Немезида

Ориджиналы
Джен
В процессе
NC-17
Немезида
гамма
автор
Описание
Когда-то Рихмия была одной из влиятельнейших стран мира, но после революции от былого величия остались лишь развалины. С тех пор власть постоянно переходит из рук в руки и не прекращается межклановая борьба. Среди всего этого хаоса живет человек, у которого осталась единственная цель жизни — месть за погибшую возлюбленную, и поиски справедливости приводят его к тому, в чьих руках находится сила самой Смерти.
Примечания
Обложка: https://ibb.co/FLbGnbZn
Содержание Вперед

Глава 21. Мгла

      — Мы не поедем через Л'Арбарет, — произнёс Пауль тоном, не терпящим возражений, и, проигнорировав тут же раздавшееся со стороны Элен «Это ещё почему?!», продолжил: — Да-да, я знаю, что дорога через Л'Арбарет гораздо короче, так что не нужно мне об этом рассказывать. Я хочу проехать мимо Сэвила, осмотреться там и только потом продолжить путь.       — И зачем тебе в Сэвил? — Пауль устало вздохнул, потому что Элен, видимо, просто не могла не возражать каждому его слову. — Ладно, я не буду говорить, что мы опять зря потеряем время, но ты вообще подумал, что там могут быть люди Кауца? Сэвил, как теперь известно, использовался ещё и как склад оружия.       — Вот именно: «использовался». В прошедшем времени, потому что сейчас, когда о Сэвиле заговорила вся Рихмия, он перестал быть никому не известным местом для хранения оружия. Я уверен, что уже спустя несколько дней Кауц вывез оттуда всё до последнего патрона.       — Но...       — Сейчас моя очередь вести машину. За положенные шесть часов я успею проехать в сторону Сэвила достаточно, чтобы у тебя не возникло соблазна вернуться назад на трассу «Ашен — Л'Арбарет», — Пауль улыбнулся, не скрывая своего торжества, а Элен закатила глаза:       — Какая же ты зараза!       Улыбка на лице Пауля стала шире, а сам он с довольным видом перевёл всё внимание на дорогу. Ещё несколько недель назад, перед выездом из Рендетлена, они с Элен едва не подрались за место за рулём и в итоге договорились, что вести машину будут по очереди, сменяя друг друга через каждые шесть часов. Когда же из Уэнта долетели слухи о парне, которому в прямом смысле взорвали сердце, Пауль специально вызвался первым занять водительское сиденье, чтобы проехать через Сэвил.              А ехать было долго. Пауль предпочёл бы сейчас дремать, откинув голову на спинку сиденья, ведь солнце только-только показалось над горизонтом и в такую рань абсолютно не хотелось следить за пустынной грунтовой дорогой и монотонно тянущимся вдоль неё лесом. Пауль подбадривал себя мыслью о том, что через несколько часов окажется в месте, на посещение которого возлагал большие надежды. Опустевший Сэвил вряд ли как-то укажет на теперешнее местоположение Нильса, но, возможно, поможет составить его психологический портрет. Нужно было найти комнату Меченого, и попробовать понять, что за человек в ней жил, как он мыслил и что любил.       Да, Пауль прекрасно понимал, что в доводах Элен много логики и здравого смысла. Когда на голову вдруг свалились новые известия, дошедшие на этот раз из Уэнта, поиски Нильса приняли совсем другой оборот. Россказни о парне, которому Меченый разорвал грудную клетку и вывернул её содержимое наружу, затмили все предыдущие сплетни. Элен тогда заявилась к Паулю и, обвинив во всех грехах, сказала, что изначально была права и если бы он её послушал, то они могли бы уже сейчас быть в самом центре событий в северных городах, а не собираться в спешке, чтобы вновь попытаться поймать за хвост улетевшую птицу.       — А нам точно нужно в Сэвил? — с самым невинным видом подал голос Ник, расположившийся на задних сиденьях, и Пауль закатил глаза.       Он был категорически против, когда Элен сообщила, что Ник поедет с ними, и своё мнение менять не собирался. Мальчишка (называть Ника по-другому не поворачивался язык) ужасно раздражал. Он не отставал ни на шаг, задавал по сто вопросов в секунду и смотрел. Смотрел так, что становилось не по себе. Глаза у Ника были красивыми: большими, выразительными и настолько глубокими, что, казалось, вот-вот затянут тебя в самую бездну и не дадут выкарабкаться, — и грустными.       В данный же момент мальчишка без умолку болтал, поэтому спустя два часа Пауль уже готов был заклеить рот и ему, и Элен, потому что они только и говорили про Меченых.       — Они же не только убивать могут, — вещала в этот момент Элен. — Меченые также могут исцелять, но эта их способность изучена очень слабо по нескольким причинам. Не у всех она проявляется и, к тому же, сильно отличается от других способностей тем, что Исцеление — единственный дар, для использования которого не нужна боль.       — Я читал, что всё дело в самом Меченом, — произнёс Ник задумчиво, и Элен тут же подхватила:       — А, ты про ту теорию, согласно которой даром Исцеления могут владеть только те Меченые, у которых хорошо развито чувство эмпатии? Не знаю, стоит ли в это верить... Мне вот лично нравится другая версия: чем больше у Меченого прошлых жизней, тем больше и способностей. А вообще было бы интересно поговорить обо всём этом с самим Нильсом. Я надеюсь, мне удастся хотя бы немного его расспросить хотя бы о том, что он чувствует, когда пользуется силой.       — Не думаю, что ему захочется о чём-то говорить с теми, кто забрал у него свободу, — мрачно выдал Ник и, Пауль был в этом уверен, насупленно сдвинул брови, как капризный ребёнок. — Я вообще не понимаю, как можно было за несколько тысяч лет не уничтожить все Печати Тьмы, чтобы никому и в голову больше не пришло использовать Меченых в качестве рабов.       — Их пытались уничтожить, Ник, — примирительно сказала Элен, — но это оказалось просто невозможно. Несмотря на строжайшие запреты, Печати Тьмы продолжали изготавливать тайком до тех пор, пока Меченые просто не перестали рождаться.       — А тебе самой не противно от мысли, что ты собираешься буквально принести Нильса в жертву?       Элен вздохнула:       — Это жертва ради благополучия всей Рихмии. Да, я считаю, что самым правильным решением было бы вернуть трон Нильсу, но это просто невозможно. После шестнадцати лет беззакония Рихмии нужен император с железной волей, который сможет удержать власть и наконец-то навести порядок. Скажи, каким образом это сможет сделать восемнадцатилетний мальчишка, который о политике вообще никакого представления не имеет? Мы ведь даже не знаем, в каких точно условиях его растили. Может, Нильс даже читать не умеет или толком не говорит. И в здравом ли он вообще уме после стольких лет одиночества?       — Может, хватит уже? — наконец не выдержал Пауль, но Ник в этот момент как раз задал следующий вопрос:       — А если у Нильса уже проявились способности, то как вы собираетесь везти его в Рендетлен? Он же может просто убить вас силой.       На этот раз Пауль решил вмешаться, надеясь, что таким образом сможет поскорее прекратить бесконечный и уже порядком надоевший разговор:       — К нему нужно незаметно подобраться и оглушить, а потом не давать приходить в себя до тех пор, пока Глория не поставит на нём Печать Тьмы. Для этого у нас есть сильные транквилизаторы.       — Пока что есть, — с издёвкой усмехнулась Элен, — пока что их ещё никто не сколол себе в вены.       Пауль до боли стиснул челюсти, готовый выпустить наружу поднявшуюся внутри волну ненависти, но в итоге ограничился убийственным взглядом в сторону Элен.       — Вы о чём?.. — попытался было спросить Ник, но Пауль настолько резко рявкнул «Да ни о чём!», что тот прикусил язык и сидел молча всю оставшуюся дорогу.       По прошествии почти пяти часов Пауль уже едва мог сидеть. Ему пришлось наврать Элен о том, что он уже достаточно хорошо себя чувствует, чтобы сесть за руль, иначе бы она вообще не пустила на водительское место, несмотря ни на какие уговоры. На самом же деле Пауль был просто в ужасном состоянии. Всё тело, покрытое фиолетово-чёрными кровоподтёками болело и ныло, один глаз до сих пор открывался с трудом, а голова нещадно раскалывалась, хотя прошло уже несколько дней после избиения. Конечности ломило, и из-за этого Пауль не мог целиком сфокусироваться на дороге и вообще ясно соображать. Оставалось только радоваться, что Мартин ему ничего не сломал.       Больше всего сейчас хотелось лечь под тёплый плед и забыться спокойным сном. Это было первоочередное желание, но было и ещё одно, более осуществимое: попросить Элен сесть за руль сейчас, когда уже пропал всякий смысл возвращаться на трассу, ведущую к Л'Арбарету. Только вот Пауль не хотел показывать напарнице свою слабость, поэтому молча терпел.       Часам к четырём пополудни беспрерывного пути среди однообразного лесного пейзажа показался Сэвил. Элен, на тот момент уже сменившая Пауля, умудрялась гнать по бездорожью почти с предельной скоростью в сто двадцать миль в час.       Сэвил оказался большой крепостью из серого камня, окружённой высоким забором с бойницами, и походил скорее на тюрьму, чем на придорожную станцию, коей когда-то являлся.       — Мрачновато здесь, — невольно вырвалось у Пауля.       Сэвил выглядел зловеще, и это ощущение ещё больше усиливал чернеющий вокруг густой хвойник и нависшие низко-низко над землёй серые тучи. Старинная крепость идеально вписывалась в общую картину и создавала атмосферу нагнетания. С неба крупными хлопьями летел снег, а ветер всё усиливался и выл в верхушках сосен громче и громче с каждым часов.       — Идите быстрее. Я хочу доехать до Уэнта до того, как начнётся метель, — сказала Элен, выведя Пауля из раздумий.       — А ты? — спросил он слегка заторможенно.       — Кто-то должен остаться здесь на случай, если в крепости всё-таки окажутся солдаты. Ты не можешь, потому что это тебе в первую очередь так надо было в Сэвил; Ник тоже не может, потому что он толком ничего не знает. Остаюсь только я.       — Спасибо, — произнёс Пауль абсолютно искренне.       — Иди давай, пока я не передумала.       — Пойдём, — кивнул Пауль Нику, на что тот робко возразил:       — Может, я лучше тут останусь?       — Нет. Зачем оставлять в машине двоих? Ты гораздо больше пригодишься мне.       Спорить дальше мальчишка не стал, но последовал за Паулем с такой кислой миной, будто его заставили делать что-то очень противное и мерзкое.       Снег хрустел под ногами, когда они вдвоём шли к неприметной железной калитке, терявшейся на фоне высоченной крепостной стены. Несмотря на абсолютную уверенность в том, что крепость пуста, Пауль решил, что всё-таки не стоит заходить через главные ворота, и на всякий случай держал пистолет наготове. Калитка оказалась открыта, а за ней, как и ожидалось, расположился сад. Сейчас в нём царили пустота и уныние. Деревья, за которыми давным-давно никто не ухаживал, обледенели из-за заморозков, предшествовавших началу зимы, а на скрюченных голых ветках висели сморщенные яблоки. Землю устилал снежный покров. Где-то совсем рядом раздавалось воронье карканье. Пауль на секунду представил себе, как выглядит этот сад в тёплые времена, когда деревья буйно пышут зеленью, молодые плоды наливаются цветом и мелодично щебечут птицы. Ему вдруг захотелось оказаться здесь весной, чтобы увидеть, как на яблонях раскрываются бутоны, или летом, чтобы полежать на свежей траве. Пауль понял, насколько долго не испытывал подобного желания и насколько долго вообще не замечал красоты вокруг.       — Вроде всё спокойно, — он заставил себя на время забыть о внезапном осознании и, сосредоточившись на окружающей обстановке, двинулся в глубь сада, прямиком к крепости.       О том, что Ник по-прежнему плетётся где-то сзади, Пауль мог догадываться лишь по хрусту снега за спиной.       — Достань пистолет на всякий случай, если до сих пор этого не сделал, — попросил Пауль, быстро обернувшись к Нику.       — У меня его нет, — отозвался тот.       — А где он тогда? Тебе Элен разве не выдала его?       — Выдала, — ответил Ник и под вопросительным взглядом Пауля нехотя добавил: — Но я его не взял.       — И почему это? Ты же вроде говорил, что умеешь стрелять.       — Я не хочу стрелять в людей.       От этих слов Пауль настолько опешил, что замер на месте, и Ник, шедший сзади, врезался ему в спину.       — А что ты тогда собираешься делать в клане? Если ты не хочешь держать в руках оружие, то тебе дорога либо в уборщики, либо в повара. Это хорошая работа, я не спорю, и платят за неё достаточно, но перспектив там никаких. А тебе всего восемнадцать. Хочешь всю жизнь мыть полы или готовить обеды?       — Да я бы... и не против, если честно, — тихо ответил Ник, избегая смотреть Паулю в глаза.       — Но ты же ещё совсем молодой, — не унимался тот. — Ты можешь начать с солдата или охранника, а потом дослужиться хоть до правой руки Глории, если будешь хорошо себя проявлять.       — Я просто хочу быть свободным и жить в спокойствии и безопасности. Большего мне не нужно.       Пауль на это заявление закатил глаза и, раздражённо махнув рукой, пошёл вперёд, не желая более видеть насупленное лицо Ника. Однако мириться с его жизненной позицией Пауль не собирался, хотя и сам не понимал, почему его так заботит судьба какого-то новичка.       «Маленький и глупый. Не понимает ещё, что без амбиций не видать ему свободы и независимости».       — Может, тебя на врача отправить учиться? — снова начал предлагать Пауль. — Или, может, из тебя толковый бухгалтер выйдет?       — Я не хочу быть врачом. Бухгалтером... Ну, может, и хотел бы быть, но я не умею.       — Тебя научат.       — Ну, тогда можно попробовать, — подумав, ответил Ник, и Пауль порадовался про себя.       Они зашли в здание и оказались в широком полутёмном коридоре, расходящимся в обе стороны.       — Что мы вообще ищем?       — Я хочу найти комнату, в которой жил Нильс, но понятия не имею, где она может быть. Может, в подвале?       — В подвале слишком сыро, — тут же отозвался Ник и как будто смутился от своих же слов, — наверное...       — Хм, логика в твоих словах есть. Нильс нужен был Кауцу физически здоровым, поэтому его нужно было хорошо кормить, содержать в нормальных жизненных условиях и выпускать на улицу.       В крепости было три этажа и, наверное, около сотни или даже больше комнат. Заглядывать приходилось в каждую, и практически везде за дверью ждала одна и та же картина: коробки, с которых годами не смахивали пыль, старая мебель, накрытая полотнами ткани, или вовсе какая-то рухлядь. Комнаты прислуги располагались в том же крыле, что и кухня, и оружейная, как и предполагал Пауль, абсолютно пустая, и кладовки с провиантом и не представляли никакого интереса.       На втором этаже в другой части здания обнаружился рабочий кабинет и спальня, бывшего хозяина которых Пауль узнал сразу.       — Бишоп, — сорвалось с языка само собой при одном лишь взгляде на фотографию на прикроватной тумбочке.       — Ты его знаешь?! — тут же отреагировал Ник, и Пауль не мог не улыбнуться от такого бурного проявления эмоций.       — Я, наверное, всех важных шишек в Рихмии знаю. Лично с Бишопом я общался мало и очень давно и, честно, уже почти всё забыл, но вот его лицо запомнил хорошо.       Как Пауль и ожидал, все документы из рабочего кабинета Бишопа предусмотрительно вынесли. Все ящики были пусты, и ничего не оставалось, кроме как продолжить поиски.       Когда Пауль уже вышел в коридор, чтобы направиться на третий этаж, Ник, до сих пор молчаливо следовавший где-то позади, вдруг спросил:       — Я слышал, что у Ричарда Родерика было много незаконнорожденных братьев и сестёр. Ты не знаешь, где они сейчас?       — А тебе зачем? — удивился Пауль, на что Ник смутился:       — Ну, ближайших родственников Ричарда убили, а эти, насколько я слышал, остались живы. Они в теории имеют право на престол...       — Ты серьёзно настолько наивный? — это должно было прозвучать с упрёком, но Пауль вдруг поймал себя на мысли, что почти детская простота и непосредственность Ника, кажется ему... милой. — До того как началась вся эта шумиха с Меченым, уже никого не волновало право на престол даже Нильса Родерика — законного наследника, а ты говоришь про каких-то полукровок.       — Ну всё равно: где они сейчас?       — Кого-то убили вместе с императорской семьёй сразу после революции, а кто-то оказался более смышлёным, чем остальная знать, и уехал из Рендетлена заранее, чтобы спасти свою жизнь. Знаю точно, Розалия... как её там... Феррет вроде... потом вернулась в столицу и так и живёт там, но старается нигде не светиться.       — А Бертрам? Тот, который хотел стать императором.       — Нашёл, про кого вспомнить, — фыркнул Пауль. — Он пропал ещё до революции и, скорее всего, уже давно мёртв. Император Стефан незадолго своей смерти решил отправить его подальше от столицы: назначил губернатором в Маллибердже — самом глухом краю Рихмии, но Бертрам туда даже не доехал. Пропал без вести. Папаша его и убил, я думаю.       Увидев, насколько сильно округлились глаза Ника, Пауль невольно рассмеялся:       — И что ты на меня так смотришь? Думаешь, наши императоры святыми были? Да чёрта с два. Ты просто не застал того времени и не видел, какие бойни устраивались за власть среди родных братьев и сестёр. Стефан хотел избежать скандала: внебрачный сын на троне при живых законных наследниках — это немыслимо. Но если бы Бертрама убили в Рендетлене, то всё было бы слишком очевидно, и тогда придумали вариант получше: Бертрам бесследно исчез прямо из-под носа полсотни телохранителей. Однажды утром он просто испарился из вагона поезда и так и не был найден.       В продолжение всего этого разговора Пауль не мог отделаться от навязчивого волнения, что комнату Нильса он так и не найдёт. На первых двух этажах её не было, а третий оказался настолько маленьким, что возникал вопрос: жилой ли он вообще? Пауль уже начинал нервничать, а количество ещё не проверенных комнат уменьшалось.       — Может быть, надо было всё-таки проверить подвал? — проворчал он, кинув на Ника раздражённый взгляд.       Мальчишка промолчал в ответ и даже отвернулся, притворившись, что ничего не услышал. Паулю на это захотелось закатить глаза и демонстративно уйти, однако он решил закончить с оставшимися помещениями и уже потом обрушить на Ника своё недовольство.       Пауль открывал двери, почти не надеясь найти за ними нечто стоящее, но меньше, чем через минуту, устыдился своего скептицизма. Обнаружившаяся за одной из дверей комната была небольшой, под самой крышей, и Пауль сразу понял, что это именно то, что он искал. В обстановке всё указывало на то, что хозяин покинул это помещение в спешке. Одежда была небрежно разбросана по полу, содержимое шкафов, включая книги и постельное бельё, выворочено наружу.       — Высокий парень, — констатировал Пауль, осмотрев валяющиеся на узкой кровати серые брюки. — И я боюсь, что он внешне вообще не похож на своего отца. Все те портреты, на которых пытаются изобразить Нильса так, как он якобы выглядит сейчас, наверное, только сбивают нас с толку.       Пауль наугад взял одну из книг, которые лежали на тумбочке. Название ему не сказало ни о чём, кроме того, что это какой-то приключенческий роман, а вот внутри обнаружилось кое-что интересное. В книгу оказался вложен лист бумаги с двумя рисунками. Пауль так и застыл, рассматривая их.       Вряд ли Нильса учили рисовать, поэтому реалистичность, с которой он изображал людей, просто поражала. В верху листа множеством мелких карандашных штрихов была выведена клетка наподобие птичьей, только сидел в ней человек и, схватившись за прутья руками, беззвучно кричал. Чуть ниже то ли тот же самый, то ли уже другой мужчина стоял на краю обрыва.       — Нильс хотел покончить с собой? — предположил Пауль, задумчиво рассматривая рисунок.       — Нет! — Ник среагировал настолько резко и категорично, будто оскорбили его лично.       — Но психически уравновешенному подростку не придёт в голову изобразить попытку суицида. Зачем тогда Нильс нарисовал человека, который хочет прыгнуть в пропасть?       — Этот человек любуется морем, а не пытается покончить с собой, — Ник скрестил руки на груди, всем своим видом выражая упрямство.       Пауль ещё раз внимательно посмотрел на лист и с недоумением спросил:       — С чего ты взял, что он любуется морем? По-моему, гораздо логичнее то, что Нильсу хотелось совершить самоубийство, и он выражал своё желание на бумаге... И почему вообще именно море? Почему не лес или горы?       — Я думаю, что Нильсу гораздо больше хотелось оказаться на свободе, чем умереть. И он наверняка мечтал увидеть именно море. На лес он и так смотрел каждый день. Горы, ну... они тоже красивые, но море завораживает гораздо больше. К тому же, ты видишь, сколько в этой комнате книг про моряков?       — Хм, ты думаешь, главная мечта Нильса — увидеть море? А не мог он в таком случае после убийства в Уэнте махнуть куда-нибудь к Каэнскому морю? Оно расположено ближе всего от северных городов.       — Мог, — моментально подхватил Ник. — Я бы вообще в какую-нибудь глушь уехал, чтобы там затаиться. В смысле, если бы был на месте Нильса, то сделал бы так.       — В чём-то ты прав... — протянул Пауль. — Поехать, что ли, к берегам Каэна, если в Уэнте не найдём зацепок?       — Я только за.       — Хорошо. А теперь пойдём к Элен. Мы и так много времени потеряли, пока искали нужную комнату.       Они снова вышли в наполненный картинами, вазами и статуэтками коридор, и Пауль представил себе, что когда-то здесь могли сновать слуги и прохаживаться парами мужчины в старомодных сюртуках с высоким жабо и женщины в необъятно пышных платьях, а огромные залы, сейчас превратившиеся в сборники пыли и хлама, — полниться живой музыкой и огромным количеством гостей. Когда-то ведь Сэвил наверняка жил шумно и весело, как полагалось загородной усадьбе, и лишь потом оказался обнесён высокой крепостной стеной, превратившись сначала в придорожную станцию, а затем и вовсе придя в запустение.       — Что с тобой? — спросил Пауль, увидев, что Ник, явно чем-то напуганный, обнимает себя за плечи и тревожно озирается по сторонам.       — Здесь так... пусто, что мне не по себе.       — Так пусто и тихо, что только и ждёшь, что кто-нибудь вот-вот выпрыгнет из-за угла?       Ник кивнул с абсолютно серьёзным видом, а Пауль лишь усмехнулся:       — Это пройдёт со временем. По крайней мере, ты научишься отличать настоящее предчувствие опасности от страха монстров под кроватью.       — Что?..       — Ну, ты в детстве темноты боялся? — Ник кивнул. — Вот. Ты ведь при этом прекрасно понимал, что никакой опасности на самом деле нет? — снова кивок головой. — Здесь точно так же. Если будешь каждый раз принимать игру воображения за истину, то скоро свихнёшься.       Они начали спускаться по лестнице, и Пауль стал задумался о том, что ему удалось узнать. Ничего конкретного, если быть точнее. Кто-то сказал бы, что всё это лишь домыслы, но Пауль считал, что добиться каких-никаких подвижек удалось. Возможно, хоть малейшее понимание психологического состояния Нильса сыграет в итоге решающую роль. По крайней мере, Пауль надеялся на это, потому что теперь у него было всё, чтобы подчинить себе Меченого и он просто не имел права уступить кому-то из глав кланов.       Конечно, не стоило и надеяться, что Глория доверит Печать Тьмы хотя бы Элен. Пауль, собственно, и не ожидал ничего больше, чем несколько пакетов наркоты, чтобы Нильс просто не приходил в себя до самого Рендетлена, и подготовился заранее. Для этого, правда, пришлось заключить очередную сделку, но Пауль не жалел о ней ни капли. Он предвкушал, как отомстит за Кэрол, а потом будет наблюдать за тем, как приходит конец и Глории, и Кауцу, и Железной Леди, а на трон садится абсолютно неожиданный, но, по его мнению, самый достойный кандидат. Алекс Ньюман — сын легендарного революционера Кайла Ньюмана.       Алекс был одним из самых давних приятелей Пауля. Они познакомились давно, в первые месяцы после революции, и сошлись в большей степени из-за того, что обоим тогда было по шестнадцать. У них нашлось много общего, но друзьями они так и не стали — Пауль вскоре примкнул к группировке Фридриха Кортеса, а Алексу, несмотря на столь юный возраст, вскоре пришлось возглавить организацию «Феникс», основанную ещё его отцом — но из поля зрения друг друга не выпускали. Но Пауль решил обратиться именно к Алексу не из-за старых связей, а потому что Ньюман, с одной стороны, обладал достаточным влиянием, чтобы быть в состоянии помочь, а с другой, главы кланов не воспринимали его всерьёз.       — И какую выгоду я получу, если помогу тебе? — Алекс слегка приподнял бровь, и Пауль почувствовал, как по спине пробегает холодок от взгляда раскосых золотисто-карих глаз собеседника.       Вокруг было темно, потому что тёмно-бордовые обои поглощали неровный свет керосиновых ламп (жители Окуфы уже несколько лет могли лишь мечтать об электричестве), и пыльно. Гораздо больше Паулю хотелось бы встретиться с Ньюманом где-нибудь на нейтральной территории, но выбирать не приходилось. Если их разговор подслушают, последствия будут фатальными. Поэтому Паулю пришлось вспомнить, насколько давно он не наведывался в южный Рендетлен, и под охраной около десятка человек проследовать к дому Алекса.       Здесь, в районе Окуфы, царила ужасная разруха. Неудивительно, ведь те территории города, которые сохранились лучше всего, заняли кланы, а остальным пришлось ютиться в настоящих руинах. Следуя за сопровождающими, Пауль чувствовал на себе сотни хищных взглядов, притаившихся в глубинах полуразрушенных зданий, и не мог перестать внутренне дрожать, даже зная, что никто не посмеет его тронуть до тех пор, пока он под охраной людей Алекса. Ко всему прочему, с главарями некоторых здешних группировок у Пауля были старые счёты, поэтому ощущение опасности не уходило и немного успокоился он лишь тогда, когда оказался под крышей двухэтажного дома с треснувшим фасадом.       Пауль не виделся с Алексом, наверное, чуть больше двух лет и теперь отметил про себя, что тот ничуть не изменился.       «В отличие от меня, — эта мысль больно ударила по самолюбию, но Пауль тут же поспешил себя осадить: — но я сам виноват. Нечего было себя так запускать».       Алекс выглядел так же, как и два года, и пять лет назад, словно никакие жизненные переживания не могли отразиться на его внешности. Он даже серьгу носил всё ту же, что и в те времена, когда только познакомился с Паулем, хотя сейчас она смотрелась на нём совершенно неуместно. То, что шло Алексу к лицу, когда тому было шестнадцать-восемнадцать, теперь никак не сочеталось с хорошо продуманным аристократическим обликом, костюмом-тройкой в старомодном стиле и надменным взглядом. Ну, ещё татуировки, почти полностью покрывавшие руки и грудь, но сейчас, по счатью, скрытые под одеждой, наверняка не добавили бы внешности Ньюмана серьёзности, но Пауль сам был в этом отношении грешен, поэтому других судить не брался.       Пауль поиграл вином в своём бокале, пытаясь подобрать слова. Он знал, что Алекс мастерски умеет считывать чужие чувства и прекрасно скрывать свои. Пауль находился перед ним, как на ладони, но сам не мог различить на лице собеседника ни единой эмоции. Это бесило.       — Ты знаешь, что мне не нужна власть, — начал Пауль, искренне надеясь, что ему удалось хоть немного скрыть волнение, — я хочу, чтобы Нильс Родерик стал моим гарантом безопасности. Для этого мне нужна Печать Тьмы. Сам я её достать не могу, потому что велик риск, что об этом станет известно Глории, и тогда меня сразу же ликвидируют. Поэтому предлагаю сделку тебе: ты достанешь Печать Тьмы, я найду Нильса, получу над ним контроль, отомщу за Кэрол, а потом Нильс станет твоим. Есть специальный обряд передачи власти над Меченым, поэтому проблем с этим не возникнет.       — Получается, я должен поверить тебе на слово? — губы Алекса исказила ухмылка. — Ты не можешь дать никаких гарантий, что действительно передашь Нильса мне, после того как... хм, закончишь свои дела.       Пауль сглотнул, прежде чем ответить:       — Да, тебе придётся положиться на мою честность, но, как я уже сказал, мне не нужна власть. Я хочу отомстить, а потом уехать подальше куда-нибудь подальше отсюда и начать жизнь заново.       — Ни один из главарей кланов не согласился бы на такую сделку. Почему должен согласиться я?       — Потому что ты не главарь клана. После революции прошло уже шестнадцать лет. За это время ты сумел остаться на плаву и добиться какого-никакого влияния, но вот на большую арену ты так и не пробился, поэтому без Меченого шансов получить власть у тебя нет. Я же предлагаю сделку. Да, рискованную, но в случае её успеха ты сможешь добиться любых высот, а в случае провала ничего не потеряешь.       Алекс мягко рассмеялся, явно не спеша с ответом, покрутил в руке свой бокал и сделал большой глоток, пока Пауль почти с жадностью смотрел, как жёлтые отблески ламп играют бликами на смуглой коже Ньюмана, и пытался различить хоть что-нибудь на его лице.       Пауль, прожив с Кэрол десять лет, научился с первого взгляда отличать настоящего аристократа от обычного выскочки, и Алекса он бы точно принял наследника какого-нибудь графского рода. Если бы не знал, что Ньюман — сын адвоката и прачки. Да, его отец Кайл потом прославился на всю Рихмию, став идолом для революционеров, но откуда у Алекса, продолжившего дело родителя, взялись почти что императорские замашки, Паулю было непонятно. Причём это была не та показная манерность, как у того же Дикона. Алекс не притворялся аристократом, а настолько вжился в образ, что стал его частью. Он словно был самим воплощением стати и высокомерия.       — Я, пожалуй, соглашусь, — наконец произнёс Алекс, склонив голову вниз, так что косая чёлка упала ему на глаза и не позволила Паулю разглядеть, какая эмоция отразилась в них в этот момент.       Он не всегда понимал Алекса. Порой Ньюман вообще вёл себя, как настоящий сумасшедший. Он мог прямо во время разговора внезапно уйти в себя, потеряв связь с реальностью, верил в эзотерические ритуалы и во многих вопросах придерживался очень странных взглядов. Это была одна из главных причин, по которой Пауль со временем постарался минимизовать общение с Алексом, несмотря на то, что считал его хорошим политиком и отличным кандидатом на место императора Рихмии. По крайней мере, Ньюман, даже со своими тараканами, всяко лучше, чем Глория, Кауц или Железная Леди.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.