Песнь вещего ворона

      Блеклое солнце едва угадывалось сквозь низкие серые облака. Талый снег грязными кучами застилал дворы, огороды, улочки оживленного города, скапливался скользкими лужами в низинах возле крепостных стен и промозглой кашей растекался вокруг княжеского терема.       Посреди двора, окружённого высоким частоколом, двое отроков упражнялись в ратном деле, вымученно отбивая удары легких одноручных мечей. Уже с лета их стращали, натаскивали, гоняли и в хвост и в гриву. Порой сами уже не рады были, хотя все детство отчаянно рвались скорее махать мечом.       В малолетстве-то все веселее, и трава зеленее, и солнце ярче, и ратное дело — это просто веселая игра, в которую играть можно, пока не надоест. Да и, к слову, то, как упорно гоняли княжича с лучшим другом из оружейной, делало игру в витязей ещё и запретной, от того более захватывающей и желанной. Обоим хотелось скорее вырасти и стать уже наконец полноправной частью ладожской рати, среди которой росли.       Ну а теперь, когда мальчики окрепли, Федор Иванович взялся за них всерьез, и все прошлые удалые игры показались детским лепетом. Первые недели две с тренировок уползали, еле волоча ноги. Мышцы гудели, а сил на шутки и веселье уже просто не оставалось. Но сами ведь напросились на год раньше положенного, и теперь отступать, давать слабину или жаловаться — стыдно перед наставниками, перед друг другом, да и, в конце концов, перед самим собой. Поэтому, стискивая зубы, выполняли все, что было велено, почти не отлынивая.       А когда со временем тренировочное оружие сменилось настоящим, начались первые ранения. Ссадины, царапины, тычки, с ними в глазах медленно появлялась сознательность, понимание, что силы и умения, которыми они набираются, это не весело и не легко, как казалось в беззаботном детстве. У всего этого есть цель — суметь постоять за себя, за близких, за то, что дорого. Но за применение силы, даже во благо, неминуемо наступят последствия. Владеть мечом, носить броню, уметь сражаться — это почётно, это необходимо, но применять эту силу нужно лишь когда иначе поступить нельзя. Но эта истина придёт к ним позже, когда мальчики вырастут: один в князя, под чьей дланью будет не только собственный меч, но и мечи всей ладожской рати, а второй в верного дружинника, готового до последнего прикрывать спину друга.       Сейчас же двое отроков, измотанные многочасовой тренировкой, изредка клацая мечами, лениво кружили под окнами княжеского терема. А в детинце вокруг привычно бурлила жизнь: дружинники сновали по своим делам, кухарки с подворья носили корзины со съестным к обеду, у крыльца, как всегда, толпился люд, бояре в тяжелых шубах.       Сапоги проскальзывали в сыром, талом снегу. Мышцы ныли от тяжести меча, а отбитые удары отзывались в натруженной спине. Изо рта вырывался пар, а кожу, облаченную в одну лишь рубашку и кожаные наручи с нагрудником, холодил мартовский воздух.       — Ну, что вы как сонные мухи, чай малы ещё, чтоб мед пол ночи пить, где силёнки-то оставили, — прохаживался поодаль невысокий мужчина в возрасте. Лицо его, мягкое, с крупными чертами, украшали пышные усы с проседью, плечи поверх кольчуги грел теплый овечий полушубок.       — Сашка, колени согни, Олег, за локтями следи.       После замечаний отроки не сильно взбодрились, так же вымученно двигаясь по узору боя и уже почти рыча от усталости. Но тут на балконе, опоясывающем терем на втором ярусе, показался князь Доброслав.       Едва завидев отца, княжич выпрямился по струнке, мигом начав стараться десятикратно. Он стал бодро наступать, частя с ударами, хотя мгновение назад оба едва не зевали от изнурительной отработки связок. Сашка даже опешил, растерявшись на секунду от такого напора, и начал уступать и пятиться.       Олег всегда менялся в присутствии отца. Делался собраннее, серьезнее, словно желая проявить себя в лучшем свете в его глазах.       Доброслав не был строгим или требовательным, просто очень занятым, как и полагалось любому правителю. Он никогда не бранил сына, но никогда и не хвалил. Олегу всегда обо всем приходилось догадываться по глазам. Чуть нахмурит брови батюшка — недоволен, может им, а может, снова беды с княжеством; глянет по-доброму, с ноткой гордости — доволен. Смотрит мельком, не задерживая взгляд, словно сквозь него — должен стараться лучше, чтоб соответствовать. Хотя, может снова Доброслав думал о чем-то серьезном, о судьбе Ладоги, о делах, а сын, как и положено чаду, жадному до внимания родителя, воспринимал все на свой счёт.       За похвалой Олег никогда не гнался, ведь отец учил, что всем мил не будешь, а слова — это пустое, дела важнее. Но порой не то, что похвалы, хотя бы отцовского одобрения отчаянно не хватало. Но то в детстве, с годами княжич сам научился понимать, когда справился, а когда сплоховал. Внутренние требования к себе хоть и были всегда высоки, но в присутствии отца делались ещё выше.       — Ну вот! Наконец-то, молодцы, — стоя к терему спиной и не замечая причины перемены, похвалил их воевода.       — Не перехваливай их, Федор Иваныч, — насмешливо окрикнул князь, оперевшись о резные деревянные перила балкона, — а то стараться перестанут.       — От похвалы ещё ни один витязь хуже драться не начинал, — проворчал в усы Федор, негромко, но князь услышал.       — Ну, тебе виднее, — пожал плечами Доброслав, почесывая темную бороду, — Так я чего вышел-то, Федор Иваныч, твое присутствие требуется на совете.       — Иду, княже, — кивнул воевода и обратился к мальцам, скрываясь за дверьми, ведущими в гридницу, — передохните пока, потом продолжим.       — Олег, ну все, — еле успел отбить очередной удар Шура, отступая и опуская меч, — велели отдыхать. Они уже ушли.       Только тогда княжич словно очнулся, сунул меч в кольцо на поясе, кивнул, переводя дыхание и бездумно глядя в мокрый снег. Шура качнул головой и ткнул друга в плечо, отчего тот скривился. Ещё бы, редкий день, когда ничего не болело и не гудело.       — Ну, пошли в трапезную, я слышал, там сегодня пироги с дичью, — мечтательно протянул Сашка, находя в себе силы вприпрыжку устремиться к заветной цели, — Нам за такие муки лучшие угощения полагаются.

***

      Сумерки опускались на согретую солнечным зноем землю. На просторной поляне потрескивал уютный костерок, вздымая в воздух снопы искр. Отдыхая после очередного дня дороги, вся компания располагалась в лагере, кто сидел у огня, кто бродил вдали, заканчивая обустройство ночлега.       Лера в последние дни часто думала о том, как же им с Киром все-таки повезло встретить Шуру, отправиться в дорогу, и повезло повстречать князя именно в такой обстановке, простой, дружеской. Ведь он, хоть и самый главный в княжестве, но в своем ближайшем окружении оказался таким же человеком, как и все, для кого-то лучшим другом, для кого-то возлюбленным. Это показывало, что бояться так уж сильно не стоит. Наоборот, хотелось проявить себя, пока есть возможность, пока князь не в Ладоге, за крепостными стенами, в высоком тереме, среди своей дружины, а тут, в дороге.       А ещё Лера была искренне благодарна и Шуре, и князю, и даже Киру за то, что уважают ее выбор, не смеются над ее в чем-то самоуверенными мечтами, а дают шанс, относятся как к равной, без поблажек и снисхождения. И оттого хотелось скорее оправдать доверие, доказать, что они в ней не ошиблись и она действительно заслужила это доброе отношение. Ведь родная мать, хоть и из благих побуждений, рубит на корню все мечты и вообще все возможные варианты жизни, кроме единственно правильного, где девице полагается быть на хозяйстве в семье. А первый встречный сердобольный дружинник взял и поверил в нее, пообещал помогать. А целый князь, правитель Ладоги и всех окружных земель, дал добро девице попробовать себя в ратном деле. Конечно, после такого хочется проявить себя. Но и возможностей намечается множество: в таком важном деле, как вернуть князя в Ладогу, и вернуть Ладогу законному князю, пока вокруг поджидают опасности и трудности, заговоры, мятежный воевода, чудь взаправдашняя и много всего захватывающего.       Кстати, о чуди. Ведун после того, как развел костер, сидел по другую сторону пламени в самой высокомерной позе и напустив на себя самый нерасполагающий к общению вид.       Ну, Лера и с первого раза все уяснила, пытаться заговорить даже из вежливости: бесполезно и бессмысленно, да и особо незачем. Странный он, конечно, но, с другой стороны, может, ведуны именно такие и должны быть. У них в деревне, вот, была бабка-знахарка, сварливая и чудаковатая, ей соседи магические силы приписывали только потому, что она самая старая в деревне. Но на памяти Леры она никого никогда не лечила, да и дом ее был самым обыкновенным, не то, что лесная изба ведуна. Неудивительно почему Кирилл, падкий на россказни о нечисти, так впечатлился.       Братец, к слову, сидел по левую руку, недалеко от костра. Он нервно и часто косился в сторону ведуна. До смешного походил на суетного воробья, выпрашивающего крошки хлеба. Ну или крупицы сокровенных знаний, которыми, по его мнению, обладал чудской ведун. Лера точно знала, ему только дай повод — засыпет вопросами, потом не отвяжешься, но ведун повода и не давал, наигранно вглядывался в даль, оборачивался на князя, занятого заготовкой поленьев для костра на опушке, а то и вовсе прикрыл глаза, точно собираясь задремать.       Но тут Кирилл не выдержал. Любопытство, наконец, к концу третьего дня пути пересилило страх.       — А что, вы прям ворожите? — затаив дыхание, опасливо проговорил он. Лера уж мысленно усмехнулась: зря Кир надеется что ему ответят.       Но Ведун открыл глаза и, сверля своего раздражителя взглядом, огрызнулся, вредно передразнивая:       — Прям ворожу.       В отличие от Леры, наблюдавшей со стороны, Кир иронии не уловил, выпучил глаза и отсел подальше, спешно перекрестившись. Сергей только фыркнул заносчиво и отвернулся.       Где-то вдали заухала неясыть, ветер своим порывом затрепал дрожащие листья осин. Но благостная тишина сохранялась недолго. Отрок не выдержал и спросил ещё:       — И с нечистью водитесь?!       Ведун на секунду растерялся, подавившись воздухом. Сначала смотрел гневно, потом просто пристально, но, сжалившись, ответил:       — Не вожусь, меня нечисть сторонится.       Брови Кира подскочили еще выше. Это кем надо быть, чтоб сама нечисть кого-то боялась. Ну а ведун, видя, что с каждым его ответом любопытство разгорается все больше, тяжело выдыхая, прикрыл глаза.       — А я вот с болотником повстречался недавно!       — Брешешь, — фыркнув, отмахнулся рыжий.       Тут уж Лера решила вступиться:       — Да врет он, конечно, не слушайте, такой выдумщик, — нервно усмехнулась она и строго зыркнула на Кира. Но вдруг ведун, перебивая ее, продолжил:       — Если бы ты с Болотником повстречался, разве ж он бы тебя живым отпустил?       — Не отпустил! — Восторженно отозвался Кир, — Я чуть не потонул, это меня Лерка с Шурой спасли! — Радостно затараторил Макаров.       Кажется, впервые он встретил человека, кроме деда Геши, который верит его словам. Мало того, что верит, так и знает ещё больше. Ведун, которого даже нечисть боится — такой восторг. Но это по мнению Кира. На Лерин скромный взгляд, это полный караул. Он же теперь ещё больше уверится в своих сказках и от ведуна с расспросами не отстанет. Почему-то девушке казалось, что за то, что Кир замучает вопросами избранника князя, никто спасибо ему точно не скажет.       — А-а ещё... — радостно заливаясь, зачастил Макаров.       — Кир! — Строго шикнула на него сестра, — не приставай.       — Да что Кир?! Вы же мне не верите, а он! Ой, я же ещё спросить хотел, как это так, что вы с князем вместе, просто у нас так не принято. Ну, я такого раньше не видел.       — Да ты ни черта, кроме мамкиного огорода, раньше не видел. Старшим лучше тебя знать, что да как, — одернула его Лера, чувствуя, куда братец клонит.       — Что не принято? — Поднял бровь ведун, впервые за весь разговор чуть заинтересовавшись.       — Ну, что вы оба мо́лодцы и вместе, чудно́ это, — пробубнил Макаров.       — А что тут чудно́го? — искренне удивляясь, округлил глаза он.       — Не слушайте его, глупости все, — сгорая со стыда за брата, просила Лера. Вот уж такими вопросами он явно полез не в свое дело.       А ведун, до этого казавшийся настороженным, замер на мгновение и вдруг рассмеялся, оглашая поляну своим звонким, слегка заносчивым смехом.       — Ну и дремучие же вы. Надо же, придумали, не жить с тем, с кем любо. Как вам, должно быть, на свете тяжело живется. Я такой околесицы в жизни не слыхал. Повезло же вам с князем. Без его мудрости совсем бы одичали, — чуть сочувственно закончил он, но, увидев озадаченные лица отроков, соизволил разъяснить. — В моей деревне по-разному жили, и так, и сяк, и ничего чудного не было. Без разницы, кто по сердцу пришелся, с тем и женихаешься.       — А как вы с князем женихались, если в лесу церкви нету? — И тут не смолчал Кирилл.       — Мы богами венчаны, — холоднея лицом, устало буркнул ведун, снова начиная раздражаться.       — Богами — это которые идолы, которых мы вчерась видали?       — Да, ими! — Прикрикнул Сергей, окончательно теряя самообладание.       — Кир всё. Цыц, — строго отрезала Лера, — иди, помоги дрова принести.       — А я что, я ничего, просто интересно же, — проворчав, надулся тот, как мышь на крупу, впрочем, в душе довольный тем, что удалось выспросить.       А ведун бросил короткий благодарный взгляд на девушку.

***

      Вскоре ночь окончательно опустилась на местность, окутывая поля и перелески мраком. Небо, звёздное, ясное и светлое на западе, простиралось над головами. А костер теплым светом озарял поляну, отделяя пятерку путников от засыпающей природы.       Кирилл в итоге ни к костру не вернулся, ни с дровами не помог, отвлекся. Принялся с удалым кряхтением нападать на маленькую сосенку, грозно разя ни в чем не повинное растение ударами меча. Шура поглядел на это, посмеиваясь, вздохнул и пошел на выручку, прихватив свой меч с собой.       Вот и дошли наконец-то руки снова взяться за обучение. А то ходит Макаров целыми днями с мечом в обнимку, любовно наглаживая ножны, а использовать по назначению толком и не умеет.       Под руководством дружинника принялся уже с толком отрабатывать удары, не на сосне естественно, а с наставником, который, в отличие от дерева, и сдачи дать может. Выходило, конечно, медленно, нескладно, словно ребенок палкой крапиву бьёт, но так и будет, пока рука к весу оружия не привыкнет.       — Ну, за локтем следи, — делал замечания Шура, — и не части с выпадами, лучше реже, но увереннее. Вот, молодец, — подбадривал он ученика.       Кажется, Кирилл был прав, когда твердил что-то про оружие и его хозяина. Сейчас-то он вцепился в свой собственный меч мертвой хваткой, и сколько дружинник не пытался, порой лениво атакуя в ответ, выбить из рук, не получалось. Кир сам, путаясь ногами в высокой траве, падал, но меч из рук не выпускал.       Переходя с места на место, в пылу тренировки они подошли ближе к костру.       — Что ж ты так нескладно его держишь, — выдохнул Шура, почти не глядя подставляя свой меч под неловкие удары.       — В другую руку пускай возьмёт, — вдруг вклинился с замечанием князь. Хотя даже глаз в их сторону не поднял. Был слишком занят. Сидел подле своего ведуна и сосредоточенно расчесывал его длинные волосы гребнем. Порадовало, что Олег не потерян для мира полностью, хоть краем уха, но прислушивается. И на том спасибо.       Шура, почесав макушку, велел Киру взять меч в левую руку. Первый же удар вышел куда увереннее всех предыдущих.       — Ну вот! — Обрадовано воскликнул он, ловко перескочив через кучу хвороста. Продолжая тренировку, дружинник обратился к князю чуть ехидно:       — А что, Олег, косточки поразмять не хочешь?       Тот, явно нехотя отрываясь от их с ведуном никогда не прекращающихся милований, поднял на Шуру укоризненный взгляд.       — Небось засиделся, разленился и забыл уж, как мечом махать, — нарочно подтрунивал и дразнился дружинник.       — Ладно, — хмыкнул Олег, глядя с вызовом, — можно и размяться, раз уж ты во мне так сомневаешься.       Шура остановил Кирилла, велев тому отдыхать. И, посмеиваясь, стал отходить подальше от костра и сидящих возле него, чтоб никого не зацепить.       — Не сомневаюсь, просто тревожусь, раны-то не беспокоят?       Олег потянулся за мечом, поднялся. Обнажив лезвие, он откинул ножны в сторону и стал обходить вокруг костра, прокручивая меч в руке, разогревая кисть. По телу раздался приятный мандраж грядущей схватки.       — Я бы тебе и подстреленный навалял, — в тон другу весело отозвался Олег, глядя чуть исподлобья.       Они, плавно переступая по траве и крепко сжимая рукояти мечей, внимательно приглядывались, улавливая малейшие движения противника и подгадывая удачный момент для нападения. Ребята, оставшиеся у костра, оживились, с интересом наблюдая за происходящим.       — Ну-ну, — только проговорил Шура, как они, не сговариваясь, ринулись в бой.       С металлическим лязгом отбивая первый удар, дружинник отскочил в сторону, смеясь и не оставаясь в долгу.       Шаг, шаг, отбить, пригнуться, выпад, уклониться, отбить с разворотом, поднырнуть под лезвие, перекатываясь через плечо и спешно поднимаясь на ноги, обернуться, чтобы отбить направленный в спину удар. Мечи яркими лентами сверкали в темноте вечера, отражая свет костра.       Этот узор боя они знали наизусть, столько тренировались вместе. Увы, пожелай они биться всерьез, вряд ли бы кто-то одержал верх, слишком хорошо знают приемы и привычки друг друга. Но зато со стороны бой выходил отлаженный, даже красивый. Потому что наперед знали каждый следующий шаг противника, а продолжать могли, пока не надоест.       Сапоги путались во влажной от росы высокой траве. Две тени мелькали по освещенной одним лишь светом костра лесной поляне. Лязг метала о метал рассекал вечернюю тишь, резал по ушам, распугивая ночных птиц. Резво двигаясь, они легко обменивались ударами, словно играючи уворачиваясь. Каждое движения настолько отточено, что и думать не приходилось. Хотя со стороны от их боя дух захватывало, такой бешенный напор, удаль.       Макаровы как заворожённые замерли с открытыми ртами. А ведун сидел как на иголках, то и дело закрывая лицо руками, вздрагивал на особо громких ударах и не мог оторвать поражённых глаз. Он до этого ведь и не видел мечного боя, и тем более не видел, как дрался Олег. А теперь увидел, и страх вперемешку с восхищением переполняли его настолько, что едва мог усидеть на месте.       Хорошо они друг друга погоняли. Дружинник, который до этого намучился с учеником, уж успел запыхаться и взмокнуть, а князь все держался молодцом, виду не подавал, что устал.       Так ещё и Шура заметил вдруг, как то и дело, отбивая удар или эффектно уворачиваясь, Олег бросал короткие взгляды, а порой и улыбки в сторону сидящего у костра Ведуна.       Дружинник мысленно усмехнулся. Мало того, что недавние раны никак его не ослабили, так еще и красуется перед своим суженым-ряженым! Слыхано, нет?! Ну, это дело благое. Шура, как хороший друг, и подсобить не против, тем более что биться уже наскучило.       Чуть ослабив хват, он позволил выбить меч из своей руки, эффектно завершая сражение победой князя.       Друзья крепко пожали руки, взмокшие, но безумно довольные, как мальчишки, всласть наигравшиеся в снежки.       Едва показательный бой завершился, подскочил Макаров, радостно хлопая в ладоши, и рассыпаясь в спутанных восторгах. Ещё бы не восторгаться, только что на его глазах произошла самая настоящая богатырская битва.       Шура поднял свой меч из травы и, подойдя к костру, протянул его Лере, и снова обратился к князю:       — Раз уж силу не растерял, может, поделишься военной мудростью с молодняком?       Князь отпираться не стал, недолго понаставничал, раздавая советы и подучивая Макаровых. Отроки с щенячьим восторгом в глазах старательно повторяли показанные движения и приемы и кивали на объяснения, как самые внимательные слушатели. Набегались, намахались тяжёлыми мечами и быстро утомились.       После такого веселья на ночь все быстро расползлись на боковую по разные стороны затухающего костра.

***

      Олег, облокотив меч на бревно, наконец подошёл к ведуну. То Шура отвлёк, то ученики, а Серёжа после боя смотрел на него так, что магнитом к нему тянуло.       — Ты у меня такой... — только и успел прошептать ведун, но Олег, опустившись рядом с ним на колени, без лишних слов утянул его в поцелуй.       Как бы сильно ни хотелось, но сейчас не удавалось провести так много времени вместе, как раньше, когда они жили в лесной избе, когда были одни друг для друга на всем белом свете.       Олег уложил голову на колени сидящему на бревне ведуну. Прикрыв глаза, чувствовал, как Серёжины пальцы ласково ерошат его волосы.       С приближением к Ладоге он все чаще становился прежним, собранным, серьезным, тем, на чьих плечах лежит решение проблем всего княжества. Как вернуть себе власть? Что решить с Вадимиром? Как провернуть все так, чтоб никто не пострадал? Не встанет ли за нового князя дружина? Как налаживать положение казны после того, как воевода наворотил бед? И прочее, прочее, прочее. Но все сомнения сразу же вылетали из головы, едва он приближался к своему ведуну. Рядом с Серёжей всегда накатывала какая-то ласковая, дурманящая волна, заставляющая оставить раздумья на потом, забыть обо всем и просто быть счастливым.       Серёжа то ерошил, то приглаживал его короткие волосы, а то вовсе наклонился и поцеловал в макушку. Олег заулыбался, поднялся с земли, подсаживаясь рядом, и сцапал ведуна в объятья, в ответ осыпая щеки поцелуями.       Но тут, по-хулигански усмехнувшись, тот вывернулся и, прихватив оставленный князем меч, поднялся, отступая. Бросив на суженного игривый взгляд, с любопытством стал крутить оружие в руках, разглядывая рукоять с искусно выкованными узорами, даже махнул пару раз в воздухе. Для Серёжи меч, конечно, тяжеловат, с трудом в руках держит. Из оружия ему больше нож подходит, ну или, может, кинжалы.       Олег только, улыбаясь, влюбленно смотрел на то, как играют отблески костра в волосах и лезвии меча.       Оценив оружие, Серёжа поднял на него веселые глаза:       — Со всеми сразился, а со мной не хочешь? Я хороший ученик, — игриво направляя острие в его сторону, проговорил ведун, больше в шутку, чем всерьез. Улыбка на лице Олега чуть померкла. Он покачал головой чуть виновато.       — Нет, прости. Я перед богами клялся беречь тебя. Я не обращу оружие против тебя, даже чтобы научить.       Серёжа, разыгравшись, сам не понял, о чем попросил, а от этих слов опомнился, смутившись. Он опустил меч, закусывая губу, и спешно вернул его на место. От такого ответа в груди затрепетало и заныло еще больше, чем если бы Олег отшутился или согласился бы подурачиться. Серёжа, растроганно выгибая брови, подсел к нему на колени, крепко прижимаясь и целуя в висок.