Розовая заря

      — Имчжа… — в бреду произнёс Чхве Ён, когда его лица осторожно коснулась женская рука.       Очнулся мужчина от смеси запаха лекарств, рыбы и сырости, въевшейся в стены знакомого домика рыбака. Было уже за полдень, но из-за непрекращающегося дождя сумрачную комнатку освещала лучина.       Стоило генералу шевельнуться, чтобы сесть, как это движение отозвалось резкой болью в животе. Повернув голову, он заметил Чхэ Хису у изголовья постели. Эта девочка снова спасла его.       — Очнулись, господин! — она улыбнулась, но грустно: слышала, как генерал звал свою женщину. — Крепко же Вы спали. Сюда не только лекаря к Вам приводили — со свитой и сам король приехал, повидать Вас в последний раз…       — А ну как я тебя вон отправлю! — раздался строгий голос. — Чтоб не досаждала гостю всякой чепухой!       — Отец, позвольте…       В комнатку вошёл хозяин харчевни. Рыбак сдвинул похожие на две старые щётки смоляные брови, а затем погрозил дочери пальцем. Вероятно, старик, как и сам Чхве Ён, счёл нахождение молодой девицы возле больного сверх того положенным.       — Цыц, говорю! Мала ещё.       Хису, поднявшись, почтительно поклонилась обоим и послушно удалилась. Скрывшись за дверью, она остановилась, чтобы послушать.       — Ступай, — настойчиво повторил хозяин Чхэ и глянул внимательно на генерала. Тот же решил никак не комментировать поведение его дочери. По-видимому, это было правильным. Чувствовавший то ли неловкость за поведение юной девушки, то ли отцовское беспокойство из-за явной заинтересованности этим угрюмым взрослым мужчиной, рыбак расслабился.       Услышав девичьи шаги, он по-доброму усмехнулся в усы.       — Ишь! Уже возомнила себя женщиной! — затем старик обратился к генералу: — В добром ли здравии, господин?       Чхве Ён кивнул и торопливо оглядел комнату.       «На поляне, меж корней лежало… Под самым деревом… послание — оно?» — мужчина выдохнул. Пытаясь сориентироваться во времени, спросил тихим голосом:       — Как долго я был без сознания?       Пожилой рыбак озабоченно нахмурил смуглый лоб, подсчитывая.       — Да уж никак… луну в моём доме гостите, Ваша Светлость.       «До чего долго!»       Несмотря на старания королевского лекаря, здоровье генерала было подорвано ледяным магом в прошлый раз. И потому жизненные энергии Чхве Ёна восстанавливались гораздо медленнее. Сны о заповедном озере не посещали уже давно — мужчина понимал, что время поджимало.       Генерал вновь попытался подняться и болезненно закряхтел.       — Ваша Светлость…        Ён остановил рукой засуетившегося хозяина. Стараясь не рухнуть обратно на не слишком мягкую подушку, он нащупал меч у изголовья и опёрся на него.       — Генерал! — вбежавший в комнату с этим возгласом О Дэман — дочь хозяина харчевни доложила ему, что Чхве Ён очнулся — создал стойкое ощущение дежавю. В дверях так же стояли и остальные Удальчи.       — Как Ваше самочувствие, генерал?       Сияя обрадованными лицами, они не рискнули ворваться в комнату. Наваливаясь друг на друга, чтобы получше разглядеть своего командира (и получая подзатыльники от старших товарищей), воины создавали много шума.       — Жив, — в привычной манере ответил Чхве Ён, чем вызвал смешки солдат, и улыбнулся сам, но тут же придав разговору серьёзный настрой, осведомился: — Как обстановка?       — К-король опечален, — ответил Дэман, заикаясь. Он взъерошил и без того вихрастые волосы. — Никто не решался перенести Вас в госпиталь. Б-боялись, что по дороге помрёте. Его Величество приехал с королевским лекарем сюда, как только узнал, что Вы больны.       — Он всё ещё здесь?       — Да, г-генерал.       Эта беспечность Конмина осложняла положение.       — Проклятье… — раздражённо бросил мужчина и окончательно поднялся, вновь готовясь взять на себя обязанности по защите короля. — Дэман, принеси одежду и доспехи.       Прежде всего, необходимо было найти его и объяснить, что в провинции Хамгёндо наверняка осталась ещё банда озлобленных юаньских разбойников. Затем убедить Конмина вернуться в Кэгён. На мгновение генерал даже подумал, безопасно ли отправляться королю в столицу без сопровождения личного телохранителя. Однако объективно оценивая своё состояние, Чхве Ён сомневался, что от него в этом деле будет много проку. Да и каждый из его воинов в бою стоит десятерых. Эта мысль более-менее его успокоила.       Чхве Ён сделал пару шагов и покачнулся.       — Генерал! — помощник командира, Бэ Чунсок, успел подхватить его.       «Этак Вы даже на коня сесть не сможете», — заключил воин и задумался, выбирая менее досадную формулировку.       Будто прочитав мысли своего помощника, Чхве Ён выпрямился и ответил:       — В порядке, не видишь разве?       — Но лекарь сказал, Вам нужно время на восстановление.       — Некогда мне отлёживаться.       Разговор с королём кончился последующей — временной ли? — отставкой. Выслушав подданного, Конмин не стал принуждать его ни посулами, ни тем более новыми приказами. Лишь выразил сожаление об уходе генерала и его потере, а также обеспокоенность его состоянием. Мнение короля было единогласным с придворной дамой Чхве: возможно, лекарке и не удасться вернуться сюда. Может быть, стоит продолжить жить дальше?       — Она — есть счастье и благо для меня, — Чхве Ён был откровенен.       — Что ж, быть по сему, — Конмин только улыбнулся и не стал настаивать. Возможно, это и было лучшей почестью, для того, кого он искренне считал своим другом.       За годы верной и доблестной службы на благо Корё этот человек имел право на счастье.       Не простившись с остальными, Чхве Ён взял лошадь и пустился к Небесным вратам. Надо было найти послание.       Генерал не ошибся. Между корнями раскидистого дерева, засыпанное землёй и поросшее мхом, действительно что-то лежало. Зарыто неглубоко — явно с намерением быть найденным. Не может быть, неужели столько лет ожиданий оказались не напрасными?       Призвав себя не потерять самообладание, Чхве Ён продолжил раскапывать и извлёк на свет что-то прямоугольное и небольшое. Он оторвал мох и протёр предмет ладонью, убирая землю и заодно оценивая его.       Находка не была чем-то необычным или похожим на виденные уже предметы с Небес. Обычная шкатулка. Женская. Из тёмного дерева, вскрытая киноварным лаком. Не корёсская — здесь мастера предпочитают переливы перламутра, а не напыщенное сияние золота. Юаньская… Судя по вспузырившемуся и потрескавшемуся от времени лаку, она пролежала под деревом довольно долго, но всё же не сильно старая — соединяющие петли почти не проржавели.       Чхве Ён с подозрением открыл шкатулку. Внутри действительно лежало письмо, написаное женским почерком на ханче, прозрачная баночка с Небесным лекарством и какая-то ветхая книга. Это могло быть и уловкой. Лишь подпись внизу на языке Небес, которую запомнил генерал, и нарисованная на обратной стороне жёлтая хризантема служили доказательством, что именно Имчжа отправила послание.       «Здравствуй. Прости, что заставила тебя ждать так долго, и что не могу в полной мере описать свою тоску по тебе, так как пишу письмо тебе не я.       Небеса продолжают посылать мне новые загадки.       Как бы мне ни хотелось этого, я не могу сдержать своё обещание и вернуться к тебе сама. Я не успею добраться до врат вовремя. И не могу сказать, будет ли у меня другая возможность их открытия. Но в моих силах узнать дату и место, а ещё найти возможность донести тебе моё послание сквозь время и пространство…»       Дальше были строчки про предположительные даты открытия Небесных врат, и примечание, что они могут открываться не в одном месте, что существует несколько параллельных реальностей, что его Имчжа сейчас застряла в одной из них.       Полученные вести воспринимались с трудом, но самое главное было ясно: сон был вещий — его женщина попала в серьёзную беду.

***

      Пробуждение в доме нянюшки было не из приятных. Из-за сбитого нервами и опасными погонями режима я проснулась уже ближе к вечеру. Расслабленное, уставшее тело ощущалось побитым палками, травмированная на рынке нога стала болеть больше.       Талтал же не стал дожидаться, когда я проснусь, и встал гораздо раньше меня. Я провела ладонью по пустующему месту рядом с собой и зябко поёжилась: холодное.       «Как так? Всё проспала, — досадовала я, садясь на постели и лениво потягиваясь в разные стороны. — Даже не удосужился разбудить!»       Сон в месте, которое Талтал считал безопасным, снизил уровень тревоги, но всё же мне было неловко.       По нашим меркам мой опыт с мужчинами был небогат, хотя многие считают меня достаточно красивой.       Моя первая серьёзная влюблённость, о которой я уже писала, случилась со мной лет почти в шестнадцать, это был друг моего брата. Они оба были старше меня на три года. Однако всё детство мы проводили втроём, так как я хвостиком ходила за братом. И наше сближение произошло само собой, словно так и должно было быть. За общие два года отношений, мы ни разу не переходили черту, договорившись до моего совершеннолетия. Кто-то скажет, что это ханжество, однако помимо романтизма и старомодности во мне взыграл здравый смысл: не хотелось испытывать судьбу, когда школьный аттестат ещё не получен, пусть даже с контрацепцией. Да и просто, я не была готова к подобному. Однако мой ухажёр не подрассчитал, и после окончания политехнического техникума его забрали в армию, где полгода спустя нашёл более лёгкую мишень. На том и закончилось.       Последующие свидания, на которые меня приглашали, я не могла назвать удачными.       Художники обычно представляются обывателям этакими созерцателями в зелёных беретах, неспешно накладывающими мазки на громадные полотна. Однако начало нашего творческого пути протекает в темпе «presto». Нагрузка в училище была достаточно высокой, объясню вам вкратце: упражнения, бесконечные наброски, поиск идей для композиции, а пленер чего стоит?       Виктор Петрович К… — мой пожилой куратор, между прочим, заслуженный художник РФ, — ругался на меня каждый семестр:       «Золотарёва, где твои сорок этюдов? Просмотр же завтра!»       Только художник прочувствует всю боль фразы: «Передвинь все предметы влево — тогда будет хорошо». И только попробуй сжульничать и отрезать лист справа…       Конечно, сейчас, мои проблемы намного глобальнее, но всё же в такой обстановке меньше всего думаешь о парнях и свиданиях.       Сейчас же испытывать чувства к Талталу было тяжелее. Мы не были прежде друзьями. Пережив многое, мы действительно плохо знали друг друга, чем мы живём, о чём думаем, не считая насущных проблем.       Оставшись в полном одиночестве, меня будто прорвало. Наверное, это можно считать ещё одним переломным моментом. В голове пчёлами роилась куча мыслей:       «Помирились мы или нет?»       «Он здесь или ушёл куда-то? Наверное, ушёл, иначе бы разбудил меня пораньше».       «Обнять его, когда он придёт? Спросить, как дела… М-да… Как сажа бела. Золотарёва, придумай что-то получше…»       «Хочет ли он, чтобы я осталась с ним?»       «Это теперь я его женщина? Получается, так. А хочу я этого? Да. Как же тётя и брат? Не знаю. Буду скучать по родным? Да. Пожалею, что упущу свой шанс, если не останусь? Да».       «Как теперь с ним надо обращаться?»       «Мы поженимся или я буду наложницей?.. Фу, как мерзко… Но я тут считаюсь проституткой, вряд ли ему можно жениться на мне официально…»       «Если любит, то пусть женится!»       «Нельзя, конечно. Ему и так из-за меня постоянно достаётся. А так вообще камнями забросают… Не наложница тогда, а гражданская жена. Так же и у нас некоторые живут… Во-о-от, уже лучше».       «А тут многожёнство практикуется, надо спросить, как он к этому относится и сказать, что я против!»       «Или ничего не говорить, пока он разговор не заведёт, а то опять засмеёт. Ему только дай повод».       Вспомнились события, произошедшие накануне, и слова Талтала, что я начиталась всяких сказок. К чему тут сложно привыкнуть, так это к тому, что жизнь здесь была отнюдь не беззаботной. Я тут же пристыдила себя:       «А ведь он прав: ещё лужицей тут растекись. Какая свадьба, тебе ещё не предлагали ничего, а ты уже поплыла. Да вряд ли предложат, и так уже напортачено выше крыши».       Строились версии, куда Талтал мог пойти, и на ум приходили только две дороги: к канцлеру или к сыну наместника. Я с уверенностью не могла сказать, что из этого хуже. Не знаю, сколько ещё я бы себе накрутила, сидя тут в одиночестве. Поэтому чувствуя, что от этого всего уже голова идёт кругом, я махнула рукой, прогоняя своих «пчёл». Повернула голову влево и открыла рот в удивлении.       «Это шутка что ли?»       Моё требование, высказанное с целью обескуражить и задеть, Талтал воспринял всерьёз. На низкой прикроватной тумбе стояла пара нежно-сиреневых шёлковых туфлей с жемчужинами на вздёрнутых носах, вышивкой в виде журавля, расправившего изящные крылья, и каких-то цветов, похожих на лотосы.       Перед тем, как уйти по своим делам, он заглянул на базар и купил их для меня?       «Такие красивые…» — я взяла их в руки и осторожно погладила вышитый орнамент.       Я прижала туфли к себе и против воли снова расплылась в эту самую лужицу. Решив примерить их, я обнаружила, что моя нога не только стала болеть сильнее, но ещё и распухла.       — Вот, чёрт… — я сняла туфлю и приспустила носок. И правда распухла, под косточкой красовался синяк. Попробовала встать и пройтись по комнате. Прихрамывала, так как было больно, но в принципе терпимо, если сильно не тревожить.       Было, конечно, волнительно — первый раз мне предстояло «знакомство с родителями». Надо было выйти из комнаты, чтобы пообщаться с нянюшкой Талтала поближе. Я догадывалась, что на Байана вряд ли производила хорошее впечатление, учитывая мою репутацию здесь. Это могло создать определённые сложности. Поэтому мне бы хотелось хоть немного исправить положение и понравиться Эрдэнэ, хотя бы на то время, пока я нахожусь в её доме. Косвенный умысел был ещё и в том, что через неё Талтал мог увидеть, что у меня есть не только недостатки, но ещё и достоинства… Правда, было бы лучше, если бы он меня разбудил перед тем, как ушёл. Даже в наше время старики не особо любят лежебок, а я продрыхла до самого вечера.       — Однако и ты не всё можешь предусмотреть, — с улыбкой произнесла я, перезаправляя смятую постель и взбивая подушки.       У зеркала я поправила перекособоченную рубаху, перезаплела растрепавшиеся волосы.       Домик Эрдэнэ был небольшим и скромным, по интерьеру больше похожим на юрту кочевника, чем на традиционное китайское жилище, и занимал всего несколько комнат. Заглянув в одну из них, затем в другую — нечто среднее между кухней, столовой или гостиной, я нашла няньку-кормилицу именно там. Старушка занималась готовкой и пока что раскатывала круги из теста.       Заметив меня, она прекратила своё занятие и тут же приглашающе замахала рукой.       — А-а-а, проснулась уже? Должно быть, крепко умаял тебя этот рыжий вихрь? — нянюшка подленько захихикала.       Не зная, как воспринимать подобное двусмысленное замечание, я всё же пропустила его мимо ушей и решила ответить дипломатично:       — Простите, что побеспокоили Вас в столь ранний час.       Эрдэнэ понимающе добавила, заставив меня ещё больше напрячься:       — Дело-то молодое.       Да, смысл был определённо таким. Я поспешила её заверить, что в спальне не происходило ничего аморального… Не считая поцелуя, только. Но этого говорить было совершенно не обязательно.       — Это не то, о чём Вы подумали. Мы не… — не только щёки, но и мои уши начали предательски гореть.       «Как ты мог бросить меня в такой ответственный момент?»       Стопроцентная гарантия, что Талтал сделал это нарочно. Возможно, даже подыграл нянюшке, а после потешался, как я буду выходить из произошедшей оказии.       — Ишь, зарделась вся! Ладно-ладно, садись.       — Спасибо, — опустившись на длинный цветастый матрас, лежавший на войлочном ковре, я заняла место напротив. Эрдэнэ смотрела на меня с любопытством.       — Покажи мне ещё раз свои глаза, — она вытерла руки от муки чистой тряпкой и, вытянувшись через низкий резной столик и звякнув серебряными подвесками в седых косах, взяла меня за лицо. — Да-а-а, ещё одно дитя Алангоа*.       Я решила, что позже спрошу у Талтала, что это значит.       — Ты мне нравишься, — заключила нянюшка, чмокнула меня в лоб и добавила беззлобно: — Хорошая! Но уж больно ты тощая, как эти ханьки.       На душе немного потеплело. Хоть кто-то из местных отнёсся ко мне благосклонно.