Немезида

      На часах было около девяти утра, когда Элен, сидя на кухне с чашкой горячего кофе в руках, смотрела в одну точку сонным взглядом и пыталась проснуться. Ещё недавно она работала в ночную смену, поэтому всё никак не могла привыкнуть к новому режиму, но всё равно была рада. Рада, что наконец-то сменила ненавистную работу телохранителя на что-то действительно интересное. Элен нравилось общаться с людьми, работать в команде, рисковать, а не стоять на одном месте, сторожа комнату Глории, поэтому предложение стать напарницей Пауля она приняла не раздумывая.       Она ни разу не общалась с ним лично до вчерашнего дня, но много раз видела его раньше, когда при Фридрихе Кортесе стояла на посту у главного входа. В те времена в каждом движении Пауля, в каждом слове и взгляде чувствовалась какая-то внутренняя сила. Он выглядел моложе своих лет, часто смеялся и в целом излучал такой оптимизм, что другие тоже им проникались. Но вчера Элен лично убедилась, что слухи правдивы и в нынешнем Пауле не осталось ничего от прошлого. Он стал похож на занудного старикана, уставшего от жизни и вечно недовольного, да и выглядел теперь лет на десять старше, чем ему было на самом деле.       Элен надеялась многому научиться у Пауля, но по факту получила напарника, которому абсолютно плевать на кого бы то ни было. Например, вчера ей так и не удалось выведать, по какому графику они будут работать, и это просто выводило из себя, потому что она не понимала, что делать. Где искать Пауля? Куда приходить? В какое время приходить? Как связываться друг с другом? Элен, конечно, хотела встать сегодня пораньше и караулить Пауля возле особняка Кортесов, но что-то пошло не по плану, и в половину десятого она только-только почувствовала себя достаточно бодрой, чтобы идти делать макияж.       Элен знала, что красива и без него. Она любила свою внешность целиком и полностью: гладкую, медового цвета кожу с россыпью веснушек на щеках, карие глаза миндалевидной формы с длинными ресницами, мягкие, но выразительные черты лица и слегка вьющиеся волосы сандалового цвета со стрижкой каре. Элен наносила макияж почти ежедневно только потому, что ей нравилось смотреть, как всего за несколько штрихов меняется внешность, хотя сама привычка появилась ещё в юности, когда ей в голову вбивали, что выйти в свет ненакрашенной — это дурной тон. Впрочем, стереотипы, в которые свято верили её родители, никогда не вызывали у Элен ничего, кроме снисходительной ухмылки или раздражения. Наверное, поэтому она и сбежала в семнадцать, понимая, что уж лучше неизвестность, чем брак по расчёту, которого бы ей тогда было не избежать. С тех пор прошло восемь лет, и Элен ни разу не пожалела о своём решении. Здесь, в Рендетлене, где никого не волновало её происхождение, она смогла избавиться от бремени наследницы древнего рода и начать жить так, как хочет сама, а не так, как пытались устроить родители, стремившиеся оградить её от любых опасностей.       Сейчас Элен снимала небольшой дом в шаговой доступности от дома клана. Совсем маленький: совмещённая с гостиной кухня, спальня, больше похожая на кладовку, и ванная комната — зато с электрогенератором, что сыграло решающую роль при выборе жилья. Впрочем, Элен могла даже самую убогую каморку превратить в уютное место, в которое захочется приходить с удовольствием. Вскоре после её переезда в этот дом стены комнат оказались обклеены новыми обоями, а затем сменилась и мебель. Теперь комнаты были оформлены в спокойных светлых тонах, а обстановка стала простой, но уютной.       Элен как раз заканчивала макияж, когда в дверь осторожно постучали, и сразу же открыла, зная, кто мог прийти к ней.       — Привет, Зои. Есть новости?       Зои — молодая девчушка лет восемнадцати — работала горничной в личной половине дома клана и была в курсе всего, что там происходит. Элен подружилась с ней, когда работала телохранительницей.       — Он уехал к Кауцам, — пытаясь отдышаться, произнесла Зои, тяжело привалившись к дверному косяку. Видимо, со всех ног побежала к Элен, как только узнала про Пауля.       «Чёртов упрямец», — пронеслось в голове, и Элен, подавив приступ злости, спокойно поинтересовалась:       — Давно уехал?       — С час назад.

***

      «Чёрт, чёрт, чёрт», — только и крутилось в голове, пока Элен неслась на мотоцикле в сторону северо-запада Рендетлена, где располагалась территория клана Кауцев.       Внутри кипела злость, и Элен стискивала челюсть, заставляя себя следить за дорогой, а не думать о том, как здорово было бы хорошенько вмазать Паулю. Ей было наплевать, из каких побуждений он не хочет принимать помощь, но сидеть в стороне она не собиралась. Вернее, изначально Элен шла на первую встречу с мыслью, что совместная работа подразумевает доверие между её членами, а не постоянное нахождение рядом друг с другом, но очень быстро поняла, что в случае с Паулем ни о каком доверии речь не идёт. Что ж, придётся показать ему, что так просто отделаться от напарницы у него не получится.       Кауцы после смерти Фридриха Кортеса стали единственным кланом, где до сих пор руководил изначальный главарь. Августу Кауцу было уже больше шестидесяти, но говорили, что хватку он с годами не теряет, разве что становится более подозрительным. Его клан сформировался одним из первых и по сей день, пока другие то внезапно появлялись, то так же внезапно исчезали, оставался одним из самых влиятельных. Конечно, ведь воевать против Августа — бывшего военного министра и превосходного стратега — и его отлично вооружённых солдат не решался почти никто.       В отличие от территории клана Кортесов, располагавшейся на месте ничем не примечательного частного сектора, Кауцы разместились на месте, раньше именовавшемся Дитизом, — районе небольших вилл, принадлежавших когда-то мелкой аристократии и зажиточным горожанам.       Сам Август Кауц занимал особняк, который когда-то построил для себя и своей семьи в честь того, что император наградил его потомственным статусом графа за боевые заслуги. Едва увидев это здание, Элен скривилась, потому что один только его вид давал понять, что у хозяев напрочь отсутствует чувство вкуса. Архитекторы явно пытались подражать готическим усадьбам старой аристократии, выстроившимся вдоль берегов реки Ренд, но в погоне за обилием статуй, стрельчатых окон, арок и других украшений, которые бы свидетельствовали, что обладатель виллы — состоятельный человек, забыли о том, что строение у них не такое уж большое и нагромождение архитектурных элементов будет смотреться нелепо.       Охрана на входе быстро обыскала Элен и забрала пистолет. Досмотр чужаков перед входом в дом клана давно стал больше ритуалом, чем реальной мерой предосторожности, потому что почти все научились прятать оружие так, чтобы его непросто было найти.       Элен проводили в комнату на первом этаже, походившую на смесь гостиной и зала ожидания. Внутри дом клана был обставлен так же безвкусно, как выглядел снаружи. В глазах рябило от обилия позолоты, узоров, картин, резной мебели, ваз и статуэток. Элен подошла к одному из окон и сделала вид, что смотрит на сад, но думала совсем о другом. Она понимала, почему Пауль поехал именно к Кауцам: логично было попытаться узнать о судьбе Нильса у того, кто лично присутствовал на казни, а Август Кауц не только присутствовал, но и руководил ей. Элен не собиралась вмешиваться в переговоры с ним, потому что Пауль, лично знавший глав всех кланов, явно справится с этой задачей гораздо лучше неё, но она могла попытаться узнать что-нибудь, находясь на чужой территории.       — Не знал, что Кролу нравятся рыжие, — внезапно раздалось за спиной, и Элен едва удержалась, чтобы не вздрогнуть, а спокойно развернуться и посмотреть на молодого мужчину, спускающегося в комнату по винтовой лестнице.       Элен узнала его по протезу на месте левой руки: это был Мартин — младший сын Августа Кауца и будущий наследник, потому как три старших его брата погибли, а единственная сестра вышла замуж за главу клана Уайтов. Одни говорили, что Мартин, которому через пару лет уже стукнет тридцать, однажды убьёт отца, чтобы наконец получить власть, а другие — что он и слово против воли Августа не скажет и так и будет сидеть в его тени.       — Рыжие всем нравятся, — ответила Элен, глядя в серые глаза Мартина, и хотела добавить: «А вот парни с оттопыренными ушами и лицом, похожим на блин, никому не нравятся», — но всё-таки сдержалась.       Она наблюдала, как он ловко запрыгивает прямо на стоящий посреди комнаты стол, и попутно отмечала, как он управляется с протезом. Руки Мартин, исходя из рассказов, лишился на войне около десяти лет назад и сейчас обращался с бионическим протезом, какие можно было поставить только за границей, словно с родной конечностью.       — С чего вам вдруг понадобился Нильс Родерик? — спросил Мартин, беззастенчиво разглядывая Элен.       Этого она не знала, но сделала вид, что вопрос её ничуть не смутил, и ответила:       — Он имеет право на трон.       — Не думаю, что его право на трон кого-то волнует.       Элен отметила, что Мартин напоминает ей кота привычкой щуриться, глядя на собеседника, хитрым взглядом, манерой растягивать гласные в словах и полуулыбкой, превращающейся в хищный оскал, когда Мартин пытается улыбнуться.       — Ты был на казни?       Мартин ухмыльнулся:       — Я в ней участвовал. Более того, — он спрыгнул со столешницы и подошёл совсем близко к ней, так, что горячее дыхание обожгло ей ухо, — это я застрелил его.       «Врёшь», — подумала Элен, но промолчала. Умение отличать ложь от правды было одним из немногих приобретённых в среде аристократов навыков, которые оказались действительно полезными, и сейчас Элен явственно ощутила, как изменился голос Мартина на последних словах. Да, он просто хотел покрасоваться, но интересно было то, что лгал он только об убийстве Нильса, но не врал насчёт участия в казни. Элен усмехнулась про себя, понимая, что нашла ниточку, которая может привести к правде, и спросила:       — Хочешь сказать, что все слухи о том, что его тело не нашли, — это всего лишь россказни?       — Его похоронили отдельно ото всех.       «Врёшь напропалую», — и снова Элен сделала вид, что поверила:       — И зачем же?       Мартин пожал плечами, словно говоря: пути господни неисповедимы:       — Прихоть отца. Но я знаю то место, где этого Нильса закопали.       — Покажешь? — Элен посмотрела ему в глаза и постаралась придать своему голосу флиртующие нотки: пусть думает, что сумел произвести на неё впечатление.       — Могу даже откопать его для тебя, — произнёс Мартин почти шёпотом, словно боясь, что их могут услышать.       — Правда?       — Да, но только с одним условием: приходи одна.       — Куда?       Он на секунду задумался:       — Скажем, через неделю в полночь на Главной площади. Раньше не смогу.       — Хорошо, — Элен легко улыбнулась и посмотрела на него сквозь полуприкрытые веки, — только и ты приходи один.       — Естественно… — начал Мартин и вдруг запнулся. Видимо, до него дошёл абсурд ситуации: они стоят совсем близко друг к другу; он уже поднимает руки, чтобы обнять её за плечи, но до сих пор не знает её имени.       — Элен, — подсказала она.       — Естественно, Элен.