Лисы и Волки

      Свет закатного солнца лился сквозь просторное окно. Кэт, сидя на кровати, наблюдала, как его оранжевые, практически красные лучи медленно ползли по противоположной стене, контрастируя на фоне холодно-серых обоев, что казались ещё темнее в вечернем свете. Она любила уют своей комнаты, лёгкий беспорядок, который в ней всегда присутствовал, совсем не портил обстановку. Мягкая односпальная кровать с пушистым пледом у стены, шкаф, выставленный вокруг окна и совмещённый со столом, на котором всегда царил хаос из блокнотов, листков смятой бумаги и карандашей. Ей нравились эти вещи, но сейчас они казались чем-то далёким, заброшенным из прошлого в настоящее. Давно она не была в своей комнате.       Оранжевая полоса света двигалась вверх, задевая пару плакатов и рисунков, приклеенных когда-то в порыве бунтарства. Мама тогда была недовольна, потому что Кэт испортила обои. Они с отцом сейчас ссорились на первом этаже. Хоть мама и старалась не повышать голос, их всё равно было слышно.       Анна Грэнж знала о незаметной для простых людей войне лишь в общих чертах. В подробности деятельности «магического сопротивления», как она для себя их называла, муж её не посвящал. Но когда свекровь позвонила поздним вечером и встревоженно рассказала о том, что Брайан и Кэтти покинули особняк, Анна не на шутку забеспокоилась. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало, что это не было очередным партизанским собранием.       К рассвету она уже знала обо всём. Свекровь всё время была на связи, сообщая, что сейчас происходит в магическом мире. Последняя узнавала новости через странный заколдованный портрет. Изображённая на нём бабушка Брайана любила покидать свою раму.       Анна места себе не находила. Уже и не сосчитать, сколько валерьянки она выпила за одну ночь.       Всё закончилось, «магическое сопротивление» победило. Кэтти и Брайан вернулись только к вечеру.       Потрёпанные, в ранах и ссадинах, но живые. Дочь сразу же бросилась в её объятья, а потом, тихо сказав, что хочет отдохнуть, ушла на второй этаж в свою комнату.       — Ты обещал, что не будешь втягивать её во всё это, — еле сдерживаясь, чтобы не повышать голос, начала Анна, когда Кэт поднялась по лестнице.       Брайан устало вздохнул, не знал, что ей ответить, как оправдаться. Он и без её обвинений чувствовал себя виноватым.       — Я оставил её помогать с эвакуацией, в безопасном месте. Она и не должна была во всём этом участвовать... Я... я не думал, что она ослушается... — он потёр лицо ладонью, как же тяжело давался этот разговор, — Аня, всё закончилось...       — Ты серьёзно?! — она всплеснула руками. — Брайан, конечно она ослушалась! Полезла туда за тобой, а ты... Сколько раз я просила тебя не рисковать?! Сколько раз я говорила: «Брайан, не вмешивайся во всё это». — Анна начала мерить шагами гостиную, распаляясь всё больше. Брайан понимал, ей нужно выговориться, поэтому молча стоял и слушал. — Ладно твоя работа, я уже с этим давно смерилась, но воевать! Да вас там убить могли! Тебя и её. Оставил в безопасном месте!? Да её под замок надо было посадить и отобрать эту чёртову палочку! И тебя вместе с ней! Ты хоть представляешь, что я тут пережила... Боже... — она устало упала в кресло, зарываясь лицом в ладони, — Сил моих больше на вас нет, — её гнев утихал, она замолчала.       Брайан осторожно подошёл к ней, присел на корточки напротив, у её ног. Нежно взял тёплую ладонь в руки, открывая красивое лицо жены. По покрытой веснушками щеке стекала слеза, она быстро смахнула влагу свободной ладонью. Анна не любила плакать, а ещё больше ей не нравилось, когда у этого были свидетели.       — Аня, прошу, прости меня, — держа ладонь жены в своей, он приложил её к щеке, смотря в голубые глаза снизу вверх. — Обещаю, с сегодняшнего дня всё будет как раньше.       В ответ она погладила большим пальцем его щёку. Это было хорошим знаком. Сейчас Брайан в полной мере ощутил, как же он скучал по ней.       — Знаешь, — тихо заговорила она, убирая вторую руку от лица и кладя её на подлокотник кресла, — я порой ловлю себя на мысли, что как бы я тебя ни любила и каким бы сказочным ни был твой мир... Прости, но... Я с каждым годом начинаю его всё больше ненавидеть.       Брайан её не винил в этом и прекрасно понимал. Магия для Анны была частью детских сказок, которая стала реальностью, когда они влюбились. Но вместе с тем, как быстро дети вырастают из мира наивных грёз и всё больше познают реальный, Анна быстро поняла, что магия и волшебники не менее жестоки, чем обычные люди. Сила, что даёт волшебство, может стать разрушительной даже в руках одного человека.       — На Кэтти лица нет. Что именно там произошло? - немного помолчав спросила она.       Брайану не хотелось вспоминать это ещё раз, но лучше пусть расскажет он, нежели дочери придётся себя мучить.       — Помнишь её подругу, Луизу...В общем...Её убили.       Глаза Анны испуганно расширились, она почти вскочила, чтобы отправиться к дочери, но Брайан её остановил.       — Аня, постой. Дай ей побыть одной. Лучше... Не трогай её пока.       — Что значит не трогай...!?       Голоса родителей ненадолго стихли, и Кэт уже думала, что ссора на этом закончится, но продержались они недолго, и повышенный тон матери вновь начал разноситься по дому. За открытой дверью послышались торопливые шаги. В проёме быстро промелькнул силуэт брата, потом шаги смолкли, и его заспанное лицо нырнуло в комнату.       — Привет, — хрипло сказал Макс, потирая след от подушки на щеке. — А чего не предупредили, что сегодня придёте? —он пытался проморгаться, чтобы окончательно сбросить сон. Видимо, опять уснул, пока сидел за уроками. — Надеюсь, вы ещё не уходите, а то я... — начал протирать глаза. — Проспал.       У него так всегда, первые минуты после сна ещё слабо соображает.       Кэт словно не видела его целую вечность. Он сильнее вытянулся в росте, возможно, ещё пара лет, и догонит отца. Подростки — удивительная вещь, они так быстро меняются. Особенно, когда ты видишь родного брата не чаще раза в месяц.       — А ты чего такая побитая? Упала где? — полностью проснувшись, спросил он.       — А-эм, да... И мы надолго, — пытаясь сосредоточиться, встряхнула головой Кэт. — Вернее, навсегда. В общем... Мы вернулись.        Боже, почему сейчас так трудно разговаривать. Она попыталась потереть лоб, но машинально сделала это правой рукой. Та неприятно заныла, и Кэт выругалась.       — С тобой всё хорошо? — аккуратно спросил Макс, словно боялся, что она разозлится.       «Нет, не хорошо, всё пиздец как хуёво!»       От его вопроса внутри начал зарождаться ком раздражения, хотелось накричать на него, чтобы ушёл, но вместо этого Кэт тяжело вздохнула, давя в себе это чувство, и спокойно ответила:       — Пойдёт. Лучше спустись к отцу. А то, я боюсь, мать его сейчас загрызёт, — она аккуратно легла на спину. Сидеть сил больше не было. Тело опять начало неприятно ныть.       — Думаешь, свидетели её остановят? — тихо сказал он.       Кэт усмехнулась, скорее машинально, нежели искренне. Ей сейчас было не до веселья.       — Думаю, в этот раз да.       Брат ушёл, через некоторое время снова послышались шаги, уже более лёгкие — это мама. Кэт притворилась спящей. Как бы она по ней не скучала, разговоры сейчас были непосильной задачей. Анна практически бесшумно вошла в комнату и мягко поцеловала её в лоб. Тихо звякнула цепочка у неё на шее. Приятный запах свежести и постиранной одежды умиротворяюще окутал, перебивая собой застрявший в лёгких смрад крови и пепла.       Мама аккуратно укрыла её пледом и тихо закрыла за собой дверь. Кэт не открывала глаза, так и продолжала лежать в надежде, что уснёт. Она старалась ни о чём не думать, но память постоянно подкидывала жуткие картинки: окровавленный, разорванный труп Лоумена, являющийся её творением, сожжённые тела в коридорах Хогвартса, неподвижную Лу у неё на руках. Кэт пыталась перебить это различными фантазиями, вспоминая сцены из книг, фильмов, представить, как она гуляет по цветущему лугу или летит в бескрайнем небе, космос, звёзды, да всё что угодно, лишь бы не груды обрушенных стен и горы трупов.              Вскоре всё это превратилось в неясное месиво, где мелькали лица, крики, летали белые бабочки. Пару раз проносился момент, как она бросает в Малфоя зелёной вспышкой и он медленно падает в поле, усеянное красными ликорисами, а рядом стоит Долохов и улыбается. Мол, «так правильно, так нужно». Ликорисы пахли малиной. Сколько бы Кэт не бежала по усеянному красными цветами полю, везде стоял этот запах, и она вновь и вновь возвращалась к трупу Малфоя. Его белые волосы сильно контрастировали на фоне алых соцветий, и отовсюду слышался смех. Женский смех.       Непонятно сколько она провела в таком положении, спала или бредила — неясно. Когда открыла глаза и села, за окном было темно, в доме тишина, даже телевизор не работал, значит, все спят. Над кроватью висела гирлянда, распространяя свой тёплый свет и окутывая комнату в приятный полумрак. Видимо, кто-то из домашних её включил, пока она спала. Кэт всегда так делала, не любила спать в темноте, если одна в комнате.       Она по-прежнему была в той же рубашке и штанах, даже ботинки не сняла, от чего на углу кровати, где лежали ноги, теперь красовались пыльные пятна. Одежда хоть и была залатана и вычищена чарами, но Кэт по-прежнему чувствовала исходящие от неё запахи сражения. Но сильнее всего был аромат малиновых духов.       Грэнж в приступе неясной злости быстро снимала с себя одежду, стаскивала ботинки. От резких движений тело вновь начало ныть. Ей было плевать, лишь бы поскорее избавиться от этой вони. Она разделась до нижнего белья, бросила всё в кучу перед кроватью. Вскочила на ноги, схватила со стола волшебную палочку с намерением сжечь всё к чертям собачьим.       Кончик древка, направленный на горку смятой ткани, засветился оранжевым светом, но заклинание из него так и не вылетело. Поверхностно дыша, Кэт перевела взгляд на свою волшебную палочку в забинтованной руке.       Чёрная, тринадцать дюймов, вяз, сердечная жила дракона, достаточно гибкая и прочная. Грэнж не знала, где отец её достал, но палочка идеально её слушалась. Даже лучше, чем первая, купленная в России и утерянная, когда она в последний раз шпионила для Ордена.       Волшебство — Кэт от него тошнило. Она до боли сжала рукоятку. Блядская, бесполезная магия, что позволила ей убить одного человека и не смогла спасти жизнь другому! Грэнж со злостью бросила палочку в угол. Сверкнув пучком искр, древко ударилось о стену и рикошетом улетело под кровать.       Как же она хотела сейчас посмотреть в эти чёртовы карие глаза и спросить, какого дьявола Лу носила на себе это уродливое клеймо Пожирателей Смерти!       Кэт выпрямилась, устало моргая и приводя дыхание в порядок. Запустила пальцы в волосы, зачёсывая выбившиеся длинные пряди.       «Забыть... Всё забыть, как страшный сон...»       Возле стены с плакатами стояло напольное зеркало, Кэт подошла к нему, вглядываясь в отражение. Подтянутое и стройное тело по форме выглядело как раньше, исхудала, правда, немного, но его расцветка ужасна. Мадам Помфри потрудилась над ней как следует после окончания битвы. До конца залечила голову, рёбра и трещина в бедренной кости тоже срослись, фиолетовые гематомы обработала мазью. Болезненные, ноющие ощущения только остались. Но всё по-прежнему выглядело жутко.       На половину бедра красовался синяк, весь правый, да и левый бок тоже, были в ссадинах и жёлто-зелёных пятнах, особенно в области рёбер. Руки выглядели не лучше. На спине огромный синяк, казавшийся в полумраке ещё темнее, чем есть. Наверное, она чудом не сломала позвоночник от того удара.       Кэт начала снимать большой пластырь с лица. Отрывать мягкую повязку с раны весьма болезненно. Но эта боль приятно глушила внутреннюю тревогу, и когти, что, казалось, скребут рёбра изнутри, слегка унимались. На нижней челюсти, посередине между подбородком и ухом, красовался заживающий порез, слишком длинный, чтобы превратиться в незаметный шрам. А шрам будет.       По словам Помфри, такие раны колдовством полностью не вылечить, и они должны зажить сами. В них попала чёрная магия, и останется след. Видимо, это произошло от столкновения Сектумсемпры и Авады.       «Режущее и убивающее — отменный коктейль. Оставит вам приятное напоминание о лучших моментах вашей жизни». Кэт усмехнулась от издёвки над самой собой.       Эта же смесь и разодрала ей руку, хотя бы вся мелкая моторика сохранилась. Нижний слой бинтов приходилось отдирать, те уже хорошо пропитались сукровицей. Признаться честно, она даже ловила некий извращённый кайф от этих острых ощущений, сдирая повязку вместе с кусочками кожи и ошмётками засохшей крови.       Раны кровоточили. Теперь на правой руке, начиная с кончиков большого и указательного пальцев, по всей тыльной стороне ладони шёл непрерывный рваный порез, напоминающий разряд молнии с множеством ответвлений. Уже редеющие ветви заканчивались на первой трети предплечья, словно чёрная магия разорвала кожу аккурат по линии вен.       — Что ж, моя молния покруче, чем у Гарри, — пробормотала она, с отвращением любуясь, как из раны вытекает свежая кровь.              

***

      Шли дни, что превращались в недели и месяцы. Время смазывалось, растекалось, как вязкая смола. Кэт глупо надеялась, что всё произошедшее не оставит свой след в психике и память услужливо забудет все травмирующие события, давая шанс собраться и начать жизнь заново. Это было наивным предположением.       Спустя пару дней после битвы в их дом прилетела сова с письмом. Первым и последним, на которое Кэт ответила, вернее, ответил отец, она лишь дала согласие. Приглашение на похороны от семьи Монтгомери для неё и отца.       Всё мероприятие запомнилось обрывками, смазанными картинками, в которых мелькали знакомые и незнакомые лица и голоса. Но в памяти, казалось, навсегда отпечатается зелёная трава на семейном кладбище поместья Монтгомери, шесть рядов белых стульев, разделённых посередине проходом, на которых сидели те, кто прибыл поддержать семью. Волшебники и волшебницы в чёрных, дорогих, щегольских мантиях и платьях в окружении старых, но ухоженных надгробий, поблёскивающих мрамором на майском солнце.              Перед собравшимися возвышался белый мраморный стол, а на нём... чёрный, покрытый мелкими серебряными узорами по краям гроб. Словно в насмешку над ясным майским днём, он забирал все краски и свет.       Кэт с трудом давила подступающую от непонятно откуда взявшейся паники тошноту. Её бросало то в жар, то в холод, дрожащие пальцы постоянно оттягивали галстук на шее, то расстёгивали, то застёгивали верхнюю пуговицу на рубашке. Она хотела уйти, не видеть всего этого. Аппарировать прямо с церемонии прощания. Только вот её палочка валялась где-то в недрах комнаты. Отец иногда успокаивающе гладил по предплечью, но это ни чем не помогало.       Всё происходящее было невыносимым. Видеть сидевшую на противоположной стороне в первом ряду миссис Монтгомери, её лицо опухло от слёз, от чего азиатские глаза превратились в две щёлочки, а дрожащие пухлые губы показывали, что она еле сдерживает подступающие рыдания на публике. Мистер Монтгомери с каменным бледным лицом держал жену за руку. Слышать речи, что говорил стоявший у гроба низкий престарелый волшебник, о том, какой «прекрасной, дорогой всем...» была Луиза.       Сквозь его слова иногда слышались всхлипы Пэнси Паркинсон, положившей голову на плечо Дафне, по щекам которой тихо, без истерик, стекали слёзы. Блейз Забини, чья высокая фигура выделялась рядом с девушками, успокаивающе гладил Пэнси по плечу и иногда что-то шептал ей на ухо.       Церемония шла дальше, а Кэт всё смотрела и смотрела на чёрный гроб.       Знают ли все собравшиеся, что она не смогла спасти Луизу? Догадываются ли, что на том проклятом, разрушенном дворике с фонтаном именно от Грэнж и её отца зависели решающие минуты? Нет, отец лишь пытался обратить неизбежное. Именно в руках Кэтти были те последние мгновения, когда Лу ещё оставалась в сознании, когда её сердце билось из последних сил, пока проклятье Долохова пожирало в ней жизнь, но шанс на спасение оставался.       Или всё можно было предотвратить намного раньше? Бросить в Лоумена другое заклинание и не отключиться, не задумываясь проскочить мимо Малфоя, не останавливаться, даже когда ноги не могли бежать, или аппарировать, как только поняла, что это возможно, и ладонь Луизы ещё крепко сжимала её руку.       Виновата только она, всё зависело только от неё. Судьба услужливо подбрасывала возможности, а Кэт... Она упустила их все.       После слов престарелого волшебника присутствующие могли попрощаться. Подойти к гробу и, если хотели, положить прощальный подарок в небольшой резной сундучок рядом.       У Кэтти подкашивались ноги, когда она шла по молодой зелёной траве, с каждым шагом подходя всё ближе и ближе к тому, чего не хотела видеть.       Даже сейчас Лу была красивой: белое кимоно, расшитое голубыми узорами, аккуратно собранные чёрные волосы, в руках, сложенных на животе, её палочка. Изящная, цвета слоновой кости, под стать хозяйке. На тонкой шее серебряная цепочка с кулоном в виде солнца. Значит, она всё-таки получила подарок и носила его. Лу, как фарфоровая кукла, лежала в мягкой внутренней обивке. Её тело окружено белыми лилиями, под головой небольшая подушка, а лицо умиротворённое, словно она просто спит в этом море цветов.       Казалось, сейчас проснётся, откроет карие глаза, недовольно сморщит нос и скажет всем расходиться.       Знали ли обо всём её родители? Они наверняка видели Чёрную метку на её предплечье, когда скрывали клеймо за широким рукавом кимоно. Они её заставили или она сама в это ввязалась? Кэт не знала ответов, как и не знала, что должна чувствовать. Луиза была её первым и самым близким другом, но вместе с тем стала Пожирательницей Смерти. Эти факты смешивались, проникали друг в друга, создавая водоворот вопросов, чувств и эмоций, что в конечном итоге приводили к пустоте. Вот что Грэнж чувствовала, зияющую огромной дырой пустоту, в которую падали гнев, скорбь, боль, отчаянье и она сама.       Тяжёлой наковальней, на голову обрушилось осознание: её нет… Луиза впредь не откроет глаза, не произнесёт ни слова, Кэт никогда не зайдёт в её комнату, больше не будет летних прогулок в заповеднике Чилтерн-Хилс, всё, что они делали вместе, уйдёт в небытие. Закончится, когда крышка гроба захлопнется и она исчезнет навсегда.       Кэт останется одна.       Капли слёз сорвались с подбородка, разбившись о белый мрамор, давая понять, что пора уходить. В сундучке лежали различные украшения, брошки, гребни, серьги, несколько конвертов с письмами. Выбиваясь из общей массы, лежала книга Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», кажется, это подарок от Пэнси. Кэт аккуратно положила рядом первый том Грэйси Мэр «Полнолуние». То, с чего всё началось. Именно с этой до глупости романтичной истории началась их дружба, и этим всё закончилось.              

***

      После похорон Кэтти практически не выходила из своей комнаты три дня. Они прошли как одна липкая холодная ночь, в которой она плакала, захлёбываясь слезами, спала, утопая в бредовых видениях, и так по кругу. Каждый раз, когда кто-то из родных пытался с ней заговорить, Кэт терпеливо просила её не трогать. Но для мамы и отца это было пустым звуком. Анна всегда пыталась заглянуть к ней в комнату под предлогом, мол, нужно обрабатывать раны, чтобы они хорошо зажили, или что нужно поесть. Отец пытался поговорить. Единственный, кто делал правильно, и Кэт ему за это благодарна, был Макс. Он не трогал её и ни разу не зашёл в комнату.       После всех истерик стало ясно: еще немного, и она достигнет точки невозврата, впав в депрессию. С этого осознания началась активная борьба за свой здравый рассудок. Кэт начала заставлять себя нормально есть, хоть и каждый раз кусок не лез в горло, от чего её мутило. Выходила на пробежки по утрам и вечером, несмотря на то, что хотелось запереться в комнате до конца жизни.       Она тратила время на всё, что только можно, заполняя день любыми действиями, металась от одного занятия к другому. Рисование, что всегда доставляло ей удовольствие, стало последним, к чему она хотела прикасаться, поэтому приходилось искать что-то новое. Она отыскала в кладовке гитару, что в своё время забросил брат, и училась на ней играть. Просила маму научить её вязать и готовить. Упрашивала брата брать её с собой на скейт-площадку, где пробовала кататься и набивала себе синяки. Таскала из кабинета отца магловские книги по криминалистике, которыми он иногда руководствовался, изучая то или иное дело. Он вернулся на работу в аврорат и теперь, как прежде, часто пропадал на работе. Кэт не вникала в то, что сейчас происходило в магическом мире, не хотела, и к своей волшебной палочке не прикасалась.       Ей было тошно от колдовства и всего, что с ним связано. С друзьями она тоже не общалась, Гермиона и Гарри часто звонили, Джинни присылала письма совиной почтой. К удивлению Кэт, даже Рон написал пару штук. Тем не менее ни на один звонок она не ответила и ни одного письма не открыла. Не хотела. Простое и стойкое желание изолироваться от мира волшебства присутствовало постоянно. Она знала, что поступает неправильно, знала, что игнорировать друзей плохо, но сил на общение с ними не было. Кэт объяснит им всё после, когда поймёт, что больше не катится с горы в чёрную пропасть и крепко стоит на ногах.       А она скатывалась. Каждый день срывалась с очередного уступа, цеплялась за другой и продолжала упрямо карабкаться к свету. Каждый день старалась занять себя чем-то, лишь бы не думать о произошедшем и не искать ответы на вопросы, стараясь убежать от прошлого. Постоянно изматывала и истязала своё тело часовыми пробежками, физическими упражнениями, лишь бы к ночи падать на кровать от изнеможения и сразу же засыпать. Если она этого не делала, то в голове сразу же возникал рой мыслей и воспоминаний, что пытался утопить её или свести с ума, не давая спать.       Спорт и правда помогал, отвлекал и изматывал. Мышцы постоянно ныли, и эта физическая боль приносила облегчение. Вся эта активность помогала создавать для родных, да и для самой Кэт, иллюзию того, что она справляется и всё осталось позади. До определённого момента.              

***

             Первые августовские дни ознаменовались ужасной жарой. Солнце палило нещадно. Приходилось сидеть дома и молиться на вентилятор, что работал без остановки. Отец перед уходом на работу наложил охлаждающие чары на весь дом, но уже после обеда они практически испарились. Мама тоже работала, поэтому было принято решение перенести вентилятор из гостиной в комнату Кэт и засесть там.       Макс умудрился перетащить телевизор с первого этажа и теперь вальяжно восседал на кровати, поедая чипсы и играя в приставку, периодически тихо матерясь, когда не удавалось пройти уровень. Кэт расположилась за столом и, обложившись мамиными каталогами о новинках в мире моды, зарисовывала красивую даму в обтягивающем вечернем платье с одной из страниц. Это был второй раз за всё лето, когда она притронулась к карандашам.       Они с братом иногда так делали, сидели в комнатах друг у друга, и каждый занимался своим делом, порой даже не разговаривали, но, видимо, в этот раз Максу захотелось поболтать.       — Так что ты решила?       — Чего? — выдернув из уха наушник, переспросила Кэт.       — Спрашиваю, что решила насчёт школы? Ты опять уедешь? — повторил он, рьяно нажимая кнопки на джойстике.       Кэт покосилась на конверт из желтого пергамента, небрежно валявшийся в дальнем углу стола и заляпанный каплями голубой краски. Пурпурная восковая печать, с гербом школы и касающейся на нём большой буквой «X», была сломана. Она открывала его.       Минерва Макгонагалл стала директором. Из письма было ясно, что в школу предлагалось вернуться тем, кто по каким-либо причинам прервал обучение, а также желающим пройти седьмой курс заново, уже по старой программе, и сдать экзамены ЖАБА. Далее следовал список необходимых для обучения книг и вещей, а в конце просьба прислать свой ответ не позднее 15 августа.       Родители хоть и говорили, что лучше закончить учёбу, но оставили решение за Кэт.       — Не, не поеду, — пренебрежительно отмахнулась. Решение было принято ещё в день, когда сипуха принесла конверт. — Хватит с меня пыльных учебников и школьной рутины. Лучше останусь здесь, может, найду работу и буду думать, что делать дальше... — рассуждала она, откинувшись на спинку стула и делая штриховку на наброске фигуры.       — Или... Блять... — недовольно выругался Макс, клацая кнопками на джойстике. — Или ты можешь с помощью магии ограбить банк, и мы заживём как короли.       — Ага, и потом меня посадят.       Брат уже который раз грезил забавной идеей ограбления магловского банка при помощи волшебства.       — Не, а правда. Вот ты знаешь хоть одного, кто пытался? Я спрашивал у отца, он с такими делами не сталкивался. Будь я волшебником, точно бы попробовал, — он мечтательно вознёс голубые глаза к потолку, потом очухался, посмотрел в экран телевизора и, выругавшись, отбросил джойстик. Видимо, опять продул.       — Макс, ты дурак, — усмехнулась Кэт и вернулась к рисунку.       — А если серьёзно. Почему не хочешь возвращаться? — его тон приобрёл серьёзный оттенок.       — Хочешь от меня избавиться?       — Как хороший брат скажу, что да.       — Не хочу и всё. А причины — это уже моё дело, — спокойно ответила Кэт, но этот разговор начинал раздражать.       — И всё же почему? — не унимался Макс.       — Тебя отец подослал? — раздражённо отбросив карандаш и резко развернувшись к нему, огрызнулась Кэт.              — Нет, мне самому интересно, — не замечая её тона, легко ответил он, болтая согнутым коленом. — Слушай, мне хрен кто что рассказывает. Хотя я уже не малолетка. Мать отвечает в общих чертах, ты и отец молчите как партизаны. Я в курсе, что в вашем мире творился пиздец. И хоть теперь все ведут себя как будто ничего не было, ты явно впала в депрессию.       — Нет у меня никакой депрессии, — его спокойный тон выбешивал, — а ты задаёшь слишком много вопросов, и если продолжишь...       — То что? Перестанешь со мной разговаривать? — он поднял тёмную бровь. — Ладно, тебе же хуже. Ведёшь себя хлеще меня, хотя импульсивный подросток из нас двоих я. Ты бесишься с каждой мелочи. Игнорируешь своих друзей, которые уже замучили названивать. Притворяешься, что всё классно-здорово, но на самом деле тебе хуёво. И ни разу за всё лето, повторюсь, ни разу не заикнулась о Луизе...       — Перестань! — гаркнула Кэт, вскакивая на ноги. Стул с грохотом отъехал. — Нет её больше! — Как же ей хотелось его сейчас ударить. В порыве она даже сделала шаг для этого, но вовремя остановилась. Макс серьёзно смотрел на неё снизу вверх, казалось, даже испуганно. Кэт вымученно отвернулась и попятилась назад, садясь обратно на стул.       — В смысле нет? — обеспокоенно спросил он. Брат не знал о том, что именно происходило в начале мая.       — В прямом. Её больше нет, — отрезала Кэт. Её достал этот разговор.       — Так значит, в мае, вы с отцом...       — Да. Мы ходили на её похороны. И я не хочу обсуждать это. И в принципе рассказывать про её смерть.       — Ты поэтому не хочешь возвращаться? — аккуратно спросил он.       И с чего Кэт на него так взбесилась, он ведь просто беспокоится за неё. Она потёрла ладонью лицо.       — Да. Вернее, не только поэтому, — ладно, должен же был настать момент, когда придётся выговориться. Хоть Максу всего пятнадцать, он был из разряда тех, кто порой понимает больше, чем некоторые взрослые. — В день, когда мы вернулись... В общем, той ночью была бойня. Прямо на территории замка. Настоящее военное сражение... — говорить об этом было неприятно.       — И ты всё это видела? — тихо спросил он, подвигаясь на край кровати.       — Участвовала, — повела плечами Кэт. — Просто... Вернуться обратно в школу — это значит опять ходить по тем же коридорам, сидеть в классах. Снова видеть те места, где было много крови и мертвецов, — она устало вздохнула. — Конечно, если они рассылают приглашения, значит, там всё привели в порядок. Но это тяжело, понимаешь?              — А ты сама, ну... убивала? — его голос прозвучал неуверенно, будто он боялся этого вопроса.       — Нет, — покачала головой Кэт. Никто не знал, что Лоумен погиб от её руки, и она намеревалась унести этот секрет в могилу. — Только оборонялась, может, задела кого-то, не знаю, но не убивала. Просто... Я видела, как всё рушится, как погибают люди, и вернуться означает день за днём вспоминать всё это.       Какое-то время Макс молчал. Вентилятор тихо жужжал, гоняя по комнате прохладный воздух, из приоткрытого окна доносился шум проезжающих машин и чириканье птиц.       — Так если там всё убрали, в чём проблема вернуться? — выпалил он.       — Макс, ты вообще меня слушал?! — возмутилась Кэт, подскакивая на стуле.       — Да-да, я понял. Депрессия, смерть и убийства, — отмахнулся он. — Но ты проучилась там три года, с чего ты взяла, что будешь вспоминать только ту ночь?       Он, видимо, издевался над ней. Нет, ну серьёзно, она ему душу изливает, а он опять за своё. Перебирая ногами, Кэт подъехала на стуле к брату.       — Ну вот представь, — начала она уже голосом старшей сестры, готовой объяснять простую истину. — Ты раз за разом посещаешь одну и ту же комнату. Она тебе нравится, в ней весело и классно. Потом в этой комнате на твоих глазах происходят ужасные вещи: депрессия, смерть и убийства, как ты сказал. Её отмывают, приводят в порядок, возможно, вешают парочку красивых картин и заставляют тебя заходить в неё снова. Вот, что ты будешь чувствовать?       Макс задумчиво посмотрел в потолок, потом на пол, почесал голову, взлохмачивая ещё сильнее чёрные волосы.       — Ну я... Сначала мне было бы некомфортно, и я ловил бы флешбэки.       — Вот, о чём и речь.       — Но, — он поднял указательный палец, подчёркивая это «но», — если бы там были мои друзья и всё было бы так круто, классно, как и прежде. Я бы привык и вместо распускания соплей набирался бы новых счастливых воспоминаний. Тем самым вытесняя депрессию, смерть и убийства, — довольный своим умозаключением, он гордо улыбнулся, вздёрнув нос.       Кэт поражённо откинулась на спинку кресла. Нет, ну этого мелкого ничем не проймёшь. Его дурацкий оптимизм бил наповал.       — И с каких пор ты такой эксперт в психологии?       — Мы по биологии строение человека проходили. Там был раздел про то, как работает психика. И мой диагноз — у тебя ПТСР, — с заумным видом и нахальной мордой заключил он.       — Ой, да иди ты, — сморщила нос Кэт и подъехала обратно к столу, желая вернуться к своему занятию. — То депрессия, то ПТСР, лучше бы учил только свою химию, а не в психотерапевта играл, — бубнила она, вновь берясь за карандаш.       — Вот и буду учить, — Макс уже материализовался возле стола и ловко вытащил из стеклянной банки с кисточками волшебную палочку, — а ты своих голых тёток рисуй.       — Положи на место, — не отрываясь от процесса, сказала Кэт, но знала, что это бесполезно, — И она не голая.       — Химичка, кстати, сказала, что отправит меня на международную олимпиаду в этом году. Мама даже согласилась нанять репетитора, — рассказывал Макс, кружась по комнате и размахивая палочкой.       — Хей, а чего молчал? Это же классно! — повернулась к нему Кэт с улыбкой. Её всегда удивляло, как Макс, что больше походил на оболтуса, ещё и умудрялся сочетать в себе умение хорошо учиться.       — Вот именно. Думаю, скоро разберусь, как варить меф, и тогда точно заживём, — играя бровями и улыбаясь, сказал он. Да, и ещё поражала его тяга к криминальным идеям. Кэт закатила глаза. — А ты будешь стирать память легавым, если они меня поймают, — направил он на неё древко, — как это по-вашему? Обливает? — он взмахнул палочкой.       — Я тебя сейчас оболью. Отдай, — Кэт попыталась отобрать палочку, но он с наглой улыбкой отдернул руку и отскочил назад.       — Или надо с чувством? Заклинаю тебя, смертная... — начал он зловещим голосом.       — Акцио, — вытянула ладонь Кэт, и палочка мигом вернулась к хозяйке. Она с победной улыбкой поставила её обратно в банку с кисточками.       — Коза, — закатил глаза Макс, — Я серьёзно, возвращайся в свою школу, — Ну вот, опять началось. — Магия — это же круто. Вот достанься мне волшебство, меня бы ничего не остановило, — он плюхнулся на кровать.       Макс не сильно переживал из-за того, что родился обычным. Хотя он по сути являлся сквибом, маглоотталкивающие чары на него не работали, Кэт проверяла. Брат даже порой радовался, удивляясь тому, как в Хогвартсе живут без технологий. Он бы там с ума сошёл без приставки и телевизора. Кэт иногда думала, а что, если бы всё было наоборот. Наверное, Макс рос бы талантливым волшебником и мог с лёгкостью посоревноваться с той же Гермионой. Она устало вздохнула.       — Ладно. Я ещё подумаю над этим. Если пообещаешь завязать с криминальными идеями. Не хватало ещё, чтобы мы тебя из обезьянников вытаскивали.       — По рукам. Кстати о криминале, — он потянулся к столу и стащил с него второй конверт из жёлтого пергамента. На нём красовалась красная печать Министерства, тоже вскрытая. — Когда там судят этого Малфоя? — он пробежался глазами по тексту. — А, завтра. Ты пойдёшь?              Хоть Кэт и мало слушала рассказы отца обо всём, что сейчас творится в другом мире, про семью Малфоев она была в курсе. Их судили всё лето. Люциус был первым, его приговор неутешительный — семь лет Азкабана. Наказание могли смягчить за выдачу информации, где прячутся сбежавшие Пожиратели, об этом предложении мало кто знал, так что в глазах магического СМИ его в теории даже могли обелить, но Люциус молчал. Нарциссе повезло, её освободили прямиком из зала суда. Она по факту не являлась Пожирательницей, а лишь следовала за мужем, и не выдала Гарри, когда тот якобы погиб от руки Темного Лорда, чем спасла Поттеру жизнь.       С Драко Малфоем было сложнее. Он носил метку, впустил Пожирателей в Хогвартс в конце шестого курса и был замешан ещё чёрт знает в чём. Но при этом их адвокат активно собирал свидетелей для защиты, чтобы добиться максимально возможного смягчения приговора.       Четыре дня назад Кэт пришло письмо с просьбой явиться на суд в качестве свидетеля.       — Да, — ответила она. Не хотелось снова погружаться в мир волшебников, но отец почему-то настоял.       — Эй, погоди, а это не тот, что доставал вашу компашку в школе? — вздёрнул брови Макс.       — Он самый. Представляешь, какая ирония.       — Будь я на вашем месте, проклял бы его, — посоветовал он, продолжая рассматривать письмо. Кэт усмехнулась. Кто бы сомневался. — Имя у него какое-то дурацкое — Драко. Кто вообще так детей называет? Нам с тобой ещё повезло, а то назвали бы Химерой и Цербером. Вот будь я на месте его матери...              

***

             Громыхая, лифт ехал вниз, останавливаясь практически на каждом этаже. Но никто более не заходил. Каждый раз, когда женский металлический голос произносил название отдела и дверь лифта с лязгом отъезжала, та или иная кучка работников Министерства торопливо произносила: «Мы дождёмся следующего», и золотые решётки закрывались, лифт двигался дальше.       Малфой сохранял безразличное выражение лица, но, будучи искренним перед самим собой, он мог признаться: ему страшно. Сзади двумя надзирателями стояли авроры в фирменных бордовых мантиях с золотой буквой «М» на груди. Впереди мистер Малкин, его адвокат, он дёргано копошился в бумагах, что-то бормоча под нос. Драко искренне пытался возродить в себе надежду, что этот пухлый низенький мужчина с изрядно поредевшими волосами сможет произнести хотя бы пару слов в его защиту.       — Второй акт у тебя? — послышался вопрос от одного из авроров, адресованный его напарнику. Он расслабленно опирался плечом о стенку лифта, перелистывая страницы в красной папке. Казалось, присутствие какого-никакого, но преступника его никак не беспокоило.              — Да. Сам скажешь или я? — ответил второй. Он вызывал противоположное впечатление, стоял по стойке и периодически бросал взгляды на Малфоя. Видимо, волновался, что тот сбежит из жестяной коробки. У Драко даже палочки не было, куда уж там — побег.       Первый, не отвлекаясь от своей папки, молча протянул руку, напарник отдал ему пергаменты.       Малфою казалось, что он его уже где-то видел, лицо было отдалённо знакомым. Только вот вспомнить он не мог. Высокая фигура, чёрные волосы, что постоянно выпадали на лоб, усталый взгляд. Аврор поднял на него янтарные глаза, Малфой отвернулся.       — Отдел тайн, — произнес прохладный женский голос и умолк. Дверь лифта с лязгом распахнулась.       Они шли по коридору, совершенно не похожему на те, что Драко видел наверху, когда бывал в Министерстве с отцом. Голые стены. Никаких окон и никаких дверей, кроме одной совершенно черной в дальнем конце коридора. Он думал, что его поведут туда, но мистер Малкин повернул налево, где оказался проем, ведущий на лестницу. Пока они спускались по ступенькам, железные кандалы на руках противно звенели.        Их сразу же нацепили, как только он вышел из камина, ступая на порог Министерства. Драко чувствовал себя в них шутом, которого ведут на глумление публики, перед этим показав народу. Вернее, протащив по всему Министерству. Малкин забыл какие-то бумажки в отделе магического правопорядка.       — Вы всё помните, мистер Малфой? — лопотал адвокат. — Отвечайте только когда к вам обращаются, не грубите и говорите то, — он прочистил горло, — о чём мы с вами говорили. И главное, не волнуйтесь, в основном беседовать буду я.       «Ну спасибо, успокоил».       Перед судом этот лысеющий пухляш несколько раз посещал Малфой-Мэнор, рассказывая о том, как они будут действовать. Мать уверяла, что Малкин один из лучших в своём деле, только вот на суде отца он немногим помог. Сократил срок с десяти лет до семи. Драко и Нарциссе даже не удалось попасть на заседание, они всё это время находились под домашним арестом. Но мать уже оправдали, и она должна была сегодня свидетельствовать в защиту сына.       Добравшись до низа лестницы, они пошли по другому коридору. В держателях, укрепленных на грубых каменных стенах, горели факелы, освещая массивные деревянные двери с железными засовами и обитыми железом замочными скважинами. Авроры держались немного позади, а Малкин, шустро перебирая ногами, шёл впереди. Драко казалось, что его ведут на казнь, он оттянул душащий галстук и уже жалел, что надел пиджак. Кандалы в очередной раз звякнули, и второй аврор снова на него покосился. Достал уже.       — Как же мне осточертели эти суды, — пробормотал первый и захлопнул красную папку, когда они подошли к нужной двери.       Сердце Драко бешено билось прямо в горле. Он с трудом сглотнул, когда Малкин повернул железную дверную ручку и они вступили в зал суда.       Его ввели в просторное подземелье. Стены, сложенные из темного камня, были подсвечены факелами. Справа и слева вздымались ряды скамей, впереди, где скамьи стояли на возвышении, царило копошение. Люди в фиолетовых мантиях рассаживались по местам, переговариваясь и создавая жужжащий рой голосов. Даже когда за Малфоем закрылась массивная дверь, Визенгамот не обратил на это особого внимания. Словно шоу ещё не началось и у зрителей есть время занять лучшие места.       Драко вели к стоящему посреди зала креслу с цепями на подлокотниках. Единственный ряд, который внимательно за ним наблюдал и на котором все сидели по своим местам, была нижняя скамья свидетелей защиты. До смешного скудное зрелище, всего четыре человека. Драко поймал тревожный взгляд матери, что сидела немного поодаль от остальных. Салазар, ему захотелось залиться истеричным смехом при взгляде на оставшихся трёх. Поттер, Грейнджер и Грэнж сидели компактной кучкой. Блять, его сегодня точно посадят.       Драко просил адвоката привлечь в качестве свидетелей Пэнси, Блейза и Тео, но тот сказал, что репутация его друзей может повлиять на решение суда, в особенности присутствие Нотта. Его судили в середине июля и оправдали. Тео не носил метку, но был задействован в одной из операций Пожирателей. Удалось доказать, что к убийствам маглов он не причастен. В итоге ему был выписан крупный штраф и, в качестве испытательного срока, обязанность отучиться в Хогвартсе последний год, дабы тот находился под постоянным присмотром.       По словам Малкина, если на суде выступят герои войны, такие как Поттер и Грейнджер, это может сыграть на руку, а показания Грэнж, как одного из членов Ордена Феникса, только подкрепят хорошее впечатление. Драко, в принципе, сомневался, что они придут, но, как ни странно, они здесь.       Когда Малфой опустился на сиденье, второй аврор взмахнул палочкой, и цепи, звякнув, соединились с его кандалами. Малкин торопливо пробежал к скамье свидетелей и уселся рядом с судейской трибуной, что возвышалась над Драко, и он чувствовал себя до отвращения мелким и ничтожным. В кресле судьи сидел верховный чародей, вернее, чародейка, это была женщина средних лет, худощавая, с зализанным пучком на голове и тонких очках на орлином носу. Аврор с красной папкой быстрым шагом направился к судье и сел слева от неё на скамью, за ним последовал и его напарник.       Раздался громкий удар судейского молотка и рой голосов сразу же стих.       — Дисциплинарное слушание от четвёртого августа объявляю открытым, — монотонно зазвучал голос судьи, и секретарь начал вести протокол. — Разбирается дело Драко Люциуса Малфоя, проживающего по адресу: графство Уилтшир, Малфой-Мэнор. Подсудимый обвиняется в пособничестве незаконной, террористической группировки Пожирателей Смерти, попытке убийства, ныне покойного, Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора, а также в подозрении на участие в массовом истреблении маглов в деревне Шекерстоун.       Драко сохранял безразличие, но от каждого слова женщины тошнота всё сильнее подкатывала к глотке, а её монотонный голос продолжал разноситься эхом по залу суда.              — Допрос ведут: Фейт Мальбери, верховный судья; Кингсли Бруствер, глава Отдела обеспечения магического правопорядка; Брайан Грэнж, главный следователь по делу семьи Малфой.       Драко перевёл взгляд на следователя, что уже раскрыл перед собой красную папку. Брайан Грэнж, так вот почему он показался ему знакомым, черты лица, глаза. Его дочь сейчас сидела на скамье защиты. А в папке находилось дело семьи Драко. Дело его отца, нарытых доказательств в котором хватило, чтобы упечь его в Азкабан на семь лет. Теперь спокойствие аврора, оказавшегося следователем, поднимало волну гнева, зарождающуюся где-то в недрах грудной клетки.       Да ему ведь плевать! Не его дочь сейчас сидит прикованная цепями, не на неё глазеют присяжные, словно ожидая смертного приговора и его исполнения на месте, чтобы насладиться шоу.       — Мистер Грэнж, прошу, — так же монотонно сказала Фейт Мальбери.       Аврор поднялся и, на секунду подглядев в папку, начал, обращаясь ко всем:       — Обвиняемый мистер Малфой состоял в рядах Пожирателей смерти около двух лет. О чём свидетельствует наличие у него Чёрной метки, — он неожиданно взмахнул палочкой, и левая рука Драко сама по себе взмыла вверх, звеня цепями, словно он хотел ответить на вопрос на уроке. Рукав пиджака быстро сполз вниз, манжет рубашки растянулся, демонстрируя всем чёрное клеймо на предплечье. Какого, блять, хуя! Драко бросил убийственный взгляд на адвоката, тот покачал пухлой головой, говоря: «Молчи».       Рука начала подчиняться хозяину, и он отпустил её, раздражённо одёргивая рукав.       — Об этом сроке свидетельствуют данные, собранные в Малфой-Мэноре, и показания свидетелей, подтверждающих, что штабом Волан-де-Морта являлся дом семьи Малфой на протяжении этого времени. Подсудимый вполне мог получить метку, находясь на шестом году обучения в Хогвартсе. Приложение пять, можете ознакомиться, — он передал судье листок пергамента и сел.       Конечно, блять, авроры рыскали по его дому целую неделю, переворачивая всё вверх дном.       Судья пробежалась усталым взглядом по пергаменту, затем кивнула.       — Свидетели защиты, вам есть что сказать? — произнесла она.       Тут Малкин уверенно встал, что являлось неожиданностью, и, прочистив горло, заговорил:       — Да, позвольте заметить, что подсудимый принял Чёрную метку и вступил в ряды Пожирателей Смерти отнюдь не по своей воле. Мистеру Малфою пришлось это сделать в наказание за проступок его отца перед Тёмным Лордом. В противном случае вышеупомянутый убил бы его семью и его самого. Подсудимый действовал в интересах защиты собственной жизни. Что может подтвердить его мать, миссис Нарцисса Малфой. Миссис Малфой, вам слово.              Гордая и вытянутая, словно струна, она встала и уверенно, глядя прямо на судью, рассказала обо всём, что творилось в тот период в их доме. Мать опускала нежелательные детали, например тот факт, что Драко первое время был горд, что получил метку, перед тем как осознал, в какую задницу он попал. Эту тактику предложил Малкин, выставить Драко в свете жертвы и заложника обстоятельств.       Выслушав её, Мальбери хотела что-то сказать, но тут в зал суда неожиданно влетела серебряный патронус в виде утки и, покружив над молчавшим всё это время Кингсли, растворился. По залу пронёсся шёпот, судья стукнула молотком, призывая к тишине, и повернулась к Кингсли. Тот ей что-то прошептал, затем сказал пару слов Брайану, а после торопливо встал и просто покинул зал суда.       Судья прочистила горло, и её тон стал более живым и торопливым.       — Уважаемые, в связи с обстоятельствами прошу вас действовать быстрее и, опустив формальности, говорить суть. Мистер Брайан, что у вас там дальше? — поторопила она.       Малфой не знал, радоваться ему или бояться, что всё скатится в задницу. Суд превратится в балаган, и проще будет пустить в него Аваду.       — Да, конечно, можете все доказательства смотреть здесь, — с этими словами следователь передал красную папку судье. — Попытка убийства, какие у вас аргументы? — теперь он обращался только к адвокату.       — Та же причина, что и с принятием метки. Угроза расправы за невыполнение задания Тёмного лорда.       Брайан кивнул и собирался задать следующий вопрос, но судья жестом остановила его.       — Какие есть доказательства, что причастность к вышеуказанным преступлениям не являлось желанием самого мистера Малфоя, помимо слов его матери? Мистер Малкин, миссис Малфой по факту является заинтересованным лицом, и её слова хоть и будут приняты к сведению, но не могут являться полностью оправдательными, — глядя на адвоката сверху вниз, говорила Мальбери.       Да она блять издевается? Угроза расправы, что тебе ещё нужно?!       — Да, конечно, — кивнул адвокат. — Мистер Поттер, пожалуйста, вам слово в защиту обвиняемого, — сказал Малкин.       И Поттер начал говорить речь. Как всегда, те же взъерошенные волосы, словно понятия укладка не существует, простенькая одежонка. Хоть бы нарядился, как ни как давнего недруга судят. На твоей улице праздник, Поттер.       Шрамоголовый говорил много. Про момент на Астрономической башне, когда Драко не смог убить старика. О том, как он не выдал Избранного, когда того схватили егеря и притащили в Малфой-Мэнор, хотя у Малфоя была отличная возможность выслужиться перед Волан-де-Мортом. Тем самым поднимал в памяти Драко все мерзкие моменты страха и нерешительности.              Только вот сам Малфой делал это не из благородных побуждений. Ему была противна сама мысль, что он станет убийцей. Видеть смерть незнакомых или малознакомых ему людей на тот момент стало предметом обыденности, но не убивать. Поттера он не сдал потому, что наблюдать за расправой над теми, чьи лица мозолили ему глаза с самого детства, было выше того, что он мог выдержать. А смотреть его бы заставили. Душераздирающие вопли Грейнджер от пыток Беллатрисы ещё долго мерещились тихим эхом в стенах родного дома.       По равнодушному лицу судьи было ясно, что слова Поттера особо не впечатляли. Её скверному настрою ещё и способствовала наростающая духота. Во время затянувшегося рассказа Брайан снял аврорскую мантию и закатал рукава рубашки, открывая зататуированные предплечья, за что получил недовольный взгляд от Мальбери, что периодически взмахивала палочкой, накладывая охлаждающие чары. Видимо, снять свою мантию ей не позволяла должность.       — Также попрошу принять к сведению, — вновь заговорил Малкин после слов Поттера, — что мой подзащитный помог сбежать из плена мисс Грэнж, когда её схватили Пожиратели Смерти. Тем самым спас девушке жизнь. Мисс Грэнж, вам слово.       От упоминания адвокатом этой фамилии судья снова недобро покосилась на следователя, но тот оставался равнодушным.       Грэнж встала и начала свой рассказ, спина слишком прямая, словно проглотила палку, светлые волосы, как всегда, в зализанной причёске, такой же пучок, что и у Мальбери. Взгляд девчонки периодически метался от судьи в сторону папаши. Она подробно рассказывала о моменте на лестнице, когда они столкнулись.       Малфой не собирался ей помогать, для него Грэнж стала лишь ещё одним пленным, которого притащили очередной ночью. Как и где её схватили, ему было без разницы. Просто знал, что когда за неё возьмётся Беллатриса, он наложит на свою комнату заглушающие чары, как это делал всегда, чтобы не слышать криков, доносящихся из камер.       Только вот в ту ночь снова спуститься в подземелье его вынудил Нотт, которому не спалось, и он упросил Драко притащить ему книгу. Засранец Тео хорошо устроился в его подвале, прячась который месяц от собственного отца и остальных Пожирателей. Каким чудом их аферу так и не раскрыли, было неизвестно. Как и то, что Грэнж, при её побеге, удалось обойти сигнальные чары.       Малфой отпустил её, потому что знал: подними он тревогу, начнётся потасовка, а после сразу же будут выяснять, как ей удалось выбраться, и был риск, что перепрятать Нотта он не успеет. Самому её обезвредить и обратно запихнуть в камеру, признаться честно, духа не хватило. Он знал: её убьют, как только выпытают нужную информацию, и тогда кровь этой неудачницы будет уже и на его руках.       Внезапно Малфой поймал на себе заинтересованный взгляд судьи. Видимо, факт того, что он спас кому-то жизнь, повлиял на неё чуть больше, чем рассказ Поттера, в котором он лишь предполагал о намерениях и причинах действий Драко.              Девчонка замолчала и уже собиралась сесть, но тут на верхнем ряду, противоположному от скамьи защиты, ближе к судейскому месту, взметнулась тонкая женская рука, сверкнув золотым браслетом.       — Миссис Мальбери, позволите задать вопрос свидетельнице? — сказала строгого вида женщина с вычурным макияжем и светлой уложенной шевелюрой.       — Да, прошу.       Получив удовлетворительный ответ, женщина встала, поправляя фиолетовую мантию с вышитой на груди золотой буквой «В», и заговорила, возвышаясь над явно начавшей нервничать Грэнж.       — Мисс Грэнж, насколько мне известно, вы защищали подсудимого во время боевых действий, проходивших в ночь второго мая на территории школы Хогвартс. Я верно говорю?       «А это тут, блять, причём?»       По залу суда прошёлся тихий шёпот, от чего лицо Грэнж начало розоветь, а взгляд растерянно метнулся от женщины к Байану, тот лишь еле заметно кивнул.       — Да, но это было совсем недолго. Мы случайно столкнулись...       — И вы на тот момент знали о принадлежности подсудимого к незаконной группировке Пожирателей Смерти? — перебила её волшебница, тон был обвиняющим и надменным.       — Да, но в тот момент...       — И что же послужило причиной ваших действий, если вы знали о положении подсудимого?       — Миссис Харрис, при всём уважении, но этот эпизод никак не относится к рассматриваемому делу, — повернулся к женщине Брайан, хоть голос его и был спокойным, на лице проскальзывали признаки раздражения.       — Попрошу заметить, мистер Грэнж, — она голосом выделила его фамилию, — что он непосредственно может к нему относиться, — высокомерно вздёрнув подбородок, она послала в него надменный взгляд. — Миссис Мальбери, разрешите продолжить?       Судья удовлетворительно кивнула, на немой вопрос аврора она лишь жестом попросила его помолчать.       — Я имею смелость предположить, что показания мисс Грэнж, — Харрис снова выделила фамилию, тем самым подчёркивая их родство, — могут рассматриваться как показания заинтересованного лица. Если задуматься, зачем такому человеку, как мистер Малфой, спасать жизнь свидетельнице, а ей, в свою очередь, защищать его на поле боя. Насколько мне известно, вы, мисс Грэнж, являетесь полукровкой, и это обстоятельство противоречит менталитету мистера Малфоя. Отсюда вытекает вопрос: зачем вам помогать друг другу?       — Если вы позволите мне сказать, я могу объяснить причину своих действий... — неожиданно грубо перебила женщину Грэнж, её щёки пылали, но уже от злости.              — Попрошу мисс не перебивать меня или обратиться к судье, если вам так хочется высказаться, — от этого пыл девчонки сразу угас. — Я всего лишь пытаюсь докопаться до правды. Ваши действия, осмелюсь предположить, могут свидетельствовать либо о влюблённости в подсудимого, что делает вас заинтересованным лицом, — Да, можно, пожалуйста, Аваду в голову прямо сейчас. — Ваши показания вследствие этого могут быть искажены или приукрашены, как в случае с миссис Малфой. Либо, не примите за грубость, я всего лишь делаю выводы, о возможном соучастии в некоторых из его преступлений.       Сказать, что Малфой охренел, ничего не сказать. В зале снова зазвучал шёпот полсотни голосов, переходящий в галдёж. Он повернул голову в сторону скамьи свидетелей. Грэнж стояла как громом поражённая, с округлившимися жёлтыми глазами и теперь походила на сову. Грейнджер и Поттер, перебрасываясь торопливыми фразами, метали мрачные, недовольные взгляды в Харрис. У тётки явно пунктик на эту семейку, и она превратила суд над Драко в разбирательство по делу Грэнж. Казалось, если Малфой сейчас встанет и уйдёт, то этого даже никто и не заметит. Судья уже в третий раз стукнула молотком, призывая всех к порядку, и люди наконец-то замолчали.       — Миссис Харрис, если вы обвиняете свидетельницу в соучастии, можете подать заявление. Я с удовольствием его рассмотрю, — раздался в наступившей тишине спокойный голос Брайана.       — Миссис Харрис, мистер Грэнж прав, если вы кого-то обвиняете, то стоит отдать дело на рассмотрение, и если вина будет доказана, то мы непременно примем это к сведению, — сказала явно недовольная Мальбери. — Мисс Грэнж, можете садиться... Что-ж, продолжим, — судья смотрела в красную папку, приподняв один из листков пергамента. — Мистер Малфой, здесь сказано, что Теодор Нотт, — она на секунду прервалась, вглядываясь в текст, — Теодор Нотт-старший утверждает, что вы являлись непосредственным участником нападения на деревню Шекерстоун и участвовали в истреблении проживавших там маглов. Вы подтверждаете это? — её блёклые голубые глаза из-под очков на орлином носу смотрели непосредственно на Драко.       Нотт-старший был одним из тех, кого удалось схватить, когда Пожиратели начали массово аппарировать из замка после битвы.       — Мой подзащитный... — начал было адвокат, но судья жестом остановила его.       — Мистер Малкин, я уже достаточно выслушала вас и ваших свидетелей. Всё же мне хочется поговорить с подсудимым. Итак, мистер Малфой, ваш ответ, — спокойно сказала она.       Только сейчас Драко почувствовал, что его действительно судят. Переговоры адвоката и следователя, обвинения Харрис и балаган, что она устроила, выдернули его из самой сути процесса. Он чувствовал себя всего лишь наблюдателем, но никак не участником. Теперь вес кандалов на запястьях ощущался неподъёмной тяжестью, взгляды людей кололи кожу, а сердце прибавило пару ударов. Эти несколько часов станут решающими в его жизни.              — Частично, — собственный голос показался чужим. — Я не отрицаю, что принимал участие в самом нападении, но я не убивал, — честно ответил он.       — Не убивали. А в чём же состояла ваша задача? — она слегка наклонила голову.       «Давай, Драко, убеди её. Осталось-то всего ничего, просто сыграть раскаянье, состроить жертву. Даже расплакаться, если потребуется».       — Изначально деревней должны были заняться оборотни. Вблизи Шекерстоуна у Ордена находился штаб — это была уже наша цель, — спокойно рассказывал Малфой, периодически отводя глаза в пол, он не привык так делать, но в данных обстоятельствах это показывало, что ему жаль. — Но когда мы пришли туда, он оказался пустым, видимо, их предупредили. И тогда мы пошли в деревню. Задачи у всех были одинаковыми: убивать, поджигать или пытать, кому как захочется, — перед глазами вспыхнула картинка той бойни, что устроили Пожиратели. Драко приложил немало сил, чтобы запереть эти воспоминания в самый дальний сундук в лабиринте сознания. Но сейчас, от давящего на него напряжения и стресса, они, как ненасытные кошмары, начали выползать из-под замка. — Всем заправлял Нотт-старший...       — И ваш отец, — вклинилась судья.       — Да, но в основном приказы отдавал Нотт, — отрезал Драко, бросив на судью колкий взгляд, и понял, что сглупил. — В общем, я участвовал в поджогах, — выдохнул он. — Просто создавал видимость, что тоже что-то делаю, и держался подальше от остальных, — он перевёл взгляд на свои начищенные туфли.       — Вы поджигали дома, в которых находились люди?       Один подобный момент Драко помнил. Макнейр поджог дом, в котором было человек шесть, и наложил непроницаемый купол. Маглы пытались выбить дверь, окна, но всё тщетно. Салазар, крики сгорающих заживо людей были чем-то не из этой реальности. Истошные, срывающиеся вопли. Макнейр смотрел на это, как на своё лучшее произведение искусства, а рядом буквально в паре метров Сивый когтями вспарывал живот ещё живой женщине.       — Нет. Я специально выбирал те, что были пусты или где уже успели побывать остальные и всех убить, — смаргивая воспоминание, бесцветным голосом ответил Драко.       — А вы не думали спасти кого-нибудь?       — Даже если бы попытался, меня бы самого убили, — он повёл затёкшими плечами. — Всё не так просто. Если принимаешь метку, то должен следовать правилам. Либо ты со всеми, либо ты враг, который много знает, а значит, тебя убьют, — рассказывать это было неприятно, но, кажется, Мальбери ему верила.       — Мистер Малфой, вы искренни, и я бы хотела вам поверить, — начала судья, и от этих слов внутри Драко что-то оборвалось. — Но суду нужны доказательства. Ваши слова может кто-нибудь подтвердить? Я имею в виду, говорили ли вы с кем-то о том, что не хотите состоять в рядах Пожирателей Смерти?       Видимо, это конец. Ни с кем, он ни с кем это не обсуждал. Конечно, чёртова гордость не позволяла ему жаловаться, единственный, перед кем он показал слабость, — Плакса Миртл. И та была мёртвой. Взгляд метнулся к матери, он видел, как еле заметно подрагивает краешек её губ. Нет, только не плачь, умоляю, не перед этим сбродом. Как же он сейчас жалел, что не говорил с ней обо всём, хотя хотелось, безумно хотелось. Но он понимал, как бы сильны ни были его лабиринты окклюменции, змееподобный ублюдок мог залезть в его разум, если бы сильно того захотел, и тогда в опасности была бы уже и Нарцисса.       Тут Драко неожиданно осенило.       — Я не говорил об этом, но, если хотите, я могу выпить сыворотку правды, и вы зададите мне те же вопросы. Или можете взять мои воспоминания о Шекерстоуне, — торопливо заговорил он, смотря на судью. Та поджала губы, а в бледных глазах промелькнуло, кажется, сожаление?       — Насколько мне известно, вас обучали окклюменции. Не так ли? — в ответ Драко кивнул. — В этом случае есть вероятность, что действие сыворотки окажет на вас неполноценный эффект, и вы можете солгать. То же и касается воспоминаний, вы способны их подменить.       Об этой лазейке Драко знал, но не думал, что суду будет известна его способность к окклюменции. И где они только нарыли всё это? Взгляд сразу нашёл того самого ищейку. Божеблядь, он его уже начинал ненавидеть. Как? Как этому чёртовому аврору удалось это раскопать?! В то время как Драко пытался сохранить последние крупицы самообладания, папаша Грэнж бросил в сторону его адвоката странный взгляд. Малкин какого-то хрена закопошился в карманах.       — Миссис Мальбери, позвольте мне снова взять слово, — сложив пухлые ручонки на животе, подал голос адвокат.       — Да, мистер Малкин, — устало сказала судья.       — Думаю, у меня есть то, что может подтвердить слова моего подзащитного, — он поднял руку, демонстрируя маленький флакон, в котором кружилась серебряная жидкость. Пухляш явно старался сдержать довольную улыбку. — Это воспоминание. Если позволите, нам понадобится омут памяти.       Мальбери приподняла очки и заинтересованно посмотрела на флакон.       — Мистер Джонсон, проверьте, пожалуйста, воспоминание на подлинность.       Сидевший рядом с Брайаном аврор поднялся с места, спустившись вниз, прошёл под скамьёй судьи и взял у адвоката флакон. Он наколдовал вокруг стеклянного сосуда полупрозрачную сферу, а Мальбери в это время взмахнула палочкой, и под судейской трибуной что-то загрохотало, потом пол разъехался, и из небольшого люка поднялась массивная серая каменная подставка, а на ней серебряная чаша омута памяти.       Сфера Джонсона засветилась зелёным, и Драко догадался, это означает, что воспоминание не поддельное. Он сам с интересом наблюдал за всем происходящим. Малкин ни разу не упоминал о неизвестно откуда взявшемся воспоминании. Малфой молился Салазару, чтобы деньги, которые они заплатили адвокату, себя оправдали.              Аврор откупорил флакон и вылил воспоминание в чашу, серебряные нити исчезли в прозрачной жидкости, и над омутом взвились чёрные клубы тумана, растекаясь чернильными завитками по полу, не доходя до кресла Драко. Свет стал приглушённым, а туман начал приобретать формы, складываясь в очертания каменных полупрозрачных стен и двух чётких фигур. И тут Драко увидел себя и отца.       — Ты тоже участвуешь в задании, — разнёсся в тишине зала суда холодный голос отца.       — Но ты не говорил, что придётся убивать.       — Планы изменились. Ты должен понимать, убийство — это необходимая мера для избавления от тех, кто не может приспособиться к новому режиму.         — Я не хочу…         Малфой удивлённо смотрел на свою блёклую копию и в моменте поймал себя на мысли, как же жалко он выглядел.       — Что ты сказал?       — Чёрт! Я не хочу убивать, ясно!? Ты втянул нас во всё это. А теперь хочешь сделать из меня палача... Ты хоть думал о Нарциссе, каково ей каждый блядский день видеть всё это!? Ты превратил наш дом в камеру пыток! А теперь заставляешь меня убивать! Это твоя война, я не хочу в ней уча...        Драко наблюдал как Люциус подбежал к его копии и схватил за локоть, обрывая на полуслове.        — Замолчи! Не смей произносить подобного. Драко, для выживания придётся пойти на многое. За одни только эти слова ты можешь лишиться жизни. Уже забыл, чем поплатился Теодор за своеволие. Запомни, либо убиваешь ты, либо убивают тебя… Держи рот на замке... и мысли тоже.       — Возвращайся в Мэнор.       С этими словами иллюзия закружилась водоворотом блёклых красок и растворилась в воздухе.       У Драко даже дыхание сбилось. Он по своей глупости и из-за навалившихся событий уже и забыл об этом разговоре. Откуда у Малкина это? Неужели удалось попасть к Люциусу, и тот отдал воспоминание? Адвокат несколько раз пытался пробиться к нему в Азкабан, но его прошение всегда отклоняли. Может, он подкупил кого-то?       — Чьё это воспоминание, мистер Малкин? — удивлённо спросила судья.       — Если позволите, владелец пожелал остаться анонимным, и по закону он имеет право не разглашать свою личность. Но, как уверил нас всех мистер Джонсон, воспоминание подлинное, и оно не принадлежит моему подзащитному, — на румяном лице адвоката уже играла добрая улыбка.       Ну конечно, не скажет ведь он, что подкупом министерских работников достал воспоминание у отца, ведь кроме них двоих в том злосчастном подвале никого не было.       — Что-ж, — судья подняла бровь, бросая в сторону Малкина не слишком довольный взгляд, а потом посмотрела в красную папку, — думаю, то, что мы увидели, вполне является подтверждением слов мистера Малфоя.       Пока Мальбери задумчиво перелистывала пергаменты в судебном деле, Драко думал, что его сердце сейчас лопнет. Так сильно оно колотилось, больно ударяя о рёбра. По виску стекала капля пота. Салазар, какая же здесь духота. Он не шевелился, всё его внимание было сосредоточено на худощавой Мальбери. По трибунам проносились шёпотки, Визенгамот обменивался мнениями, это значит, что скоро всё закончится.       Судья подняла взгляд и произнесла:       — Кто за то, чтобы оправдать подсудимого, назначить штраф и испытательный срок?       В воздух начали подниматься руки, одна, две... Малфой пытался их быстро сосчитать, успел дойти до одиннадцати, потом неожиданно и сама Мальбери подняла руку, и вслед за ней выросло ещё несколько, она пробежалась быстрым взглядом по рядам. Драко думал, что умрёт прямо на этом стуле от остановки сердца.       — Кто за то, чтобы признать подсудимого виновным?       Харрис первая подняла руку, сверкая золотым браслетом, вслед за ней взмыло вверх ещё дюжина. Авроры не голосовали.       — Мистер Малфой, — Драко перестал вертеть головой и посмотрел на судью, — вы приговариваетесь, — говорила она это медленно, словно с издёвкой, Драко уже был одной ногой на том свете, — к десяти месяцам исправительного срока и штрафу, — кажется, с этими словами его сердце и правда остановилось на мгновение, а судья еле уловимо, насмешливо улыбнулась, глядя на него сверху вниз.       «Оправдан, его оправдали...»       Он словно заново родился и еле вспомнил, как дышать.       — Исправительный срок вы будете проходить в школе чародейства и волшебства Хогвартс в качестве последнего года обучения. Не расслабляйтесь, мистер Малфой, за вами будут наблюдать. Любое нарушение закона, будь то нападение на ученика, воровство или же исключение, отменит вынесенный приговор. Письмо с суммой штрафа ждите через три дня. Заседание окончено, — с этими словами по воздуху прокатился удар судейского молотка, и зал наполнился голосами и шумом.       Где-то слышались возмущения, промелькнуло пару слов проклятий, но Драко их не слушал. Визенгамот расходился, а он так и сидел в кресле, замерев, словно, если пошевелится, иллюзия развеется и он вернётся к началу.              

***

             Кэтти думала, что ещё немного, и она умрёт от жары и духоты на этой проклятой скамье свидетелей, но, благо, всё кончилось, и они, медленно продвигаясь в толпе фиолетовых мантий, уже направлялись к выходу.       — Почему Харрис к тебе так цеплялась? — спросила Гермиона, идущая рядом.       — Понятия не имею. Я её и вижу-то впервые. Ай... — ответила Кэт, какой-то пухлый чиновник наступил ей на ногу.       — Может, твой отец ей где-то насолил? Сейчас в Министерстве бардак творится. Может, в отчётах что не сошлось, и ей за него прилетело, — подал голос Гарри, лавируя между людьми впереди.       Вот как раз таки к отцу у Кэт сейчас было несколько вопросов.       — Из-за отчётов людей не обвиняют в соучастии, — ответила Гермиона, вытирая пот со лба. — Какие все медленные и неорганизованные, ужас, — она недовольно сморщила нос.       Боже, как же ей их не хватало. Кэт чувствовала себя полной дурой, игнорируя друзей всё лето. Они встретились ещё перед судом. Утром Гермиона в очередной раз позвонила, и Грэнж наконец-то решилась ответить. Разговор был коротким, но на той стороне телефона подруга явно радовалась, и, узнав, что Кэт тоже приглашена на суд, они договорились встретиться пораньше.       Сколько раз Грэнж произнесла слова извинения за прогулку, уже и не сосчитать, хотя по лицам Гермионы и Гарри было ясно: достаточно и одного. Как выяснилось, им тоже пришло письмо из Хогвартса, и они уже отправили положительные ответы. На вопрос, вернётся ли она в школу, Кэт ответила «да», хотя сама ещё до конца не решила.       Внезапно кто-то хлопнул её по плечу, Кэт обернулась: это был отец.       — Здравствуйте, мистер Грэнж, — поприветствовали его Гермиона и Гарри, протискиваясь сквозь толпу.              — Привет, ребята. Кэтти, когда выйдешь, сразу поднимайся в мой кабинет, — с этими быстрыми словами он растворился в море фиолетовых мантий, словно его и не было, Кэт даже ответить не успела.       У обоих лифтов была пробка, весь Визенгамот торопился на обеденный перерыв. Кэтти, Гермиона и Гарри решили постоять в стороне и подождать, пока все пройдут.       — Странно, я думала, Кингсли станет следующим Министром, — рассеянно заметила Кэт, опираясь плечом о прохладную стену и скрестив руки на груди, скучающе наблюдала, как очередная кучка членов Визенгамота протискивается в лифт.       — Ты газеты совсем не читала? — удивлённо сказала Гермиона, подняв бровь. Кэт отрицательно помотала головой.       — Все наши думали, что это будет Кингсли, но когда начались выборы, неожиданно объявился Рабастан Фенвик, — начала рассказывать Гермиона. — Его знают многие в Министерстве, он был главой в отделе международного сотрудничества. Предвыборная кампания, скажу я тебе, у него хорошая, даже слишком.       — Дай угадаю, он пообещал людям деньги? — сморщила нос Кэт.       — Именно, — хоть они и стояли на достаточном расстоянии от лифта, Гермиона всё равно понизила голос. — Поэтому многим богатым семьям, которые так или иначе были связаны с Пожирателями, выписывают крупные штрафы. А деньги, естественно, пообещали пострадавшим от войны. Ну и народ это нешуточно подкупило.       — И всё это попахивает какой-то мутью, — устало выдохнул Гарри, наблюдая, как последняя кучка в фиолетовых мантиях заходит в лифт.       — Ты опять про свою теорию заговора, — взгляд Гермионы хоть и был укоризненный, но скорее добрый, дружеский.       — Ну, знаешь, опыт всё такое, - улыбнулся он ей, пожимая плечами.       Постояв ещё немного, они дождались, пока один из лифтов приедет. Золотые решётки расползлись, кабина приехала пустой, и они вошли внутрь, Гарри нажал кнопку атриума.       — Тебе на второй уровень? — спросил он.       — Давайте я сначала вас провожу, — ответила Кэт.       — Эй, — шепнула Гермиона и кивком указала на распахнутые двери лифта.       Тихо переговариваясь, к ним приближались виновники торжества. Нарцисса в дорого расшитой тёмно-зелёной мантии, что придавала ей ещё более высокомерный вид, и её сынок.       — Гарри, закрывай дверь, — стараясь не шевелить губами, шепнула Кэт.       Но Поттер вместо кнопки закрытия нажал «придержать». Его сосредоточенные зелёные глаза были направлены на семейку Малфоев.       — Поттер, — шикнула на него Гермиона, но тот не шелохнулся.       Мать и сын отвлеклись от разговора и на мгновение застыли возле дверей. Нарцисса пробежалась по троице холодным взглядом, словно перед ней стоял какой-то сброд. От чего у Кэт по спине прошелся неприятный холодок, и она сделала шаг назад. Малфой закатил глаза и шагнул в лифт, за ним и мать.       Все молчали, было неловко, по крайней мере Кэт. Их троица стояла позади, и Гермиона метала взглядом молнии в Гарри, тот специально этого не замечал. Кабина тронулась, и они поехали наверх.       Перебивая запах корицы, на котором Кэт была сосредоточена последние полтора часа, в нос постепенно начал заползать приятный аромат роз, лилий, фиалок и ещё каких-то цветов, и это были явно не духи. Весь цветочный букет исходил от Нарциссы. Эта женщина, мягко говоря, немного пугала Кэт, хоть та её видела всего дважды, этого хватило. Но она точно не думала, что такой высокомерный и стервозный человек, как Нарцисса, может так приятно пахнуть. Цветы смешивались с мятой, это уже был Малфой.       — Малфой, — как гром среди ясного неба послышался голос Гарри. Все бросили на него взгляд. — Это твоё, — он протянул ему палочку. Сначала подумалось, что Поттер уже успел приложиться головой, но потом до Кэт дошло — это палочка Малфоя.       Тот, вздёрнув бровь, удивлённо смотрел на Гарри, в принципе, как и все, словно он грязно выругался. Слизеринец не произнёс ни слова, лишь кивнул и забрал палочку. Тут металлический женский голос произнёс: «Атриум», и двери распахнулись.       У входа происходила какая-то шумиха, словно началась потасовка. Нарцисса, закрывающая Кэт половину обзора, почему-то вздрогнула. Засверкали белые вспышки, на перебив зазвучали выкрики. У Кэт сердце к горлу подскочило, рука сразу метнулась в карман за палочкой, но там было пусто, она её не взяла.       Малфой, быстро приобняв мать за спину, начал её выводить, и Кэт увидела, что происходит. Это были не волшебники, бросающиеся проклятьями, а репортёры. Больше дюжины журналистов облепили вход в кабину лифта, сверкая вспышками камер.       — Мистер Малфой, как вы прокомментируете свой приговор?       — Мистер Малфой, правда ли, что вы подкупили судью?       — Миссис Малфой, вы будете добиваться оправдательного приговора для мужа?       Наперебой выкрикивая вопросы, толпа двигалась за Малфоями, пока те пытались вырваться из окружения.       — Живо уходим, — тихо скомандовала Гермиона, когда журналисты отступила от входа в лифт и их ещё не заметили.       Ребята только и успели выскочить из кабины и метнуться в сторону выходов, как кто-то закричал:       — Это они! Гарри, Гарри Поттер!       Половина журналистской своры отделилась и начала окружать их троицу, слепя вспышками камер.       — Мисс Грэйнжер, после стольких лет притеснения, почему вы стали на защиту Пожирателя Смерти?       — Мистер Поттер, ваша защита — это акт милосердия или вам угрожали?       Выкрики звучали отовсюду, Кэт попятилась назад, не зная, что ей делать.       — Давай, иди, мы разберёмся, — подтолкнул её Гарри, и Кэт вырвалась из толпы. Она быстрым шагом удалялась от двух стай журналистов, поймавших своих жертв в капкан. К Гарри и Гермионе на помощь уже спешил Кингсли.       Лавируя между работниками Министерства, Кэт торопливо шла к одному из двадцати лифтов, где народу было поменьше. Прохладный воздух атриума приятно проникал сквозь ткань тонкой рубашки, остужая кожу. Над головой пролетела стайка бумажных самолётиков и нырнула в один из лифтов. Среди общего роя голосов до слуха донеслось:       — Эй! Это она!       Кэт только и успела повернуть голову, как к ней подлетели четверо журналистов.       — Мисс Грэнж, почему вы свидетельствовали в защиту Пожирателя Смерти? — спросила женщина.       Усатый мужчина щёлкнул камерой, вспышка резанула по глазам, Кэт попятилась, хотела метнуться в сторону, но перед ней выросла другая женщина.       — Мисс Грэнж, вас и вашего отца обвиняют в пособничестве Пожирателям Смерти, это правда? Вы им помогали?       — Что?... Нет! Дайте пройти! — раздражённо огрызнулась Кэт, пытаясь сморгнуть цветные пятна, и метнулась в другую сторону. Путь преградил ещё один журналист, сверкнула новая вспышка. К горлу начала подступать паника, дыхание участилось.       — Мисс Грэнж, это как-то связано...       Неожиданно сильная рука обхватила её за плечи. Кэт дёрнулась, хотела ударить наглого журналиста, но это был отец.       — Мистер Грэнж, как вы прокомментируете...       — Я же сказал, сразу подниматься ко мне на этаж, — укоризненно сказал он вполголоса, уводя Кэт от журналистов.       Они быстро заскочили в ближайший лифт, за ними зашла ещё кучка волшебников, отодвигая Кэт и отца к дальней стенке.       Грэнж глубоко дышала, стараясь успокоить нервы. Этому плохо способствовало нахождение в замкнутом пространстве с большим количеством людей. Рядом стоял рослый бородатый волшебник с большой открытой бутылью в руках. В ней шевелилось нечто серое, напоминающее крупного осьминога с четырьмя парами глаз, оно ещё и жутко воняло тиной и сыростью.       Отец стоял с хмурым лицом, в одной руке красная папка, в другой небрежно перекинутая через предплечье аврорская мантия. Он молчал, явно был недоволен, что ж, Кэт тоже много чем недовольна. Она скрестила руки на груди и привалилась спиной к задней стенке.       — Уровень четвертый. Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними, включающий в себя подразделения зверей, существ и духов, Управление по связям с гоблинами и Консультационное бюро по борьбе с вредителями.       — Разрешите, — сказал волшебник с вонючей бутылью и вышел. За ним последовала стайка служебных записок. Дверь с лязгом захлопнулась, а запах остался.       — Уровень третий. Отдел магических происшествий и катастроф, включающий в себя Группу аннулирования случайного волшебства, штаб-квартиру стирателей памяти и Комитет по выработке объяснений для маглов.       На этом этаже лифт покинули все, кроме Кэтти, Брайана и волшебницы с увесистой стопкой бумаг и красивыми рыжими кудрями, часть которых была собрана на затылке. Пока тряская кабина поднималась дальше, оставшиеся служебные записки по-прежнему парили вокруг лампы. Потом дверь открылась, и голос объявил:       — Уровень второй. Отдел обеспечения магического правопорядка, включающий в себя Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, штаб-квартиру мракоборцев и административные службы Визенгамота.       Вслед за волшебницей они вышли в коридор, где было много дверей. Из зачарованных окон лился солнечный свет, несмотря на то, что они находились под землёй.       Повернув за угол, прошли через массивную дубовую двустворчатую дверь и очутились в большом зале, тесно заставленном и разгороженном на отсеки, гудевшие от разговоров. Кэтти уже бывала здесь несколько раз, и если раньше отовсюду раздавался смех и тон разговоров был непринуждённый, то сейчас в голосах слышалась торопливость и срочность. Авроры перебегали из отсека в отсек с кипой пергаментов. Служебные записки летали взад-вперед, как мини-ракеты. На перегородке ближнего отсека косо висела табличка:       «Штаб-квартира мракоборцев».       Пересекая зал, Кэт хвостиком следовала за отцом, украдкой заглядывая в двери. На стены рабочих помещений авроров были обильно наклеены плакаты разыскиваемых Пожирателей, пару раз мелькнули знакомые лица Руквуда и Долохова. Розыскные листовки закрывали собой плакаты с изображениями любимых команд по квиддичу, вырезки из «Ежедневного пророка», а порой даже фотографии близких. В одном отсеке мужчина в бордовой мантии с забранными в конский хвост волосами сидел, водрузив ноги на письменный стол, и диктовал своему перу отчет. Чуть дальше колдунья с повязкой на глазу разговаривала через перегородку с коллегой, напряжённо что-то от неё требуя.       Отец повернул в свой отсек, Кэт за ним. Кабинет был небольшим, но по-своему атмосферным. Помимо плакатов с разыскиваемыми волшебниками на стене, за деревянным письменным столом висела большая пробковая доска, усеянная фотографиями, вырезками из газет, цветными стикерами с пометками, некоторые из них были соединены нитками разного цвета, образуя понятную только отцу паутину.       Кэт села на стул напротив рабочего места. Брайан бросил мантию на железный ящик, предназначенный для документов, красная папка с хлопком полетела на стол.       — Ты успела им что-нибудь рассказать? — спросил он, снимая жилетку и вешая её на свой стул. В отделе мракоборцев тоже было жарковато.       — Нет, — ответила Кэт, ожидая начала нотаций за то, что ослушалась и не пошла сразу к нему на этаж.       — Хорошо, — спокойно ответил он, взмахивая палочкой. Сразу стало прохладней, а второй взмах поставил на отсек заглушку.       — И всё? — подняла бровь Кэт. — Ты не будешь читать лекцию о том, как важно делать то, что ты говоришь?       — Нет, — легко ответил он, садясь за стол и открывая папку. — Ты уже не маленькая, и пора думать своей головой.       Кэт удивлённо хмыкнула. Всё-таки это что-то новенькое. Видимо, отец вымотался настолько, что сил даже на нравоучения не хватает. Он делал быстрые пометки на листах пергамента, Кэт внимательно за ним наблюдала.       — Мне уже можно задавать вопросы? — спросила она. Ведь для этого он её сюда и позвал, чтобы дома не пришлось говорить о работе. Ответом послужил поднятый вверх указательный палец. Брайан черкнул ещё пару строк, отложил перо и только тогда перевёл всё внимание на дочь.       — Ты не говорил, что ведёшь дело Малфоев. Это ты отдал воспоминание адвокату? — складывая руки на груди и откидываясь на спинку стула, начала свой допрос Кэт.       Ещё в начале лета отец попросил дать воспоминание о той злосчастной вылазке, чтобы установить личности Пожирателей, которых она успела увидеть. Воспоминание разрешалось подправить так, чтобы не выдать личность владельца. Распространяться о том, что Кэт во время войны шпионила, было опасно. Мало ли кому захочется отомстить.       — Да, — непринуждённо ответил он, словно подобное ничего не значит, и тоже откинулся на спинку стула. После неожиданно продолжил на русском: — А ещё пришлось убрать пару деталей из показаний Нотта-старшего. Мальчишка пытал одного из маглов. Его Круциатус хоть и был слабым, но сам факт этого мог повлиять на решение суда. И, естественно, об этом никому нельзя говорить.       Пока отец открывал ящик стола и доставал оттуда сигареты и зажигалку, Кэт находилась, мягко говоря, в шоке.       — Подожди, — она мотнула головой и непонимающе посмотрела на отца. Осознавая, что разговор серьёзный, тоже перешла на русский: — Ты специально подстроил дело так, чтобы его оправдали? Но зачем?       — Всё дело в Харрис. Видишь ли, она не просто так докапывалась до твоих показаний, — говорил он, вертя в пальцах серебряную зажигалку. — Я тебе всё расскажу, а ты не перебивай, — Кэт кивнула. — Сейчас в Министерстве творится полный кавардак. Сама видела, все пытаются в короткие сроки наладить работу отделов, — хоть на отсеке стояла заглушка и они говорили на другом языке, он всё равно понизил голос: — Ситуацию усугубляет и Фенвик. По его указу всех работников допрашивают под сывороткой. Он боится, что повторит судьбу Скримджера. Из-за опрометчивости допустит в Министерство шпионов или бывших приверженцев Волан-де-Морта, и его убьют. Тем самым навязывая паранойю всем. Меня уже дважды допрашивали. Но Харрис всё никак не уймётся. Она думает, что я был одним из тех, кто помогал Пожирателям.       — Постой, но с чего она это взяла? — всё же вклинилась Кэт.       Отец повёл плечами, взял в зубы сигарету и, щёлкнув зажигалкой, подкурил. По воздуху сразу разнёсся запах сигаретного дыма.       — Её мужа убили, и она пытается найти виновников, — он покачал головой, выпуская через нос белые клубы, — Весной, когда тебя поймали, я отправился на поиски в ту деревушку. Меня не было пару дней, и на связь я, естественно, не выходил. В Ордене знали, куда и зачем я отправился. Но в тот период, как раз перед нападением на Шекерстоун, убили её мужа, Майкла.       — И она думает, что это ты сделал? — неверяще спросила Кэт. Отец убил невинного человека — это же какой чокнутой надо быть, чтобы так думать?!       — Она думает, что я помог Пожирателям выследить его, — он стряхнул пепел в пепельницу. — Ей никто не верит, естественно. Но многие прислушиваются к её мнению, и если она нароет хоть что-то двусмысленное, начнутся разбирательства.       — Если есть вероятность, что тебя обвинят в преступлении, которого ты не совершал, на кой чёрт ты подставляешься и помогаешь Малфою!? — резко выпрямляясь и всплёскивая руками, повысила голос Кэт. Она думала, что самым неприятным этапом дня будет только суд. Но лучше уж десять таких заседаний отсидеть, чем на неё выльют ушат новых проблем.       — А вот мальчишка — уже наша общая забота. Ты знаешь Курта Харриса? — спокойно сказал Брайан.       Кэт опустила плечи, и её запал моментально угас. Картинка начала складываться, вот откуда тётка узнала про помощь Малфою на битве — Курт Харрис, её сын. Как до Грэнж сразу не дошло. Они ведь пересеклись тогда в коридоре, и парень всё видел.       — Вот именно, — сказал отец, словно прочитал её мысли. — Курт видел, как ты защищаешь Малфоя, и рассказал всё матери. Поэтому она цеплялась к твоим показаниям и попыталась обвинить. Хочет через тебя нарыть компромат на меня. Но мальчишку оправдали, и к тебе нет никаких претензий, и всё выглядит так, как и должно. Так что не стоит обвинять меня в опрометчивости, — он улыбнулся одним краем губ. — Я ответил на все твои вопросы?       Кэт поражалась, как можно быть таким спокойным? На него пытаются нарыть подсудное дело, а он так легко об этом говорит.       — А-эм, да ответил, — собирая мысли в кучу, сказала Кэт. — А почему Кингсли ушёл с суда?       — Да это уже рабочее, — небрежно махнул рукой Брайан. — Его то и дело с заседаний дёргают. Каждый раз новое происшествие. Не завидую я ему. Верхушка требует, чтобы мы бросали все силы на поимку сбежавших Пожирателей, а тут ещё со старыми делами не разобрались. Вот копаешься во всех этих уликах и бумажках, и крыша уже подтекает, — недовольно скривившись, он затушил сигарету.       Разговор о рабочей рутине отца успокаивал. Это значило, что по сути беспокоится не о чем. Кэт наблюдала за последними язычками дыма, вылетевшими из смятого окурка, а потом пробежалась глазами по зататуированным предплечьям. Чёрно-красные карпы вперемешку с изображениями волн шли плотным рисунком. Эти тату он сделал, когда только переехал в Россию, удивляло то, как за столько лет хорошо сохранилась краска. Размышлять об этом было легче, чем анализировать подноготную происходящих событий.              — Кстати, могу тебя поздравить. Теперь у тебя своего рода пенсия будет, — его голос вырвал из приятных мыслей ни о чём.       — Чего? Пенсия? — рассеянно сказала Кэт.       — Ага, — он достал из выдвижного ящика стола небольшой конверт. — На, читай.       Кэт развернула пергамент, печать уже была сломана. В верхнем углу стоял золотой значок Министерства.       «Уважаемая Катерина Грэнж, в рамках программы "Герои Второй магической войны" за ваш вклад в победу над тёмными силами вам присуждается "Орден Поттера" 3-й степени. Что гарантирует вам выплату в размере 70 галеонов ежемесячно в течение 2-х лет. Денежные выплаты будут начисляться на ваш счёт в банке Гринготтс каждое первое число, начиная с текущего месяца».       Дальше шёл штамп и подпись министра.       — Серьёзно? Орден Поттера? — усмехнулась Кэт. — Гарри теперь от этого никогда не отмоется.       — Ну, это, конечно, меньше зарплаты мракоборца, но начало, можно сказать, положено, — с улыбкой сказал отец.       Эта маленькая комичная деталь помогла осознать, насколько ей будет трудно одной, пока все друзья на учёбе. Да что она, в самом деле, сидит целыми днями себя жалеет, пора уже повернуть дверную ручку и войти в эту комнату самой.       — Пап, я тут подумала, — тихо сказала Кэт, поднимая взгляд от пергамента. — Мне кажется, стоит закончить учёбу.       Странно, но улыбка на лице отца погасла, и он стал более серьёзным.       — Всё-таки решила вернуться?       — Да. А что не так? Ты вроде сам этого хотел, — слегка нахмурила брови она.       — Да и сейчас не против, просто... — отец замялся, складывая руки в замок. — Тогда я буду вынужден тебя кое о чём попросить. Раз ты снова будешь учиться в Хогвартсе, можешь присмотреть за Малфоем?       — Чего?! — воскликнула она. — Мне что, его нянькой теперь быть?!       — Нет. Я прошу только посматривать за тем, что он делает. Не общаться и уж тем более дружбу с ним водить не вздумай, — в последней фразе прозвучал типичный отцовский тон. — Просто, если вдруг заметишь что-то подозрительное с его стороны, сразу говори мне.       — Но зачем? Он ведь не совсем кретин, чтобы строить козни, находясь на испытательном сроке.       — Кэт, послушай меня внимательно. Я сделал так, что Драко Малфой в глазах закона выглядит жертвой, а обвинения Харрис в твой адрес — пустой трёп и не больше. Но если мальчишка нарушит предписания суда, всё, что было сделано, полетит коту под хвост. Мне придётся искать новые лазейки, чтобы обойти Харрис. Кэтти, я не хотел тебя просить, но, пожалуйста, мне нужна твоя помощь.       От этих слов совесть дала смачный подзатыльник. Он ведь рискнул работой, выкручивая всё так, чтобы бредовые идеи Харрис их не коснулись. Взамен не просит ничего сверхъестественного, просто немного пошпионить и всё.       — Да, я... Я присмотрю за ним, — кивнула она.       — И прошу тебя, сама не влипай в мутные истории.       

      ***

             В «Косом переулке» кипела жизнь. Многие лавочки и магазинчики уже успели отстроить, несмотря на то, что, казалось, война закончилась совсем недавно, всё приходило в норму. Часть заведений ещё не восстановили, и на их месте стояли обугленные, полуразрушенные здания, но окружающие этого будто не замечали. Словно ужаса, царившего совсем недавно, не было, или они хотели об этом забыть как можно быстрее. Яркие вывески магазинчиков, пёстрые сверкающие витрины с выставленными в них книгами заклинаний, котлами и ингредиентами для волшебных зелий слепили глаза, сверкая на палящем солнце.       Кэт пришла сюда, чтобы развеяться, отвлечься от случившегося в Министерстве. Первым делом посетила Гринготтс и сняла все перечисленные деньги, намереваясь покупками поднять настроение. Семьдесят галеонов в месяц — вот компенсация за пережитое. Довольно увесистый мешочек позвякивал в небольшой сумке на плече. Даже если её сейчас обворуют, наверное, она не сильно расстроится.       Кэт завернула в лавку с желтой вывеской «Зелья Дж. Пеппина». В планах было купить пару флакончиков умиротворяющего бальзама и зелья снов без сновидений. Если она собирается вернуться в Хогвартс, они ей точно понадобятся. Мама уже покупала магловские успокоительные таблетки, но от них Кэт часто клонило в сон.       Продавец с изрядно поседевшими усами обслуживал на кассе покупательницу, и Грэнж решила немного побродить по магазинчику. В воздухе витали запахи смесей, трав, кореньев и чего-то кислого.       Высокие деревянные шкафы, стоявшие в три ряда, забиты разномастными и разноцветными флакончиками. Мягкий свет волшебных лампочек освещал полки с названиями и ценниками. В некоторых банках зелья пузырились, из одной на Кэт смотрели полдесятка маленьких глазок.              Внимание привлёк небольшой флакончик на верхней полке, словно на него падало больше света, чем на остальные. Жидкость насыщенного тёмно-синего цвета, с белыми и голубыми переливами, которые закручивались в причудливые узоры, напоминающие собой галактики. Словно кому-то удалось залить в баночку кусочек космоса.       Рука сама потянулась к флакону, Кэт знала, что так делать нельзя, но остановиться уже не могла. Само зелье просило его взять, открыть пробку и вдохнуть аромат. Пахло ладаном, хвойной древесиной, дымом от костров и полынью. Сочетание было знакомым, она помнила этот запах. Но где? Вконец затуманенный и расслабленный мозг не мог ответить.       — Вам что-то подсказать? — внезапно зазвучал голос, разом сбивая дурманящую дымку.       Кэт дёрнулась от неожиданности и чуть не уронила флакон. Его тут же подхватило магией, вытягивая стекляшку из рук.       — Простите, пожалуйста. Я-я не знаю, что на меня нашло. Я не хотела его воровать, честно, — начала бегло извиняться Кэт перед владельцем, уже чувствуя, как краснеют щёки.       — Ничего, вы не первая, кому дурманит рассудок это зелье, — с доброй улыбкой из-под седых усов ответил пожилой мужчина, забирая у Грэнж пробку. — Надо бы его уже наконец-то переставить повыше.       — А для чего оно? — наблюдая, как мистер Пеппин ставит флакон на место, спросила она. На полке было странное название «Выход» и ценник в восемьсот галлеонов. Вот бы попала, если бы уронила. Да такое вообще лучше под замком держать.       — Чтобы найти выход, — любуясь злосчастной стекляшкой, легко ответил он.       Кэт непонимающе подняла бровь.       — Если его выпить, можно получить ответ практически на любой вопрос, — начал объяснять Пеппин. — Вот, скажем, есть у вас свой бизнес. И тут, из-за каких-либо обстоятельств, он начинает разваливаться. И, казалось бы, всё, капут. Но если выпить это зелье, — он украдкой показал пальцем на флакон, прищуривая глаз, — вам в голову тут же придёт план, как всё исправить, и это непременно сработает.       — Ого, — протянула Кэт, всматриваясь в блестящие узоры, — теперь понятно, почему такая цена.       — Да-а. А представьте, сколько бы стоил его оригинал, — бросив последний влюблённый взгляд на флакон, старик пригласительным жестом попросил пойти к кассе.       — В смысле оригинал? — идя по магазинчику, спросила Кэт.       — Видите ли, свободно продавать можно только аналог. Скажем так, его разбавленную версию. Настоящее зелье «Выхода» чрезвычайно сложно в изготовлении. Даже сложнее «Жидкой удачи». А его истинный рецепт строго охраняется Министерством. И, насколько я знаю, варилось только дважды. Я был одним из немногих, кто варил его во второй раз, — он с гордой улыбкой зашёл за стол кассы.       — А что делает оригинальное зелье? — не могла унять своё любопытство Кэт.       — Намного больше, чем то, что у меня есть. Аналог лишь позволяет осознать то, до чего вы сами рано или поздно додумались бы. Заставляет мозг работать на полную катушку, так сказать. А вот истинное зелье «Выхода» выходит за рамки вашего сознания. В зависимости от вопроса, оно может показать вам прошлое или настоящее. Рассказать то, чего вы никогда не знали. Даже может спасти перед казнью в день приговора. Говорят, если его выпить, можно даже обхитрить саму смерть.       В последнее заявление верилось с трудом, но мистер Пеппин, видимо, был убеждён в этом всей душой. Тут звякнул колокольчик над входной дверью, и вошла пожилая волшебница в довольно большой шляпе с орлиным пером.       — Так вы будете что-нибудь покупать? Или у вас остались любопытные вопросы? — вновь улыбнувшись, спросил Пеппин.              — Ах да, — спохватилась Кэт. — Мне, пожалуйста, умиротворяющий бальзам и зелье сна без сновидений. Каждого по два флакона.       Кивнув, владелец пошёл к ближайшему шкафу.       Кэт на глаза попалась небольшая коробка на столе кассы, разбитая на маленькие отсеки, в каждом из которых стояло по флакону. В каждом ряду баночки одного цвета, всего таких рядов восемь. Рядом с коробкой рекламная картонка с узорчатой надписью «Цвет и свет», «Смените имидж в один глоток», а ниже у нарисованной волшебницы волосы мигали разными цветами.       — С вас семь галеонов и четыре сикля, — ставя баночки на стол, сказал мистер Пеппин.       — А это...? — Кэт указала на коробку.       — Новый товар, только поступили. Меняет цвет волос на голове. Выпиваете, и через тридцать секунд ваши волосы приобретают другой цвет. Сроки действия разные, есть на месяц, самое большое — пять лет. Волосы будут расти как и прежде, и качество сохранится, только уже нового цвета. Если не понравится, можете купить нейтрализатор. Ещё тридцать секунд, и ваш цвет вернётся, — рекламировал он. — Будете брать?       Кэт сначала хотела отказаться, а потом подумала, почему бы и нет. Деньги всё равно хотелось потратить, да и, если не понравится, можно всё вернуть. Только вот какой цвет выбрать? На пробке каждого флакончика приклеен цветной кружок: фиолетовый, красный, синий — все цвета радуги. Нет, Макгонагалл точно инфаркт хватит, если она выкрасится в зелёный, и мать вместе с ней. Ещё был каштановый, белый и чёрный. Чёрный — слишком траурно. От чего-то вспомнились волосы Нарциссы Малфой: благородный жемчужный блонд.       Сзади послышалось настойчивое покашливанье волшебницы. Кэт быстро вытащила флакон с белой наклейкой и пометкой «Два года».       — Да, ещё это, пожалуйста.       — Хороший выбор, вам подойдёт. С вас двадцать семь галлеонов и четыре сикля.       «А вот это уже попахивает ограблением».              ***              31 августа 1998 года.       Вечерело. Мама возилась с клумбами в саду, отец в гараже, пытаясь починить её машину уже который вечер. В ней что-то начало барахлить, но мужская гордость не позволяла обратиться в мастерскую.       Родители на улице, а Кэт с Максом, уплетающим уже вторую пачку печенья, смотрели телевизор в гостиной. Она не сильно вникала в фильм, взгляд то и дело метался к комоду у дальней стенки, на котором среди прочего лежала пара ножниц. Зелье от фирмы «Цвет и свет» грело карман домашних шорт.       В день покупки она отправила два письма: одно в Хогвартс с согласием на продолжение обучения, второе Джинни с извинениями и кратким объяснением причины своего игнорирования.       Вещи уже были собраны в чемодан, который теперь еле закрывался. Кэт конкретно разорила маму на новую одежду, так как старый гардероб был убийственно скучным, хотя раньше особо не задумывалась о том, что носит. Также она основательно подготовилась к новому учебному году, заколдовав маленькую кожаную сумочку-мешок на заклятие незримого расширения. Сложила туда пару-тройку бутылок вина, плеер, магловские успокоительные и ещё несколько вещиц, запрещённых в стенах школы. Протащить мимо Филча маленький предмет в кармане не составит особого труда.       Всё было готово, кроме одного — волосы.       Дав себе еще пару секунд и поняв, что медлить больше нельзя, она подорвалась с дивана, прошмыгнула мимо комода, стащив ножницы, и заперлась в ванной.       Подошла к зеркалу, положила инструмент с одной стороны раковины, флакон поставила с другой.       Всё, пути назад нет.       Распустила тугой пучок. Светло-русые волосы рассыпались ровным водопадом. Кэт никогда раньше не красилась, даже стрижки не носила. Только концы подстригала, и то редко, от чего прямой срез доставал до поясницы. Мама гордилась её волосами, а Кэт они начали бесить ещё в середине лета.       Она всё время оставалась в одной поре, казалось, даже лицо не менялось. Те же веснушки, губы, нос. Только вот теперь на левой стороне челюсти красовался светлый шрам, а под глазами синяки от недосыпа.       Ножницы с тихим звоном соскользнули с белой раковины, пальцы собрали увесистую прядь у лица, оттягивая её, и Кэт поднесла к ней лезвия.              Надо научиться меняться, для начала хотя бы внешне. Научиться отпускать и делать новые шаги.       Металл с хрустом отрезал волосы. Это было чертовски приятно. Кэт замерла, глядя, как светло-русая ленточка, рассыпаясь, летит на кафель.       Странное ощущение, словно увесистый булыжник, что давил на грудь все эти месяцы, полегчал на пару грамм.       Новый щелчок, затем ещё и ещё. Волосы падали на пол, прядь за прядью. Чувство, когда ножницы смыкались, отрезая очередной локон, перерастало во что-то среднее между вдохновением и эйфорией. Как же давно она этого не ощущала.       Будто все года, что они росли, сейчас становились чем-то эфемерным, размытым. Улетали, окутываясь плотным туманом памяти. Булыжник не исчезал, но становился легче, позволял дышать.       Кэт отбросила ножницы, схватила склянку и, открыв пробку, в один глоток выпила белую жидкость. Пару секунд ничего не происходило, но потом пришло лёгкое головокружение. Грэнж ухватилась за края раковины, наблюдая в зеркале, как родной цвет, волосок за волоском, начинает белеть. Словно голову поливали водой, смывая с неё краску.       28...29...30.       Это было странно. Во-первых, её нагло обманули. Вместо жемчужно-белого, каким и являлось само зелье и наклейка на нём, волосы стали пепельными. Они хоть и белые, но отливали серебром, а никак не жемчугом.       Во-вторых, чёлка. В секундном порыве она отрезала её, поздно осознав, что прямой срез ей не идёт. Снова взяв ножницы, Кэт сделала её более рваной и уложила на две стороны — так гораздо лучше. В целом ей нравилось, даже очень. Теперь волосы едва доставали ключиц, струясь по обе стороны лесенкой и подвиваясь на концах. Да и голове заметно полегчало.       Эйфория от процесса сошла на нет, а камень на груди снова ощущался неподъёмным. Взгляд упал на состриженные пряди в раковине. Как же на самом деле легко оборвать то, что выстраивалось годами, всего несколько минут, и точка невозврата пройдена. Время вспять не повернуть, в прошлое не вернуться, остаётся только пожинать плоды своих действий и решений.       Ей придётся со всем смириться, привыкнуть, запереть боль и обиды. Может, если делать что-то физически, то и разум потом подстроится.       Отпустит тех, кого следовало отпустить.