Немезида

      Было пасмурно, и Глория всё утро во время сборов недовольно ворчала на то и дело накрапывающий дождь. К счастью, к полудню, ко времени, когда пришла пора отправляться, распогодилось, и все смогли вздохнуть с облегчением, особенно Пауль, которому снова и снова приходилось обсуждать с главой клана мельчайшие подробности плана и слушать её раздражённые придирки, и охрана, на которую Глория срывалась чаще обычного.       Однако в назначенный день, ко времени, когда все приготовления были закончены и те, кто ехал к Кауцам, собрались вместе около особняка Кортесов, настроение у Глории заметно улучшилось. Она даже пыталась подбадривать остальных и шутить. В какой-то момент глава клана окинула Пауля оценивающим взглядом и едко ухмыльнулась:       — А ты ничего такой, когда на бродягу не похож.       — Сочту это за комплимент, — так же с ухмылкой ответил Пауль.       Он не хотел это признавать, но, гладко выбритый, с зализанными на одну сторону волосами и в новом чёрном костюме-тройке с идеально белой рубашкой, он чувствовал себя гораздо увереннее. Даже апатия как будто бы пропала после того, как Пауль, осмотрев себя в зеркале с ног до головы и придя к выводу, что выглядит просто идеально, подмигнул своему отражению.       Сегодня все выглядели идеально: и Глория, хотя её одежда многим могла показаться не слишком официальной: укороченная косуха и обтягивающие чёрные джинсы, — и Дикон, и десяток телохранителей, и несколько других членов клана, и Элен. Пауль кинул на неё взгляд через плечо и ухмыльнулся, удовлетворившись своей оценкой: насупленная и… красивая. Ему вообще очень нравилось, что Элен почти всегда молчала после того инцидента с Мартином. Ну, а то, что она достаточна красива, Пауль никогда для себя и не отрицал. Вечерний макияж, длинные золотые серьги и кроваво-красное платье, переливающееся в тусклом свете солнца, делали её похожей на представительницу высшего общества, о котором в Рендетлене сейчас почти не помнили.       «Закрытый приём» — так обычно называли переговоры между кланами.       В этот раз Август Кауц согласился провести переговоры только на своей территории, что очень не понравилось Глории, которая любила, чтобы всё было под её контролем, а не под чьим-то ещё. А буквально за два дня до назначенной даты Август уведомил ещё и о том, что к ним присоединится клан Уайтов. Пауль в последние несколько дней почти не спал, потому что вся подготовка легла на него.       Август Кауц встретил их с широкими объятиями и такой добродушной улыбкой на лице, словно был искренне рад приезду гостей. В такие моменты мало кто мог распознать в этом безобидном на вид мужчине кровавого тирана, развязавшего не одну войну и погубившего тысячи жизней своей жестокостью. Порой Пауль сам удивлялся, как в этом человеке уживаются одновременно светский аристократ, мастерски умеющий втираться в доверие, и грубый вояка. Впрочем, именно это сочетание, наверное, и помогало Августу все эти годы.              Во время приветствий, пока Кауц отвешивал Глории комплименты всех мастей и радушно пожимал руки всем прибывшим, Пауль чувствовал нарастающее внутри напряжение и угрюмо глядел по сторонам, встав чуть поодаль от остальных. Он не мог не переживать, как бы ни старался доказать себе, что волноваться за клан отныне не его забота. С Фридрихом всё было просто: они с Паулем всегда вели переговоры по заранее намеченному плану, всецело доверяя друг другу. А вот как поведёт себя Глория, Пауль понятия не имел. Позволит ему хотя бы давать советы или отодвинет в сторону и будет говорить так, как сама посчитает нужным? Последует плану или решит импровизировать? Примет к сведению слова Пауля о том, что Августу ни в коем случае нельзя слепо доверять, или купится на красивые речи и умело разыгрываемую преданность?       Увидев в дверях особняка привалившегося к косяку Мартина, Пауль ещё больше насупился. Кауц-младший при виде его тоже не слишком-то обрадовался, даже скривил нос, показывая своё презрение. Впрочем, они и раньше недолюбливали друг друга, а недавний инцидент эту неприязнь только усилил. Пауль, однако, этого показывать не собирался. Главное, чтобы Мартин не сболтнул лишнего.       Оказалось, что к тому моменту Эльза и Дэниэл Уайты — супружеская пара и параллельно главы своего клана — уже прибыли. Пауль в очередной раз мысленно чертыхнулся: ещё в тот момент, когда Кауц сообщил им, что к переговорам присоединится клан Уайтов, стало понятно, что добиться чего-то действительно выгодного для себя будет не просто. Каким бы меркантильным и жестоким ни был Август, все прекрасно понимали, что он в любом случае выступит за ту сторону, где есть Эльза — его единственная дочь.       Лучшим решением в нынешний момент было бы всем объединиться против Железной Леди, но в долгосрочной перспективе этот план был губительным для Глории. Если покончить с Галифаксами, то в Рендетлене останется всего три крупных клана, два из которых повязаны друг с другом кровным родством.       «Выйди замуж за Мартина, — хохотнул Пауль, когда накануне обсуждал всё это с Глорией, — тогда Август точно не нападёт на тебя, когда с Галифаксами будет покончено».       Она в ответ посмотрела на Пауля, как на умалишённого, и ответила с издёвкой:       «Да, и тогда все кланы будут по факту принадлежать Августу и его детям. Замечательный план! Воевать больше пятнадцати лет, чтобы в итоге посадить на трон этого солдафона. Да ни за что в жизни!»       «Ну, если оставить всё так, как есть сейчас, то Кауц, скорее всего, заключит союз с Железной Леди с условием, что воевать они будут против нас. Разберутся с нами, и тогда Август разгромит уже саму Железную Леди и, опять же, сможет занять трон», — пожал плечами Пауль, и тогда Глория подошла к нему почти вплотную и процедила:       «Вот поэтому мне и нужен Нильс Родерик, причём как можно скорее».       «Да каким образом он тебе поможет? Думаешь, право Нильса на престол хоть как-то волнует Августа?»       «Не твоя забота, как я буду его использовать, — отрезала Глория. — Найди Нильса, а дальше я разберусь сама».       Пауль тогда только тяжело вздохнул в ответ, но мысленно дал себе слово, что обязательно найдёт способ узнать о планах Глории.       Прошли переговоры именно так, как предсказывал Пауль: Август Кауц и супруги Уайты были заведомо на одной стороне и относительно своих союзных планов уже определились. Единственным выходом для Глории же оставалось только постараться также вклиниться в этот союз.       Спустя почти пять часов разговоров, споров и обсуждений, в течение которых сначала договаривались об условиях союза, а затем составляли примерный план действий, договор трёх кланов был подписан. Что же в итоге? Глория была в ярости и тихо проклинала всех, когда выходила из зала переговоров. Пауль же считал, что условия, на которых все в конечном счёте сошлись, были не такими уж плачевными. Да, в качестве обязательного условия Эльза Уайт потребовала от Глории немалую сумму за компенсацию ущерба после вооружённой стычки полугодовой давности. Пауль, стоявший за плечом Глории (по традиции, сидеть за столом могли только главы кланов, а сопровождающим полагалось стоять рядом), видел, как она в ярости подалась вперёд, как широко раздувались её ноздри от еле сдерживаемой злости. Это было то, чего он изначально больше всего боялся: что Глория выйдет из себя, покроет всех трёхэтажным матом и гордо удалится. Допустить этого было нельзя, и Пауль, видя, что она уже приготовилась к гневной тираде, крепко схватил её за плечо, предостерегая. Он прекрасно понимал гнев Глории, потому что та стычка, о которой вспомнили Уайты, была на самом деле никакой не стычкой, а попыткой воспользоваться смутой, наступившей после смерти Фридриха. Понятно, что платить за то, что вообще-то являлось лишь актом самообороны, было верхом абсурда, но ведь это плата за дальнейшую безопасность, поэтому, когда Глория обернулась и посмотрела на Пауля так, словно готова была вцепиться ему в лицо, тот ответил ей спокойным взглядом. С пару секунд она сохраняла яростный настрой, но потом всё-таки немного успокоилась и, коротко кивнув, вернулась к разговору с Эльзой. Пауль смог выдохнуть с облегчением.       Стратегию совместных военных действий ещё предстояло дорабатывать, но общий план устроил и Пауля, и Глорию.       Переговоры завершились, поэтому можно было позволить себе расслабиться. Когда все бумаги были подписаны, за окном уже наступил глубокий вечер. По традиции, после переговоров Август пригласил всех отпраздновать заключённый союз в общем зале, который тут же оказался полон людей, ведь главы кланов приезжали всегда с внушительной свитой. Спустя несколько часов почти все успели порядком захмелеть, и Пауль поспешил укрыться в какой-нибудь тёмный угол, пока кто-нибудь не стал приставать с разговорами. Хотелось пропустить пару бокалов шампанского где-нибудь в тишине (можно было бы, конечно, и больше, чем парочку, но Пауль придерживался мнения, что напиваться при чужаках не стоит).       Он взял бокал игристого и, процедив сквозь зубы несколько приветствий, стремительно протолкнулся сквозь толпу к одному из выходов из зала.       Пауль оказался в средних размеров комнате, где, к счастью, сейчас никого не было. Светлые стены, красивые тёмно-голубые портьеры на окнах и картины с морскими пейзажами создавали здесь довольно уютную атмосферу. Из меблировки были только стулья, обитые бархатом, и пара комодов, служивших лишь украшением (вряд ли в их ящиках вообще что-то было, потому что в гостевой части здания не принято было хранить почти никаких вещей).       Прошло каких-то полминуты, за которые Пауль успел только осмотреть комнату, когда к нему пришла Элен. Он посмотрел на неё краем глаза и, не дождавшись вопроса, задал его сам:       — Что-то случилось?       — Да ничего, просто Дикон давно тебя не видел среди гостей.       Мера предосторожности. Начальник охраны старался держать в поле зрения всех из своего клана, чтобы потом не найти кого-нибудь из них лежащим в тёмном углу с простреленной головой.       — Всё в порядке, — отмахнулся Пауль. — Передай Дикону, чтобы лучше следил за другими, а не за мной.       Он на миг задумался, поигрывая пузырящейся жидкостью в бокале, а потом кивнул на него Элен:       — Принеси ещё.       Девушка молча удалилась, и он наконец-то смог остаться в желанном одиночестве.       Когда на лестнице позади него послышались шаги, Пауль отошёл в дальний угол комнаты и сделал вид, что его целиком и полностью занимает одна из картин: маяк на скалистом мысе, изображённый во время шторма, когда небо, почти чёрное от туч, освещают лишь короткие вспышки молний и волны накатывают на берег с огромными брызгами пены.       Шаги остановились где-то за спиной Пауля, и он, не торопясь оборачиваться, устало прикрыл глаза и мысленно взмолился, чтобы прибывшим оказался кто-нибудь из тех, с кем они не были бы знакомы лично. Тот, кому можно было бы равнодушно кивнуть головой и на этом закончить общение.       — Какая встреча, — раздался за спиной голос, в котором в равной степени сочетались притворная радость, злорадство и издёвка. Пауль закатил глаза и в который раз за день чертыхнулся про себя. Нашёл, называется, тихое место. — А я уже понадеялся, что ты там совсем загнулся в своём клоповнике.       Пауль сделал вид, что не услышал этих слов, и продолжил сосредоточенно рассматривать бушующее море на картине, но собеседник ничуть не смутился, а лишь ещё больше приблизился, так, чтобы не обратить на него внимания оказалось невозможно.       — Помнишь меня, Крол? — спросил он, смотря на Пауля снизу-вверх, внимательно следя за его реакцией. — Или тебе ещё и мозги вышибли?       О, этого человека Пауль помнил прекрасно, потому что сам лично вышвыривал его из клана. Роберт Гаррель — редкостная крыса, готовая перебежать к тому, кто заплатит больше.       — Я, кажется, в прошлый раз вполне доходчиво объяснил тебе, что будет, если попадёшься мне на глаза, — ответил Пауль, слегка приподняв бровь. — Или я тебе мало морду набил, что так быстро всё забылось?       Честно, Пауль даже жалел, что на смазливом лице Роберта не осталось никакого напоминания. Если бы за него не вступился сам Дэниэл Уайт, то Роберт отправился бы на плаху за то, что за деньги сливал информацию.       Возможно, не самой лучшей идеей было делать то, что сейчас планировал Пауль. Возможно, стоило позвать охрану или просто уйти подальше от надоедливого Роберта, потому что нарываться на скандал с кем-то из другого клана сейчас, когда только-только был подписан союзный договор, было самой отвратительной идеей, но Пауль слишком сильно ненавидел предателей, особенно тех, которые упивались своей безнаказанностью.       Сохраняя спокойное выражение лица, Пауль медленно поставил полупустой бокал на комод и подошёл к Роберту, который продолжал ухмыляться. Конечно, тот не ожидал нападения, поэтому, когда кулак Пауля крепко приложился к его лицу, не успел даже ничего понять и едва не упал. Роберт ударил в ответ, толкнув Пауля в грудь. И вдруг всё тело свело судорогой и лёгкие как будто кто-то сжал тисками. Пауль так и замер на месте, широко распахнув полные ужаса глаза, потому что даже вдохнуть не мог. Он непроизвольно дёрнулся, когда почувствовал, что начинает задыхаться, и открыл рот, но сделать глоток живительного воздуха не смог, только увидел, как во взгляде Роберта сначала появляется недоумение, потом любопытство, а затем его губы трогает злорадная ухмылка.       «Морфий, морфий», — судорожно проносилось в голове Пауля, но он просто не мог достать шприц из потайного кармана пиджака.       — Что здесь?.. — раздался голос откуда-то сзади, и Пауль облегчённо прикрыл глаза. Элен. Он ещё никогда не был ей так рад, как сейчас.       В высшие силы Пауль никогда не верил, но в этот момент готов был благодарить любых богов за то, что те дали Элен хорошую реакцию. Неоконченный вопрос ещё висел в воздухе, а Роберт уже лежал на полу. Элен схватила Пауля за плечи и потащила его, еле держащегося на негнущихся ногах, к двери в смежную комнату. Перед глазами всё плыло и двоилось. Сквозь пелену боли он почувствовал, как Элен помогает ему лечь на какую-то мягкую поверхность, и услышал голос напарницы:       — Что случилось?       Он сделал над собой усилие и прошептал одними губами:       — В пиджаке… Шприц…       К счастью, Элен не стала задавать лишних вопросов, а сразу кинулась стаскивать с Пауля пиджак. Неаккуратно и чересчур резко, но больнее от её действий уже всё равно быть не могло.       — Купишь себе новую, — услышал Пауль рядом с ухом, и в следующую секунду Элен распорола ножом рукав его рубашки. Укола он почти не ощутил, зато вскоре почувствовал, как по телу разливается облегчение, как лёгкие снова свободно наполняются воздухом, как напряжение в мышцах отступает. Пауль прикрыл глаза и блаженно вдохнул, ощущая неподдельное удовольствие. В голове уже прояснилось, но он спешил показывать это Элен, понимая, что придётся объясняться с ней.       — Ну и что это было? — Та выжидающе скрестила руки на груди, однако в её голосе не было ни упрёка, ни раздражения.       — Что-что, — проворчал Пауль, но, взглянув на неё, почувствовал, что волнуется. Напряжённо выдохнул и произнёс, старательно избегая чужого взгляда: — Боли в груди, вот что. В том месте, куда пуля попала, когда в нас с Кэрол стреляли.       — И что ты себе вкалываешь?       — Морфий. Ничего больше не помогает.       — А врачи что говорят?       — Не знаю. Я не был у врача с тех пор, как меня выписали после комы.       Пауль ожидал, что после его слов Элен опять начнёт возмущаться, и уже готов был спорить, но вместо нотаций услышал только недовольный вздох.       — Что, даже не будешь пытаться меня переубедить?       — А смысл? Ты же упёртый, как баран. Да и не в моей это зоне ответственности. Моё дело — тебя из драки живым вытащить, а в остальном… — Элен развела руками. — Я же не нянька, чтобы тебя за ручку к доктору водить.       Когда она закончила говорить, наступило молчание, неуютное и какое-то неправильное, которое хочется поскорее заполнить словами, но слов-то и нет, потому что собеседники не знают, о чём говорить друг с другом. Элен, погружённая в свои мысли, смотрела куда-то в сторону, а Пауль думал о том, чем обернётся для него тот факт, что она теперь знает о его проблеме с болями и наркотиками. Конечно, не стоило говорить ей правду. Стоило соврать или хотя бы утаить некоторые факты, например, сказать, что в шприце было сильное обезболивающее, и не уточнять, какое именно. Но в тот момент, когда Элен начала задавать вопросы, Пауль был ещё не в том состоянии, в котором был бы способен думать о последствиях или выдумывать правдоподобную ложь. Да и что теперь об этом жалеть, когда у Элен уже есть козырь в рукаве против него? Теперь надо думать, что с этим делать.       — Я слышала, ты на днях послал несколько десятков солдат к Императорскому дворцу, чтобы они искали под завалами останки Нильса, — наконец нарушила молчание Элен, выводя Пауля из раздумий.       — Ну и? — отозвался он.       — Но это же бесполезно.       Пауль пожал плечами:       — А что ещё делать? Это хотя бы что-то.       — Повторюсь: это просто бесполезно. Всё, что они могут найти в лучшем случае, — кости трёхлетнего ребёнка, но ты никак не докажешь, что эти кости принадлежат именно Нильсу.       — А мне плевать, принадлежат они ему или нет, — прошипел Пауль, глядя на Элен снизу-вверх, и в глазах его зажёгся безумный огонёк. — Моё дело — сделать вид, что я очень озабочен поисками этого Нильса, состряпать легенду, которая бы доказала, что найденный в развалинах скелет — это он, и подсунуть Глории. А она уже пускай разбирается.       — Но…       — Меня не волнует, зачем ей всё это нужно. Раньше волновало бы, а теперь меня волнует только имя того, из-за кого погибла Кэрол.       Он не понимал, зачем рассказывает всё это Элен, учитывая, что эта информация опять была компроматом на него, но почему-то просто не мог остановиться. Может, ему просто хотелось выговориться, и готовый выслушать собеседник оказал на него такое влияние. Может, это наркотик, разливаясь по венам, оказывал такое влияние, усыпляя бдительность. Может, всё сразу, но факт оставался фактом: Пауль рассказал Элен абсолютно всё, о чём следовало молчать, и, кажется, сумел ошеломить её. Он видел, что она застыла почти что в ступоре, и испытывал в этот момент не страх, что она может обо всём донести Глории, а удовлетворение.       — Это так интересно, — произнесла Элен спустя минуту тишины, задумчиво глядя куда-то в сторону.       — Что интересно?       — Мы с тобой не были знакомы раньше, но я часто тебя видела. Я видела, каким ты был. Когда дежурила по ночам, видела, как ты уходишь под утро. Днём видела, как ты носишься то туда, то обратно, как раздаёшь приказы, как споришь с кем-то. Ты никогда не стоял на месте, а теперь закрылся в своём горе и ни на что не обращаешь внимание.       — Вот только не надо заводить песню о том, что «она хотела бы, чтобы ты продолжал жить». Я пытался жить. Полгода пытался убедить себя, что всё пройдёт, что горе не вечно. — Пауль вздохнул. — Не прошло. Я должен отомстить за неё, а потом умереть.       — А ты не думал, что это страх? — произнесла Элен, и этот неожиданный вопрос на мгновение ввёл Пауля в ступор.       — Страх чего?       — Ну, возможно, ты убеждаешь себя, что не можешь жить без Кэрол, хотя на самом деле просто боишься начать сначала? В смысле, боишься, что всё может повториться.       — Ты хоть понимаешь, что несёшь? — процедил Пауль, еле сдерживая поднявшуюся внутри волну ярости. — Я люблю Кэрол. Больше жизни люблю.       — Любви не бывает, — жёстко отрезала Элен и, отреагировав на то, как Пауль ошеломлённо уставился на неё, добавила: — Бывает влюблённость, бывает страсть, бывает зависимость от другого человека, бывает привычка, но той «настоящей» любви, о которой так много говорят, не существует.             Пауль открыл было рот, чтобы возразить, но потом передумал. Взгляд его заскользил по ровным линиям паркета, словно в поисках ответов, но в конце концов Пауль так и не нашёл, что сказать. Чем возразить Элен? Да и кому нужны эти возражения, кроме него самого? Он тяжело вздохнул и решил, что пора заканчивать и без того затянувшийся разговор и возвращаться к остальным членам клана, пока Дикон не поднял всю охрану на уши.       Пауль уже направился в сторону выхода, когда какая-то сила заставила его остановиться и ощутить непонятное чувство внутри. Что-то, очень похожее на вину или… раскаяние?       — Спасибо, — произнёс Пауль почти нехотя, однако почувствовал при этом что-то сродни облегчению.       — За что?       — За то, что ты мне жизнь спасла. Дважды. И… прости, я был не справедлив с тобой.       — Ты тоже прости, — услышал он в ответ и почувствовал, что улыбается.