Золотой закат

Йонас смотрел через стол и видел свою маленькую копию. Русые волосы потемнеют, круглый носик вытянется, хотя материнские гены добавят мягкости в черты лица, а голубые глаза останутся такими же. Вчера в суете, после пары лишних бокалов, он отказывался признавать очевидное. Теперь время пришло. Он смотрел на Смирнова и понимал, что старый черт всё знает. Может быть, с самого начала был в курсе и точно возился с девчушкой, когда заезжал к шаманке. Смирнов любит детей. У него двое сыновей. Жена ушла, когда те были подростками, в то же время он принял под крыло Йонаса и Шан Бо. Вселенная не допускает пустоты. В нарушаемой только стуком приборов тишине Стоцкая подвинула ему поближе соусник. — Горчица с уксусом, — шепнула она. — У меня что, слишком счастливое лицо? — Для пельменей, так вкуснее. Мэй, сидевшая между ними, фыркнула. На другой стороне стола, глядя на нее, хихикнула Маша. Альфред заулыбался. Напряжение спало. Теперь отчетливей стали вкус горчицы, аромат горячих оладий в миске посередине стола, сладость чая. Йонас рассмотрел, что вышивка в виде маленьких красных ягодок на утренних платьях Мэй и Жюли такая же, как на воротничке у мелкой. Такие разные девчонки, а будто из одной команды. — Вот такими вы мне больше нравитесь, — сказал непривычно тихий Смирнов. — Теперь слушайте. — Дай доесть, черт ты нетерпеливый, — одернула его Саяна. — Только выдохнула молодежь! — Не могу молчать, нет больше сил моих. Короче, ребят. Родных детей я вырастил и выучил. Вас, — он кивнул на Йонаса и Жюли, — вроде пристроил. Теперь имею право своей жизнью заняться. Жюли отложила ложку, вытерла губы салфеткой. Ее пальцы смяли белый квадрат ткани так, что звук стал осязаемым. Она все поняла. И Йонас понял. — Эстер? — спросил он. — Да, — виновато улыбнулся Смирнов. — Устал болтаться туда-сюда… Я ей там нужен, и она мне. — Какая Эстер? Кто это? — Эстер Роулз. Она из будущего… сложно объяснить, да. Йонас вспомнил Эледу. Разделенное на две Вселенной сердце. Интересно, вернулась она к своему парню? Наверное, да, пускай оставить мать и названную сестренку ей было непросто. Вот и Смирнов словно ищет себе оправдания. — И давно это у вас? — буркнула Жюли. — Да где-то за полгодика до того, как мы с мафиози дрались. Помнишь, когда Булку спасали? — Ясно. — Что тебе ясно, Юлек? Она снова взяла в руки свою салфетку. Уронила. Нагнулась, чтобы поднять, стукнулась головой о стол, и тогда расплакалась. Мэй подбежала утешать, Альфред гладил по плечу, но Стоцкой нужны были только медвежьи объятия Смирнова. — Ну хватит, — он сжал зубы, — да что ж ты? Не в лесу одна остаешься, Юль! — Прости… Нос у нее опух и покраснел, розовые пятна расползлись по щекам и лбу. Никогда Йонас не видел Жюли Стоцкую такой, да и Альфред, судя по округлившимся глазам, не видел. — Прости, — зубы стукнули о фарфор чашки, — извини… Я не потому, что… Просто. — Вот ей скажешь, — Смирнов кивнул на Мэй, — и она подкинет ко мне в гости. Хорошо? — Нашли такси, — прошипела Мэй и тоже вытерла слезинку. Теперь и Йонаса настигло ощущение потери — последняя родительская фигура в его жизни растворялась в мутных волнах пространства-времени. Столько лет Смирнов был рядом, пусть на другой стороне планеты или вовсе другом краю галактики, но Йонас знал, что он есть, и Жюли знала, и Шан Бо. Теперь он собирается взять «Зарю» и улететь в другую вселенную. — Как-то неожиданно. — Ничего, Яник, не неожиданно, — Смирнов отпустил Жюли, подошел к нему и положил руку на плечо. — Ты же знал. Эстер сказала, ты сразу догадался. — Догадался, — шмыгнул носом Йонас, — потом все закрутилось, и не думалось, что так получится… Не знаю. Я буду скучать. — Не рви душу. Нам с тобой кучу бумаг надо подписать сегодня. — Ты после обеда, что ли, сваливаешь? Стоцкая ревела теперь в голос. Йонас ожидал от Смирнова ответа, но тот уткнулся в свою тарелку. Давящее предчувствие расставание сменилось злостью. Как он мог? Почему нельзя было сказать заранее, почему нужно вот так, будто между делом сообщать? — Маша, давай возьмем по пирожку и пойдем на качели? — сказала вдруг Мэй. — Идем? Где твой Степан, берем его с собой. — Идите-идите. Сейчас к вам приду и поедим хоть нормально, — одобрила Саяна. — Егор, твою мать! Просила же! — Да ну вас! Под перекрестным огнем из гневных взглядов Йонас решил все же доесть яичницу и приобщиться к пирожкам, пока Саяна все не забрала на внезапный пикник. Круглые пирожки с ягодами, вытянутые — с яйцом и зеленью. Йонас взял себе два. Энергия сегодня понадобится. Рядом Стоцкая так же сосредоточенно размешивала сахар в чае, тщательно жевал свои сырники Альфред. Они втроем напротив — против — одного Смирнова. Что за странное противостояние под звук чайной ложечки и шелест ветра в лесу? — Итак, — Смирнов очередной раз встал из-за стола и пошел к окну, — что это за выпады такие? Стоит спиной. Не поворачивается. Не смотрит на них. — Я, наверное… Альфред свалил после молчаливого одобрения от жены. — Давайте, говорите уже. — А смысл что-то говорить? Ты же не останешься! — Юленька, — Смирнов снова сел на свое место, — ну хочешь, я к тебе на день рождения прилечу с подарками? Узнаю, как точно время рассчитать, и прилечу. Корабль-то при мне. Только не убивайся так, малыш, ну… — Слушай, — Йонас вдохнул и выдохнул, — а мне-то теперь что делать? — Работать, Яник. Завод твой. Грузовые корабли тоже твои. График отгрузок, потребности — я все передам на «Аматэрасу». И вот, подписывай. Смирнов показала на зеленые листы, которые по-прежнему лежали на столе. Дарственная, какие-то доверенности, договоры… Буквы прыгали перед глазами, Йонас не мог сосредоточиться. Достал токен подписи и машинально прикладывал к псевдобумаге, пока вдруг не услышал недовольный писк. — А, это, — Смирнов смущенно улыбнулся и приложил коммуникатор, открывая проекцию с переводом. — Вот, читай. Свидетельство о рождении. Сибирская что-то там. Мария Яновна Келлер. — Но как? — Как вписали тебя в отцы или как вообще? По первому вопросу — я немного коррумпировал органы, а по второму все сложнее, Яник. Юленька? Простишь нас? Надо на двоих поговорить. — Мы же еще увидимся? — Стоцкая подняла заплаканные глаза. — Попрощаемся, да? — Конечно. Давай-ка умойся, проветрись. Мужа поцелуй, а то совсем затоскует. Она ушла. Секунда тишины прервалась звуком греющегося чайника. — Короче, Яник, это дело очень мутное. Я что знаю расскажу, но если тебе покажется, что это бред, то тебе не покажется. — Подожди, дай бутерброд сделаю. С сыром будешь? — Буду. Валяй. Бессмысленность разговоров казалась спасением от надвигающейся лавины неизвестности. Пока нож размазывает масло по кусочку пшеничного хлеба, можно не думать о будущем. — Так вот, — еще две ложки сахара растворились в черной бездне свежего чая, — история мутная. Все началось, как ты понимаешь, с твоего феерического побега голышом в лес. — Я не хотел в лес… — Да какая разница теперь! Саяна сообщила, что в лесу, в паре десятков километров от ее обиталища нашелся «его мальчик». Пообещала подлатать и отпустить, а на резонный вопрос, как в глухой тайге она наткнула совершенно случайного на голого человека без средств связи, отмахнулась. Мол, ветер навеял, духи нашептали. Такой ответ дотошного Смирнова не устроил, и при личной встрече шаманка была приперта к стенке. — Как? Что ты смотришь на меня так, Яник? — А что? Не было у вас? — Последние десять лет — не было, а до того, да мало ли что было! Тебе чего? Так вот… Своему чудесному спасению Йонас был обязан «просьбе богов», за которыми без особого труда угадывалась Терра Роулз. Она отправила Саяну и спасателей в нужное место и намекнула весьма прозрачно на очень удачную генетику. — Ну, природные навигаторы на дороге не валяются, — не без гордости сказал Йонас, — не буду отрицать. — Вот ты как раз и валялся, — рассмеялся Смирнов, — не на дороге, но не суть. Значит вот, Терра, поди, и надоумила, что нужен твой ребеночек... — Зачем? — Дар шаманский передать. Навигация твоя — то же предвиденье, смотря как развивать, да сам знаешь. Только вот получился один единственный эмбрион, и без той самой мутации. Может быть, Терра вмешалась снова, попросила дать жизнь этому ребенку? Или Саяна оказалась настолько сентиментальной, что решила «родить» себе внучку, благо репликаторы давно перестали быть роскошью. Странные женщины. — Ничего не понимаю, — Йонас потер веки, — не понимаю зачем. — Бывает. Что делать-то будешь? — В смысле? А что надо, денег дать? Смирнов посмотрел сначала хмуро. Глотнул чая. Вгляделся в непонимающее лицо Йонаса и так хитро прищурился, что без всяких объяснений стало понятно — Йонас Келлер придурок. — Денег дать — это хорошо, но родители все-таки должны растить собственных детей. — Что… что? Крик раненого динозавра резонировал с металлическим нутром кастрюли, в которой некогда плавали пельмени. Ощущения ниже поясницы резко отключились, Йонас не смог бы вскочить и схватиться за голову, даже если захотел бы. Он схватился за голову сидя. Это было похоже на жестокий розыгрыш. Какие собственные дети? Он никогда не хотел детей! Не давал он разрешения на рождение этой девочки! И Мэй ничего такого не хотела! Прилетели на свадьбу подруги, называется. Лучше бы еще раз к неир сгонял, честное слово, пускай Эледа таскает его за шкирку по планкову пространству, все лучше внезапного ребенка! — Бред какой-то… Мы, знаешь ли, даже на Тау не живем… — Подумаешь! — Смирнов пожал плечами, а потом кинул остаток бутерброда в рот. — Крыша над головой есть, еда есть, теплицы с помидорами, какие-то забавные твари в кустах бегают, в городе даже булки вкусные продают. Ребенку много ли надо? — Ничего себе ты простой! Ладно, кубометр игрушек они привезут. Кровать пойдет и взрослая. Это мелочи, но как быть с врачом, если заболеет? Опять же, детям нужен спорт. Чем занимаются девочки? Гимнастикой, наверное, или танцами… Йонас поймал себя на том, что пытается организовать занятия для ребенка, о котором час назад понятия не имел. Это покруче приключений у Других будет! — Ладно, Яник. Пойду я чемодан свой соберу, да надо с Юльком поговорить. Не дрейфь, все сложится! — А, ты же нас бросаешь… Он успел забыть, что видит Смирнова, может быть, последний раз. Хлопок по плечу не стал большим утешением. Смирнов ушел, оставив за собой открытую дверь, недопитый чай и противный горький привкус расставания.

***

Первым человеком, кого Йонас встретил на улице, был Артур Беллами. Отец Мэй посмотрел на него взглядом, выражающим понимание и сочувствие, словно только что узнал нерадостный диагноз, о котором сам Йонас пока не догадывался. Сказал, что Мэй с Жюли в беседке около цветочного сада, и побрел себе дальше. Про цветочный сад Йонас узнал в те дни, когда помогал девчонкам Саяны по хозяйству. Добраться туда по лесной тропке, состоящей из корней и камней, та еще задача для человека с непослушными ногами. Он осилил дойди единственный раз, поддавшись на уговоры оценить небывалое цветение адаптированных роз. Сейчас же, он пошел в номер. Не позднее, чем к обеду Мэй вернется. Она не из тех, кто жертвует едой ради цветов. — Можно? — голос из-за двери раздался ровно в тот момент, когда Йонас вытянулся на диване с книжкой в проекции и стаканом вина. — Заходи, — обреченно ответил он, хотя больше всего хотел побыть один. Альфред принес с собой бутылку красного, орехи и тарелку с рыбной нарезкой. — Ты вообще понимаешь, что творится? — Кто, я? Мне сказали, что я теперь отец трехлетней девочки. — Серьезно? Не, правда? Я думал, это мне на нетрезвую голову мерещилось, а… по годам не подходит. — Репликатор, — вздохнул Йонас. — Ты без стакана пришел? В ванной возьми, у меня тоже чистого нет. Алкоголь — яд, а для тех, у кого ноги отказывают — тем более. Обычно Йонас старался не употреблять лишнего, но сейчас мозг настойчиво требовал напустить тумана. Он потягивал терпкое лиловое вино, жевал миндаль и смотрел на абстрактную картину на оклеенной полосатыми серо-зелеными обоями стене. Если расфокусировать взгляд, получалась забавная оптическая иллюзия. К середине второго стакана язык развязался и выдал вопрос: — А ты что тут сидишь? — Думаю, — мрачно ответил Альфред, — не зря ли мы поженились? — Почему? Из нетрезвой речи Йонас понял, что причиной сомнений был Смирнов, то есть, слезы Стоцкой по поводу его убытия. Логики в размышлениях Альфреда он не нашел — смысл-то постфактум думать и терзаться, да и «дядя Егор» на Тау последние часы. Все же нормально складывается! — Наверное… Ладно, прорвемся. Если протрезвеем к обеду, а то девчонки нас побьют. — Ал, ты же самый смелый из нас был! — Йонас прожевал кусок жирной белой рыбы. — Помнишь, ты же всех затащил на пляж, чтобы Терру Роулз ждать! — Я думал, что смелый, а как увидел ее, так передумал. От мамки тогда по заднице полотенцем получил и пересмотрел подход.

Йонас рассмеялся, представляя десятилетнего Альфреда, который объясняется перед родителями за ночные поездки на маглеве. Крепко досталось, наверное. Раньше он про это не рассказывал, а теперь детские драмы казались всего лишь забавными историями.

***

Мэй растолкала его в три часа дня. К обеду она переоделась в традиционное синее платье с вышитыми цветами и уложила волосы в высокую прическу со шпильками. Золотые капельки в ее ушах поблескивали сапфировыми крошками. — Ты что такая нарядная? — сонно пробормотал Йонас, усаживаясь кое-как на диване. — Ну, хотя бы один из нас должен выглядеть хорошо. Вам ночью не хватило, а? Как два помятых тапочка придете с Альфредом. Помятость имела место, и Йонас не стал спорить. Он доковылял до ванной, побрился, опустил лицо в полные ладони холодной воды. Стал похож на трезвого. «Ну что, Келлер, пойдем, — сказал он отражению в зеркале, — пойдем принимать жизнь такой, какова она есть!» Подчеркнутая торжественность Мэй напрягала. Она называла это платье «нарядом послушной дочери» и почти никогда не надевала его вне отцовского дома. — Это ты с собой брала? Йонас покрутил обтянутую шелком пуговку на плече, но Мэй легко шлепнула по пальцам — не трогай. От поцелуя увернулась и принялась застегивать сандалии. — Нет. Папа для меня привез. Соскучился. — Ты сердишься? Из-за девочки? Я в самом деле, ну, не спал здесь ни с кем. По крайней мере, в сознании. — Йонас, — Мэй чмокнула его в нос, — я умею считать и делать выводы, из-за этого не переживай. И с поистине азиатским коварством она упорхнула из номера. Сказала, Жюли просила зайти к ней. Бедняга Альфред, отпинают его вдвоем. Чистая рубашка оказалась мятой, так что Йонас решил ограничиться футболкой с эмблемой некогда любимой им музыкальной группы и повязанным на руку шейным платком. Не самый протокольный наряд, но светское общество переживет. Попытку выйти из комнаты пресек Артур Беллами. Он вошел, сел на письменный столик, и по выражению обычно непроницаемого азиатского лица Йонас понял, что предстоит неприятный разговор. — Тоже их люблю, — Артур кивнул на его футболку. — Только последний альбом так себе, стареют. — Никто не молодеет. — Это точно. Слушай. Ты же делал Мэй предложение? Она согласилась? — Весьма условно, — Йонас нервно крутил в пальцах подставку под стакан. — Знаете, без восторга и уверенности. — Значит, только тебе будет обидно. Прости, Йонас, в свете новых обстоятельств я на ваш брак согласия не дам. Ничего личного, сам понимаешь. Для меня ты не стал хуже, но… — Переживаете за деньги Мэй? — У Мэй нет своих денег, кроме тех, что она заработала с тобой. Их нет ни у нее, ни у меня, — сказал он, предупреждая возражения, — ни у Джима. Это деньги семьи, и наследовать их будут только те, кто в семью входит. Беглый контрабандист Йонас Келлер, которому еще несколько лет нельзя появляться в родных краях, в семью Беллами не входил. Именно это прозвучало не обидно. Сильнее царапнуло другое — сама идея, что он может претендовать на какие-то «их деньги». — Эй, — Артур улыбнулся, — не хотел тебя уязвить. — Да все нормально. Я бы так же поступил. — Смирнов сказал, вы заберете девочку на время. Может быть, вернетесь на Тау к ее школе? Подумай, ладно? Образование важнее всего. Йонас кивнул. Нельзя показывать перед Артуром, как он зол, но внутри все бурлило, точно в кастрюле с пельменями. Все успели распорядиться его жизнью! Саяна, Артур, Смирнов, Терра Роулз! Даже Терра! Дверь тихо щелкнула, когда Артур вышел. Расписная подставка под стакан полетела в стену. Как сказала бы Мэй? Пусть идут в зад!

***

В существование высших сил Йонас не верил. Единственным достоверным божеством была Терра Роулз, но она вроде как почти человек. Это не мешало в приступе жалости к себе думать, что все боги решили втыкать ему палки не только в колеса, но и в более чувствительные места. К обеду он вышел мрачным и унылым. За столом сидели мама Альфреда, красиво поседевшая миниатюрная брюнетка, и отец Жюли. Они мило беседовали и смеялись, и Стоцкий впервые не смотрел на всех так, словно ему под носом намазали чем-то мерзким. Йонас перекинулся с ними парой дежурных фраз и отвернулся к окну. По небу между сине-серыми кронами деревьев бежали мелкие кудрявые облака. В Сибири небо ярко-бирюзовое, словно с него смыли всю пыль, налипшую над бесконечными городами Федерации. — Мэй! — звонкий голосок заплутал в лабиринте хрустальных стаканов. — Ты же моя принцесса! — Ты тоже красивая! В дверях стояли Мэй и Маша. Голубые глаза маленькой девочки казались ярче, когда в них отражалось шелковое платье Мэй. На самой же «принцессе» была пышная сиреневая пачка и розовая футболка с голографическими единорогами — время от времени один из них пробегал по спине снизу вверх. Саяна посадила девочку около себя. Мэй заняла место рядом с Йонасом. Она задумчиво улыбалась, перекладывала кольцо от салфетки с места на место и ничего не говорила. За обедом Смирнов, папаша-Стоцкий и Артур пили водку. Все поданные блюда служили закусками к этому напитку, в котором отсутствовал любой вкус и любой аромат, а единственное, что содержалось — это незримый, вырубающий мозги кулак. Так Йонас думал, пока смотрел на них, ожидая пьяной капитуляции, но не дождался её. В отличие от него трое мужчин за столом умели пить много. Всех остальных мрачное единение отцов семейств не затронуло. Все еще заплаканная Жюли отказалась от горячего, Альфред же открыл для себя бефстроганов и поглощал уже вторую порцию. Саяна ограничилась бутербродами со сладким морсом. Маша весело болтала и, как присуще детям, выковыривала отовсюду лук. Провожать Смирнова поехали только Йонас, Мэй, Жюли. Когда ждали машину, Маша крутилась рядом и рассказывала, как они летали на Землю, про старую Сибирь, белые с коричневой шляпкой грибы и красные ягоды, которые остаются горькими, пока не ударит мороз. Половину слов Смирнову пришлось переводить, но картинка рисовалась такой яркой, что Йонас снова почувствовал горечь на языке. Вкус ягод разлуки. Через час крылья "Зари" полыхнули алым знаменем в бирюзовом небе и исчезли. Егор Смирнов улетел навстречу своей космической любви.