Книга Химеры

      «Маркус Фокс. 93 балла. Зачислен со стипендией».       Рика улыбнулась и закрыла вкладку браузера. Тот самый парнишка, который кидался в неё ломом под монорельсом, всё-таки пришёл — и прошёл. Она его даже видела мельком, когда он явился сдавать экзамены: лица всё так же не разглядела под нахлобученной кепкой, но запах выдал его с головой.       Их вообще много стало таких в стенах школы — тех, кто пришёл. Мутантов и людей, мета и магов. По части дара — слабых и талантливых, сильных и посредственных. По части разума и сердца — только тех, кто смог сдать экзамены и пройти собеседование в школу «Нова». В чьей лояльности могла быть уверена команда «Нова».       Коридоры бывшего поместья Уэйнов начали полниться смехом, разговорами, топотом ног — прямо как в школе Ксавье. Вот только контингент был несколько другой. Да, здесь были отдельные занятия только для людей и только для всех остальных. Но в целом…       Интеграция. Симбиоз. Социализация. И за всем этим пристально следили — с самых первых минут. И Оливер, раз за разом титанически повергающий дракона бюрократии и умасливающий цербера прессы. И Лина, без устали беседующая с детьми и родителями, отсекающая любые проявления зависти и опаски, переводящая негатив в позитивное русло, как грехи в добродетели в старой книжке про Уленшпигеля. И Барбара, и Стрэндж, и Курт, и Альберт, и другие…       И оказалось, что группе начинающих супергероев инкогнито так легко затеряться в компании сверстников.       Через неделю мисс Уэйн должны были представить общественности. Но после того, что ей случилось пережить в период смены власти в Нижнем, Рика больше этого не боялась. Правда, её предупреждали, что на заявленной заранее пресс-конференции обязательно будет Лукас Карр из Нэйшнал-Сити — самый въедливый и дотошный журналист старой закалки, не зря заслуживший прозвище «Рвач». Но с ним должна была приехать и мисс Кара Дэнверс из «КэтКо», а кто из читавших Бэт-вики не знает, кто такая Кара Дэнверс, кто такой её кузен Кларк Кент и почему их цвета — красный и синий, тот наверняка обладает памятью золотой рыбки, а то и прогуливал занятия у Мистик, и тому явно не поздоровится…       Рика ностальгически заулыбалась, вспомнив Мистик, — и ничуть не удивилась, когда именно в эту минуту её мыслей мягко коснулось сознание профессора Ксавье.       «Рика. Ты сейчас свободна?»       «Да, отец. Что-то случилось?»       Рика закрыла глаза, сосредоточилась — и увидела его: в обычном костюме, при галстуке, с лёгким серебристым шлемом Церебро на голове. Морщинистые старческие губы тронула тёплая улыбка — как всегда, когда девочка называла его отцом, — а потом Ксавье посерьёзнел.       «Прости, что врываюсь без предупреждения, но это достаточно срочно. Настолько, что я бы предпочёл, чтобы ты обратилась к Курту, а не тратила время на перелёт. Ты очень нужна мне сейчас, и не только мне».       Эмоциональный импульс, сотканный из удивления, опасения и готовности прибыть как можно скорее, не понадобилось даже облекать в слова. Ксавье вздохнул и прикрыл веки.       «Мы нашли его, Рика. Мы нашли Эрика. И он хочет тебя видеть».       Уничтоженный зоологический лагерь. Кровь, капающая с львиных клыков. Высокий человек в металлическом шлеме.       Эрик… Эрик Лэншерр. Магнето.       В ушах у девочки зашумело, она покачнулась и бессознательно ухватилась рукой за стену, чтобы не упасть. Но мощная волна поддержки и понимания, хлынувшая со стороны Ксавье, привела её в чувство.       «Я… Да, конечно. Он сейчас у тебя? В школе?»       «Нет. Он в Польше. Рядом с городком под названием Освенцим. Мистик тоже там, она тебя встретит. Но после — я бы хотел, чтобы ты заглянула ко мне. Думаю, тебе это будет не лишним… и мне, честно говоря, тоже».       Рика сглотнула и задышала, глубоко и равномерно, как учил… как кто только её не учил.       «Он… знает, кто я?»       «Да. Я сказал ему. Когда Мистик уговорила его снять шлем и связаться со мной. Именно поэтому он просит с тобой встречи. Ты готова?»       Раз, два, три, четыре, пять…       «Да… Да».       

***

      Хлоп.       Чистое осеннее небо, озарённое лучами клонящегося к закату солнца. Клочья позёмного тумана, ещё еле видного, но уже цепляющегося к обуви. Неожиданно морозный воздух для этого времени года — холоднее, чем в Готэме.       Отпуская руку Курта, Рика глотнула этот воздух, и он кипятком растёкся по её жилам. Регенерация спасала от холода, но при виде окружающего пейзажа в животе девочки, казалось, навеки поселилась стылая ледышка.       Они стояли на границе той территории, что ранее была лагерем смертников, потом — музеем, а потом — символом ярости и горя одного из тех, кто был когда-то здесь заключён. Того, кому хватило сил изуродовать и искорёжить весь металл, кроме вывески над воротами, и она до сих пор издевательски красовалась над сломанным шлагбаумом, уверяя всех, кто мог сюда забрести, что труд освобождает.       А забредал сюда мало кто. Лагерь, где погибли сотни тысяч, и музей, куда стекались миллионы, был разрушен ещё в конце шестидесятых. И после этого никто не осмелился не то что восстанавливать его, но даже убрать обломки. Так и валялись повсюду груды кирпичей, полуистлевшие рамы с выбитыми стёклами и прочие свидетели гнева одного из самых могущественных мутантов в мире. А в центре этой свалки возвышалась уродливая угловатая конструкция, сплавленная из всех металлических деталей, которые можно было извлечь из местных зданий, — тот памятник жертвам Холокоста, который оставил после себя Эрик Лэншерр по прозвищу Магнето.       Плеча Рики осторожно коснулась трёхпалая рука.       — Иди. Йа буду шдат’ тебья здес. Так’.       Девочка кивнула и осторожно двинулась вперёд, ещё успев заметить, как Курт перекрестился и склонил голову, опускаясь на колени. За её спиной зазвучал мерный речитатив латинской молитвы.       На какой-то момент, пробираясь между грудами строительного мусора, Рика почувствовала знакомый запах — но так и не отсекла, когда именно от одной из таких куч отделилась стройная фигура женщины с синей кожей и красными волосами. Поравнялась с девочкой почти беззвучно, не задев ни обломка, ни осколка, и пошла рядом, подстраиваясь к её шагу.       Рика молчала. Мистик тоже не издавала ни звука. Закатное солнце будто бы обливало кровью искорежённый металл, но девочке даже в голову не пришло презрительно фыркнуть от банальности клише — настолько это было жутко, и тоскливо, и смертельно холодно. Это на страницах книг подобное описание может заставить искушённого читателя сморщить нос. Когда видишь подобное зрелище вживую — понимаешь, насколько это по-настоящему.       Шли медленно. Ещё и потому, что Рике совершенно не хотелось тревожить эту стылую могилу былых человеческих преступлений хрустом и треском мусора под ногами, поэтому она тщательно выбирала, куда поставить ногу. Мистик не торопила её. А когда они наконец-то дошли до металлической конструкции в центре — первой ловко нырнула внутрь, в какую-то незаметную щель.       Внутри стало ясно, что без такого проводника даже Химера с её чутьём заблудилась бы в момент. Разве что смогла бы вернуться обратно по собственным следам, но найти кого-то в этом хитросплетении покалеченного металла безо всякой планировки, не зная, куда идти и что искать…       На каких-то особо извилистых участках и заковыристых поворотах Рике приходилось сдерживать позывы к тошноте, и она старалась не думать об эшеровом пространстве. А уж когда пришлось спускаться куда-то под землю, у неё и вовсе мурашки по спине побежали, а на загривке начала медленно подниматься воображаемая шерсть.       Но в конечном итоге Рика и её провожатая оказались в помещении, до странности целом. Этакая вырванная из структуры здания коробка с дверью, когда-то представлявшая, по всей видимости, чей-то кабинет. По крайней мере, помимо изломанной мебели, там стоял уцелевший письменный стол. А рядом с ним — высокий седовласый человек с исхудавшим болезненным лицом. Тёмно-красный плащ висел на нём, как на вешалке, а рядом на столе валялся, подобно брошенной игрушке, гладкий металлический шлем.       Мистик, всё так же молча, легонько коснулась плеча девочки и вышла, прикрыв за собой дверь. И в этом невесомом касании содержалось всё сочувствие, на какое она только была способна.       Рика замерла у входа. Перед ней стоял человек, по приказу которого погибли её родители. Пусть в тот момент он был одержим чёрной тварью, но повеление произнесли именно его губы. И кто знает, сколько в этом повелении было от него самого, а сколько — продиктовано чужой волей.       В конце концов, они были всего лишь людьми… А все прекрасно знают, сколько значит для Магнето именно человеческая жизнь.       Но Рика, не в силах сдвинуться с места, с каким-то маниакальным вниманием разглядывала его лицо, подмечая и впитывая любые детали. И воспалённые глаза с набрякшими мешками, и сеточка сосудов на висках, и впалые щёки с желтоватой натянутой кожей, кое-где покрытой пигментными пятнами старости, и отвисшие складки под подбородком, и заметно поредевшие волосы, бывшие когда-то великолепной седой гривой, и общая измождённая худоба — всё говорило об одном: совсем недавно этот человек был на пороге смерти. Но вернулся с него — и начал восстанавливать свои силы. Даже сейчас Рика кожей чувствовала напряжение магнитных полей в комнате — не потому, что Лэншерр хотел напасть или как-то противостоять её нападению, нет. Просто для него это было естественно — точно так же, как для неё чуять запахи.       Преодолев оцепенение, Рика заставила себя сделать шаг вперёд. Будто по сигналу, Магнето повернул к ней голову.       — Ты хочешь убить меня? — спокойно спросил он.       Рика посмотрела на него — на откровенного расиста, безжалостного убийцу и международного преступника, когда-то вставшего на путь праведный, но всё же с него сошедшего, на того, кто всегда утверждал, что презирает и ненавидит людей. Посмотрела в эти усталые и полные безнадёжности голубые глаза, на эти вечно опущенные уголки губ, разучившихся улыбаться чисто и радостно, на плотную тёмную рубашку, поверх которой грудь не прикрывали никакие доспехи и куда так легко можно было бы ударить.       И ответила:       — Нет.       Тот горько усмехнулся.       — Сразу видно влияние Чарльза… Тот тоже не хочет. Никогда не хотел. Даже после всего…       Он оборвал сам себя и сделал еле заметный жест рукой, приглашая девочку подойти ближе.       Рика подошла — и, за неимением целых стульев, присела на краешек стола. Магнето снова усмехнулся и спросил:       — Как тебя зовут?       — Федерика Клейтон. Химера.       — Химера — сильное имя, — кивнул Лэншерр. — Тебе придётся хорошенько постараться, чтобы заслужить его в полной мере. А фамилия твоих родителей, значит, была… Клейтон?       И эта еле заметная заминка наполнила сердце Рики неизбывной печалью.       — Генри и Джоан, — уточнила она, глядя прямо в глаза собеседнику. — Вы их убили.       Тот пожевал губами и отвёл взгляд, уставившись в стену.       — Если ты ждёшь от меня оправданий и извинений — я не буду оправдываться. Да, мне жаль, что такая многообещающая девочка-мутант лишилась родителей в столь юном возрасте. Нет, я не буду сейчас читать тебе пафосные речи о том, что страдание закаляет характер, и что вам бы всё равно пришлось расстаться, и что тебе повезло, что ты случайно не убила их сама, хотя могла бы… О, поверь, я бы смог сказать так, что ты бы прониклась. Я умею убеждать собратьев-мутантов. Но не хочу сейчас.       Он уже вообще почти ничего не хочет…       Теперь Рика видела, чего ему стоило держать спину прямо — по въевшейся в плоть привычке, не то аристократической, не то военной. И виной тому было не физическое состояние — а тот груз эмоций, что рухнул ему на плечи.       — Ты вправе меня ненавидеть, Федерика Клейтон, дочь убитых родителей. Ты можешь требовать у меня объяснений, Химера, как у собрата-носителя гена Икс. Но я не собираюсь прикрываться тем, что вошло в моё тело, силу и разум. Если ты хочешь спросить, случилось бы всё именно так, не будь со мной этого паразита, я отвечу честно: не знаю.       — Так трудно разделить «своё» и «не своё»? — тихо спросила Рика, и губы Лэншерра вновь исказила горькая, безнадёжная усмешка. — Почему эта тварь ушла от вас?       Магнето потёр глаза пальцами и вздохнул.       — Вот сейчас и это прозвучит так, будто я оправдываюсь. Ненавижу оправдываться… Скажем так, мы не до конца сошлись во мнениях. Тварь хочет жрать, она вечно голодна до всего — материи, эмоций, знаний. Дай ей волю, и она пожрёт весь мир и двинется дальше. А при всём своём негативном отношении к людям в массе — и я не отрицаю этого до сих пор — я, знаешь ли, никогда не стремился к тотальному их геноциду. Они просто должны были понять своё место в этом изменившемся мире и признать превосходство мутантов. Довольно забавно звучат подобные слова именно в этом месте, правда?       — Почему мы здесь? — спросила Рика, уже отчасти угадывая ответ. Но он оказался совсем не таким, какой она ожидала услышать.       — Здесь убили мою мать, — просто ответил Лэншерр. — Здесь, в этом кабинете. Чтобы развить мои пробудившиеся способности. И ты по моей вине осталась без матери — в тот самый день, когда получила свои способности. Я подумал, что это будет… — ещё одна саркастичная усмешка, — справедливо. Вспомнить, как я чувствовал себя тогда. И символично. Осознать, что могла чувствовать ты.       — Вы провели здесь все эти полгода? — спросила Рика, чувствуя, как её голос невольно падает до шёпота.       — Нет, что ты, — устало фыркнул Магнето. — Здесь, как говорил классик, некуда сесть и нечего съесть. Нет, я отлёживался в одном из тайных убежищ Братства Мутантов. Настолько тайных, что даже Мистик нашла меня не сразу. Да ещё и добирался я туда не один день. Проклятая тварь совершенно меня измочалила. Берегись её, идеальная жертва. Берегись.       Рика вспомнила рассказ Гамбита и поёжилась.       — Остальные впали в кому, когда… Ну, кроме Саблезубого.       На лицо Лэншерра на миг легла гримаса презрительного превосходства.       — Его спасла регенерация. Меня — воля и внутренняя сила. Я ещё успел как следует побороться, когда понял, к чему всё идёт. И можешь мне поверить, эта тварь выползала из меня отнюдь не однозначным победителем. Я изрядно её потрепал.       Но всё же его победили… А до того — обманули, сыграв на честолюбии. И его до сих пор терзает стыд за проявленную слабость.       — Тварь — женского пола? — уточнила Рика на всякий случай.       — Не уверен, что этот паразит в принципе применяет к себе концепцию пола, — пожал плечами Лэншерр. — Когда мы разошлись зализывать раны после боевой ничьей, я был… не в лучшей форме. Но мой дар остался при мне, и у меня получилось добраться до убежища. Хорош бы я был повелитель металла, если бы не мог заставить любую машину двигаться на приемлемой для людей высоте и имитировать работу двигателя безо всякого бензина! А уж призывать из автоматов мелочь, банки с напитками и консервы — это вообще пара пустяков. Правда, не буду скрывать, это отняло у меня последние силы, и на койку под капельницы я взбирался уже полумёртвым. Но, как видишь, выжил.       Гордый. Сильный. Жестокий. Ну почему… почему всё сложилось именно так?!       Пальцы Лэншерра машинально легли на шлем, погладили окрашенный в тёмно-красный металл.       — Я не Чарльз, но не нужно быть телепатом, чтобы предугадать твой следующий вопрос: что дальше? Я прав?       Рика молча кивнула. Магнето глубоко вздохнул, собираясь с силами, будто перед прыжком в воду с высокого обрыва.       — А дальше… Ты должна будешь уговорить Чарльза стереть мне память.       — О чёрной твари? — недоумённо нахмурилась девочка.       Магнето резко дёрнул щекой, и усталая безнадёжность в его глазах на миг сменилась гневом — и на космического паразита, и на судьбу, что так распорядилась, и на себя — в том числе, и за это… решение?!       — Нет. Обо всём. И не только память. Он ведь сможет найти способ заставить меня забыть о моих силах? Запечатать их в моём подсознании, не дать прорваться наружу.       — Я не уверена насчёт профессора, но доктор Стрэндж, возможно, сумеет вас заколдовать… — оторопело протянула Рика, чувствуя, как у неё отвисает челюсть. — Вы… вы хотите сказать…       — О, избавь меня от этой жалости, я вижу, как ей наполняются твои глаза! — презрительно фыркнул Магнето, будто черпая из этого презрения новые силы, и повелительно вскинул голову. — Нужно сделать так, чтобы Магнето больше не было. Будет Эрик Лэншерр, не помнящий, не знающий, не способный на деяния, подобные моим. Не мутант.       И эти последние слова, казалось, рухнули из его уст с таким чудовищным весом, что Рике пришлось прикрыть глаза: ей показалось, что затрещали стены.       — Но… почему?       — А ты ещё не поняла? — Внезапный прилив сил прошёл, и великий лидер Братства Мутантов, заставлявший трепетать от страха сотни и тысячи, вновь превратился в чуть обмякшего усталого старика. — Я не хочу, чтобы эта тварь снова завладела мной. Кто знает, какая мысль взбредёт в её инопланетный разум. Вдруг она решит, что вторая попытка — не пытка… а я, если честно, не уверен, что смогу повторить свой поединок с тем же успехом, как и в первый раз.       От того, с какой силой он произнёс эти слова, вынуждая себя вновь признаваться в своей слабости, у Рики зачесалась кожа головы.       — Как боец я вам бесполезен, даже когда восстановлюсь: тварь знает мои силы, она впитала их и переработала, она знает, как мне противостоять. Да и потом… — Лэншерр невесело усмехнулся и взглянул на свои руки. — Я уже не молод. Мягко говоря. И очень устал. За эти полгода я успел продумать массу вариантов своих дальнейших действий. И, если честно…       Он отвернулся, промаргиваясь от старческой слезливости, и вздохнул, и голос его зазвучал глухо и совсем надтреснуто.       — Я бы хотел открыть мастерскую. Чинить машины и прочую технику. Не оглядываться через плечо, ожидая, когда людские спецслужбы вновь попытаются захватить меня. Не томить душу страхом, что кто-то другой снова завладеет мной и станет ещё большим чудовищем, чем я есть сейчас. Это очень наивная и глупая мечта. Но однажды… однажды она почти сбылась. И у меня была семья и работа — пусть не в мастерской, а в литейном цехе, но всё же. Тогда я всё это потерял — и по своей вине тоже, но по большей части — по вине людей, их трусости, неблагодарности и жадности. Теперь мне уже поздно заводить жену и становиться отцом, но хотя бы часть былой свободы я смогу себе вернуть.       И он снова повернулся и посмотрел на дверь, за которой скрылась Мистик, с неожиданной, хоть и язвительной, но всё же нежностью.       — Моя милая Рэйвен обещала в любом случае присмотреть за стариком. Она проследит, чтобы я нормально устроился на новом месте. И я даже не знаю, останется ли она со мной — с другим лицом, другим голосом, другими манерами… или уйдёт, чтобы избежать искушения напомнить мне о прошлом. Я взял с неё обещание не говорить мне о своём выборе. И она не сказала.       — Но почему вы говорите это именно мне? Почему я должна уговаривать профессора?       — Потому что он питает к тебе слабость, как я уже успел удостовериться, — скупо улыбнулся Магнето. — А чувство вины моего старого друга порой делает такие причудливые финты — что без этого он может погубить меня по незнанию, посчитав, что так лучше, нежели потерять то, от чего я твёрдо решил отказаться. Ну так что, мы с тобой договорились?       В ответ Рика спрыгнула со стола, подошла к нему и протянула руку. Магнето с ироничным удивлением поднял брови, а потом скривился — от такого букета эмоций, что девочка даже попыталась в них разобраться. Но всё же пожал её крепкую ладошку своей, узловатой и морщинистой. А отпустив — махнул рукой.       — А теперь иди, Химера. Мистик проводит тебя и обеспечит мне транспорт. Я не хочу сейчас пользоваться услугами Вагнера. Боюсь, пока я не восстановился окончательно, это будет чересчур…       …сильной нагрузкой на его изношенный организм. Да. Так.       — Единственное что… — Рика обернулась уже у самого выхода. — Вы уже определились, в каком городе вы хотели бы жить?       Пока-ещё-Магнето качнул седой головой.       — Нет. Мне, честно признаться, всё равно.       — Тогда… может быть, Готэм?       Он смерил её взглядом, в котором на миг зажглась искорка интереса, — а затем его глаза вновь потухли.       — Может, и Готэм. Пускай будет так.       Рика кивнула и вышла за дверь. И только прикрыв за собой старую рассохшуюся створку, сообразила: за весь разговор они ни разу не упомянули о черноволосом парне, который натравил львов на её родителей.       Ни словом.