Книга Химеры

      Отношения с Фриками сложились сразу же. Сперва Рика побаивалась, что ей устроят допрос с пристрастием: кто, откуда, как раньше жила — в общем, всё то, что происходило в тех немногочисленных молодёжных студенческих комедиях, которые она успела посмотреть. Но нет. Сплочённая троица в этом плане напоминала ребят-бушменов, с которыми Рика дружила в племени. Те тоже — во-первых, принимали чужую белую девочку как свою и как есть, а во-вторых — не задавали вопросов. «Когда будешь готова рассказать — расскажешь, — пожала плечами Рентген в ответ на неспрошенное. — Здесь у всех своя история. И далеко не все готовы ворошить прошлое по первому требованию».       Тем более что для Рики начались занятия, и ей пришлось привыкать к новому расписанию. Пока — общему, без выбора курсов и активной направленности. Ороро объяснила, что сперва надо влиться в базовый процесс обучения — это раз. А два — для того, чтобы идти по спортивному профилю, из лаборатории должны прийти анализы, определяющие варианты мутации и то, кто такая есть из себя Федерика Клейтон в мире не-очень-людей.       К своему удивлению, девочка оказалась на одном курсе с Фриками. Впрочем, вскоре она выяснила, что Кейти тоже шестнадцать, как и ей, несмотря на то, что он выглядит старше. Конрад и была старше, пусть и не сказала, насколько, но начала учёбу позже. Эльф же… а кто будет спрашивать о возрасте у эльфа?!       Здесь пары были длиннее школьных уроков, пусть и с небольшой переменой в середине, но зато и было их по три в день. Рика опасалась, что с непривычки к такой нагрузке будет засыпать и не справляться, но первой же парой оказалась биология, которую вёл Хэнк, и девочка воспряла духом, обрадовавшись и любимому предмету, и уже знакомому преподавателю.       Математику давал тот самый светловолосый парень с бородкой и морозными силами, которого все запросто называли Бобби. Он был улыбчивым и простым в общении, но материалом бомбардировал так, что, выходя из класса, Рика отчаянно пыталась сморгнуть пляшущие перед глазами цифры, буквы и значки.       — Это всё потому, что Бобби у нас — дипломированный бухгалтер, — усмехнулась Конрад, легонько хлопая Рику по плечу. — Ничего, привыкнешь. Пойдём на воздух, отдохнёшь на перемене. Я поделюсь шоколадкой, для мозга полезно.       — А потом — будет самое интересное! — воскликнул Эльф, взбудораженно блестя глазами. — Английская литература!       — Я не очень-то люблю читать, — призналась Рика, лавируя в потоке учеников.       Эльф мельком мазнул по ней взглядом и фыркнул:       — Этот недостаток мы исправим со временем. Как только ты увидишь, как ведёт занятия профессор Вагнер, этот предмет станет одним из твоих любимых. Это неизбежно.       — Ну, посмотрим… — недоверчиво пробурчала Рика, вспоминая, где же она уже слышала эту фамилию.       Троица переглянулась на ходу.       — Вот сразу видно, что не знаешь ты профессора Вагнера… — протянул Кейти со странной улыбкой. — Ничего, познакомишься. Его все любят. Эльф прав: это неизбежно.       — Это у него мутация такая, что его все любят? — на всякий случай уточнила девочка.       — Нет, — со смешком отозвалась Рентген. — Ему это не нужно. Он просто — Курт Вагнер.       И тут Рика вспомнила, от кого слышала это имя…       

***

      Профессор Курт Вагнер действительно оказался синим: и цветом кожи, и цветом короткой пушистой шёрстки — как и описывал Гамбит. Вот только он не упоминал, что ещё у профессора Курта Вагнера светящиеся жёлтые глаза без зрачков и белков, заострённые уши, длинный цепкий хвост с эдакой «стрелочкой» на конце, двупалые ступни и трёхпалые кисти рук. И уж точно Гамбит не говорил о том, что такой облик — это не единственная мутация почтенного преподавателя литературы и актёрского мастерства в школе Ксавье.       Профессор Вагнер появился рядом со своей кафедрой, когда все расселись по местам. Просто возник из ниоткуда, с лёгким хлопком, в клубе фиолетового дыма, на долю секунды отчётливо пахнувшего горелой серой и моментально растворившегося. И сразу же улыбнулся во все свои белоснежные клыки. Захлопывая открывшийся было рот, Рика ещё на удивление отстранённо подумала, что уж этот тип знает толк в эффектном появлении. А ещё — что обычная белая рубашка и тёмные штаны слишком просты и безыскусны для него. Тут нужно что-то более… более.       — Йа неисменно рат’ видет’ вас фсех ф допром стравии, — негромко проговорил тот с явным немецким акцентом и отчаянным грассированием. — Для тех, кто не ф курсе или позабыл, напомню: меня зовут’ Курт’ Вагнер. Но ф Мюнхенском цирке меня называли…       Он сделал театральную паузу, и весь класс хором отозвался с тем же акцентом и грассированием, кто как мог:       — Великолеп’ный Попрыгун!       Вагнер шутливо сдвинул брови и погрозил ученикам пальцем. А потом перевёл взгляд точнёхонько на Рику.       — Спешу прет’упредит’, что шут’ки нат’ моим происношением — йафление скорее рет’кое, нешели частое. Сейчас — умест’ный случай, но… попрошу не слоупотреп’лят’.       Рика на всякий случай послушно кивнула. Чёткая, отрывистая речь… согласные с придыханием… где в английском — звонкие, у него — глухие… Ещё не до конца поняла, но это заразно!       — «Мак’бет’»! — Вагнер оглушительно хлопнул в ладоши, а потом «схлопнулся» сам и возник уже за кафедрой. — От’кройте ваши книги там, кте мы остановилис’ в прошлый рас. Тем, кто пропустил или только присоединилса к’ нам, сразу задание на дом — непременно прочест’ сначала. А тепер’ — beginnen wir!       «Начинаем», — просуфлировал Рике сидевший рядом Эльф. И они начали.       Уже через пять минут урока девочка отчётливо понимала, почему в этой школе так любят занятия по литературе. И несколько не могла понять, чем же будут отличаться уроки актёрского мастерства. Потому что Вагнер — совмещал.       Он читал по ролям отрывок из Шекспира, и из его речи немедленно пропадал смешной немецкий акцент, сменяясь правильным британским произношением.       — …и мы, разумеетца, понимаем, что умест’нее был бы ак’цент’ шот’лант’ский, что у короля Дункана, что у Мак’бета, что у вед’м, но это же сценическая реч’…       Он читал на разные голоса, меняя осанку, мимику и жестикуляцию, и на его месте поневоле виделся то суеверный генерал, не снимавший руку с эфеса клинка, то благородный пожилой король, то мерзкая хихикающая старуха… А потом ввернул-таки на какой-то момент пресловутый шотландский говор и объяснил, что ничего не понимать в этом случае — это абсолютно нормально!       Он объяснял интонации, логические ударения, гортанное произношение некоторых звуков, порядок и чередование синтагм (и Рика, сама от себя не ожидая, сразу же запомнила, что означает это непонятное слово), значение пауз, разницу смыслов, которые можно вложить в одни и те же слова…       Когда начинали читать ученики — он поправлял не сбивая, хвалил не отвлекая, а глупые ошибки высмеивал, но совершенно беззлобно и так, что смеяться над своими ляпами было не просто легко, а действительно весело. А слушать и наблюдать любил со стен или потолка, удивительным образом к ним «приклеиваясь», как хамелеон, изгибая суставы и позвоночник и припадая к поверхностям, подобно дикому зверю. Рика ещё невольно ждала то и дело, что он вот-вот начнёт хлестать себя хвостом по бокам, но — нет. Видимо, это было не в его привычках.       И ещё он говорил, что литература — это живая история: и языка, и культуры, и социальный инструмент, и много чего ещё. И пояснял за грамматику, художественно-выразительные средства, контекст, всякое такое прочее… И Рика с благоговейной обречённостью понимала, что вот сейчас пара закончится, она пойдёт в библиотеку, потом — в домик, обложится Шекспиром — и будет читать, с чего начиналась история шотландского генерала, которому предсказали, что он станет королём.       Нечего и говорить, что о маленькой переменке в середине пары все благополучно забыли.       Потому что урок вёл профессор Курт Вагнер. И этим было сказано всё.