Золотой закат

Мэй много раз просыпалась на маленькой планете под лучами красной звезды. Видела, как занимается рассвет на Земле. Просыпалась на Эсперансе, в белых стенах отеля, утопающего в цветах, и даже на Мадре-де-Диас, разбуженная вулканической тревогой. И, конечно, утро на Тау она встречала тысячи раз. Однако впервые она наблюдала, как обретает краски лес, и наполненная тревожными звуками и шорохами темная масса превращается в волшебную локацию из подростковой видео-игры. Она открыла окно. Влажный воздух заполз внутрь комнаты, такой плотный, что казалось — можно его разрезать и выложить на тарелку, как десерт из какого-нибудь ресторана высокой кухни. — Ты что так пыхтишь? — сонно пробубнил Йонас. — Рано еще. — Всю жизнь проспишь! Вставай! — Это интересное предложение, когда ты голая стоишь у окна… — Я могу сесть! Мэй рассмеялась и присела на подоконник. Шлифованное дерево холодило кожу, и пришлось подождать, пока Йонас наденет ортезы и подойдет к ней, но когда согретая его ладонью рукоять трости коснулась ее груди, стало очень горячо. — Поцелуй меня! — Мэй потянулась к нему, когда он сел рядом. — Только это? Птичья голова скользнула внутри бедра. Против воли Мэй запрокинула голову. Язык Йонаса обвел ее губу. И еще раз. Она перехватила поцелуй. Рукоять трости подняла выше. — Ты не трахнешь меня тростью! — прошипела Мэй. — Нет, — выдохнул Йонас, — так и быть. Он захлопнул окно за спиной у Мэй. Кажется, вторая створка осталась открытой. Кто-то мог услышать все происходящее на подоконнике, но это их уже не волновало. По крайней мере, пока не раздался стук в дверь и голос Смирнова. — Что он сказал? — спросил Йонас, отрываясь от губ Мэй. — Прекращать сношаться и идти завтракать. Почему мы на полу? — Ну, так вышло. Сложно долго стоять, да у тебя коленки дрожали. — Ладно, — Мэй поднялась с пола и протянула Йонасу трость, — хватайся, пошли в душ. Через полчаса они сидели в похожей на столовую в летнем домике семьи Лаграндов комнате. Занавески с вышитыми ягодами шевелились на ветру, на столе стояли толстые, жареные в масле блинчики, вареные яйца и ни на что непохожая масса из разваренных в молоке круглых желтых зерен. — Это каша называется, — Смирнов плюхнул в миску кусочек масла и размешал, — пшенная! Рекомендую! — Выглядит ужасно, — Мэй попробовала ложечку, — на вкус приемлемо. А Жюли тоже здесь? — Не здесь, но недалеко. Сегодня увидитесь. — На девичнике? А у Альфреда мальчишник будет? — Придется пить? — Йонас кинул блинчик в рот. Смирнов хлопнул рукой по столу, останавливая поток вопросов. От умиления при виде того, как Йонас, взрослый мужчина, изобразил послушного мальчика, выпрямился и начал усиленно жевать, Мэй едва не рассмеялась.

***

Вертолет летел над лесным морем. Сколько тут деревьев? Всей жизни не хватит, чтобы сосчитать. На Земле, там где располагалась Сибирь, было не меньше. Почему им так нравятся деревья, почему не море или горы? Странные люди. Йонас смутно догадывался, куда они летят — к еще более странным людям. — Саяна тебя очень ждет, — словно отвечая на неозвученные догадки сказал Смирнов. — И не только она. — Не буду притворяться — не скучал. — Кто такая Саяна? — нахмурилась Мэй. — Булочка ревнует, — Смирнов расплылся в улыбке, — а, Яник! Не переживай, Саяна древняя бабка, старше меня. Она на яниковы прелести не претендует. Йонасу показалось, что Смирнов сказал что-то еще, в сторону, одними губами. Знал бы, что придется встречаться с ведьмами… Да ничего бы не сделал. Он обнял Мэй, провел носом ей по уху. Не явиться с золотой булочкой на свадьбу ее лучшей подруги? Лучше даже не пробовать. И все-таки. Чего хочет Саяна? «Мы уже взяли с тебя плату», — сказала она в тот раз. В тревожных снах иногда повлялся ее образ — сухая фигура с серебрящимися в лунном свете волосами. Саяна пыталась поговорить, но он всегда убегал. Выяснилось, что на мальчишнике будут только Йонас со Смирновым и сам жених. Альфред, повзрослевший, похудевший, с коротко стриженными волосами и в костюме выглядел как с обложки мужского журнала. Годы со Стоцкой окончательно стерли следы жизни в секторе ро из его образа. — А ты хорош! — Йонас хлопнул его по плечу, по рукаву бирюзового поло. — Да ты тоже ничего. Альфред сделал вид, что не рассматривает полустершийся рисунок на его футболке. Стоило надеть что-нибудь поприличнее. Впрочем, кому какое дело? Сейчас Смирнов потащит в баню, а там окажется, что под одеждой все голые. — Ну спасибо. Что ты, решился наконец? Папаша Стоцкий допек? — Да я, — Альфред замялся, — до нормального профессора вот дорос. Стало не стыдно предложение делать, даже Артур сказал, что Беллами женятся на профессуре, и это нормально… — Ясно. Ну, поздравляю! Молодцы! Хотелось рассказать и свои новости, но Мэй вклинилась между ними. Обняла Альфреда, расцеловала в обе щеки, строгим голосом велела вести себя хорошо на мальчишнике. Девчонки умотали, Йонас едва увидел со спины двух блондинок — Жюли Стоцкую и ее кузину. Ответ на вопрос, куда же они так спешили, пришел в форме Смирнова, переодетого в белый мохнатый халат. Баня готова, пора собраться с духом и отдаться на растерзание лесным ведьмам. Альфред еще не знал, на что подписался, поэтому ступал в наполненную паром деревянную коробку с радостным предвкушением. — Ух ты, а тут горячо! — он присел на застеленную простыней скамейку. — Пахнет вкусно, хлебом. Мне нравится. — Наш человек, — довольный Смирнов потянулся. — Сейчас первый пар, а потом помывка. Через час будете новыми людьми. — Готовы, мальчики? Из приоткрытой двери потянуло прохладой. В парную вошла девчонка в длинной серой рубахе. Волосы убраны под косынку, в руках — внушительный веник из зеленых веток. Даже по ее движениям, когда она кинула Альфреду войлочную шапочку, а затем направила горячий пар прямо на разлегшегося на лавке Смирнова, заметна была сила, с которой лучше не спорить. Йонас тоже лег на лавку, и в тот момент, когда веник первый раз коснулся спины, перестал существовать в материальном мире.

***

Во внутреннем дворе, под большим цветущим деревом сидели две незнакомых длинноволосые девчонки и две Стоцкие, Жюли и Елена, все в широких белых платьях с вышивкой и в зеленых венках. Они зажигали свечи, капали в воду плавленным воском и пытались что-то разглядеть, делали букетики, пили травяной чай с вареньем и баранками и были вполне довольны собой. Мэй упорно отказывалась присоединяться и вообще верить во всю эту цепуху. На чай и варенье из яблок она согласилась, но ни платье, ни венок не надела. Так и сидела в стороне одиноким упырем, пока рядом не возникла женщина с седыми волосами, прихваченными заколками из настоящих костей. По ее серому, как пасмурное небо, платью разбегались оранжевые узоры, и всякий раз, когда Мэй думала, что поймала взглядом фигуру оленя среди переплетения линий, он снова исчезал. — Скучаешь? — женщина налила себе чай в широкую чашку с красными горошками. — Это не моё. — Не твое. Ты не принадлежишь этому миру, Мэйдзин. — Вы Саяна, — догадалась Мэй. — Шаманка, о которой говорил Егор. Ей показалось, что смуглое лицо осветилось искрой из узких, почти закрытых тяжелыми веками глаз. Мэй чувствовала неожиданную близость, почти родство с этой женщиной. — Идем? Звякнули браслеты. Сухие пальцы с коротко отрезанными ногтями коснулись ладони Мэй. По ее руке побежали колючие искры. Темные расплывчатые образы мелькнули перед глазами, и завороженная этими видениями Мэй пошла за шаманкой. — Девчонки гадают на воске. Пытаются в капельках и лепестках увидеть счастливое будущее, а другого им и не рассмотреть. — А надо ли? — Нет, — Саяна открыла дверь, пропуская Мэй вперед. — Те предсказания — лишь рябь на воде. Да и не каждому по силам такая ноша. — Куда мы идем? Узкая тропинка уводила в мрачную прохладу леса, туда, куда почти не проникали лучи солнца. Деревья становились выше, наросты грибного рогатника на пнях — крупнее. Когда тропинка окончательно растворилась в подстилке из сброшенных листьев, Саяна стала ориентироваться по ярким лоскуткам ткани на стволах. Они шли дальше и дальше, пока наконец не вышли к шалашу на небольшой поляне. — У нас это называется яранга, — сказала Саяна. — Здесь место, откуда я могу заглянуть в будущее. Думаю, у тебя тоже получится. — У меня? — растерялась Мэй. — Я буду твоим проводником. Не бойся, по-настоящему ты в нижний мир не пойдешь, но, может быть, увидишь ответы на свои вопросы. — Откуда вы знаете про мои вопросы? Мэй надулась. Даже если Саяна хорошо разбирается в людях, кто ее просил… — Оттуда. Ты постоянно сомневаешься. Все думаешь, достаточно ли ты хорошая дочь, жена, женщина… Некомплект органов покоя не дает, как будто в самом деле что-то значит! И еще одно тебя беспокоит, да и Йонаса. — Что останется после меня? Да. Вы правы. — Попробуешь посмотреть вперед? Не обещаю простых и хороших ответов, но ты же хочешь получить настоящие. На грудь Мэй легли тяжелые амулеты из кости, бисера и цветных камней, на голову — вышитая повязка со свисающими бусинами. Пламя костра, взметнувшегося около яранги, сделало лицо Саяны резче и старше. Горячие языки его танцевали, поднимаясь выше и выше. Мэй чувствовала, что еще немного — и огненный поцелуй коснется ресниц. Нагретый воздух исказил все вокруг. От жара Мэй на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, лес исчез. … в кабине «Аматэрасу» около кофемашины сидит плюшевый медвежонок, одетый в оранжевый дождевик и серые сапожки… звонкий детский голос разрезает привычный гул из моторного отсека… — … на Земле медведи спят зимой, но Степан не спит! — Вот как? — голос Йонаса. — А что он любит есть? — Котлеты и пюре! Что это за ребенок? Девочка, наверное. Говорит с акцентом, как у Саяны. Откуда она на корабле? … черный пляж, волны перешептываются с песком, на основании монумента Дэмиену Стоцкому сидит женщина в черном. В ее руках — бумажный журавлик. Мэй чувствует, что по щекам текут слезы, но не может понять, почему. — Тут мы встретились первый раз, — говорит Терра. — Как быстро проходит жизнь! — Мэй смотрит на свои руки и видит, что это руки пожилой женщины. — Мы переживаем о всяких глупостях, а потом… Не хочется верить, что после смерти человек просто исчезает. Собственный голос кажется Мэй чужим. Терра мотает головой — не исчезает. Солнечный луч касается ее лица, глаза вспыхивают яркой нечеловеческой зеленью. Мэй смотрит в сторону моря — плотные облака расступаются и закат окрашивает небо над горизонтом в золото… Терра приходила не к умершему другу. О ком она говорила? Почему сама Мэй стоит и плачет у моря? … на скамейке возле здания с надписью «Школа святого Стефана» сидит девочка-подросток с двумя черными косичками. Глаза заплаканные. Она комкает в руках темно-вишневый форменный кардиган. Рядом, на газоне, валяется чемодан и теннисная ракетка в чехле. — Останься, — просит Мэй. — У тебя же нет проблем с учебой. Останься, пожалуйста. — Не хочу! — Не хочешь учиться? — Не хочу тут жить, — из раскосых глаз снова текут слезы, — хочу домой, как ты не понимаешь! Забери меня с собой! Сноп искр вылетел из костра. Мэй вздрогнул, шагнула назад и, зацепившись за корень дерева, не удержалась на ногах. Плюхнулась на попу, на густой пушистый лишайник. Видения рассеялись. Остались только прогорающие угли, на которых Саяна жарила нанизанные на шампуры овощи в беконе. — Ну как? Долго ты. Я испугалась, что заплутала совсем. В лесу почти стемнело, а ведь когда они ушли от девочек, было едва за полдень. Руки дрожали от напряжения, ноги слабели, в животе урчало от голода. — Рассмотрела? — Да, — прошептала Мэй. — Но я ничего не поняла. — Твое счастье, девочка. Твое счастье. Садись! Саяна хлопнула рукой по расстеленной на земле шкуре, протянула кружку, из которой тянуло густым травяным запахом. Похоже на остывший чай, но смелый глоток заставил Мэй закашляться — не чай, подогретая настойка, почти ликер. Алкоголь мог бы затуманить и без того неясный мозг, но вместо этого развеял принесенную видениями тревогу. — Я видела… — Тсссс, — Саяна приложила палец к губам, — не сейчас. Она потянула за один из амулетов на шее Мэй. Тонкая серая пыль вдруг опустилась на брюки — костяной зверек и бусины вокруг него рассыпались в прах. Кожаный шнурок в том месте, где висела фигурка, почернел, словно обуглился. Саяна сдернула его и бросила в остатки костра. — Давай-ка поедим да пойдем назад, а то придется здесь заночевать. — Лучше бы вернуться. — Конечно, лучше. Йонас твой соскучился поди. Вопросы, которые так и вертелись на языке, Мэй держала при себе, пока они не вернулись на тропинку, где можно было ориентироваться по диодным светлячкам в траве и на стволах, разгоняющим тьму и монотонность леса. Тогда она решилась: — Егор говорил, что вы спрашивали про Йонаса. Не просто же так? Почему? — Да, в самом деле. — Это связано с тем, что показал костер? — В целом нет. Саяна точно не собиралась делиться подробностями. — Тогда, — Мэй набрала побольше воздуха, — вы присматриваете за ним для Терры? Я видела её, и… Йонас для нее будто ребенок. — Боги бывают разными, девочка. У богов свои мысли и свои цели, а посредник между их миром и этим разве может отказать в маленькой просьбе? Ничего понятнее не стало, но за деревьями показались ярко освещенные домики. Кажется, вечеринки жениха и невесты объединились, и за столом не хватало только Мэй и Саяны. — О боже! — Жюли всплеснула руками, когда увидела Мэй в отстатках шаманского облачения. — Ты как… — Это все оставляй себе! — строго сказала Саяна. — Теперь амулеты твои. — Идем, переоденешься. Жюли взяла Мэй за руку и повела в соседний домик. Сама она сменила белую хламиду и венок на серое платье из очень простой, почти грубой ткани. Вышитые цветы и веточки делали ее, холеную городскую красотку, похожей на лесную нимфу. После душа от волос все еще пахло костром, но без амулетов, в чистой одежде и с золотыми румянами на щеках, Мэй почувствовала себя снова обычным, нормальным человеком. — Где вы были? — Йонас обеспокоенно заглянул ей в лицо. — Темно уже. Страшновато, наверное, в лесу. — Мы… разговаривали. Сидели у костра. — Ну хорошо. Положить тебе салатик? Мэй готова была съесть всю еду на столе дважды. Особенно котлеты с пюре, о которых рассказывала загадочная хозяйка медведя Степана. Где-то она видела раньше такую игрушку, совсем недавно. — Так, пока все при памяти! — Смирнов встал и поднял рюмку, полную водки. — За Юленьку и Альфреда, которые героически решились войти под ярмо, ну и за Мэй и Яника, которые только собираются! — За вас, ребята! — подхватила Елена. — За нас, — ухнул Альфред и опрокинул рюмку в рот. — Я больше не буду это пить, не уговаривайте даже! Все начали наперебой уверять Смирнова, что не такое уж и ярмо, семейная жизнь, а он отбивался. Говорил, что лучше других знает. Только Саяна молчала. Иногда пожимала плечами, посматривала хитрыми птичьими глазами на Мэй, а потом вдруг сказала: — Одно ярмо скинул, под другое пойдешь, да, Егорушка? — Ты ж ведьма, — вздохнул Смирнов, — давай не сегодня об этом! — Чего? Йонас вытаращился, но в ответ получил только нетерпеливый жест — отстань. За столом продолжился оживленный разговор, официант в красной жилетке подложил еще солений и котлет, принес блюдо с тонкими блинами и миску икры. Жюли разлила по бокалам искрящееся вино. Беспокойные видения померкли в водовороте вкусов, тостов, смеха, но ни общее веселье, ни легкий алкогольный туман, ни теплый Йонас рядом не могли избавить Мэй от мысли: совсем скоро все изменится. Изменится не к худшему, но решительно и навсегда.