Немезида

      Клонило в сон. Ветер уже который час монотонно завывал, смешиваясь с шумом двигателя, и Пауль невольно прислушивался к этому протяжному звуку, будто пытался уловить в нём какое-то послание. На лобовое стекло налипали крупные хлопья снега, образуя какой-то абстрактный, неясный узор. Стояла непроглядная тьма, которую почти не разгонял свет фар, и ночь казалась бесконечной.       Ехать по бездорожью через самое сердце бурана было явно не лучшей идеей, но добраться до Рендетлена следовало как можно быстрее. Пауль представлял, какая суматоха сейчас творится в столице.       В то же время он прекрасно понимал, на какой риск идёт, возвращаясь в Рендетлен.       Либо победа, либо смерть.       Либо Пауль первым найдёт Нильса, либо умрёт от руки одного из палачей Глории. По-другому быть не может.       Шансов у Пауля практически не было. Ходить без охраны, причём достаточно серьёзной, он точно не сможет, иначе тотчас окажется в руках Глории, и даже в таком случае едва ли удастся избежать слежки. Обеспечивать Паулю безопасность, не только тратя на это не только человеческий ресурс, но и рискуя испортить отношения с кланов Кортесов, никто бы не стал. Оставалось надеяться лишь на то, что Алекс согласится довести сделку до конца.       «Если он, конечно, захочет наживать такие проблемы, — невесело усмехнулся Пауль. — Как только Глория узнает, что он укрывает меня у себя, то сразу потребует выдачи, либо вообще не станет церемониться и пришлёт Саймона вместе с несколькими десятками солдат».       Столько трудностей, и всё из-за...       Элен.       Пауль давно знал, что она может уехать в любой момент, когда посчитает, что молчать больше нельзя. Он сам дал ей все козыри в руки, понимая, что в спорной ситуации Глория точно встанет не на его сторону.       «Элен изначально не обязана была меня покрывать. Чудо, что она не пошла к Глории ещё тогда, когда узнала о моей зависимости», — думал Пауль, пытаясь убедить себя, что случившееся было слишком ожидаемо, чтобы уделять ему хоть сколько-нибудь своего внимания.       «Элен... Она... уехала... Забрала все свои вещи и уехала».       Но почему тогда при этих словах Пауль почувствовал, будто его ударили под дых?.. Почему он ощутил такую щемящую тоску, будто узнал о предательстве лучшего друга, и оказался ошеломлён настолько, что едва не потерял равновесие?..       Пауль не захотел показывать Нику свою слабость. Воцарившаяся в душе пустота оказалась слишком неожиданной даже для него самого. Она была тем, на что следовало поставить метку «Совершенно секретно» и не показывать никому, а ещё лучше поскорее подавить и забыть, чтобы не углубляться в те чувства к Элен, о которых Пауль до недавнего времени и не подозревал.       Что самое ужасное, теперь у него не получалось вызвать в себе ни капли раздражения к бывшей напарнице. Элен, которая раньше, казалось, только лишь бесила и спорила, теперь представала перед мысленным взором исключительно с мягкой улыбкой, которая сияла на её лице в те редкие моменты, когда они с Паулем могли поговорить по-настоящему.       Он упрямо отгонял от себя эти мысли, но сосредоточиться на чём-нибудь другом было просто невозможно. Дорога, окружённая заснеженным лесом, пустая и однообразная, надоела спустя первые несколько часов, а на данный момент прошло уже почти двое суток. Лишний раз заострять внимание на затёкшем, измотанном теле тоже не хотелось, потому что тогда Пауль ещё острее ощущал волнами накатывающую усталость. Он завидовал Нику, который мерно сопел на задних сиденьях. Даром что мальчишка был слишком длинным, чтобы вытянуться в полный рост: он хотя бы мог позволить себе выспаться. Это Пауль в последние несколько суток отдыхал урывками во время недолгих остановок.       Не хотелось везти Ника в Рендетлен. Мальчишка был абсолютно не приспособлен к жизни да ещё и чересчур наивен. В столице его сразу же оберут до нитки, а то и выбросят по частям в ближайший канал, стоит только оставить Ника одного. Ещё большим безрассудством, однако, было бы везде таскать его с собой, потому что Глория уж точно не станет разбираться, кто и по какой причине ошивается рядом с Паулем. Нет, нужно придумать что-нибудь получше.       «Что ж с тобой делать?» — Пауль кинул быстрый взгляд на спящего Ника и невольно улыбнулся, вспомнив, с каким удивлением тот отреагировал на то, что в столицу они поедут на угнанной машине.       — В смысле? Ты украдёшь её?! Но зачем...       — А ты что, думал, что мы будем неделю или две добираться до Рендетлена на попутках? Раз уж Элен оставила нас без транспорта, мы добудем его сами.       — А если тебя поймают?       — Никто меня не поймает, потому что ты будешь за этим следить, — Пауль едва не засмеялся, когда Ник при этих словах стремительно побледнел и даже не смог ничего ответить.       Он не верил, что мальчишка кого-то убил. По мнению Пауля, всё было гораздо тривиальнее: Ник, едва ему исполнилось восемнадцать, просто сбежал из дома от деспотичных родителей. Разве стал бы убийца признаваться первому встречному в своём преступлении? Каким дураком нужно быть, чтобы спустя сутки после знакомства выдавать столь сокровенную тайну? Нет, Ник, конечно, наивный, но не настолько же! Сходу рассказать о совершённом убийстве мог разве только человек, который вообще никогда с другими людьми не общался и не усвоил, что о таких вещах говорить не принято.       — Мы скоро приедем? — сонно спросил Ник, будто почувствовал, что Пауль думает о нём.       — Скоро. Через две сотни миль должен начаться уже пригород Рендетлена.       Местность к этому времени действительно начала меняться. Непроглядный лес превратился в вырубку, а сквозь тьму и метель показались огни посёлков, которые вскоре должны были слиться в ночное сияние городов-спутников Рендетлена.       В самой же столице стоял мрак, как будто она находилась в другом мире, лишённом света и гармонии. Ник больше не спал и всё время метался от одного окна к другому, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть, и Пауль не мог не улыбаться, глядя на это по-детски наивное проявление любопытства.       Чтобы попасть в Рендетлен, пришлось сделать огромный крюк, почти полностью обогнув город, потому что всю северную часть занимали территории кланов, куда Паулю дорога была заказана. Он поехал через портовый район, располагавшийся в самой южной точке города. Территория там была почти безлюдной. Туда не наведывались представители кланов, потому что никакого интереса полностью разрушенный район, неподалёку от которого располагались трущобы, не представлял.       В Окуфе же Пауля остановили почти сразу. Пятеро парней дежурили около заброшенного театра. Понять по внешнему виду, к какой группировке они относились, было невозможно, но надежда, что это люди Алекса или кого-то из его союзников, тут же затеплилась в душе. В худшем случае, если парни окажутся случайно забредшими в Окуфу грабителями, придётся прорываться с боем.       — Кто это? — с придыханием спросил Ник, когда налётчики преградили дорогу.       — Тихо.       — Что...       — Сиди тихо! — шикнул на него Пауль и, дождавшись, когда Ник вернулся своё место и замер, опустил стекло.       — Кто такой? — тут же требовательно спросил один из незнакомцев.       Пауль молча, даже не обернувшись в сторону говорившего, показал своё левое запястье, плотно обвитое металлическим браслетом, а в душе порадовался, что, кажется, удастся решить всё мирным путём.       — А тот?       — Он со мной, — процедил Пауль сквозь зубы.       — С тобой-то с тобой, но сюда его никто не приглашал.       Пауль слегка усмехнулся, понимая, что эта фраза была сказана лишь для проформы: тронуть человека, показавшего браслет с гравировкой «Феникс», то есть, давшего понять, что он находится под защитой Алекса, означало бы нарваться на конфликт со всей группировкой Ньюмана.       — Я сказал тебе, что он со мной, — терпеливо произнёс Пауль, кивнув в сторону Ника. — За остальными подробностями обращайся к Ньюману.       Дальше Пауля наконец-то пропустили, и Ник, поняв, что всё закончилось благополучно, тут же оживился:       — Что это было?       — Контрольно-пропускной пункт, — усмехнулся Пауль.       — Что?..       — Короче, не забивай голову. Потом всё объясню, а пока надевай свою шубу: мы почти приехали.       Алекс принял их почти сразу, несмотря на поздний час, и, когда Пауль зашёл в кабинет вместе с Ником, первым делом спросил, слегка прищурившись:       — А это кто?       Проследив за его взглядом, Пауль понял, что тот смотрит на Ника, который сиротливо прижался к стене и боязливо озирался по сторонам.       — Это... — Пауль пытался подобрать хоть одно внятное объяснение, почему он притащил с собой какого-то мальчишку. — Это... Ник Ричардсон. В общем, познакомились с ним случайно, а у него какие-то проблемы с копами были... И ещё парень очень хотел в Рендетлен, м, заплатил мне, чтобы я его сюда привёз и куда-нибудь определил.       — Ты хочешь, чтобы я оставил его у себя? — задумчиво протянул Алекс, продолжая рассматривать Ника.       — Ну... Да, — Пауль вздохнул с облегчением. — Парень он толковый, умный. На первый взгляд может показаться странноватым, но на самом деле однозначно имеет право на то, чтобы получить шанс проявить себя.       — Пусть остаётся. В ближайшие дни посмотрю, куда его можно определить, хотя... У меня и без того сейчас с людским ресурсом проблем нет: в Окуфе затишье.       В душе Пауль возликовал, радуясь хотя бы тому, что Алекс не отказал сразу же, но внешне остался спокоен и лишь хмыкнул:       — Большие кланы воюют, а вы ждёте подходящий момент, чтобы оторвать от них кусок пожирнее.       — Ты теперь не на той стороне, чтобы меня останавливать, — Алекс оскалился, и взгляд его наполнился торжеством, так что жёлтые прожилки в карих радужках словно засветились, играя золотыми бликами.       Паулю стало не по себе. Наверное, только сейчас, после этих слов, он до конца осознал своё положение. Осознал, что потерял всё. Абсолютно всё. Лишился власти, даже иллюзорной, имени, которое теперь будет произноситься другими лишь с презрением и отвращением, связей, потому что никто не захочет иметь дела с тем, кто официально объявлен предателем, и репутации, навсегда осквернённой. Представлял ли Пауль ещё несколько лет назад, когда был счастливым и успешным, до чего однажды дойдёт? Да даже в последние месяцы он не мог подумать, что всё будет настолько плохо. Уж лучше было действительно сдохнуть от тоски или не выйти из комы... Так бы его хотя бы запомнили как честного человека, а не...       Паулю было противно произносить это слово даже мысленно, а тем более называть себя им, но реальность оставалась холодной и жестокой. Он ничего не мог с ней поделать. Если бы только удалось хоть кому-нибудь доказать, что Глория хотела его использовать, а потом оставить ни с чем...       «Почему меня это волнует? — попытался было одёрнуть себя Пауль, но почти сразу сдался: — Не хочется умирать с клеймом предателя. Не ради такой славы я жил. Не ради того, чтобы в один момент оказаться никем».       Все эти невесёлые мысли пронеслись в голове за какую-то пару мгновений, а спровоцировало их безобидное, казалось бы, воспоминание. Ещё пару лет назад Пауль порой наведывался к Алексу от имени клана, чтобы предотвращать набеги и мелкие нападения со стороны группировок из Окуфы (в мирное время те грызлись между собой, потому что понимали, что тягаться хоть с Глорией, хоть с Кауцем им не по силам, но, как только кланы затевали войну, собирались в кучу и били по оставшимся без защиты границам). Теперь же Алекс был абсолютно прав: Пауль оказался по другую сторону баррикады вместе с теми, на кого раньше обращал так мало внимания.       — Наша сделка всё ещё в силе? — спросил Пауль, чувствуя, как вся скопившаяся усталость свалилась на плечи тяжким грузом.       — А ты мне нужен? — усмехнулся Алекс. — Найти Меченого в Рендетлене я смогу и сам: здесь моя территория. А ты... ты даже по городу без десятка телохранителей передвигаться не сможешь. Для родного клана ты предатель, а для других — лёгкая добыча, которая знает тонну полезной информации. Почему я должен тратиться на твою защиту?       Алекс прищурился, не пытаясь скрыть то ли насмешливую, то ли торжествующую улыбку, и Пауль сразу понял, к чему клонил Ньюман. Самолюбие попыталось было взбрыкнуть, но тут же оказалось подавлено усталостью и безысходностью. Пауль не стал спорить. Он даже не сверкнул в сторону Алекса возмущённым взглядом, а лишь на секунду прикрыл веки, признавая поражение, покоряясь чужой воле.       — Что ты хочешь знать? — спросил Пауль бесцветным тоном.       — О, ничего сверхъестественного. Пока что мне хватит твоих знаний о территории клана Кортесов, — Алекс начал перечислять, с показной насмешкой загибая пальцы: — Склады с оружием, слабые места на границе, по которым лучше всего ударить, расположение укреплений. Если расскажешь ещё и про вашего стратега и про тактики, которые он предпочитает использовать, цены тебе не будет.       «Видел бы меня Фридрих...» — думал Пауль, чувствуя, как его с головой накрывает стыд перед мёртвым другом.       — Скоро всё решится, — вдруг произнёс Алекс. — Несколько дней назад Железная Леди на пробу напала на территорию Глории Кортес. Теперь вопрос лишь в том, кто из них первым нанесёт полноценный удар и развяжет войну. Но в любом случае перевес явно на стороне Железной Леди, а не Глории, и я сильно сомневаюсь, что последней кто-то захочет прийти на помощь, несмотря на заключённый договор.       — Почему ты такой спокойный? — спросил Пауль. — В скором времени наконец-то решится судьба Рихмии, а ты говоришь об этом так легко.       Алекс улыбнулся одними уголками губ:       — Ты же сам как-то сказал, что мне в любом случае нечего терять.       — Не думал, что ты воспримешь это настолько буквально.       — Я ничего в этой жизни не принимаю близко к сердцу. Ни одно несчастье не стоит по-настоящему сильных страданий. Я воспринимаю всё, как испытание. Если судьба сочла нужным лишить меня чего-то, несмотря на все мои усилия, значит, в этом есть какой-то смысл. Лучше подумать, над чем тебе стоит поработать и какой урок извлечь, чем сокрушаться.       Пауль ощутил болезненный укол в сердце. Старые раны заныли с новой силой. Слова Алекса ударили, как пощёчина, и вывели Пауля из и без того шаткого душевного равновесия.       — Ты идеализируешь наш мир. Он слишком жесток и несправедлив, чтобы искать в нём какую-то логику, — как Пауль ни старался оставаться спокойным, голос всё равно прозвучал с нотками обиды, но Алекс, задумчиво уставившийся куда-то вдаль, этого, кажется, не заметил.       — Судьба справедлива, — коротко ответил он, и тогда Пауль уже не выдержал:       — Да нет никакой судьбы! А если есть, то скажи, почему казнили твоего отца? Какой урок он, боровшийся против императорской тирании, должен был извлечь, дожидаясь расстрела в одиночной камере?       — Ты ничего не знаешь о моём отце, — тихо, но всё так же мертвенно-спокойно произнёс Алекс. — Он заслужил всё, что с ним случилось.       — Что?.. — Пауль даже замер от удивления и неверяще повернулся к Алексу, пытаясь поймать его взгляд и увидеть в нём... боль, затаённую, застарелую обиду, ярость — что угодно, однако лицо Ньюмана было совершенно непроницаемым. В голове не укладывалось, как Алекс, везде следовавший за отцом и всегда отстаивавший его позиции, без колебаний продолживший дело родителя, бережно хранивший все его подарки вроде той же неизменной серьги, теперь говорил такое... Пауль не мог в это поверить. — Но ты ведь... любишь его. Ты всегда любил отца... или...       — Люблю, потому что он мой отец, но по-человечески простить не могу.       «За что?» — так и захотелось спросить, но Пауль промолчал. Из короткого ответа Алекса он понял, что дело вовсе не в политических убеждениях или банальном расхождении во взглядах на жизнь, а в чём-то глубоко личном, к чему Пауль, как посторонний человек, не имел права прикасаться.       Он решил сменить тему:       — Так что случилось? Что Меченый натворил на этот раз?       — О, об этом я тебе расскажу лучше, чем кто-либо другой, — Алекс усмехнулся, но тут же нахмурился: — Он убил моих людей. На северо-западе Рендетлена они должны были встретиться с подчинёнными Диаса и кое-что от них получить.       «Контрабандное оружие», — мысленно произнёс Пауль.       — Встреча состоялась, всё прошло хорошо, но потом то ли кто-то из моих, то ли из людей Диаса заметил, что рядом ошивается какой-то парень. Его быстро поймали, привели, а дальше... То ли его решили припугнуть, то ли он сам себя поранил, когда понял, что дело пахнет жареным. Итог один: он положил почти всех людей: и моих, и Диаса — и сбежал.       Сейчас северо-западный район Рендетлена был полностью заброшен. Поймать Меченого, скрывшегося среди оставленных и разрушенных зданий было просто невозможно.       Алекс тем временем спросил:       — Ты думаешь, он всё ещё где-то в городе?       — Сомневаюсь. Уже дважды он сбегал куда-нибудь подальше после убийств и сейчас, наверное, поступил точно так же. К тому же, я просто не понимаю, зачем Нильс вообще приезжал в Рендетлен. Он же должен был понимать, что здесь для него слишком опасно.       Когда Пауль пришёл в отведённую ему комнату, за окном стояла глубокая ночь, а разговор с Ньюманом всё не давал ему покоя.       «Какой адекватный человек станет верить в судьбу?» — снова и снова повторял он про себя и с каждым разом всё больше раздражался, потому что абсолютно бессмысленные с точки зрения здравого смысла слова Алекса никак не выходили из головы и, что самое ужасное, рождали вопрос:       «А какой урок я должен был извлечь из смерти Кэрол?»       И Пауль упрямо стискивал зубы и пытался вытравить из себя эту противную мысль, но она, казалось, уже вросла в душу. Что бы он ни делал, на чём бы ни пытался сосредоточиться, мысль возвращалась через несколько минут и вновь заполняла весь разум.       Никогда в жизни Пауль не сетовал на судьбу, не заламывал руки и не спрашивал у пустоты: «За что мне всё это?», но теперь...       «Я должен был понять, что моя жизнь зашла в тупик, что я замкнулся в своём мирке и отказывался признать, что стал зависим от Кэрол. И тогда судьба забрала у меня объект зависимости. Но всё-таки... я ведь был счастлив. Ведь сотни людей живут точно так же, и их судьба ничего не лишает, — Пауль вздохнул. — Нет, это не моё. Я не могу воспринимать мир так, как Алекс».       Он стал разбирать вещи, и, когда в очередной раз наклонился к открытой дорожной сумке, шрам на груди вдруг болезненно заныл. Пауль с трудом разогнулся, до крови закусив губу, чтобы не закричать.       В последнее время приступы стали слишком частыми. Хуже было разве что в первое время после ранения. Тогда Пауль надеялся, что боль и морфий вскоре убьют его, потому что постоянные приступы были просто невыносимы и изматывали тело до такого состояния, что он едва мог вставать с кровати. Со временем стало легче, и в душе поселилась надежда, что однажды шрам либо совсем перестанет беспокоить, либо будет, но очень редко. И вот: почти год всё было стабильно, а затем Мартин Кауц в один момент вернул Пауля в прежнее состояние. Синяки постепенно сходили, но быстрая утомляемость с постоянной ломотой и слабостью во всём теле никуда не девалась. Теперь Пауль почти всегда чувствовал себя разбитым и подавленным и понимал, что без нескольких недель отдыха и хорошего курса лечения долго не протянет. Вот только времени на это не было...       От морфия почти сразу полегчало. Пауль сел на кровать и спрятал лицо в ладонях, пытаясь отдышаться. Боль постепенно отступала, а тело наполнялось теплом. Не было больше ни усталости, ни тягостных мыслей. Пауль почувствовал, как всё вокруг начало замедляться: ветер, казалось, не резко завывал, а мягко что-то нашёптывал; снежинки за окном кружились не в быстром танце, а тягуче-плавно, а свет люстры стал приглушённым и тусклым.       Пауль честно старался придерживаться медицинских норм и вкалывать себе ровно ту дозу, которая нужна была, чтобы исчезла боль, хотя порой думалось, что не поможет уже ничего. Пока что он справлялся с ломками и не поддавался соблазну употребить морфий без надобности. Пока что Пауль мог скрывать зависимость под длинными рукавами, а красные глаза списывать на усталость и недосып. Пока что перепады настроения не превращались в неконтролируемые вспышки агрессии. Пока что... О том, что будет потом, Пауль подумает позже, когда морфий перестанет действовать.

***

      Удар, один, второй, обрушивается на спину. Израненная кожа отзывается жаром, будто на ней выжигают страшный, уродливый узор. Из горла вырывается крик, отскакивает от стен, покрытых слоем чёрной плесени, а рот тут же наполняется влажным затхлым воздухом, который обволакивает внутренности, как дым, и оседает в лёгких.       Вокруг темнота, и в ней движутся неясные силуэты. Он не видит их лиц, но точно знает, что комендант — бесцветный образ, ассоциирующийся с болью и отчаянием, — здесь. Он чувствует на себе улыбку коменданта. В голове, наполненной дурманом, лишь одно осознание:       «Я здесь навсегда».       Будущего нет. Впереди только мрак и боль. В чём тогда смысл жизни? И был ли он когда-то?..       Тьмы больше нет. Предзакатное солнце освещает комнату неровным красноватым светом.       На полу лежит труп с зияющей в груди дырой. Он смотрит на него, на окровавленную рваную рану, встречается с навсегда замершим, наполненным ужасом взглядом, и не чувствует ничего, кроме удовлетворения. Он облизывает свои пальцы, покрытые липкой алой субстанцией, отдающей на языке железным привкусом. Он зверь, и эта мысль заставляет губы расплываться в улыбке...       Он снова кричит. Теперь не от боли. От ужаса и ощущения скорой гибели. Он помнит, как недавно уже метался в агонии. Помнит, какова смерть на вкус, и отчаянно ей сопротивляется. Пытается сопротивляться, если быть точнее.       Чёрная бестелесная тварь впивается в плоть. По телу разливается такая боль, будто кости внутри ломаются, а кровь кипит и, разрывая вены, выплёскивается внутрь. Он пытается кричать, чувствуя, как сгустки тьмы впиваются в него всё глубже, но из открытого рта вырывается только тихое шипение.       Смерть приближается. Он ощущает её присутствие и холодок, пробегающий по телу в последний раз...       Рико рывком сел на постели и едва не закричал, потому перед глазами была лишь тьма и слух улавливал не умиротворяющую тишину, а гулкий стук сердца. Дышать было тяжело, как после долгого бега, грудная клетка судорожно вздымалась и опадала. Приходилось почти насильно втягивать в себя воздух, будто он вдруг стал вязким. Рико мелко задрожал. На секунду ему показалось, что он опять там, во сне, и страх снова сковал всё тело.       Потом глаза постепенно начали привыкать к темноте, и Рико с облегчением понял, что находится в тепле и безопасности. Он так и не смог сжиться с тем, что за последние несколько недель успел переночевать в самых разных местах, и подчас начинал паниковать, когда просыпался в очередной незнакомой спальне.       Спустя ещё минут десять, когда дыхание пришло в норму и пульс окончательно выровнялся, Рико в точности вспомнил, что было накануне вечером, и успокоился. Осмотрелся: комната, в которую его отвели, сразу же пришлась по душе, и это впечатление сохранялось до сих пор. Тёмные шторы из плотной ткани были задёрнуты так, что между ними оставалась лишь тоненькая щель, сквозь которую сейчас пробивалась слабая полоска света. Его не хватало, чтобы хорошо рассмотреть обстановку, но со вчерашнего дня Рико запомнил, что комната небольшая, но разномастной мебели: высоких шкафов, стола, нескольких стульев, пуфиков и тумбочек — в ней так много, что помещение больше походит на склад, чем на спальню. Впрочем, Рико так очень даже нравилось. Полупустые помещения с голыми стенами напоминали ему о затхлом подвале Сэвила.       «Ужас какой-то», — Рико снова передёрнуло. Он никак не мог отойти от сна и нервно облизывал губы, пытаясь отвлечься.       В последнее время Рико вообще не испытывал спокойствия. Он то не спал ночами напролёт, то видел кошмары, в которых являлись образы из прошлого и Рико будто заново переживал все самые страшные моменты своей жизни. Он не мог отделаться от страха, что вот-вот будет пойман, и постоянно оказывался до невозможности измотан, потому что находиться рядом с Паулем, от которого несло Смертью, было невыносимо. В итоге Рико едва мог связно мыслить, потому что всё время хотел спать либо чувствовал беспричинную тревогу, порождавшую усталость и подавленность, а теперь волновался ещё по одному поводу...       Ещё один Меченый... Но откуда?! Несколько сотен лет они не рождались вообще, а теперь сразу двое...       «Может, это всё неправда? — думал Рико, не понимая, почему мысль о том, что где-то в Рихмии живёт ещё один Меченый, каждый раз вызывает у него ступор. — Может, кто-нибудь решил таким способом отвлечь внимание других и подстроил те убийства?»       А если нет?.. Если это действительно Меченый, то что будет дальше? И откуда он мог взяться?       «Изначально титул графов присуждался тем семьям, в которых текла кровь Меченых. Потом, когда Меченые перестали рождаться, потомственный графский титул стали давать за заслуги перед императорской семьёй или верное служение государству. Сейчас в народе всё это считают лишь легендами и выдумками церкви, однако в Рихмии ещё остались древнейшие рода, которые бережно хранят память о Меченых, которые когда-то, много поколений назад, рождались в их семье», — об этом Рико читал в одной из книг и теперь думал, остались ли в Рендетлене после революции те самые потомки Меченых.       «Нужно будет спросить об этом у Пауля. Он должен знать».       Ещё Рико не терпелось посмотреть на Рендетлен в дневное время, чтобы увидеть, такая ли здесь разруха, как рассказывал Гауте. Столица. Место, в котором родился Нильс Родерик, и место, которое Рико Найт не знал и не помнил. Осталось ли сейчас хоть что-нибудь от Императорского дворца? Можно ли найти могилу семьи?       Представление о религии у Рико было на уровне суеверных легенд. Он знал, например, о том, что душа человека, которого не сожгли после смерти, никогда не обретёт покой, и верил в это, как ребёнок, искренне убеждённый, что в темноте под кроватью кто-то прячется. С тех пор как Гауте рассказал, как был похоронен император Ричард с семьёй, Рико испытывал злость и обиду. Его родных расстреляли и тут же закопали, как зверей, которым не нужны последние почести. Значит, их души будут вечно скитаться между мирами.       После завтрака, который принесли прямо в комнату, Рико проводили в тот же кабинет, где они были вчера вместе с Паулем.       Идя по полутёмным коридорам, где в сухом, почти режущем горло воздухе витала пыль, Рико пытался понять, что его ждёт, и надеялся, что не придётся ни с кем разговаривать в одиночку.       «Пауля ведь тоже позвали?» — думал он, чувствуя, как сильно бьётся в груди сердце.       В этом доме все были чужими, впрочем, как и во всём остальном мире, только вот сейчас Рико не мог спрятаться от любопытных глаз или затеряться в толпе.       В дневном свете кабинет Алекса Ньюмана выглядел не таким зловещим, как вчера. Сейчас и тёмно-бордовые стены создавали ощущение уюта, а не мрачности, и сама обстановка, состоявшая из высоких стеллажей, доверху наполненных пыльными книгами, старых грязно-розовых портьер, такого же старого и пыльного ковра и другой разномастной мебели, теперь ассоциировалась с библиотекой, а не логовом алхимика.       Хозяин кабинета же ничуть не изменился. Этот человек вызывал у Рико внутри странную дрожь одним лишь своим взглядом, в глубине которого плескалось чистое безумство. Что самое интересное, от Ньюмана тоже веяло Смертью. Вчера Рико почувствовал это почти случайно, потому что от Пауля фонило гораздо сильнее, а теперь, оставшись с Алексом наедине, понял, что не ошибся. Правда, Смерти в Ньюмане практически и не было, видимо, от какой-нибудь старой раны остался лёгкий флёр.       Ньюман кивком показал Рико на один из стульев, а сам занял место за широким письменным столом. Молчание продлилось ещё около минуты, в течение которой собеседники молча рассматривали друг друга.       — Кто ты? — вопрос прозвучал настолько внезапно, что Рико опешил, растерянно уставившись на Алекса.       — Я... Николас Ричардсон, — с языка едва не слетело настоящее имя.       — Твоё имя мне известно. Я спросил, кто ты, — Рико снова впал в ступор, не понимая, что хочет услышать Алекс. В душе тут же нервно забилась тревога. Когда Рико спустя, наверное, полминуты так ничего и не ответил, Алекс терпеливо пояснил: — Опиши себя несколькими словами или даже одним. Ты...       «Меченый».       — Человек.       Человек — создание Жизни. Меченый — творение Смерти.       — Ладно, — Алекс сложил руки домиком и спросил: — Что ты умеешь?       — Не знаю, — честно ответил Рико. — Умею стрелять, но не хочу убивать людей. Рисовать умею, но... не думаю, что это где-то пригодится. Больше, наверное, ничего, но смогу чему-нибудь научиться, если будет нужно.       — И на что ты рассчитываешь с таким набором навыков?       — Ни на что. Ну, в смысле, рассчитываю, но не на что-то значительное. Я просто хочу жить в спокойствии и безопасности. Больше мне ничего не нужно, и я согласен на любую работу.       Алекс вдруг поднялся со своего места и в один миг оказался рядом с Рико. Тот даже моргнуть не успел, когда цепкие пальцы схватили его за подбородок и заставили поднять голову вверх.       — А теперь рассказывай, зачем Пауль подослал тебя ко мне.       Рико не мог произнести ни слова. Челюсть отдавала болью, чужой немигающий взгляд обжигал до костей, а требовательный тон заставлял сжиматься от страха. Рико знал все эти ощущения. И паника, разом охватившая душу и тело и заставившая испуганно задрожать, тоже была ему хорошо известна. Вспомнился Бишоп, сначала живой, а затем мёртвый, и Рико не смог понять, какой из них пугает больше. И если бывший комендант, бледный и тусклый, походил на призрака, то Алекса выразительные черты лица и живая мимика делали похожим на безумца. Рико с ужасом смотрел ему в глаза и пытался понять, что будет дальше...       А дальше Алекс рассмеялся. Отпустил Рико, привалился бёдрами к столешнице и захохотал так, что его голос эхом отскочил от стен.       — С тобой неинтересно. Ты весь как на ладони.       Рико так и замер с приоткрытым ртом не в силах поверить, что всё это было... шуткой?!       — Мне скучно, — произнёс Алекс, словно оправдываясь. — Я сижу в ожидании последние несколько месяцев, не имея возможности хоть что-нибудь изменить, но и уехать из Рендетлена к жене и детям не могу. Вчера Пауль привёз тебя, и я решил немного себя развлечь. Будешь моим ассистентом.       С тех пор прошла неделя, которую Рико наконец-то провёл в полном спокойствии. Теперь у него была своя комната, ежемесячное жалованье в сорок ауров и такой же, как у Пауля, браслет (Алекс сказал, что позже его заменят татуировкой на запястье). Рико всё устраивало. Он был более, чем доволен, своей работой: его научили подшивать папки с документами и отправили в архив их сортировать.       Ещё Рико носился от здания к зданию по всей территории организации «Феникс» с поручениями от Алекса или записками и к концу дня обычно валился с ног от усталости. Сказывались на этом и последствия простуды, которую он недавно подхватил и впервые за всю жизнь переносил на ногах, а не в постели. В Сэвиле всё было просто: при малейшем недомогании у пленника Лабберт тут же звал врача, и следующие несколько дней Рико проводил в спокойствии (в это время его даже не били), пока болезнь не отступала.       Сейчас о тёплой постели можно было мечтать лишь ближе к ночи, и в лучшем случае до этого времени Рико мог отдохнуть и согреться за кружкой горячего чая, когда ждал новых поручений, ну, или когда Алексу вдруг приходило в голову обсудить последние новости. Сегодня, например, речь зашла о том, что клану Глории Кортес (Рико уже выучил имена главных действующих лиц в Рендетлене) осталось недолго, а там уже и будущее всей Рихмии вскоре решится.       — Судьба уже кучу раз доказывала, что наши планы ничего не значат, — произнёс Ньюман. — Я уверен, что и в этот раз всё получится так, как не ожидал никто.       — Победит тот, кто поймает Меченого? — мрачно буркнул Рико.       — Мне кажется, все мы слишком сильно надеемся на Меченого. Каждый дурак теперь мнит, что вот-вот его поймает и станет императором.       — Пауль говорил, что с Меченым любой станет непобедимым, — возразил Рико уже менее уверенно, а Алекс в ответ презрительно фыркнул:       — Больше слушай этого наркомана. Он уже одной ногой в могиле, а всё пытается играть в политика. Не надо мне возражать: Паулю только в глаза посмотришь и сразу поймёшь, что он либо под дозой, либо в ломке. Так что не советую ему верить. Я понимаю, что он твой друг, но... — Ньюман покачал головой. — Ты сам видел, как легко Пауль выдал мне всё, что знал про свой клан. По первому же требованию, хотя когда-то клялся ещё Фридриху Кортесу, что ничего не расскажет даже под пытками. Думаешь, он тебя не предаст за пару сотен ауров, которые потом потратит на свой морфий?       Рико опустил голову, не находя, что на это возразить, и вспомнил, как Элен точно так же называла Пауля предателем.       «Гауте я тоже считал своим другом, а в итоге... И всё из-за того, что я закрывал глаза на самые первые тревожные сигналы. Теперь мне уже два человека говорят одно и то же, а я опять не хочу верить в очевидное», — Рико захлёстывали противоречивые чувства.       Как понять, где правда, а где ложь? Как выбрать правильный путь, если не знаешь, по каким критериям его нужно определять?       — Тебя уже предавали однажды, — вдруг заявил Алекс, не сводя глаз с Рико.       — Откуда... вы это знаете?..       — У тебя всё на лице написано. Я об этом сказал во время нашего первого разговора, а сейчас убедился ещё больше. Ты должен научиться контролировать эмоции, иначе долго не протянешь со своей нежной душонкой в нашем жестоком мире. Ко всему прочему, благодаря самоконтролю ты научишься и понимать других. Как я, например.       Это было то, что заставляло Рико, вопреки постоянному страху, тянуться к Алексу с первого дня знакомства. Он видел в Ньюмане ту силу характера, которой сам не обладал, и проницательность, казавшуюся запредельной. Каждый раз Рико слушал его, открыв рот от удивления, и втайне мечтал научиться так же понимать себя и людей.       Он не заметил, в какой момент в руке Алекса оказался небольшой нож для бумаги, и никак не успел среагировать, когда Ньюман произнёс:       — Смотри, — и одним движением рассёк кожу на своём запястье.       Рико вздрогнул, почувствовав, как от вида крови становится дурно, а Ньюман лишь молча улыбнулся. Его лицо оставалось абсолютно спокойным, несмотря на то, что порез получился достаточно глубоким.       — Хочешь научиться так же?       — Только без крови, — машинально ответил Рико.              На губах Алекса показалась лёгкая усмешка:       — Естественно. Можешь считать, что с моей стороны это было всего лишь бахвальство. Что же касается тебя, то я предпочитаю более радикальные методы обучения. Смотри.       Рико успел увидеть лишь мелькнувшую перед лицом фигуру, а затем ощутил, как ему дали пощёчину, не сильную, но ощутимую. Он скривился от удивления и боли, а прямо над ухом в это время раздалось:       — Смотри, как бурно ты реагируешь, когда тебя застают врасплох. Ставлю сто ауров, что точно такое же выражение лица у тебя будет и во время внезапной провокации. А если вот так...       На этот раз удар не был неожиданностью, и взгляд Рико, которым он исподлобья зыркнул на Алекса, потирая горящую щёку, наполнился обидой. Ньюман лишь рассмеялся:       — Вот. Точно так же ты отреагируешь и тогда, когда тебя попытаются задеть за живое уже словами. Понимаешь, к чему я клоню?       Рико насупленно молчал, пытаясь обуздать поднявшуюся внутри волну ненависти. Лабберт научил его бояться боли. Бишоп добавил к этому умение ненавидеть. Что пытается донести до него Алекс, Рико не понимал и понимать не хотел.       — То, как ты реагируешь на физическую боль, может рассказать о тебе всё. Научись держать лицо и не показывать слабость, когда тебе причиняют её, и тогда любые словесные провокации будут казаться детским лепетом.       «Это поможет мне контролировать силу», — с внезапным осознанием добавил Рико про себя, а вслух сказал:       — Хорошо, я согласен.       Душой он изо всех сил противился этому решению. Физическая боль пугала и заставляла испытывать ненависть, за которую Рико сильно себя корил. Он был не готов с этим бороться и сейчас отчаянно хотел забиться в угол в своей комнате и не выходить оттуда до тех пор, пока не отступит страх и странное тревожное ощущение, возникшее во время этого разговора.       Кое-что, однако, останавливало Рико. Больше, чем боль, его пугала сила. Словно в ответ на мысли о себе она отозвалась лёгким покалываем в пальцах, и Рико с ужасом вздрогнул. Сила играла с сознанием, то вдруг надолго уходя куда-то глубоко-глубоко, так что разум начинал сомневаться, была ли она вообще, то так же неожиданно появляясь и вызывая панику.       — Зачастую наше сознание сильнее тела, просто мы об этом почти всегда забываем, — произнёс Ньюман, заставив Рико отвлечься от мыслей о силе. — Подумай над этим на досуге. Сейчас приведи ко мне Пауля, а потом зайди к Сивертсену и скажи, что я с него шкуру спущу, если к вечеру не увижу подготовленный договор.       — Так и передать? — рассеянно спросил Рико.       — Да, дословно, хотя... Нет, к чёрту. Передай просто, что я жду договор к вечеру, только не так, как в прошлый раз.       Рико густо покраснел. Да, в прошлый раз действительно получилось глупо, потому что он принял шуточную угрозу с абсолютной серьёзностью и заставил поволноваться того самого Сивертсена, юриста.       — Иди уже, — хмыкнул Алекс. — Теперь-то никого не удивишь тем, что ты у нас всё понимаешь слишком буквально.       Рико вышел из кабинета со всё ещё горящими щеками, надеясь, что быстро найдёт Пауля и новый разговор поможет избавиться от чувства неловкости.       Рико решил, что пока будет общаться с Паулем так же, как раньше, но с большей осторожностью. Наверное, не случись той истории с Гауте, он бы мигом отмахнулся от предостережений Элен и Алекса, но из прошлого ничего не сотрёшь, и, однажды узнав, каково предательство на вкус, Рико не хотел испытать его вновь.       Возле комнаты Пауля всегда дежурили двое то ли телохранителей, то ли конвоиров. Их вид вызывал у Рико лёгкую дрожь и заставлял вспоминать об убитых стражниках из Сэвила.       Пауль отреагировал на стук в дверь лишь спустя несколько минут, и достаточно было одного взгляда, чтобы понять почему. Рико ужаснулся оттого, насколько красными и воспалёнными казались глаза напротив, в которых расширенный зрачок почти закрывал собой радужку.       «Что там сегодня Алекс сказал про наркомана?..» — Рико спешно отмахнулся от этой мысли и, постаравшись выдавить на лице улыбку, объяснил Паулю цель своего визита.       — Можешь немного подождать, пока я приведу себя в человеческий вид? — прозвучало в ответ.       Рико кивнул, а внутренне снова ужаснулся, когда Пауль попытался приподнять одну бровь, но вместо этого как-то странно скривился.       В комнате у него был порядок, не считая незаправленной кровати и висящей на стуле одежды. Устроившись прямо на полу, на тёмно-синем ковре, Рико следующие несколько минут наблюдал за тем, как Пауль меняет мятую рубашку на бордовый свитер, закапывает в глаза какую-то жидкость из небольшого флакона и замазывает синяки под ними. Вскоре, однако, голову начала сдавливать боль.       Смерть. В этой комнате она была повсюду и казалась почти осязаемой. Рико чувствовал, как она забивает лёгкие, холодит кожу и заставляет слезиться глаза. Он не мог никуда деться от этого ощущения, которое с каждым днём всё усиливалось.       — Пауль, а много в Рендетлене осталось представителей старой аристократии? — спросил Рико, поняв, что ещё одна минута тишины, наполненной только вязкой Смертью, его просто убьёт.       — Почему тебе эта тема покоя не даёт? — Пауль обернулся с лёгким раздражением, но почти сразу смягчил тон: — Не думаю, что много. Я тебе уже говорил, что вслед за императорской семьёй убили почти всех, кто на тот момент был в Рендетлене. Многим графам, конечно, хватило ума вовремя сбежать из столицы, но кого-то достали и в загородных имениях, а те, кто всё-таки выжил, вряд ли потом вернулись в Рендетлен. Да и куда здесь возвращаться?       — Ну хоть кого-нибудь, кто остался, ты знаешь?       — Ну, из последних помню Джуэттов. Они начинали наравне с Кауцем, когда кланы только начинали формироваться, и продержались почти десяток лет. В итоге все погибли. За теми же, кто после революции не высовывался, я, честно говоря, вообще не следил. Власти своей бывшая элита лишилась, как и бо́льшей части состояния, поэтому, когда спала первая волна ненависти, все эти графские семьи стали попросту никому не интересны.       Рико был уже на грани отчаяния, потому что не получалось ничего выведать у единственного человека, который мог что-то знать (спрашивать подобное у Алекса было себе дороже, потому что тот каким-то шестым чувством сразу вычислял любые недомолвки). Пауль отвечал какими-то абстрактными фразами, а Рико хотел услышать совсем другое: конкретные имена и хотя бы примерное местонахождение подходящих людей. В книгах говорилось, что один Меченый обязательно почувствует другого, если тот будет находиться где-то рядом.       Рико не знал, что будет делать, когда найдёт своего брата по несчастью. Расскажет очевидную истину о том, что их все ищут? Предложит вместе сбежать? Спросит, каково жить с силой? Рико не понимал, какой вообще смысл в поисках, но какая-то его часть упорно твердила, что встреча с другим Меченым — это нечто судьбоносное, как будто после неё откроются такие возможности, каких не было никогда раньше, хотя... Вряд ли тот, второй, умеет контролировать силу лучше. Тогда что вообще двое Меченых могут дать друг другу, кроме осознания, что они не одиноки?       — Подожди, — Пауль вдруг замер, и Рико напрягся, пытаясь понять, что будет дальше, — ты хочешь сказать, что кто-то из старой аристократии укрывает Нильса по старой дружбе?       — Нет, я... — начал было Рико и сразу осёкся, но Пауль, кажется, его растерянности не заметил и продолжил развивать свою мысль:       — Если бы Нильс попал в лапы кого-то из глав кланов, то об этом уже все знали, потому что на нём тут же бы поставили Печать Тьмы и пустили в ход, а вот те, кто служил ещё Ричарду Родерику и до сих пор не принял революцию, скорее всего, считают своим долгом помочь Нильсу.       — Помочь?       — Для тех, кому с детства рассказывали, что их семья занимает высокое положение именно потому, что в ней когда-то рождались посланники высших сил, то есть Меченые, Нильс — не расходный материал, а спаситель, помочь которому — их святая обязанность. Об этом сейчас никто и не думает, потому что у бывших представителей знати сейчас ни денег, ни власти нет. Им всем заткнули рты в первые же годы после революции, а потом просто перестали брать в расчёт, потому что это стало бессмысленно. Но ведь теперь, когда Нильс оказался в Рендетлене, кто-нибудь из старых графов мог по чистой случайности оказаться в нужное время в нужном месте и увести нашего дорогого Меченого вместе с собой... Ник, ты гений!       — Подожди... — Рико пытался переварить всё, что сказал Пауль, но одна деталь никак не хотела усваиваться в голове. — Ты сказал, что старая знать хочет... помочь Нильсу?       — Ну да. Единственный их шанс вернуть себе былое положение — сделать императором кого-то из своих, причём желательно именно из семейства Родериков, чтобы народ охотнее пошёл под лозунг «Давайте вернёмся туда, откуда пришли». Внебрачные дети Стефана с этой задачей не справились; мальчишки, из которых пытались сделать якобы выжившего Нильса, тоже скоро перестали впечатлять, потому что эту идею на первых порах использовали вообще все, и в итоге наши бывшие графы просто затихли. Если же теперь к ним попадёт Нильс, настоящий да ещё и с меткой на руке, то вполне возможно, что ситуация сложится вовсе не так, как мы предполагали даже несколько месяцев назад.       «Они хотят сделать из меня императора, — подумал Рико, и эта мысль, которая до сих пор ни разу не приходила в голову, потому что звучала слишком невероятно, заставила его вздрогнуть. — А я ведь и должен был быть императором, если бы ничего не случилось».       Развивать эту тему дальше Рико пока не стал. Было слишком страшно.       «Я ведь не создан для того, чтобы быть правителем, да? Я не хочу вершить чужие судьбы, я просто хочу быть свободным».       — Ты поедешь к кому-то из этих людей? — спросил Рико глухим голосом, просто пытаясь отвлечься от мыслей, заставлявших всё внутри сжиматься в тугой ком.       — Сначала выясню, где можно найти хоть кого-нибудь из них, а потом поеду, — ответил Пауль.       — Можно мне с тобой?       — Если Алекс тебя отпустит, то да.