Золотой закат

Маленькая девочка спит, укрытая одеялом и пледом с вышитыми облаками. Медведь Степан, постиранный и высушенный, в синем ночном колпаке, охраняет ее сон. Степан сидит у стены, слева от хозяйки. Справа, коленями на пушистом сиреневом ковре, стоит у кроватки Мэй. Она уже давно могла бы вернуться к себе в комнату, но хочет убедиться, что девочка в самом деле заснула. Мэй трогает теплый носик и пушистые светлые ресницы, поправляет подушку и тогда поднимается. На потолке светятся тусклые желтоватые звездочки — проекция ночника в виде круглой глупой черепашки. Звездочки медленно ползут с воображаемого востока на запад, складываясь в земные созвездия, которые никто давно не узнаёт. Мэй осторожно открывает шкаф — ей нравятся крошечные платьишки, футболки и кофточки на вешалках. Запасливые Стоцкие прислали свои детские одежки, а вот золотистые туфельки — это её, когда-то мама ошиблась с размером и забыла сделать возврат. Скоро двадцать лет, как мама Мэй погибла. Мама девочки, спящей в кровати, жива и поехала, как сказала Саяна, учиться, а точнее — искать себе подходящего мужа. Маленькая девочка переворачивается во сне на другой бок. Нащупывает медвежонка рядом и сжимает его мохнатую лапу в своей ладошке. Мэй поднимает сползающее одеяло. Гасит ночник. Поворачивается к двери и едва не орет в голос. — Тихо ты! — зеленые глаза немного светятся в темноте. — Напугала? Извини. Нальешь кофе? — Да, — бормочет Мэй, — конечно.

***

Терра Роулз бросила черный бархатный жакет на свободный стул и сидела на кухне дома Беллами как ни в чем не бывало. Пока Мэй варила кофе, она успела исчезнуть и вернуться с пакетом горячих пончиков из фургона на набережной. Удобно, ничего не скажешь. — Хочешь что-то спросить? — Терра приняла чашку. — Не бойся, спрашивай. — Зачем вы пришли? — Хотела убедиться, что всё в порядке. Мэй взяла пончик, брызнула из спрея розовой — в тон фургона — сахарной пудрой и откусила. — Вкусно, — пробормотала она, — спасибо! Сто лет не ела такие! — Эта пончиковая появилась на второй год исхода. Сначала там стоял списанный автомобиль, помятый весь, не эта неоновая красота. Мы с подругами постоянно туда бегали. В мягком желтом свете кухонной подсветки Терра выглядела одновременно молодой и… вечной. Умиротворенной и печальной. Далекой на миллион световых лет и человечной, теплой, понимающей. — Это же вы посоветовали Саяне… Йонас рассказал. — Ты злишься? Почему? Действительно! Какие же могут быть причины? — Я не понимаю зачем! Вы привели в мир никому не нужного ребенка и делаете вид, что это нормально, так и надо! — Почему никому? У нее есть ты. Чашечка с золотыми цветами дрогнула в пальцах. Мэй поспешила поставить ее на блюдце, чтобы не лишиться части семейного фарфора. Нужно глотнуть воды — от крепкого кофе перехватило горло или дело не в кофе? Внезапный отъезд Смирнова, внезапный ребенок, дерганый Йонас, недовольный отец — он действительно хотел их поженить, напряжение, сомнения, слезы Мари — скучает по бабушке и маме, собственные комплексы — она ненастоящая женщина и так себе партнер. Слезы затекали в рот, на большом пальце оставались следы от зубов, и чем дольше Мэй старалась не рыдать, тем хуже получалось совладать с собой. — Эй, — Терра подошла и обняла ее, — что такое? — Мне кажется, ничего хорошего нас не ждет! — Знаешь, моя мама была финансистом… Мягкие невесомые ладони гладят плечи Мэй, касаются волос, заплетают их, прядка за прядкой, в косичку-колосок. Последний раз такая прическа была у нее в десять лет, на день рождения. — … она горела своей работой не меньше, чем другие увлечены наукой или полетами, или сложными операциями. На пенсии она полюбила огород. Я терпеть не могу возиться в земле, а у нее все так хорошо росло! — И что? — Люди находят счастье в совершенно разных вещах. И ты, и Мария обязательно найдете своё. Не страшно, если оно будет не таким, как у всех остальных. — Все-то у нас через зад! — вздохнула Мэй. — Еще и Йонас свалил! — Хочешь, отругаю его? Терру Роулз он бы точно послушался, хотя сердиться-то было не за что. Йонас улетел по заводским делам, должен был вернуться вчера, но сломался электролизер, и вместо столичного космопорта «Аматэрасу» приземлилась на Шэнчжэне-два. — Не надо, ему тоже сейчас трудно. Терра? — Мэй задержала дыхание, будто ныряя в бездну любопытства. — А Йонас и вы… — Он не рассказывал, как мы встретились? — На набережной? Я не верила! Мне мама говорила, что это все сказки. — Страшные сказки, — голос эхом отражается от мраморной столешницы, — страшные сказки на черном пляже. Давно-давно в летающем замке один принц готов был пожертвовать собой, чтобы спасти всех жителей от космического шторма, но дракон остановил его. Он отдал свое сердце звездной принцессе и сжег себя, чтобы осветить ей путь. Принцесса увела замок от опасности, ведомая этим огнем. Все две тысячи человек остались целыми и невредимыми, но драконий огонь опалил золотые нити на платье принцессы и принца, и с тех пор они всегда носят черное. Терра отворачивается. Воздух становится вязким от тяжелых воспоминаний, но лишь на секунду до тихой виноватой улыбки: «Извини!». — Мой старший сын был природным навигатором. Он и я, и сколько мы не искали таких же — не нашли. Йонас был такой милый, смелый маленький мальчик с непослушными ногами. Я осталась поболтать, а потом увидела его в планковом пространстве. Как тут устоять? Мой мальчик. — Все равно не понимаю, зачем вам понадобилась девочка. — Для будущего семьи. Прости, большего не могу сказать, не обижайся. Её семьи? Роулзов? Мэй взяла еще пончик — сладкое помогает думать. У Терры было двое сыновей. Один вроде носил фамилию Боннер. Боннеров целая толпа, несколько веток огромной семьи. Не разберешь, где чьи потомки. Второй — Уинстон Роулз. Глава Центра, наверное, единственный гуманист на этом посту. Кем были его дети? У Роулзов по первой букве имени можно проследить родословную. Мэй вспомнила своих ровесников: Тайра, Эден, Элиот. Они общались в детстве, но почти не виделись после школы. Тайра рано вышла замуж и сменила фамилию. Эден, кажется, в прошлом году родила сына. Никого на У среди них не было. — Не любишь детей? — Терра подлила себе кофе. — Не тянет потискать мелких? — Старалась не думать о них вообще. У меня просто нет органов, которыми их рожают, а чужие как-то и не попадались. Мэй машинально потрогала имплант в плече и не заметила сразу, что Терра смотрит на нее широко распахнутыми, по-девчоночьи удивленными глазами. Моргает. Молчит. Примеряет на себя. Где-то далеко в космосе вспыхивают и гаснут звезды. Планково пространство взрывается белыми искрами. Терра не может представить, как это. — Прости. — Да не за что извиняться. Думаю, при другом раскладе, я бы тоже не стремилась их заводить. Как же так вышло, что теперь Мэй Беллами — единственный человек, готовый взять ответственность за маленькую девочку из темного леса? — Я так хотела дочку, — сказала Терра, — но жизнь распорядилась по-другому, получились двое мальчишек. «Вот и забрала бы эту сама! — хотелось сказать Мэй. — У тебя куча времени, заняться особо нечем, вот и растила бы!» Она не сказала. Вспомнила, что Терра Роулз пережила обоих своих детей. После такого не захочешь привязываться к новому живому ребенку, который вырастет, состарится и умрет. — Спасибо за кофе, — теплые пальцы сжали ладонь Мэй. — Не переживай. Все будет хорошо, я узнавала! — Спасибо за пончики. Исчезла. Странная. Космическая. Терра-вне-времени. С ума сойти! — Мне показалось или ты с кем-то болтала? Артур в синем халате и пижамных штанах в клетку вошел в кухню. Посмотрел на вторую чашку. Заглянул в пакет, где оставались два теплых пончика. — Ну да, похоже. И куда делся собеседник, я не понял? — Растворился в воздухе. — Мда, — Артур достал себе чашку и махнул рукой, призывая включение чайника, — интересно живем. Там мелкая просыпалась, я ей сказку рассказал. — Про принцессу и дракона? — Про медвежонка, который звезды считал. Заснула быстро, не переживай. Мэй обняла его и прижалась щекой к толстому, похожему на прохладную замшу шелку, через который ощущалось тепло человеческого тела. С отцом она могла и сама немного побыть ребенком. Чуть-чуть, всего несколько дней пока не вернется Йонас, пока взрослая Мэй не начнет заново собирать рассыпавшиеся по большому миру звездочки их маленькой семьи.