. Ее голос немного охрип от рыданий. Она не знала, что может быть так хорошо с человеком. С тем, кого она начинала любить.

***

В середине августа Джеймс уже не выдерживал разлуки с лучшим другом. Всё тело просилось обратно в Хогвартс. Всё нутро кричало, что ему не хватает дурацких и язвительных шуточек Блэка. С ним никогда не было скучно. Сириус его брат, пусть не по крови, но по духу точно. Он отпросился у родителей поехать в гости к другу на последние недели каникул. Выведав в письме адрес Альфарда, Поттер отправился туда. Он уже предчувствовал веселье и приколы. Его потряхивало, и он не мог усидеться на месте, пока ехал, и ощущал, как предвкушение разгорается внутри, заставляя его нетерпеливо вертеться и оглядываться. Пригород, в котором жил дядя Сириуса, показался ему скучноватым: всё строго и в одном стиле. Его родной район был куда интереснее, ведь там у каждого здания свое оформление. Он шел, оглядываясь на однотипные строения, ища таблички с номерами на каждом из них. Приходилось всматриваться даже в очках. Близорукость раздражала Джеймса — без очков все вокруг на расстоянии пяти ярдов расплывалось, а вот в них хотя бы можно было хоть что-то разглядеть. Он хотел бы избавиться от нее когда-нибудь с помощью магии, но пока не придумали ничего для лечения таких болезней. Внезапно Поттер услышал знакомый, однако уже немного более хрипловатый и низкий голос. Он взволнованно оглянулся вокруг, беспорядочно выискивая глазами Сириуса. Приблизительно в двадцати ярдах от него виднелся силуэт, приближавшийся с молниеносной скоростью. Джеймс сразу же рванул навстречу. Несколько секунд и столкновение. Сохатый напрыгнул на друга, который едва устоял на ногах. Сириус, несмотря на тяжесть тела на нем, запрыгал, обнимая Поттера так, будто с их последней встречи прошло не два месяца, а целых десять лет. —Бродяга! Да ты вымахал! — Радостно заговорил Джеймс, когда они наконец разъединились. Ему пришлось слегка наклонить голову назад, чтобы посмотреть в глаза друга. Тот уже явно был больше шести футов. Удивительно, как быстро они начали меняться. И сам Поттер подрос за последний год, отчего часто болели ноги и суставы. Голос у него тоже садился, принимая более грубый, но при этом такой же звонкий оттенок. —Я теперь понимаю Хагрида. Начал врезаться во все дверные проемы, — Блэк рассмеялся, будто бы лая. —Скоро до его размеров дорастешь. Может тебя великаны подбросили Блэкам? — Джеймс ухмыльнулся, хлопая друга по плечу. —Не удивлюсь, если это правда.

***

Альфард принял Джеймса спокойно и гостеприимно. Он старался вернуть доверие Сириуса после того разговора: племянник слишком резко всё воспринял и почти не разговаривал с ним на протяжении двух недель. Теперь Альфард вел себя более мягко и чутко по отношению к парню, не упоминая его мать в принципе. Даже на тех же воскресных вечерах он вел себя иначе. Он незаметно и аккуратно подходил к каждой беседе, правильно подбирая слова. Ему было не привыкать: с Вальбургой всё происходило примерно также. И мать, и сын имели свои триггеры в разговорах, которые взрывали их. Поэтому Альфард учился избегать этих «стоп тем». Мужчина пытался подружиться с Поттером, чтобы наладить контакт с племянником. Ему это даже удалось. Джеймсу понравились шутки и легкость дяди Сириуса в общении. Он нашел его интересным человеком, пусть тот, как и многие взрослые, копался в жизни подростков. —Парни, еще подружек-то не завели? — Поинтересовался как-то Альфард, сидя в кресле с книгой, как любил это делать по вечерам. Сириус и Джеймс слушали на магнитофоне кассеты с маггловской музыкой. На день рождения Поттер просил родителей подарить ему такой же, как у Оливии, а заодно и кассеты. Это чудо техники магглов удивляло его первое время, но потом он понял, как всё устроено, и надолго стал пропадать, погружаясь в мир прекрасных песен, гитар, барабанов и клавиш. —Что? — Джеймс выпалил, нажимая кнопку «стоп» на проигрывателе. Он поднял брови вверх в непонимании. —Какие подружки, дядя, — закатил глаза Сириус, после отводя взгляд к окну. Челюсть слегка сжалась. Он ни за что не скажет о своем увлечении одной полукровкой. —Какие-какие, обычные. Вам-то уже четырнадцать, одному уже через пару месяцев все пятнадцать. Я в вашем возрасте с девчонками уже, — Альфард оторвался от книги и показал жест: он потер указательные пальцы ребрами друг об друга. От этого Джеймс смутился, немного краснея и кашляя. Сириус же даже не посмотрел на него, будто бы увлеченный видами за окном. Мужчина рассмеялся, его смех звучал, как мед для ушей, — Не пугайтесь так. Я лишь интересуюсь. Просто, вроде, в этом возрасте уже половое созревание начинается, если не ошибаюсь. Должно как-то начинать тянуть к прекрасному полу, если, конечно, вы не из «этих». Альфард прищурился, вглядываясь в лица двух друзей. Поттер приоткрыл рот в шоке. Он не думал, что разговор может зайти в такую степь. —Дядя, вы слишком много на себя берете, — сухо ответил Сириус. После того диалога о Вальбурге его стиль общения с Альфардом стал более формальный. Он не хотел слишком сильно сближаться. —Мистер Блэк, а вы правда в четырнадцать уже во всю с девочками крутили? — Не сдержался от вопроса Джеймс, отходя от удивления. Ему было даже интересно послушать. Он не мог отрицать, что потихоньку его кредо «без женщин» ломалось под гнетом гормонов. Ему самому хотелось чего-то, но он пока не понимал чего. Сириус посмотрел на друга с негодованием во взгляде и гневом, который он использовал лишь в редких случаях. Он сейчас хотел бы провалиться сквозь землю. Тема отношений для него становилась всё более и более больной из-за дурацких чувств. Он сполз на диване немного вниз, вздыхая. —Ну, да. Могу рассказать пару моментов, чтобы вам потом не было стыдно, когда наконец заведете себе подружек. —Не надо, — Сириус закрыл лицо руками. —А ты че такой, Бродяга? Смущаешься, что ли? —Джим, я сто раз говорил, что меня не интересуют отношения. —Могут сейчас не интересовать, но потом начнется, — встрял Альфард, — нельзя вечно воздерживаться. Для здоровья иногда надо. —Отношения для здоровья? — Сириус скептично посмотрел на дядю, убрав ладони от лица. —Не совсем отношения. Не думаю, что вам особо кто-то из взрослых говорил об этом… Знаете откуда дети берутся-то? Наверняка уже знаете. Джеймс кивнул, не в силах ответить словесно. Эта тема вызывала у него легкую неловкость, но ему явно было проще, чем Сириусу, который не знал, куда себя деть вообще. Бродяга тоже знал, как появляются дети. Обоим парням рассказывали ребята со старших курсов. Это своего рода традиция — просвещать младших на тему секса. Блэк уже и сам чувствовал, что его тянет ко «взрослой жизни». Пару раз в неделю у него случался казус в виде внезапной эрекции. Первое время он не понимал, что с этим делать: в туалет ходить неприятно, в брюках неудобно и в целом как-то некомфортно. Позже он открыл для себя, что этот «казус» можно устранять, причем вместе с этим получать и удовольствие. Ему даже нравилось. Особенно нравилось параллельно представлять образы. Конечно, одним из самых ярких была зеленоглазая блондинка. Но он стыдился того, что позволял себе фантазировать о ней. Его чувства к Оливии были невероятно противоречивыми. С одной стороны, она бесила его, вызывала гнев и действовала на нервы. Но с другой — она была единственной, кто способен был вызвать у него такие яркие эмоции, и это чертовски привлекало. Их конфликты, маленькие перепалки, подколы добавляли жизни Сириуса остроты, придавали ей вкус. В эти моменты он ощущал себя особенно живым, как будто сама жизнь приобретала глубину и смысл. И, видимо, голова приняла отдельно от него решение, что раз так происходит, значит Оливия Уилсон ему нравится. Раздражало. Он не хотел подпускать кого-то близко к сердцу. И так Джеймс там поселился. Страшно, если кто-то еще туда заберется. Страшно доверять, страшно терять, страшно… —Ну, тогда, думаю, вы понимаете, что для здоровья в отношениях полезно. — Голос Альфарда прервал поток быстрых мыслей Сириуса. — Могу дать пару советов, как завоевать девушек. У меня с этим проблем никогда не было так-то. —Ладно, не отвяжитесь же, — вновь закатил глаза Бродяга, скрещивая руки на груди. В глубине души он хотел бы завоевать одну определенную девушку. Но даже самому себе сказать об этом он не мог. —Так, — Альфард хлопнул в ладоши, смотря на то, как и Джеймс, и даже Сириус внимательно слушали его, — нужно уметь правильно ухаживать, дорогие мои. Девушки любят внимание. Уделяйте его им. Комплименты тоже важны. Вам надо напоминать им, какие они красивые, умные, хорошие и далее по списку. Никаких пошлостей в разговоре. Не многим такое понравится. Старайтесь угодить им. Спрашивайте их мнение и цените его. Тогда они будут ваши. —Как-то слишком много пунктов. Девчонки особо не достойны стольких усилий, — пробормотал Сириус, хмурясь. —Поверь мне, ты встретишь ту, которая будет достойна и не такого. —Девочки не от мира сего, — вмешался в разговор Поттер, вздыхая. — С ними диалог пытаешься вести, а они то бьют, то идиотом называют, то оленем. —Значит ведешь себя так, Джеймс. Попробуй по-другому, сразу увидишь, как изменится отношение. — Альфард встал с кресла, направляясь к выходу из гостиной, — ладно, переваривайте информацию. А то я вас, вижу, нагрузил немного. Пойду займусь ужином. Мужчина покинул парней, оставив их в молчании. Они переглядывались. Неловкость повисла в воздухе. Первым нарушил эту тишину Джеймс. —Не думаю, что те же Уилсон и Эванс поменяют свое отношение к нам. Мы для них, как были идиотами, так и останемся. —Сами дуры, — пробурчал Сириус, поджав губы. Он не хотел думать об Оливии. Она и так не выходила из его мыслей. Навязчивая. Он и не знал, как от нее избавиться. Оставалось лишь смириться, понимая, что это скорее всего игры пубертатного мозга. —Ты только им не говори, а то опять одна избивать начнет, пока другая щеки дует, — Поттер расхохотался. Блэк подхватил его смех, и они вновь включили музыку. Настроение в комнате изменилось мгновенно: атмосфера стала легче, словно напряжение растворилось, и всё вокруг наполнилось простотой и радостью. И лишь где-то на подкорке сознания мелькала мысль, что всего через какие-то полторы недели нужно будет вернуться в Хогвартс, где ждала учеба, четвертый курс, приключения и те самые девчонки.