Книга Химеры

      Закат, нежной пеленой раскинувшийся над школой одарённых подростков, не был кровавым. Лучи заходящего солнца играли в озёрной воде янтарём и золотом, а лёгкие перья розовых облаков гладили ещё не пожелтевшие кроны деревьев. Здесь не царила могильная тишина: в наступающих сумерках за окнами звучали негромкие разговоры и смех, а в кабинете директора, за закрытой дверью, молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов, было мирным — пусть и полным светлой печали.       Молчала Рика, грея ладони о чашку с чаем. Ей не понадобилось пускать в ход своё красноречие, чтобы убедить приёмного отца согласиться с планом Магнето: она всего лишь раскрылась перед ним — так, как умела. Полностью. Целиком.       Молчал профессор Ксавье, опустив подбородок на сложенные пальцы и прикрыв глаза. Калейдоскоп эмоций, исходивших от него, был слишком сложен, но порой девочка особенно остро ощущала какие-то отдельные оттенки: и гордость за друга — и острое сожаление о его судьбе; и благоговейный ужас перед его решением — и вину за собственное действие и бездействие; и мягкое, осторожное волнение за неё саму, Рику Уэйн-Клейтон, за состояние её психики, нынешнее и будущее, — и тоже гордость, только совсем другую. Отеческую.       Но чтение чувств и мыслей не всегда может заменить слова, и кое-что надо проговаривать. Это запечатывает намерение в реальности, так сказал бы Доктор Стрэндж. Поэтому я не могу не убедиться…       — Ты выполнишь его просьбу? — негромко спросила Рика, поднимая глаза на Ксавье.       Тот прерывисто вздохнул и усмехнулся.       — А куда я денусь? Вы всё решили без меня, и решили абсолютно верно. Я только что говорил со Стрэнджем. Он заверил меня, что сможет это сделать. Мне останется только… поспособствовать. В том числе, и перелёту Эрика в Готэм. А дальше… У него хватит средств обеспечить себе безбедное существование. И Мистик не покинет его, я уверен. — Ксавье помолчал немного и спросил: — Почему ты выбрала именно свой город, Рика?       Свой. Уже свой. Да. Как сказал бы Курт — «так».       Рика перевела взгляд на журнальный столик, на котором стояла шахматная доска с незавершённой партией.       — Здесь всё вместе. Я хочу проследить за судьбой твоего друга, и тому много причин. Я верю и тебе, и Верховному Чародею, и Мистик — если она действительно соберётся присматривать за Эриком… Но всё равно хочу держать его поближе к себе. Скорее, на случай влияния извне, чем чего-то иного. Ну и ещё… — Девочка усмехнулась с сухой горечью, которая на секунду удивила даже её саму. — Я понимаю тебя, отец. Сейчас я тоже чувствую косвенную ответственность за его будущее, пусть и должно быть совершенно наоборот, пусть я на самом деле ничего и не сделала… Наши пути пересеклись слишком страшно и плотно, чтобы я его бросила. Убийцу, который хочет принести величайшую жертву ради блага других.       — Уроки тактики и стратегии не прошли даром, и я этому рад, — тихо произнёс Ксавье, прикрывая глаза. — Ты очень выросла в Готэме, девочка моя, этот город тебе подходит. А ещё я чувствую, что ты хочешь меня о чём-то спросить.       — Да.       Рика замолчала, разглядывая ногти. На душе её царило невероятное уверенное спокойствие, принадлежавшее только и исключительно ей, без малейшей примеси влияния извне. Обострившееся звериное чутьё, продукт развития мутации в экстремальных условиях, додало ей этого понимания. И в связи с этим…       — У меня было время подумать, пока я шла по Освенциму обратно к Курту, — медленно начала Рика. — Встреча с Магнето подарила мне вихрь воспоминаний о прошлом — и новых осознаний. Ведь тогда я не могла сопоставить какие-то кусочки паззла, а сейчас — могу. Ты же ответишь мне правду?       — Да.       Если девочка ощущала, скорее, безмятежность, то спокойствие в голосе профессора полнилось бесцветностью. На миг ей стало его жалко — и стыдно пользоваться именно таким моментом уязвимости, после подобного удара по эмоциям. Но с другой стороны… когда ещё?       — Перед тем как принять меня в ряды Икс, ты признался, что повлиял на меня. Усилил мой собственный эмпатический барьер, не давая думать о недавней трагедии. Но ведь это было не единственное твоё влияние?       Слово упало, как камень в воду:       — Нет.       Только не останавливаться, не жалеть ни его, ни себя, развить мысль… иначе потом правда обернётся ядом.        — Я с самого начала доверяла тебе. Тебе и твоей школе. Нет, я не буду обвинять тебя в том, что ты вложил мне в голову нужное тебе восприятие целиком. Медитации, знаешь ли, как и встречи с психологом уровня Лины, способствуют анализу настроения и состояния, отделению естественного от наведённого. Мне действительно понравилось здесь. И ты никогда не работаешь грубо. Это ниже твоего достоинства. Ты сказал мне правду тогда: на территории школы твоё влияние на мой разум ограничилось исключительно тем, в чём ты мне потом признался.       — Да.       Тиканье часов. Крошки печенья на блюдце. Отстранённое наблюдение. Неправду говорят поэты: стыд не чёрный, он дымчато-серый. Интересно, а какого цвета тогда совесть?       — Это случилось гораздо раньше. И сработал ты гораздо тоньше. Выдернул кончик нити — а дальше клубочек как-то покатился сам. Сначала я списывала это на шок — то, с какой лёгкостью я согласилась лететь в Англию, менять свою жизнь и привычное окружение, учиться здесь. Но нет, я не буду отказывать себе в пластичности психики. Отсутствие паники перед новым и не очень-то известным, вроде мутантов, — это естественное, это моё. В том числе и потому, что я из дикого леса дикая тварь.       Молчание.       Рика пристально наблюдала за непроницаемым лицом профессора, за его морщинистыми пальцами, недвижно лежавшими на каком-то блокноте, за дыханием.       Главное — не передавить. Теперь я чувствую: ему это не впервой. Не первая его ученица сидит перед ним и безжалостно вытряхивает крупицы истины из тёмных углов его действия и бездействия. И не всегда, ой как не всегда это кончалось чем-то хорошим…        — Мы были в машине с Реми, когда я впервые увидела проявление его мутации. И испугалась. Но он сказал, что работает на тебя, и я неожиданно успокоилась. Слишком неожиданно и внезапно, как я теперь понимаю. А потом я вспомнила, как ты общался со мной в Готэме. Расстояние от Англии до Америки схоже с расстоянием от Англии до Южной Африки, а учитывая Церебро… Ты был на связи с Гамбитом, так ведь? Ты вёл его, ведь он мог столкнуться с Магнето. И когда я сказала Реми, что я мутант, ты увидел это в его мыслях. Увидел меня. И успокоил. Внушил, что тебе можно доверять. И велел Реми меня забрать. Чтобы я оказалась здесь, в твоей школе.       Никаких увиливаний. Никаких увёрток. Никаких «я лишь усилил твоё естественное отношение», пусть — Рика знала — это и было правдой.       Простое короткое слово, цена которого очень часто бывает слишком велика, а последствия — чудовищны.       — Да.       Рика выдохнула и отставила чашку. Поднялась, подошла к столу, за которым сидел профессор. Накрыла его руки своими.       Порой и родители должны слышать то, что говорят своим детям. Желательно — из их же уст.       — Ты всё сделал правильно.       Ксавье резко открыл глаза, вскинул голову — и в его изумлённом взгляде отразилась понимающая улыбка Химеры.       — Любой другой на твоём месте… — оторопело начал он, но Рика беспечно его перебила:       — Я — не любой другой!       Ровная безмятежность, чуть ли не ощущение сатори, растворилась, уступив место настоящей расслабленности, облегчению и ребяческой весёлости. Девочка порывисто обняла профессора, уткнулась лицом в плечо, вдыхая запах такого привычного одеколона, и прошептала:       — Спасибо, что сказал мне правду. Это тоже было нужно — и именно сейчас. И я понимаю, что ты жуткий манипулятор, и всегда таким был, и не всегда это было хорошо и правильно, и я знаю, что такое серая мораль. И да, ты ещё много о чём мне не сказал… ты знаешь гораздо больше, чем готов открыть. Я чувствую. Но ты прав, Готэм хорошо меня воспитал и многому научил. В том числе — терпению. И пониманию, когда знание бывает… неуместным.       Ксавье тихо рассмеялся, обнимая в ответ свою приёмную дочь. Волны облегчения, исходившие от него, затапливали комнату.       Он боялся. Он очень боялся, что я…       — Логан назвал бы тебя маленьким чудовищем. — И не понять, какой тон: шутливо-серьёзный или серьёзно-шутливый. — И выдал сентенцию про яблочко от яблоньки. И обязательно сказал бы, что когда ты вырастешь, то станешь настоящим, взрослым, большим чудовищем. Как папа. И как второй папа.       — И очень бы мною гордился, — фыркнула девочка, разжимая руки. — Кстати, где он?       — Уехал, — покачал головой Ксавье. — Никто ведь не ожидал, что Эрик найдётся. Но не волнуйся, ещё успеешь обнять и Логана. Он, кстати, в курсе всего.       — Хитрый-коварный заговор взрослых, — прищурилась Рика. — Небось, сперва ругался и плевался, и говорил, что не будь ты в таком возрасте, уж он бы тебе… тебя… тобой…       — А потом — как и ты — понял, почему я это сделал, — подхватил Ксавье. — Ещё полнее, чем ты. И, честно признаться, твоя реакция была для меня приятным сюрпризом сейчас. Я, на самом деле, слегка затянул с объяснениями… Как всегда, выжидал нужного момента — и едва не дождался совершенно ненужного.       Рика фыркнула и постучала пальцем по солнечному сплетению, присев на краешек стола.       — Зверя не обманешь. Ты не желаешь мне вреда, и я это чую. А ещё я просто тебя люблю. И это тоже решает.       Ксавье смерил её цепким, пристальным взором.       — Вот кстати… Я надеюсь, ты не будешь шутить о моей причастности к твоему столь хорошему ко мне отношению? Я сам не очень понимаю его причин, помимо твоей открытости всему миру. Пусть ты — маленькая дикарка из саванны, но… Я могу развить и укрепить зарождающееся доверие. Могу внушить много всего — и не всегда это соотносится с общепринятыми моральными принципами, и мне раз за разом приходится проверять свои границы. Но любовь… Внушение чувств подобного рода мне неподвластно. Это я тебе как телепат говорю.       — Ой, вот давай не будем сейчас заниматься препарацией чувств! — засмеялась Рика и, играя, как ластящийся котёнок, боднула профессора лбом в плечо. — Тебе не хватило, что ли? Тем более что… — И тут девочка посерьёзнела, и веселье в её голосе угасло. Пойманное чувство правильности происходящего не отпускало — ведя к тому, что нужно было сделать давным-давно. — Ты ведь… ты ведь понимаешь, о чём я тебя сейчас попрошу. Именно сейчас.       Да, именно сейчас. После этого разговора, после укрепления нашей близости. Я не одна, я не сломаюсь и не согнусь. Хватит тянуть и трусить. Я слишком долго это откладывала. Пора.       Сухие пальцы Ксавье легли на её виски, и прикосновение их полнилось неизбывной нежностью так же, как его глаза — искренним сочувствием. Он понял всё — как и положено директору школы для одарённых подростков.       А потом перед внутренним взором Рики возникли лица её покойных родителей, и полное осознание этого ужасного в своей неизбежности слова, «покойные», совместилось с нужным спектром подавленных эмоций.       Прикосновение старческих губ ко лбу тёплым отеческим поцелуем стало последней каплей.       И горячая волна давно копившихся слёз по погибшему прошлому прорвала тонкую плотину.       

***

      И снова из вечера — в день, только не постепенно, а почти сразу, через океан. И как же так — даже чехарда с часовыми поясами не могла обеспечить нужное количество времени! Всего лишь мимолётная встреча со старыми друзьями — и дальше, дальше, в другой город, в другую страну, на другой континент… Туда, где ждут, переживают, поддерживают и испытывают.       Рика прищурилась на тусклое готэмское солнце, вспоминая широченную улыбку на лице Кейти. Он очень повзрослел за это краткое время, резко и бурно, как это порой бывает у подростков. Начал вытягиваться, раздаваться в плечах — и уже в этом Рика, благодаря тем же урокам Константина, видела намёки на то, какой из него вырастет красивый мужчина. Но на внешности взросление не заканчивалось. Рика чуть не расплакалась второй раз за день — когда Кейти, Кейти-Катафалк, боявшийся лишний раз задеть кого-то хотя бы пальцем, бережно и аккуратно её обнял. Именно её как регенеранта — но всё же. А потом с сияющими глазами показывал, как кладёт голую руку на деревянные перила, и они чуть выцветают, но не рассыпаются прахом.       Эльф ничуть не изменился внешне — зато на лицо стало слишком легко ложиться тень озабоченности. Ну, ещё бы! Такая ответственность — подменять на уроках Курта Вагнера, когда тот не успевает вовремя прыгнуть между двумя школами на двух континентах…       Конечно, нужно было бы прийти с Конрад. И не перекинуться парой слов на бегу, а засесть как следует у костра или в беседке — и рассказывать, смеяться и слушать. Но…       Но.       И тоже школа. И тоже дом, за такое короткое, до смешного, время сделавшийся на удивление родным. Другие люди и не очень люди — учителя, ученики, персонал… И ощущение нужности. Причастности. Необходимости.       Я здесь на своём месте. Да. Так.       «Так’», — снова раздался в голове голос Курта, доставившего девочку в Готэм и изящно откланявшегося по своим делам.       «Так…» — эхом откликнулся ему уже внутренний голос самой Рики, когда она увидела, что к ней целенаправленно и довольно быстро движется Альберт — с непроницаемо-спокойным лицом.       Ну, началось. Давайте разбираться, что у нас случилось...       — Мисс Уэйн, — с достоинством поклонился дворецкий, замерев в трёх шагах. — Как хорошо, что вы вернулись именно сейчас. Вы нужны в кабинете директора.       — Что у нас? — отрывисто бросила Рика, тут же беря разгон. Альберт без труда поравнялся с ней.       — Вам поступил звонок, мисс Уэйн. Боюсь, он неотложен. Директор Куин это подтверждает.       — Мне лично? — удивилась девочка, не сбавляя шаг. Кто может звонить мне, кроме каких-нибудь отчаянных журналистов, которым тот же Альберт сразу выдаст от ворот поворот? Да и не на личный номер, а на стационарный директорский…       — Да, мисс Уэйн. С той стороны говорить желают только и исключительно с вами.       — Да кто желает-то?!       — Прокурор города Нью-Йорка, мисс Лорел Лэнс.       Здрасьте, приехали…       В кабинете директора у окна застыл Оливер — напряжённый и какой-то неуловимо всклокоченный. В ответ на взгляд девочки он мрачно покачал головой — с ним говорить отказываются, но ситуация явно не радужная — и протянул ей трубку беспроводного стационарника.       Рика сделала пару глубоких вдохов, успокоила дыхание, сбившееся даже не от ходьбы — от нервозности, — и поднесла трубку к уху.       — Мисс Уэйн слушает.       Голос, раздавшийся в ответ, неприятно её удивил. Право слово, уж чего девочка не ожидала услышать от бывшей героини Стар-Сити, так это интонаций наглой базарной торговки.       — Вы мисс Уэйн? Лорел Лэнс, городской прокурор Нью-Йорка, — сразу взяла быка за рога бывшая Чёрная Канарейка. — Мне очень интересно узнать, по какому праву вы увезли в свою школу мою дочь Аманду.       У Рики чуть челюсть не отпала. Оливер предупреждал, что у его былой пассии всерьёз испортился характер, но чтобы так…       — Простите, мисс Лэнс, но Аманду никто никуда не увозил, — осторожно начала девочка. — Ей было сделано предложение, на которое она ответила согласием, а потом, совершенно добровольно…       — Меня не интересуют ваши оправдания и увёртки! — Рике пришлось даже отнять трубку от уха и переключить на громкую связь: чуткий звериный слух слегка перекорёжило от тут же поднявшегося крика. — Без моего согласия вы не должны были ей даже делать это предложение!       Девочка чуть было не ляпнула про согласие совершенно другого родителя, но вовремя взглянула в несчастные глаза Оливера и передумала вешать на него всех собак. Зайдём с другой стороны…       — Мисс Лэнс, ну вы же понимаете, что мы обеспечим ей все условия. Аманда сдала вступительные экзамены на «отлично» и выказала отдельный интерес к нашей кафедре компьютерной грамотности, а учитывая её склонности и увлечения…       — Знаю я, что у вас за условия! — Капризный тон женщины, привыкшей к подчинению, резал слух; девочка недовольно сморщила нос. — И какие именно склонности вы имеете в виду! А потом она наденет маску и начнёт шляться по крышам, как её отец? Попадёт в тюрьму за самосуд, погибнет в грязной канаве от бандитской пули или того хуже — решит, что с её способностями ей всё дозволено?!       — Об этом мы как раз и собираемся позаботиться, мисс Лэнс. — Вновь сумев вклиниться в паузу в бешеном монологе, Рика собрала в голосе всю мягкость, на которую была способна. После такого денька — мне вот именно этого и не хватало. Ах, как вовремя! Только не заводиться, только не заводиться… — У нас замечательный педсостав, квалифицированные преподаватели — в том числе, и в плане обращения со сверхспособностями. Здесь её научат не вредить ни себе, ни окружающим. Внушат чувство ответственности за свои действия перед обычными людьми. В конце концов, хотя бы узнать, мутант она или мета, было бы…       — Квалифицированные преподаватели?! Фигляры, шуты и бывшие преступники!       — Я бы попросила обойтись без оскорблений, — предупредила Рика, перехватывая в голосе дрожь зарождающегося гнева. — Как минимум Верховный Чародей Земли может этого не оценить. Да, квалифицированные преподаватели. А помимо этого — хороший студенческий контингент, вполне себе дружелюбный. Аманде будет полезно общаться со сверстниками, тем более — обладающими сверхчеловеческими способностями. Ощутить уникальность своего таланта — но и общность с другими, чувство принадлежности. Мисс Лэнс, её социализация…       — Плевать мне на её социализацию! Моя дочь не будет учиться в вашей школе! Я ни цента не выделю на её содержание у вас, пусть немедленно отправляется домой!       И тут Рика разозлилась окончательно!       Совсем недавно она ходила по огромному могильнику, где когда-то мучились и умирали многие тысячи человек. Восхищалась героизмом старика, из-за которого погибли её родители. Давила на близкого человека, заставляя сказать неприглядную правду. Рыдала от запоздалого осознания трагедии в своей жизни. И всё это — за несколько часов. А теперь эта… эта… истеричка смеет закатывать мне скандал?!       Подбородок вверх. Выпрямить спину. В голос — побольше аристократической холодности, над которой они так трудились с Альбертом и Константином.       И плевать, что она — старше и опытнее, с высоким положением и кучей денег, а мне — шестнадцать лет. У меня тоже высокое положение и куча денег! И ни одна мать не смеет так относиться к собственному ребёнку. По крайней мере, когда это хоть как-то относится к школе «Нова»!       — Ваша дочь, мисс Лэнс, — твёрдо отчеканила Федерика Уэйн-Клейтон, — достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения. Хотя бы в плане выбора учебного заведения. Пока её желание оставаться здесь неизменно — она останется здесь. И будет учиться всему, на что, опять же, будет её желание. Её, а не ваше, мисс Лэнс. — И в миг наслаждения потрясённой тишиной в трубке — добивочка на десерт: — А касаемо денег… В случае если Аманда предпочтёт не получать их от отца, я сама позабочусь о том, чтобы она ни в чём не нуждалась. И выделю на это часть своих личных средств, даже не прибегая к бюджету школы. Вам всё ясно, мисс Лэнс?       — Я… я этого так не оставлю! — яростно прошипел голос из трубки.       — О, не сомневаюсь! — искренне отозвалась девочка. — Надеюсь, нам не придётся озаботиться составлением письменного согласия Аманды на всё вышеперечисленное, заснятого на видео при трёх свидетелях? Вы ведь не опуститесь до того, чтобы клеветать на нашу школу — якобы вашу дочь тут удерживают насильно… Для вас, поборницы порядка, стоящей на страже закона, это было бы… неэтично.       Поток грязных ругательств, хлынувших в динамик, быстро сменился короткими гудками.       Рика шумно выдохнула, потрясла головой и отложила трубку на стол. Оливер что-то невнятно крякнул, потирая бородку.       Наверное, не надо было так… агрессивно. Может, мы бы и договорились до чего-нибудь, если бы я не сорвалась. Хотя бы на личную встречу, а уж потом… И ведь теперь же наверняка будут проблемы, она что-нибудь обязательно устроит… Но как же она меня выбесила!       Рика подняла глаза на Оливера, собираясь извиняться за несдержанность, но тут от двери в кабинет раздалось сдавленное:       — Охренеть!       Все обернулись: и Рика, и Оливер, и даже невозмутимый Альберт, весь разговор простоявший рядом неслышной тенью.       В дверях стояла Аманда Лэнс, собственной прекрасной персоной. Синие волосы, татуировки, пирсинг, неизменная жвачка. И совершенно охреневшие — другого слова действительно не найти! — глаза.       — Слушай, пап… — Она почесала в затылке. — А ты мне серьёзно денег на расходы дашь?       — Дам, — в момент осипшим голосом подтвердил Оливер.       — И из школы не выгонишь? — прищурилась Аманда. — А то, судя по тому, как мамочка рвёт и мечет, вас всех тут из-за меня ждут бо-о-ольшие неприятности…       И вот тут Оливер выпрямился во весь рост. Да так, что Рике на мгновение почудилось, будто на его лицо упала тень знаменитого капюшона.       — Никогда — никогда в жизни я не отказывался от своих слов, чтобы избежать неприятностей, если только это не грозило жизни и здоровью других людей, — тихо и весомо проговорил бывший виджиланте, ставший директором школы «Нова». — Не откажусь и сейчас. Тебе почти восемнадцать, и у тебя светлая голова. Уж не знаю, что в тебе видит твоя мать, но я считаю, что за себя должна решать ты, а не она. И если ты хочешь остаться и учиться — ты останешься и будешь учиться. Пусть даже Лорел спустит на меня всех собак.       — Не всех, Олли, — ухмыльнулась Рика. После такой эмоциональной встряски подобная дичайшая фамильярность показалась ей на удивление правильной и логичной. Как после боя… — Не забывай, меня она теперь тоже ненавидит. И если уж школе придётся туго — будем виноваты мы оба.       Аманда посмотрела на Оливера. Потом на Рику. Потом снова на Оливера. Лопнула пузырь жвачки. И усмехнулась.       — Очень скоро мы все с вами будем в глубокой жопе. Но как же, ребятки, у вас тут каждый день интересно! И променять всё это на скукотень на ранчо дедушки Теда?! Ха! — И с этим неподражаемым возгласом она развернулась на месте и вышла из кабинета, на ходу успев бросить величественное: — Мамочка когда ещё сообразит свой злодейский план, а реферат Фризу надо сдать уже завтра!       И вот тут-то Рика и почувствовала настоящую дрожь в коленках! У неё до сих пор не было написано ни единой страницы…