Немезида

      — Я тебе говорю: нам нечего больше делать в Ашене! Мы сидим здесь почти две недели! — за последние полчаса Элен повторила это раз десять, и Паулю уже порядком надоело с ней спорить. Сдаваться он, впрочем, тоже не собирался, поэтому продолжал возражать:       — Но и смысла ехать куда-то дальше нет! Лучше уж посидеть здесь и подождать. Может, появятся ещё слухи, которые укажут, где Нильс сейчас. Да и с людьми Кауца я ещё не поговорил.       — Каких слухов ты ждёшь? Тебе мало слухов о том, что оставшиеся в Сэвиле солдаты на следующий день после убийств, видели, как Нильс вместе с оружейником уезжал в северном направлении? Или о том, что Нильсу в Сэвиле дали новое имя, под которым он теперь, наверное, и скрывается? И что ты, позволь узнать, надеешься выведать у людей Кауца? У них сейчас информации про то, где Нильс может быть, ровно столько же, сколько и у нас.       — И что? Ничего существенного нам все эти слухи не дают. Что ты предлагаешь делать?       — Ехать на север.       — Куда ты собралась ехать, дура?! ― Пауль начинал терять терпение. ― На севере куда городов, откуда ты знаешь, в какой...       — Сам дурак! — резко перебила Элен. — Лучше уж хоть что-то делать, чем сидеть на месте!       — Да что ты собралась делать?! Зря тратить время и силы? Ты хоть раз можешь нормально подумать или у тебя в голове совсем пусто? — Пауль с каждой секундой раздражался всё больше, но замечал, что повышает тон только тогда, когда Элен начинала кричать в ответ.       — Это у меня-то пусто?! Да если бы не я, ты бы до сих пор не верил, что Нильс — Меченый, и так и сидел бы на одном месте! — на этот раз она, кажется, взвилась ещё сильнее, чем раньше, и Пауль стал мысленно проклинать себя за то, что вообще ввязался в этот спор, однако был вынужден продолжать повышать голос:       — Я бы и без тебя до всего додумался! Ты всё это время только мешалась мне под ногами и доносила о каждом моём шаге Глории. Ты грёбаная шестёрка. Как я могу вообще доверять тебе?!       — Ты сейчас в рожу за такие слова получишь, наркоман чёртов, — процедила она, и Пауль почувствовал, какой болью отозвалось в сердце последнее обзывательство.       «Я не наркоман!» — уже хотел было выкрикнуть Пауль, вложив в эти слова всё своё презрение, но понял, что он как раз таки наркоман и Элен прекрасно об этом знает, поэтому любые оправдания будут выглядеть жалко.       — Да пошла ты... — в конце концов бросил он с обидой и поспешно выбежал из комнаты, чтобы Элен не увидела, как сильно он унижен её словами.       «Дура, — скрежеща зубами от злости, Пауль, наскоро переодевшись, вылетел из гостиницы, в которой они с Элен остановились около десяти дней назад. — Как можно не понимать, насколько глупо ехать на север, не зная про Нильса вообще ничего? Что она там искать собралась? Тупо ездить по всем городам и спрашивать: «Не у вас ли Меченый?» Идиотия получается. Надо было не брать эту дурёху с собой. Она, кроме того, чтобы под ногами путаться и мозг мне выедать, ничего не умеет».       Пауль не знал, куда идёт. Злость застилала ему глаза, так что он даже не видел, что происходит вокруг. Ему просто хотелось побыть наедине с собой, полностью погрузиться в мысли и не думать об Элен и её бесконечной болтовне. Гостиница вскоре осталась далеко позади, а затем и вовсе исчезла из виду, когда Пауль свернул на другую улицу. Он машинально огибал прохожих, лишь мельком окидывая каждого взглядом. Здесь, в Ашене, можно было на время забыть об осторожности, ведь на многолюдной улице нечего бояться, поэтому Пауль позволил себе на время забыться. Недавний гнев отступил, и на его место пришло облегчение. Пауль был рад, что вырвался из четырёх стен гостиничного номера и мог не волноваться, что Элен, жившая по соседству, явится, чтобы продолжить спор уже в его комнате (несколько дней назад такое уже случалось).       В итоге он не заметил, как свернул в узкий пролёт меж двух пятиэтажных домов, и понял это лишь тогда, когда городской шум, заполнявший всё пространство вокруг, внезапно стих, превратившись в невнятный гул. Пауль огляделся, осознал, куда по неосторожности зашёл, и, мысленно обругав себя, быстро зашагал вперёд. Обычно он сторонился таких мест. Не потому, что вид грязных стен и валяющегося около нескольких переполненных контейнеров мусора вызывал неприязнь, а потому, что в таких вот узеньких проулках всегда царил зловещий сумрак, привлекающий всякого рода отребье. Паулю не хотелось бы встретить здесь наркоманов или нарваться на кого-нибудь похуже. Проще говоря, не хотелось влезать в неприятности и ещё больше усложнять себе жизнь.       Убедившись, что никого вокруг, к счастью, нет, Пауль туже затянул шарф и спрятал руки в карманы, стараясь не думать о том, что практически не видит, куда наступает. Он шёл абсолютно один сквозь темную щель между домами. Там, за ее пределами, мелькали фигуры людей в куртках и шапках, и раздавался мерный городской гул, но здесь словно сам мрак поглощал все сторонние звуки.       «Всё из-за этой дуры, — подумал Пауль, понимая, однако, что лишь пытается найти отговорку собственной рассеянности, — она умудряется мешать мне даже на расстоянии».       Наконец он вышел на свет, где вовсю сновали люди. Здесь даже воздух казался более свежим.       — Господин Пауль! — вдруг раздалось за спиной, и Пауль, обернувшись, на секунду опешил. По проулку, скрытый густыми тенями, так что виднелся только силуэт, быстрым шагом двигался человек и махал рукой в воздухе, пытаясь привлечь к себе внимание. Его голос не показался Паулю знакомым, и в целом удивительно было услышать своё имя от абсолютно незнакомого человека в абсолютно незнакомом городе.       «Может, это не ко мне обращались?» — Пауль хотел было посмотреть по сторонам, чтобы убедиться в этом, но тут незнакомец, всё приближаясь, снова выкрикнул:       — Господин Пауль, постойте, прошу!       Пауль снова повернул голову. Всмотрелся в тёмную фигуру, пытаясь отыскать в ней что-нибудь знакомое, и в этот момент на затылок ему обрушилось что-то тяжёлое.       Когда Пауль очнулся, ему показалось, что с тех пор, как он потерял сознание, прошло всего несколько секунд, однако вскоре осознал, что явно гораздо больше. По крайней мере за это время его успели перенести в какое-то помещение, которое Пауль пока что не мог рассмотреть, потому что ощущение реальности ещё не до конца вернулось к нему, а тупая боль расходилась от затылка по всей голове и мешала ясно мыслить.       Спустя несколько минут перед глазами начало проясняться, к конечностям вернулась чувствительность, и Пауль понял, что стоит на ногах, а спиной прижимается к чему-то твёрдому. Он попробовал пошевелиться и сразу же понял, что дела его плохи. Своих рук Пауль не видел: они были заведены за спину и соединены наручниками, так что бетонная колонна, к которой он и прислонялся спиной, была ровно между ними и лишала возможности двигаться. В таком положении руки быстро затекут — это был минус, ровно такой же, как и то, что Пауль вообще не знал, где находится и что будет дальше. Единственный же плюс заключался в том, что на глазах не было повязки и ничто не мешало хорошо рассмотреть помещение.       Это была комната без ремонта, пустоту которой скрашивали лишь бетонные колонны. К одной из таких и привязали Пауля. В правой стене располагалась дверь, а свет лился из лампочек в потолке. Окна отсутствовали.       А ещё в этой комнате был Мартин Кауц, ухмыляющийся во весь рот. Теперь всё встало на свои места, и Пауль несколько раз побился затылком об бетон, проклиная весь мир и свою судьбу в частности.       Не переставая скалиться, Мартин приблизился:       — А я вот, Крол, пришёл один должок тебе вернуть...       Какой «должок» имеет ввиду Мартин, Пауль понял сразу, но к последовавшему в лицо удару всё равно оказался не готов. Рот тут же наполнился кровью, а Пауль смог лишь порадоваться, что зубы остались целы. А вот щека должна была скоро распухнуть... Второй удар был ожидаем, поэтому Пауль сумел сдержать рвавшийся наружу стон и лишь скривился. Он сжал челюсти так сильно, что перед глазами потемнело, но хоть немного приглушить боль в боку, куда Мартин направил свой кулак, это не помогло. Следующий удар пришёлся на низ живота и вызвал приступ тошноты, а тупая боль ко всему прочему стала отдавать в спину и грудь. Лет десять назад драться Паулю приходилось часто, и получал он при этом далеко не один раз, поэтому боли не боялся. Раньше не боялся, а теперь чувствовал, как всё внутри сжимается от осознания, что даже лёгкий удар в грудь может спровоцировать очередной приступ, а возможности вколоть морфий явно не будет.       Мартин бил, не скрывая своего удовольствия и злорадства. Ему определённо нравилось отыгрываться на Пауле за их предыдущую встречу, и неизвестно, сколько времени ему понадобилось, чтобы наконец-то успокоиться, если бы в комнату не вошёл Кауц-старший.       Его появление Пауль заметил только тогда, когда сквозь шум в ушах услышал:       — Мартин, прекрати. Хватит с него пока что.       Удары тотчас прекратились. Мартин с явной неохотой отступил в сторону, сложив руки за спину, а Кауц-старший приблизился к Паулю почти вплотную и процедил:       — Хочу дать тебе дружеский совет: не лезь не в своё дело. Нильс Родерик — моё детище. Это я первый догадался, как он может пригодиться в будущем. Это я растил его в специальных условиях. То, что Нильс вырвался из-под контроля и сбежал, — ужасная ошибка, но она всё ещё моя. Поэтому не нужно путаться у меня под ногами. Нильса ты всё равно не получишь.       «Получу», — подумал Пауль, едва удержавшись от ухмылки при воспоминании о вещи, купленной перед отъездом в Ашен, и заключённой сделке. Злорадное выражение, видимо, всё же отразилось на его лице, потому что глаза Кауца вдруг наполнились таким бешенством, что Пауль испугался за свою жизнь.       — Мой тебе совет: забейся под шконку вместе со своей девкой и не высовывайся. Второй раз предупреждать не буду, поэтому, если не хочешь сдохнуть, собирай манатки и улепётывай в Рендетлен.       Пауль кивнул, понимая, что спорить и пререкаться сейчас бесполезно. А вот попробовать что-нибудь выведать у Кауца можно было. Поэтому Пауль облизнул окровавленные губы и постарался изобразить какую-нибудь самоуверенную улыбку. Голова в ответ на это едва не разорвалась от боли, но голос всё равно не ослушался и прозвучал ровно с теми интонациями, с которыми и задумывалось:       — Чего ты так боишься, Кауц? Нильса сейчас любой дурак ищет, и я вроде не продвинулся дальше других. У тебя, что ли, настолько всё плохо, что приходится запугивать каждого встречного?       Кауц тихо рассмеялся:       — Ты всё такой же, Крол. А я так надеялся, что ты помрёшь от тоски по своей ненаглядной и больше не будешь везде совать свой нос.       — Рано вы все меня со счетов списали, — Пауль сплюнул кровь под ноги Кауцу, расстроившись, что не попал тому на ботинки. — Ты мне так и не ответил, почему так боишься за Нильса. Это у тебя всё настолько вышло из-под контроля? Или это я действительно зашёл гораздо дальше других? Что тебя так напрягает?       — Меня напрягаешь конкретно ты со своей способностью залезть туда, куда не просят. Я всё ещё помню, как несколько лет назад клан моей дочери лишился солидного куска территории из-за того, что ты, подонок, разнюхал о том, что там были проблемы с армией после небольшого волнения, хотя это держалось в строжайшем секрете, — с презрением процедил Кауц-старший.       ― Небольшого волнения? ― Пауль засмеялся, несмотря на боль. ― Да там почти вся граница была беззащитна, потому что твоей доченьке и её мужу, как оказалось, было невдомёк, что в клане вскоре не останется верных людей, если не давать им нормальных условий для жизни.       ― Заткнись, ― прошипел Август, а затем благодушно кивнул сыну: — Теперь можешь продолжить. Только до смерти его не забей. Мы же не изверги.       С этими словами Кауц-старший, криво усмехнувшись напоследок, покинул комнату. Пауль проводил его мрачным взглядом, не желая смотреть на Мартина, так и светящегося от злорадного удовольствия.       — Теперь пора по-настоящему за всё поквитаться, — почти пропел Мартин.       Первый удар был направлен Паулю в живот.       — Это тебе за то, что в прошлый раз оставил меня ни с чем.       Следующий удар пришёлся прямо в пах.       — А это — за то, что назвал меня папенькиным сынком.       Дальше под удар снова попал живот, и сквозь боль Пауль различил, как Мартин наклонился совсем близко к его уху и процедил:       — И подружке своей скажи, чтобы тоже ходила и оглядывалась. С ней у меня особые счёты.       Что было дальше, Пауль помнил смутно. Мартин ещё что-то говорил, но до слуха его слова не доходили, потому что шум в ушах не давал пробиться никаким другим звукам. Удары теперь сыпались беспрерывно и хаотично, и единственным, что чувствовал Пауль сквозь боль, было то, как его тело постепенно слабеет.       Сознание он, к своему несчастью, так и не потерял, поэтому пришлось терпеть пытку до конца. К моменту, когда Пауль бессильно опустил голову и был в состоянии лишь изредка сглатывать кровь и прикрывать веки, шрам дал о себе знать вспышкой острой рези. Сквозь мутную пелену в голове Пауль подумал, что в этот раз ему повезло продержаться гораздо дольше, чем в тот раз, когда Роберт Гаррель только слегка толкнул его в грудь.       Дальше Пауль, видимо, всё-таки ненадолго потерял связь с реальностью, потому что потом так и не смог вспомнить, как его развязывали, а потом выносили из комнаты. Очнулся он, когда его, не церемонясь, бросили на землю, а вдалеке послышался шум улицы.

***

      Элен вышла на оживлённую улицу и, поёжившись, повыше подняла шарф, пряча под ним губы и кончик носа. Хоть она и выросла в тех местах, где зимой всегда царят сильные морозы, а потом прожила почти десять лет в Рендетлене, где леденящий промозглый ветер перестаёт завывать только к середине марта, но к холодам так и не привыкла. Зимой Элен старалась выходить на улицу как можно реже.       Сейчас же погода, даже несмотря на холод, как нельзя располагала к прогулке: ветра не было, стоял лёгкий мороз, не дававший растаять выпавшему ночью снегу, а небо сплошным полотном застилали светло-серые облака. Элен мысленно порадовалась, потому что именно в этот момент ей было просто необходимо подышать свежим воздухом и пройтись по городу, чтобы выпустить пар после ссоры.       Ашен по сравнению с Рендетленом казался просто сказкой и мечтой. Да, трущобы, образовавшиеся на западной его окраине, оборванцы и попрошайки, то и дело снующие по улицам, печально застывшие фабрики и государственные организации, некогда обеспечивавшие заработком сотни людей, и рассказы о неизменно растущем уровне преступности говорили о том, что крупнейший после столицы город Рихмии переживает не лучшие времена. Но всё-таки здесь царило какое-никакое спокойствие, работала полиция и не было проблем с электричеством (последнее Элен выделяла в качестве одного из главных плюсов). Ашен был большим и красивым городом, не идущим ни в какое сравнение с полуразрушенным Рендетленом, в котором даже на шаг за территорию клана страшно выйти без оружия.       За восемь лет Элен так привыкла к напряжённой тишине Рендетлена, что теперь, оказавшись в ни на секунду не смолкающем шуме и вечной суете Ашена, чувствовала себя не в своей тарелке и оглядывалась на каждый резкий звук, будь то гудок автомобиля или внезапно достигшая слуха музыка.       «Вот что этот баран надеется здесь найти, кроме тех же самых слухов, которые мы слышали и раньше? — думала Элен, пытаясь отвлечься от надоедливого шума улицы. — Может, послать его к чёрту, и поехать на север самой? Но тогда меня Глория сожрёт, потому что я должна контролировать этого дурня, а не лезть на рожон в одиночку. Ещё и Кауц где-то рядом ошивается, так что точно нужно проявлять максимальную осторожность».       Кауц захватил власть в Ашене несколько лет назад, и до недавнего времени здесь от его лица правил небезызвестный Себастьян Бишоп, которого в Рендетлене знали как одного из самых верных и жестоких прихвостней Августа. Несколько месяцев назад Бишоп вдруг исчез, а теперь все слухи твердили, что его осиротевшего сына привезли в Ашен, а сам Себастьян был в числе тех, кого Нильс убил в Сэвиле. Элен считала, что эти сплетни, скорее всего, правдивы. Чтобы сделать из Нильса безвольного раба как раз подошёл бы кто-то вроде Бишопа, который когда-то был палачом, умеющим выпытать нужные сведения у любого, даже самого упрямого.       «Кауц, наверное, больше всего ошарашен тем, что даже Бишоп не справился с Нильсом, — думала Элен, — поэтому и сидит до сих пор в Ашене и пытается понять, что теперь делать. Мы могли бы опередить его в поисках, если бы тоже не застряли здесь из-за чьей-то прихоти».       Внезапное предположение заставило Элен замереть на месте.       Что, если Пауль... работает на Кауца?..       «Бред», — хотела было заключить Элен, но паззл уже начал складываться, и чем больше деталей к нему добавлялось, тем сильнее становилось удивление оттого, насколько всё было очевидно.       Во-первых, с самого начала, только получив от Глории задание найти Нильса, Пауль начал рваться на встречу с Кауцем. Брать кого-то с собой наотрез отказался, а после никому не доложил о результатах той встречи. Что самое интересное, Кауц лично принял его по первому требованию, как члена своего клана с важным донесением. Во-вторых, в то, что Нильс — Меченый, Пауль категорически не верил, пока ему в лицо не кинули железные доказательства. Так может, он специально играл роль скептика, чтобы не выдать свою излишнюю осведомлённость?       Получается, сейчас Пауль доказывает, что пока не нужно уезжать из Ашена, потому что здесь находится Кауц, которому нужно сливать информацию?..       «Но зачем Паулю работать на Кауца?» — в последний раз Элен попыталась разрушить эту теорию и вынуждена была сдаться, потому что и здесь мгновенно нашлось объяснение. Пауль ведь сам проговорился, что не доверяет Глории, а отомстить за Кэрол хочет и ради этого готов пойти на предательство. А кто, если не Кауц, может помочь ему?       Двойная игра — вот что получалось в итоге. Элен не хотелось в это верить, но игнорировать факты она тоже не могла.       Элен не понимала Пауля. Не понимала, почему Кэрол, равнялась для него почти что собственной. Не понимала, какое чувство заставило его, самого преданного идеям клана и оптимиста по жизни, отказаться от власти, должности, убеждений ради того, чтобы стать затворником, который существует только за счёт желания мести.       Элен помнила, каким шоком стала для всех новость, что Пауль, которого знал весь Рендетлен, Пауль, которого многие прочили на место главы клана, Пауль, который имел огромное влияние, выйдя из комы и узнав о смерти своей невесты, объявляет о том, что отходит от дел. Шуму тогда было много и, если бы не смута в клане Кортесов, то, наверное, эта новость стала бы самой обсуждаемой в городе. Слухи о Пауле стали ходить просто страшные. Одни говорили, что он пьёт, другие — что колется (как оказалось, это была чистая правда), третьи (их было больше всего) твердили, что он выжил из ума.       В какие-то моменты Пауль действительно казался Элен сумасшедшим, особенно в тот вечер в особняке Кауцев...       — Ты хоть понимаешь, что несёшь? Я люблю Кэрол. Больше жизни люблю, — процедил он в таком исступлении, что Элен невольно ощутила страх и ей пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы внешне остаться спокойной.       Ей до сих пор было жутко от одного воспоминания о том, каким безумием были наполнены глаза Пауля, когда он говорил те слова, и до сих пор холодок пробегал по спине оттого, сколько неистового гнева было в том голосе, дрожавшем от эмоций, которые его обладатель едва сдерживал. Но как бы Элен ни вглядывалась в лицо Пауля, искажённое яростью, она не могла найти ответа на свои вопросы.       «Он просто безумец», — напоминала она себе всякий раз, когда вспоминала о том эпизоде, и позже, когда Глория в одном из разговоров намекнула, что Пауль может оказаться предателем, снова заставила себя повторить эту мысль, но вдруг испытала жалость, которую, впрочем, тут же отогнала от себя. Бледный, осунувшийся, словно весь иссохшийся, постаревший и почти обезумевший за месяцы затворничества, Пауль вызывал жалость, но Элен не могла себе её позволить.       Хотя в последнее время он стал выглядеть лучше: обзавёлся новой одеждой, наверняка выкинув после этого своё старое рваньё, начал использовать новый парфюм со свежим цитрусовым ароматом вместо обычного коньячно-шоколадного и в целом выглядел бодрее, чем прежде. Может, наконец-то начал отходить?       «Быстрей бы, — мрачно подумала Элен, — может, станет более спокойным и прекратит закатывать истерики».       Погода тем временем потихоньку начала портиться. Со стороны Митола — большого озера на северо-западной окраине города — подул ветер, а с неба снова начали падать снежинки.       За почти десять дней пребывания в Ашене Элен хорошо изучила город, а в особенности район, в котором они с Паулем сняли два номера в гостинице, и нашла неподалёку пару неплохих мест, где можно было пообедать. Сейчас же Элен хотела согреться, выпить чашку горячего кофе и устроить себе поздний завтрак, поэтому зашла в кофейню-кондитерскую.       Звякнули колокольчики над дверью, в нос ударил сильный запах молотого кофе и выпечки. Прямо напротив двери располагалась застеклённая витрина, а за ней — бариста в форменном костюме и фартуке. В зале было около десяти столиков из темного дерева. Такого же цвета панелями были обшиты стены, украшенные черно-белыми фотографиями и несколькими кашпо с какими-то растениями. Освещалось помещение довольно тускло, отчего казалось ещё более уютным.       Всё это Элен видела уже несколько раз, поэтому мало внимания уделила окружающей обстановке и сразу направилась делать заказ:       — Латте и кусочек блинного торта, пожалуйста.       Потом она пожалела о том, что хорошенько не осмотрелась раньше: стояло обеденное время, и все столики в небольшом зале оказались заняты. Со всех сторон слышались тихие разговоры, иногда раздавался чей-то приглушённый смех, и кофейные чашки то и дело со стуком опускались на блюдца.       Элен успела несколько раз крепко выругаться про себя, сетуя на то, что обратила внимание на битком забитый зал слишком поздно, когда уже сделала и получила заказ, и тут её взгляд наткнулся на столик у окна, за которым в одиночестве сидел парень. Улыбнувшись, Элен направилась прямиком к нему.       — Ты кого-нибудь ждёшь? — поинтересовалась она, и парень за столиком встрепенулся, уставившись на неё широко распахнутыми от удивления и... страха глазами. Вопрос, по-видимому, оказался для него настолько неожиданным, что он так и не смог ничего выдавить в ответ и лишь молча помотал головой. Элен просияла: — Отлично, тогда я присяду рядом с тобой.       И, не дав пареньку опомниться, она заняла место за столиком и первым делом отхлебнула из своей кружки, как никогда радуясь горячему кофе. А случайный компаньон, кажется, только начал приходить в себя.       «Воробушек», — так его мысленно окрестила Элен. Миловидный, с острыми выразительными чертами лица и слегка вьющимися золотисто-русыми волосами, он и вправду был похож на растрёпанного птенца.       Парень, то ли смущённый, то ли испуганный, опустил голову, и только сейчас Элен заметила, что перед ним на столе помимо чашки кофе и уже опустевшей тарелки лежит книга.       — Что читаешь?       — Сабрина Террэ «Великая династия», — он поднял книгу, демонстрируя потрёпанную обложку, на которой едва просматривались буквы, и зачем-то добавил: — Я учусь. На историка.       — Где учишься?       — В университете, — моментально выдал парень будто заранее заученный текст, и Элен не могла не рассмеяться от такого ответа:       — Понятно, что в университете. Я спросила, в каком именно. Я в Ашене недавно, но видела уже как минимум три. Один возле большого храма на Старой площади, другой на Виндмилл-стрит, а третий на Стоунбридж-стрит. Ты в одном из этих учишься или в каком-то другом?       — Я в том, который на Виндмилл-стрит.       — М, понятно, — Элен поднесла чашку к губам, чтобы скрыть отразившееся на лице недоумение.       «На Виндмилл-стрит же вроде медицинский университет. Я мимо уже несколько раз проходила и точно запомнила. А этот воробушек сказал, что учится на историка».       Элен ещё раз присмотрелась к пареньку, на этот раз более внимательно, и только теперь заметила, что в каждом его движении сквозит нервозность. Он то хватался за книгу, делая вид, что всецело сосредоточен на чтении и не замечает ничего вокруг, то вдруг бросал на Элен напряжённый взгляд и тут же отводил, когда замечал, что она смотрит в ответ.       «Может, просто стесняется? — подумала было Элен. — Но тогда зачем было врать про учёбу? Чёрт, я от скуки уже начинаю искать скрытые смыслы там, где их нет. Парень просто смущается. Что ему скрывать?»       Он был вообще не во вкусе Элен ни внешне, ни, исходя из первого впечатления, по характеру. Собственно, отношений она сейчас и не искала, а вот обзавестись приятелем в незнакомом городе была бы не против. Почему бы и нет? Делать-то всё равно нечего до тех пор, пока Пауль не выбьет из своей головы дурь или пока Элен не накопает достаточно доказательств, что он работает на Кауца.       — Я Элен, — представилась она. — А ты?       — Николас, — ответил парень, слегка поколебавшись.       — Отлично. Ник, не хочешь прогуляться после кофе?

***

      Неожиданное знакомство с Элен напрочь выбило Рико из колеи. Вернувшись после прогулки в свою квартиру, он никак не мог успокоиться и несколько часов бесцельно бродил из угла в угол. В душе царил полный раздрай, а в голове было столько мыслей, что Рико, не успев толком ухватиться за одну, тут же цеплялся за другую, и так до бесконечности. Он никак не мог понять, что из сегодняшних событий вызвало у него такое смятение. Знакомство с Элен и последующий разговор? Да, самым логичным вариантом был именно этот, но, как бы Рико ни пытался себя обмануть, дело было всё-таки в другом.       Ник... Он впервые назвался новым именем, и это, казалось, пустячное действие, в которое изначально не вкладывался никакой тайный смысл, сломало что-то внутри.       «Запомни: ты — Рико Найт. Отныне и навсегда», — было первое, что он услышал от Лабберта пятнадцать лет назад, и эти слова остались в памяти на всю последующую жизнь.       К новому имени Нильс привык быстро, и спустя несколько месяцев уже и не воспринимал себя иначе как Рико. Сейчас он понимал, зачем нужна была смена имени: чтобы в случае, если Сэвил каким-то образом оказался захвачен, удалось скрыть личность пленника.       Теперь же и о Рико Найте слышалось на каждом углу: очевидно кто-то из сбежавших солдат, поднявших весь шум, проболтался и про это имя. Чтобы продолжать скрываться, нужно было придумать что-то новое, и через несколько часов раздумий появился Николас Ричардсон. Это имя понравилось Рико больше всего. Николас в честь Николаса Родерика — основателя династии, первого императора Эпохи Власти и одного из сильнейших Меченых в истории. Ричардсон в честь отца. Но Рико и подумать не мог, что новое имя вызовет в нём столько противоречивых чувств.       «Рико Найтом меня назвали те же люди, которые убили отца, те же, которые на протяжении пятнадцати лет приносили мне только боль и хотели использовать в качестве живого оружия. Но почему это имя так дорого для меня? Почему сейчас я чувствую себя так, будто осквернил святыню?» — с этими мыслями Рико, охваченный лихорадочной дрожью, ложился в постель, хотя прекрасно знал, что всё равно не уснёт, а опять всю ночь будет ворочаться с боку на бок на сбившихся простынях.       Ему всё время было страшно. С самой первой минуты пребывания в Ашене, когда стало понятно, что отовсюду только и слышатся разговоры о Нильсе Родерике, в душе поселилась тревога. Рико вздрагивал при каждом упоминании о себе. Теперь его почти ни на секунду не покидало то тревожное ощущение, появившееся в Уэнте после совершённого убийства. Все всё знают... Все вокруг только и смотрят на Рико и либо уже понимают, кто он на самом деле, либо вскоре догадаются, а за углом уже поджидает Кауц...       «Если так продолжится и дальше, то я скоро дойду до паранойи», — корил себя Рико, но поделать ничего не мог. Никакие доводы здравого смысла не в силах были избавить его от страха. Взгляды прохожих продолжали казаться подозрительными, а любой шорох или приглушённый разговор автоматически воспринимался, как угроза, поэтому, когда та девушка, Элен, внезапно заняла место за столиком рядом с ним, Рико едва удержался, чтобы тут же не удрать, наплевав на последствия. Паника в тот момент охватила его настолько, что он почти утратил над собой контроль и лишь чудом смог отвечать на вопросы собеседницы. Находясь в том же практически невменяемом состоянии, Рико согласился и на прогулку, хотя потом горько пожалел об этом. Элен потащила его на проспект Карла l и по дороге без умолку говорила и расспрашивала. Рико пытался выглядеть максимально непринуждённо, но понимал, что получается плохо, потому что он после каждого своего слова ждал, что Элен вот-вот уличит его во лжи.       Потом они, правда, разговорились про историю династии Родериков, и тогда Рико смог немного расслабиться и под конец даже начал получать удовольствие от диалога. Элен, как оказалось, тоже интересовалась императорским родом, и от неё удалось услышать много нового, поэтому Рико не смог устоять, когда она предложила встретиться ещё раз. После этого он долго корил себя за очередную непозволительную слабость и даже думал просто-напросто не прийти в назначенное место, но соблазн снова пообсуждать исторические темы со столь интересной собеседницей оказался сильнее.       На следующий день Рико пришёл на набережную, где была назначена встреча, первым и теперь, продолжая терзаться сомнениями, ходил из стороны в сторону, пытаясь успокоиться.       «Это последний раз, — убеждал он себя, — а завтра я уже уеду в более тихое место, подальше от Ашена, и больше никогда с ней не увижусь».       Элен опаздывала, и он медленно прохаживался туда-сюда, пытаясь отвлечься от мучившей тревоги и навязчивых мыслей, поселившихся в голове после бегства из Уэнта. Рико было страшно. Страшно оттого, насколько легко оказалось пойти на очередное убийство. Луиза всё ещё являлась в страшных снах, её крики по-прежнему звучали в ушах, а из памяти так и не стёрлось: «Я люблю тебя, Рико, люблю, люблю...» Боль утраты не притуплялась, горечь не уходила, но раздирающее чувство вины становилось меньше. Убийства в Сэвиле были случайностью, страшной, ужасающей, но всё-таки случайностью, которую Рико предугадать не мог. А вот то, что случилось в Уэнте, случайностью уже не было. Рико осознанно пошёл на убийство и теперь мучался от мыслей о том, насколько быстро сила развратила его, ещё недавно считавшего, что никакое убийство не заслуживает оправдания.       Но и жить Рико хотел, потому что осознал для себя одну вещь.       «Луиза умерла ради того, чтобы спасти жизнь мне. Значит, если совершить самоубийство, то её жертва станет бессмысленной».       И он жил и отчаянно цеплялся за обретённую свободу, но никак не мог перестать бояться.       Рико то и дело засматривался на раскинувшуюся по правую сторону от него водную гладь озера, ещё не успевшую покрыться льдом. Это, конечно, было не море, которое он так мечтал увидеть, но Рико хватало впечатлений и от того, что он видел перед собой сейчас. Поверхность воды, гладкая, как стекло, отражала серое зимнее небо. За озером, занимавшем почти всё пространство, насколько хватало взгляда, чернел лес. Здесь он ещё был смешанным, но Рико знал, что стоит проехать несколько сотен миль на север, и вокруг будет один лишь хвойник.       Было пасмурно, морозно, но безветренно, и ашенцы, пользуясь этим, гуляли по набережной. Внезапно Рико задался вопросом: куда идут все эти люди? Их жизни, наверное, никогда не пересекутся с жизнью Рико, и всё-таки на какой-то краткий он почувствовал единение со всеми, кто сейчас шёл по улице. Ему захотелось ощутить это ещё острее, впитать в себя мысли и чувства каждого... Рико продолжал идти, и на лице его ничего не отражалось, только глаза тайком всматривались в чужие лица, спрашивая каждого: «Кто ты такой? Что ты можешь мне рассказать?»       Наваждение ушло так же внезапно, как и появилось. Секунда, одно движение век, удар пульса, и мимо Рико снова шагали незнакомцы, чьи жизни были далёкими и безразличными, потому что точно никогда не пересекутся с его судьбой. И как бы Рико ни пытался угнаться за ускользнувшим наваждением, как бы ни хотел увидеть в чужом взгляде что-то, что снова вернуло бы то состояние, ничего не менялось. Лица людей оставались равнодушными, не получалось даже заставить себя почувствовать что-то по отношению к ним.       — Давно ты тут стоишь? — Элен появилась словно из ниоткуда. Рико, вздрогнув, опомнился и неловко пролепетал:       — Да не так уж долго...       — Вот и хорошо, — Элен тряхнула головой, видимо, забыв, что волосы у неё почти полностью скрыты под белой шапкой, и тут же сама рассмеялась из-за этого неосознанного движения.       Элен была красивой, жизнерадостной и так и светилась от счастья, и Рико не мог не заражаться её смехом, но в глубине души не мог отделаться от мысли, пришедшей в голову вчера вечером: «Она не похожа на Луизу». Нет, он, конечно, не ожидал, что все в мире девушки будут похожи на Луизу, а мужчины — на Гауте либо Бишопа, но некоторую растерянность сейчас всё-таки испытывал. Рико наблюдал за Элен с любопытством, отмечая, как в каждом её движении чувствуется уверенность, как в зелёных раскосых глазах отражаются эмоции, как она через каждую минуту норовит откинуть с лица кудрявую рыже-каштановую прядку...       — Скоро у тебя сессия? — спросила Элен, прервав размышления Рико.       — Ну, месяца через два-три, — он постарался, чтобы голос прозвучал уверенно, но собеседница всё равно нахмурилась, и Рико понял, что прокололся.       — Вроде же сессии в большинстве универов уже начались. Разве нет?       — Да, просто я... м, перепутал, — Рико знал, что врать у него получается ужасно и что щёки теперь красные вовсе не от мороза.       Элен задавала много вопросов про учёбу, и Рико в большинстве случаев вообще не понимал, что нужно отвечать, но надеялся, что его ложь не слишком очевидна.       В данный момент нужно было поскорее перевести тему, пока, как в прошлый раз, не последовали вопросы про то, какие науки он изучает (Рико понятия не имел, какие предметы нужны будущим историкам, кроме, собственно, истории).       — Вчера мы, кажется, остановились на том, что из себя представляют Меченые с точки зрения науки, — он прекрасно помнил, что эту тему они вчера обсудили как раз таки подробно, но просто не смог придумать ничего другого.       — Разве? — Элен удивлённо приподняла бровь, и Рико мысленно обругал себя, но ответить ничего не успел.       Где-то совсем рядом завыла полицейская сирена, и он вмиг забыл обо всём, застыв на месте, как испуганный зверёк. Остатки здравого смысла не дали пуститься бежать, но вот скрыть панику Рико никак не смог. С округлившимися от страха глазами, он почти минуту простоял, напряжённо вслушиваясь в приближающийся вой, и пришёл в себя лишь тогда, когда звук начал отдаляться и вскоре затих, растворившись вдалеке.       — Ник, ты вообще слышишь меня? — при этих словах Рико будто вышел из транса, но окончательно сфокусироваться на реальности смог лишь тогда, когда Элен несколько раз помахала рукой перед его лицом.       — Прости, я... задумался, — смутился он. — Что ты говорила?       — Я тебя раскусила, — Элен щёлкнула его по кончику носа и засмеялась. Внутри у Рико всё похолодело и ледяным комком ухнуло вниз.       — В-в смысле... Раскусила? — голос даже с усилием не получалось выровнять, так что в этих словах отразилось всё то, что чувствовал Рико: страх, растерянность и паника.       — Никакой ты не студент. Можешь даже не пытаться снова мне лапшу на уши навешать. Парень, ты про студенческую жизнь не имеешь никакого понятия и процессе обучения не знаешь абсолютно ничего. Твои попытки лгать выглядят жалко и убого, к тому же, даже невооружённым взглядом видно, что ты что-то скрываешь. А теперь и вовсе всё стало понятно, когда ты сирену так испугался.       — Я...       — Да хватит оправдываться. Я же сказала, что это выглядит жалко. Расскажи лучше, что ты такого сотворил, что теперь скрываешься от копов.       — От кого?..       — Ник, не строй из себя невинность. Я не собираюсь сдавать тебя полиции, даже наоборот, если перестанешь упрямиться и расскажешь всё как есть, то я, возможно, помогу тебе попасть в клан, куда ни один коп точно не сунется. Мне просто интересно, что такого ты сотворил, что теперь скрываешься. — Прищурив один глаз, Элен принялась строить предположения, склоняя голову то к одному, то к другому плечу: — Может, ты вор-домушник? Хм, а может, ты попал в плохую компанию, и теперь тебе светит лет шесть за соучастие в каком-нибудь грабеже? Или толкал наркоту? Или...       — Нет, — Рико наконец-то сдался. Он чувствовал такое облегчение, какое невозможно передать словами. Элен раскусила обман, но не совсем правильно истолковала. И она вроде бы предложила помощь... Может, стоило этим воспользоваться? — Ты не угадала. Я убийца.       — Да ну. У тебя такая милая и наивная мордашка, что я бы и не подумала. И кого ты грохнул?       — Свою... возлюбленную. Но это получилось случайно. Я сам не понимал, что творю.       — Убийство в состоянии аффекта... — задумчиво протянула Элен. — Ты, случайно, не пьяным был?       Рико вспомнил то полубредовое состояние, в котором был тогда, поэтому ответил:       — Да, я был пьян. И до сих пор жалею, что так вышло.       — Паршиво, конечно, но ладно: не мне тебе нотации читать, — Элен хлопнула его по плечу, — когда вернёмся в Рендетлен, похлопочу за тебя перед Глорией. В клане всем будет плевать, что ты там в прошлом натворил. Ты, главное, с алкоголем завяжи, чтобы опять какую-нибудь глупость не учудить.       Рико задумался. С одной стороны, лучшим решением казалось поскорее уехать в какое-нибудь захолустье и «залечь на дно», как выражались детективных романах, которые он когда-то читал. С другой же стороны, предложение Элен тоже было заманчивой идеей. В таком случае у Рико будут безопасность, работа и все условия для жизни. Останется только тщательно скрывать метку и избегать разговоров о своём прошлом. Ну и в целом разве не замечательный план: скрываться в самом логове тех, кто так старательно ищет Нильса Родерика (Элен сама призналась об этом во время разговора)?       — Я согласен, — с трудом выдавил из себя Рико. Он предпочёл бы подумать ещё хотя бы несколько часов, но Элен ждала ответ, поэтому пришлось принимать решение сразу же.       — Молодец. Правда, сразу отвезти тебя в Рендетлен не получится, потому мы с моим напарником, скорее всего, поедем в северном направлении и только потом, если всё пройдёт гладко, вернёмся домой. Поедешь с нами? — Рико кивнул, и Элен продолжила: — Тогда тебе лучше перебраться к нам в гостиницу, потому что нам может понадобиться уехать внезапно. Деньги на то, чтобы снять ещё один номер у меня есть, поэтому можешь не волноваться.       Рико хотел было сказать, что и сам в состоянии за себя заплатить, но Элен, продолжая без умолку болтать, уже потянула его к городу. Оставалось только поплестись следом, указывая дорогу к дому, в котором он на этот раз снял совсем маленькую однокомнатную квартиру с настолько низким потолком, что, находясь в ней, приходилось едва ли не пригибаться.       Порешили на том, что Рико заберёт вещи и оставит вместе с запиской сто двадцать ауров, то есть, плату за целый месяц.       «Видимо, мне не суждено выехать из квартиры, нормально попрощавшись с её хозяином», — подумал Рико и вдруг почувствовал свалившуюся на плечи усталость. Ему надоело убегать, надоело постоянно ощущать страх за свою жизнь и свободу, надоело прятаться, надоело слышать о себе в каждой сплетне.       «Я отдал бы всё ради того, чтобы наконец-то оказаться в безопасности», — до сих пор он формулировал своё самое заветное желание именно так, но теперь, пробыв в Ашене несколько недель, понял, что не окажется в безопасности никогда. Уехав в какую-нибудь глухую деревушку Рико мог избавиться от хвоста в виде преследователей, желавших использовать Меченого в своих интересах, но это не избавило бы от риска, что однажды кто-нибудь увидит метку или сила опять вырвется наружу. Теперь Рико желал совсем другого.       «Я отдал бы всё ради того, чтобы родиться кем-нибудь другим, или ради того, чтобы избавиться от метки на руке и перестать ежесекундно ощущать силу внутри. Я не хочу быть Меченым. Я не хочу быть Нильсом Родериком».       С этой мыслью Рико вместе с Элен дошёл до нужной гостиницы, находившейся в том же районе, где он снимал квартиру.       — Поднимайся на второй этаж. Я пока постараюсь достать тебе номер где-нибудь рядом со мной, — Элен кивнула в сторону лестницы, а сама направилась к стойке регистрации.       Рико послушно пошёл наверх, попутно рассматривая окружающую обстановку. Сама гостиница была не особо помпезной, но в то же время и не обшарпанной. Три звёздочки, красовавшиеся снаружи, на вывеске с названием, ни о чём Рико не сказали, поэтому полагался он только на свои ощущения. Лестница, узкая и тёмная, вскоре закончилась, и начался коридор с множеством дверей, ведущих в гостиничные номера. Узорчатый ковёр устилал пол, в качестве украшений стояли ховеи в больших горшках.       Спустя несколько минут, когда Рико стал уже по второму кругу рассматривать цифры на каждой из дверей, наконец-то пришла Элен.       — Двадцать первый номер, — она победно взмахнула ключами в воздухе, — а у нас с Паулем двадцать пятый и двадцать шестой соответственно. Так что мы с тобой почти соседи.       Сам номер оказался небольшой, но светлой комнатой, в которой располагалась односпальная кровать, заправленная белой простынёй, шкаф, кресло, журнальный столик и тумбочка. Рико положил сумку с вещами на пол и хотел подойти к окну, когда Элен предложила:       — Давай я познакомлю тебя с Паулем?       Рико вздохнул про себя, но сопротивляться не стал. Он уже понял, что Элен всё равно не отстанет, поэтому сейчас лишь кивнул и снова вышел в коридор вместе с ней. Остановились они возле двери с номером двадцать пять.       Уже взявшись за ручку двери, Элен вдруг замерла и повернулась к Рико со словами:       — Ты только не пугайся, ладно? — голос её был серьёзным, а вот глаза во всю улыбались, и Рико это сбило с толку.       — А чего я должен испугаться?       — Ну, скажем так, Пауль сейчас не очень хорошо выглядит, — Элен, кажется, едва сдержала смех при этих словах, но прежде, чем Рико успел задать следующий вопрос, открыла дверь.       Они зашли в небольшой одноместный номер, ничем не отличавшийся от того, который занимала Элен, и человек, стоявший до этого спиной к двери, сразу повернулся в их сторону. Увидев его лицо, Рико сразу понял, о чём говорила Элен, но всё равно побледнел. Выглядел Пауль и вправду не очень: его лицо, избитое и опухшее, покрывали тёмно-синие гематомы, а правый глаз и вовсе почти не открывался из-за огромного кровоподтёка.       — Это ещё кто? — Пауль сверкнул здоровым глазом в сторону вошедших, и Рико под этим взглядом невольно съёжился, втянув голову в плечи. Элен же даже бровью не повела.       — Это Ник, — весело объявила она. — Я пообещала, что устрою его в клан, а пока что он поедет с нами.       — А ты не могла найти себе парня сразу в Рендетлене?       — Он не мой парень. Просто у Ника проблемы с копами, и я решила помочь.       — Ещё лучше: мы теперь тащим за собой всех малолетних преступников. И почему он до сих пор молчит, как рыба? Немой, что ли?       Рико почувствовал, как Элен ткнула его локтем в бок, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Глядя на Пауля, он почувствовал то, о чём раньше лишь читал в книгах.       «Места убийств, особенно массовых или жестоких, пропитываются энергией Смерти, и могут вызывать у Меченых видения, — это явление Рико уже не раз испытывал на себе, но то, что описывалось дальше, он надеялся не испробовать на себе никогда: — Те же ощущения Меченые могут испытывать, находясь подле смертельно раненых или больных людей».       И теперь Рико буквально придавливало к полу от ощущения силы, вернее, энергии Смерти, которую обычные люди не могли ни чувствовать, ни использовать, но накапливали в себе на протяжении всей жизни. Но в этом человеке силы было слишком много... Рико ощущал столько чужой боли, что едва не захлёбывался. Он не мог двинуть ни единой мышцей, поэтому лишь пытался глубоко дышать.       Вдох.       Пуля прошибает грудь, ломает кости, проходит сквозь лёгкие и вылетает с другой стороны...       Выдох.       Раны больше нет. На её месте круглый белёсый шрам, но боль никуда не делась. Она накрывает с головой, исходя из того же места, потому что что-то продолжает отравлять организм и медленно его убивает...       С новым судорожным вдохом видение пропало. Рико наткнулся на взгляд Пауля, тяжёлый, оценивающий, и задрожал, больше всего сейчас желая оказаться где-нибудь подальше отсюда.