Золотой закат

— Готово! — Уже собрала? — агроном приняла коробочку голубики из рук девочки. — Как быстро! — Можно домой взять немножко? Мэй поймала вопросительные взгляды ярко-голубых и темно-серых глаз. Кивнула одобрительно. Маша взяла маленький контейнер и побежала обратно к ягодным колоннам. Она любила собирать ягоды даже больше, чем есть их, и Мэй легко разрешала набрать немного домой к завтраку или на десерт. Голубики на ферме выращивали немного — для себя и особых любителей, местные жители предпочитали более дешевую клубнику или привозные яблоки и апельсины. — Поедем в садик? — Нет, сегодня выходной. Мисс Капур еще, наверное, спит. Мы едем домой к папе, будем сырники есть. — А завтра? Завтра садик будет открыт, и неугомонная Маша получит в свое распоряжение пятерых товарищей и воспитателя. Появление ребенка на маленькой каменной планете изменило всё. Йонас поставил отдельный домик и привез с Мадре-де-Диас героическую Деллу Капур — женщину, не побоявшуюся открывать группу присмотра на задворках галактики. Несколько работников перевезли жен и отпрысков. Ван Тао, собравшийся жениться на девчонке, работавшей в космопорте, радостно рассказывал, что теперь не боится заводить детей — по крайней мере до школы их есть куда пристроить. Мэй больше беспокоилась насчет врача. На достаточно толстый канал мультилинии для консультаций по видео они наконец-то заработали, но вдруг потребуется операция? До Тау лететь четыре часа, до Мадре — два. Слишком долго. Сможет ли взрослый хирург быстро помочь? — Папа, ты сделал сырники? Смотри! — Ух ты, какая крупная! — Йонас с неподдельным интересом заглянул в коробку с голубикой. — Кто же это собирал? — Это я! Маша сняла уличный халатик и пошла мыть ягоды. По кухне разлетелся щебет земных птиц. Это ультразвуковая мойка — слышимый звук нужен только для спокойствия людей, поэтому Мэй заменила стандартный белый шум на птичьи трели. Работы на полминуты, а слушать приятней. Она подошла к стоящему у плиты Йонасу. Положила голову на плечо, втянула носом ванильный аромат сырников — идеальные! «Люблю тебя», — губы скользнули по щеке. От самого Йонаса пахло кожей и горьким миндалем, новый аромат — подарок от Альфреда. — Садитесь за стол! — он взял миску со столешницы. — Держи… черт! Мэй поймала миску и Йонаса. Нейроинтерфейсы в ногах пора менять, нужно лететь на Тау. Ей и самой неплохо бы корректировать дозировку гормонов. Семейка инвалидов. Только ребенок нормальный. — Папа, не падай, — Маша взяла его за руку. — Я тебя держу. — Теперь точно не упаду! А где твой Степан? — Он еще спит! У него космическая спячка! Старый товарищ последнее время все чаще впадал в спячку. Его хозяйка привыкла к новому дому и новым взрослым и перестала нуждаться в успокаивающей игрушке. — Надо все-таки лететь, да? — Йонас потер колени под столом. — Это же долго, недели три. Может, попробовать в клинике проконсультироваться… — Надо! — нажала голосом Мэй. — Надо раньше, чем начнешь падать на каждом шагу! Да, Маш? — А мы поедем на Тау к маме и бабушке? Мэй хотела бы искренне ненавидеть мифическую «маму», но не могла. Девушка по имени Варя не сделала ничего плохого, была очень милой и по-своему любила Машу, даже больше, чем следовало ожидать от совсем молодой женщины, которой без всякого ее желания достался ребенок из репликатора. Единственной, на кого Мэй по-настоящему злилась, была Саяна. Если она сразу собиралась отдать девочку Йонасу, никакую «маму» устраивать не надо было! — В этот раз нет. Поедем к Артуру, помнишь его? — Да! У него в доме черепашка со звездами! Отец сдался перед очарованием Маши за пару дней. С того вечера, когда он рассказал сказку про медвежонка, они стали лучшими друзьями, хотя от его имени порой влетало медведю Степану во время игры. «Артур тебя поругает!» — говорила Маша, когда медведь нарушал только ей известные правила. — Будешь еще сырник? — Йонас положил всем еще по одному. — Приучили меня к этому непотребству. — Не ворчи. И не забудь записаться на операцию. — Да запишусь еще! Мы сейчас пойдем многоножек ловить. Ван Тао притащил новую камеру, чтобы всяких тварей снимать. Вот, попробуем. Дурацкая мужская привычка прятать голову в песок. Иногда это забавляло Мэй, но чаще — раздражало. Придется записать его самой. Она закатила глаза под непонимающим взглядом Йонаса. Взрослая жизнь! Золотая булочка превратилась в наседку. Космический пират нашел себя в роли отца, как умел и понимал ее. Готовил завтраки, возил дочь на завод, показывал космопорт, разрешал сидеть в навигаторском кресле и лазил с ней по камням и кустам. — Мэй, ты пойдешь с нами? — Я… — она собиралась отказаться, посидеть дома с книгой в тишине, но две пары одинаковых аквамариновых глаз выудили согласие, — конечно. Почистим зубы и пойдем. — Мы прошлый раз знаешь, какую видели?.. Лучше бы никогда не знать. На Тау Мэй не боялась насекомых, но здесь водились длиннющие, не меньше двух ладоней, многоножки, и круглые, похожие на консервную банку, псевдо-жуки, не говоря уже про множество более мелких летучих и ползучих тварей. Окна в домах, мастерские, теплицы были под надежной охраной ловушек, отпугивателей и сеток, но в камнях и кустарнике живность всегда поджидала, готовая пошевелиться, застрекотать, а то и прыгнуть на наивного натуралиста. — Хватит лопать, — Мэй решительно встала из-за стола, — решили идти в поля — собирайтесь! — Подхватила вирус серьезности? — Не хочу оказаться в колючих кустах, когда стемнеет! А ты можешь хоть до рассвета в них сидеть, если хочешь! Мэй щелкнула Йонаса по носу. Он попытался шлепнуть ее по пятой точке, но не успел.

***

— А мы увидим больших многоножек? Пап, увидим? — Постараемся их найти. Обе пристегнулись? — Йонас заглянул на задний ряд к Мэй и Маше. — Погнали! — Пап, а ты, когда был маленький, ловил многоножек? — Нет, я в большом городе жил. Там только призраки водились. — Как в сказке? — Маша открыла рот от восторга. — А про жучков есть сказки? Вездеход катился по бездорожью, покачиваясь на кочках. Маша и Йонас болтали, а Мэй смотрела в окно. За шесть лет невзрачные пейзажи стали родными, глаз научился замечать тонкие оттенки камней и почвы, и неразличимые поначалу времена года проявили себя цветением кустарников и всходом свежих побегов. Сейчас приближался разгар весны — глинистые пустоши покрылись сизым пухом лишайников, а у камней проклюнулись ярко-красные ростки. За лето они потемнеют, станут сначала бордовыми, затем фиолетовыми, а к середине сухого сезона — свернутся тугими кольцами, высохнут и разлетятся пыльцой. — Давайте тут остановимся. Йонас вылез из машины, мог спуститься дочери, затем подал руку Мэй. — Папа, пойдем! Пошли! — Маша подпрыгивала на месте, желтые кроссовки на липучках поднимали маленькие пыльные облачка. — Подожди, дай камеру возьму. — Идите, — Мэй оперлась на теплый синий бок вездехода, — я вас догоню. Она сделала несколько кадров на коммуникатор — высокий мужчина с тростью и маленькая девочка в пылезащитном капюшоне с заячьими ушками на фоне жемчужного неба. Над головой проплывали редкие облачка — скоро их цепи соберутся и пройдет второй за весну дождь. Сбоку мелькнула серебристая тень, и… … звуки взрывов… комья земли и куски пластика летят в глаза… Мэй падает около перевернутой машины… слышит собственный крик, сжимается, закрывает голову руками… — Мэй, боже мой, что, что случилось? Йонас сидит рядом. Как он оказался рядом так быстро? Тишина. Нет ни разрушенных зданий, ни серых кораблей в небе. — Мэй! — Маша заглядывает в лицо. — Мэй, ты плачешь? — Там, в небе… — Это наш сторожевой дрон, смотри. В руках у Йонаса комлог с маленькой проекцией. Прямо над машиной нарезает круги один из трех дронов системы безопасности поселения. — Ох, — Мэй постаралась улыбнуться, — прости. Надо было идти с вами. — Булочка ты моя, — Йонас притянул к себе, — все в порядке. Все хорошо. Глоток теплого чая из термоса прогнал наваждение. Ужасы прошлого казались забытыми, но изредка все же пробирались через заслоны сознания. Тревога и неуверенность последних месяцев пробили брешь в защите. Такое случается. Мэй продиктовала комлогу напоминание записать себя к психологу. Что-то прошуршало около ноги. Темно-бирюзовая чешуйчатая тварь ощупывала усиками кроссовок. Десять минут назад Мэй заорала бы, но сейчас только вздохнула и позвала Машу. — Вон, смотрите, — она поежилась, — красота какая пришла! — Папа, дай ему ягодку, — Маша осторожно присела около многоножки. — Только быстрее, пока мне на ногу не полезло. Живность купилась на помятую клубнику. Неудивительно, вода была ценностью и здесь, надо брать, пока дают. Йонас снимал на камеру. Маша громко восхищалась переливающейся синевой пластин и чернильно-черными усиками, и Мэй, несмотря на былое отторжение, залюбовалась непривычным удивительным существом. Продолжать знакомство с фауной она, впрочем, не пожелала. Решила остаться в машине с коммуникатором и кондиционером. Устроилась на заднем сиденье, собиралась читать, но сама не заметила, как заснула. Ее разбудил холод. Вездеход стоял на месте. Ни Йонаса, ни Маши рядом не было, и вокруг, тревожимая только светом огромных белых звезд, разливалась темнота. Сутки длиной четырнадцать часов заставляют делить привычный день на две части, манипулируя плотными жалюзи и яркими лампами, чтобы обойти человеческую физиологию. Новеньким приходится нелегко, но со временем все привыкают. Нужно только помнить, как быстро холодает в пустыне после захода солнца. Камни словно вытягивают тепло из тела, и даже взрослый человек рискует переохладиться, оставшись в поле без правильной одежды. На Йонасе и Маше теплых вещей и обуви не было. Неопреновые куртки и обычные кроссовки не защитят ночью. Мэй поймала сама себя на панике. Подавила порыв немедленно ехать на поиски. Сделала глоток воды. Включила фары и внутренний свет вездехода, чтобы его было видно издалека. Попыталась связаться с Йонасом, но его комлог оказался вне зоны досягаемости, а маленькая рация валялась на переднем сиденье. «Келлер, убью, придурок! — прошипела Мэй. — Только доберусь до тебя — прибью сама!» У каждого жителя есть маячок. Дроны могут по сигналу с тревожной кнопки проводить до ближайшего безопасного места или вызвать помощь, если человек слишком далеко от цивилизации. Почему сейчас система безопасности молчит? — Ван, не спишь? — проскрипела Мэй в коммуникатор. — Видишь, где я? — Да, в какой-то заднице, — судя по звукам в трубке, Ван Тао бродил около завода, — что случилось? — Они пошли снимать жуков, а теперь… Только сейчас Мэй поняла, что Йонас и Маша могли заблудиться, зайти в каньон и не найти выхода, упасть с крутого склона, угодить под камнепад. Да у Йонаса запросто могут отказать ноги от усталости и холода! — Понял. Сейчас отправим всех на поиски. Ты сама в порядке? Оставайся на месте, хорошо? — Сколько… Она хотела спросить время, но Ван Тао уже отключился. Мэй дрожащими пальцами активировала свой комлог. Выходило, что полностью стемнело всего полчаса назад. Прошло несколько минут, и над головой раздался шум маленьких беспилотников. Смирнов называл их «неправильные пчелы», говорил, они обладают общим интеллектом и умеют распознавать человеческие фигуры и лица. Рой улетел. Тишина вернулась. Мэй понимала, что ее время замедляется от волнения, но как мучительно сидеть и ничего не делать! Минута, другая... Она попробовала читать, внимания хватило на две страницы. Еще минута. — Мэй! — голос Йонаса раздался с вершины небольшого холма, когда она вышла размяться. — Мэй, мы тут! — Мы тут! — вторил ему звонкий детский голосок. Мэй видит их силуэты в сфере фар. Над их головами жужжит дрон размером чуть больше ладони. Остальной рой завис в небе неподалеку. Неправильные пчелы ждут товарища. Время ускорилось. Мэй бежит навстречу. Вот они. Живые и счастливые. У Маши холодные руки и нос, но горячие от радостного возбуждения уши. Она взахлеб рассказывает про жуков, рощу кустарников, горы и даже маленькое озеро с сиреневой водой. Йонас виновато смотрит в сторону. Ничего не говорит, просто садится на водительское место и едет к дому. Из его рации доносится до ушей сердитый голос Ван Тао, который не считает нужным держать возмущение при себе. — Я тебя к врачу запишу, — первое, что сказала Мэй дома, — и только попробуй возразить или не полететь! — Ладно. Послушай… — Приготовь поесть, мы пока искупаемся. Она открыла дверь в ванную, чуть ли не силой отрывая себя от руки Йонаса, который потянулся обнять. Чуть позже. Сначала надо смыть с ребенка и себя пыль и ночной холод. — Мы не потерялись! — убедительно сказала Маша, сидя на стульчике вся в пене. — Правда! Мы уже шли к тебе. Там знаешь, какая вода была? — Розовая? — Сиреневая! А у единорога грива розовая или сиреневая? А ты сердишься на папу? — Совсем чуть-чуть, — призналась Мэй, — немножко. Было темно и страшно. — Мы бы пришли и спасли тебя! Оставалось только надеяться, что за шумом воды из маленькой лейки душа Маша не расслышит хлюпающий нос и не заметит слезы. Взрослые не должны часто плакать при детях.

***

— Давно-давно на одной далекой планете в густом лесу жил маленький жучок, — Мэй усадила медведя Степана у стенки и поцеловала Машу в нос. — Жучок любил ягоды, поэтому каждое утро он летел на своих зеленых крылышках на поляну, где росла… — Голубика, — зевнула Маша. Обычно она не просила сказку перед дневным сном, но сегодняшние впечатления требовали лучшего усвоения. — Да. Он откусывал маленький кусочек от спелой ягоды, а остальные ягоды собирала серая мышка. Но один раз, когда жучок прилетел на поляну, там стоял большой космический корабль. — Как папин? — Ага. Не болтай. Жучок был очень любопытным, поэтому забрался внутрь корабля, но не успел вылезти обратно и улетел в космос. Корабль привез его на другую планету, но там не было ягод, только шахты и завод. Зато жучок нашел нового друга — большого круглого жука, и дальше они полетели вместе… Сказка осталась незаконченной. В голове Мэй два жука так и продолжили сидеть под дверью космического корабля, ожидая прибытия на новую планету. Маша мирно спала, уткнувшись носом в ее ноги. В кухне Йонас загружал посудомойку. Сутки в четырнадцать часов не всегда удобны для людей, но благодаря им посередине дня есть новый рассвет. Через час солнце взойдет снова. Можно прояснить недомолвки и начать выходной с чистого листа. — Мэй, — тихо позвал Йонас из приоткрытой двери, — ну прости. Иди ко мне. — Дурак, — всхлипнула она, растворяясь в его объятиях.