Немезида

      В ночном небе не было ни звёздочки; только луна — бледно-жёлтый диск на фоне чёрного полотна — молчаливо освещала город. Этот город — произведение искусства, превратившееся в трущобы после войны и революции, место, где никто не мог чувствовать себя в безопасности, потому что смерть не покидала грязных улочек и пряталась в глубине заброшенных зданий. Серые коробки небоскрёбов и шпили готических замков, причудливо сочетающиеся на фоне друг друга, выглядели в призрачном свете одинаково мрачно. Уже давно в ночном Рендетлене было не найти горящий фонарь или освещённое окно. Здесь ночи, наполненные грохотом выстрелов, сменялись вот такими, как сегодня, когда вместо отдаленного рёва мотоциклов напряжённый слух улавливал лишь тишину. И давний житель этих мест знал, что именно таких ночей, тёмных и обманчиво тихих, стоит опасаться больше всего.       Но сегодня на душе у Пауля было неспокойно по другой причине. Он и сам не мог объяснить, почему сердце трепыхается в груди, а все мышцы напряжены, словно в ожидании нападения, ведь, казалось бы, предстоящая встреча не принесёт ничего нового, но что-то всё же заставляло тревожно считать минуты до неё. Чутьё его никогда не подводило, и раньше предвкушение очередной заварушки вызывало лишь приятный мандраж. Сейчас же Пауль клял себя на чём свет стоит, потому что успокоить внутреннего зверя, почуявшего запах крови и готового рваться в бой, оказалось просто невозможно. Больши́х усилий стоило даже просто заставить себя стоять на одном месте, а не расхаживать из угла в угол.       Когда за спиной с противным скрипом открылась дверь, Пауль даже не обернулся, хотя в Рендетлене такая неосторожность легко могла стать смертельной.       — Выйди и закрой дверь с той стороны, — коротко бросил он спокойным, даже скучающим тоном, усиленно делая вид, что чёрный небосклон за оконным стеклом гораздо интереснее гостя.       — Всё упрямишься, да, Крол? — усмехнулся за спиной знакомый грубоватый голос. — Продаваться, так подороже, а?       Огромных усилий стоило не развернуться и прямо сейчас не врезать Саймону, хотя внешне Пауль оставался абсолютно спокоен. Только судорожно сжатые за спиной кулаки и раздувающиеся ноздри выдавали его бешенство. Саймон достаточно хорошо знал Пауля, чтобы суметь задеть за живое с первой же фразы, и это просто выводило из себя.       — Ты прекрасно понимаешь, что я отказываюсь не потому, что хочу набить себе цену, — прорычал он в ответ.       — А ты прекрасно понимаешь, что тебя оставили в покое не просто так.       Пауль устало вздохнул, потому что понимал, что Саймон опять прав. Слишком глупо и наивно было бы полагать, что человек, бывший когда-то правой рукой главаря клана, смог бы вернуться к спокойной жизни. И пусть Пауль ни разу не замечал за собой слежки, он прекрасно знал, что и за его комнатой, и за любыми передвижениями и контактами непрерывно наблюдают люди Кортеса. Так, на всякий случай, чтобы вовремя всадить пулю, если Пауль попытается сболтнуть лишнего, и защитить от тех, кто хотел бы выведать тайны или переманить на свою сторону. Непонятно здесь было только одно: зачем такие сложности, если гораздо проще было объявить его дезертиром и убить сразу же? Тем более, что Фридриха Кортеса, бывшего для Пауля не только боссом, но и старым другом, сменила его дочь Глория Кортес, которая, по слухам, не щадила никого.       За спиной раздался сухой треск: видимо, Саймон уселся на единственный в комнате стул и долго пристально смотрел на Пауля, отчего по спине пробегал холодок.       — Я не узнаю тебя, Крол, — спустя пару минут напряжённого молчания наконец произнёс Саймон.       — Я так сильно изменился? — усмехнулся Пауль, хотя прекрасно знал: изменился. Всего за несколько месяцев постарел лет на десять и весь иссохся; взгляд серых глаз потух, а на лице почти никогда не появлялась улыбка, тем более, искренняя.       — Труп лучше выглядит, чем ты. А ты ещё и тряпкой стал: только ноги об тебя и вытирай.       Пауль обещал себе, что больше никогда не вернётся к прежней жизни. Достаточно с него политики, расследований, перестрелок — он был уверен, что смерть Кэрол и кома после тяжёлого ранения убили в нём все чувства, оставив только пустоту. И в первые два месяца искренне считал, что пыльный чердак, заваленный старыми коробками, и работа токарем на одном из немногих работающих заводов — это лучший вариант.       Но время шло, раны заживали, а на место апатии приходила жажда мести. Пауль был не из тех, кто сдаётся после неудач, даже самых страшных, поэтому спустя два месяца после ухода в отставку уже с жаром следил за всеми новостями и думал, зачем же его оставили в живых.       — Глории нужны те, на кого можно положиться, — словно прочитав его мысли, сказал Саймон.       — Я не собираюсь работать на эту стерву, — почти прорычал Пауль и тут же замер: в одно мгновение Саймон очутился у него за спиной и стоял теперь почти вплотную.       Пусть они были примерно одного роста, но Саймон был значительно шире в плечах и в целом гораздо крупнее и мускулистее. Ощущать на затылке дыхание такого громилы — удовольствие не из приятных.       — На этот раз тебя никто не спрашивает, Крол: ты либо соглашаешься на наши условия, либо получаешь пулю в лоб.       — Тогда передай Глории, что я предпочту пулю в лоб.       Они с Саймоном всегда недолюбливали друг друга, поэтому, кожей чувствуя сердитый взгляд на своём затылке, Пауль не сдержал ухмылки.       — Если бы не убийство Фридриха, ты получил бы её ещё полгода назад. Но Глории сейчас остро нужны такие, как ты. Верные.       Верные. Пауль несколько раз повторил это слово про себя и вдруг ощутил укол вины. Он ли верный, если оставил клан в переломный момент? А ведь если подумать, то получится, что Пауль ещё и косвенно виноват в возникновении этого самого переломного момента. Если бы он сумел вовремя понять, что нельзя доверять Рафаэлю, то Фридрих, возможно, был бы сейчас жив...       — Глория предлагает тебе сделку: ты возвращаешься на прежнюю должность хотя бы на некоторое время, пока в клане окончательно не восстановится порядок, а по истечении срока получаешь то, о чём мечтаешь.       Пауль усмехнулся:       — И о чём же я мечтаю?       — О мести.       По телу прошла невольная дрожь, тут же сменившаяся напряжением в каждой мышце. Снова то самое предвкушение боя... Пауль усилием воли заставил себя расслабиться и успокоить внезапно участившееся дыхание, но сердце в груди по-прежнему колотилось в бешеном ритме.       Все эти месяцы в душе Пауля соперничали два волка. Первый — чувство вины и горя — та самая пустота в сердце и слёзы в подушку, та самая мысль: "Я мог бы её спасти", заставляющая ощущать себя ненужным в этом мире, то самое понимание, что пуля предназначалась не Кэрол, а ему. И второй волк — жажда мести, которая и удерживала Пауля от самоубийства.       А Саймон в это время продолжал:       — Глории потребовалось много времени, чтобы выведать имя киллера, который стрелял в тот день. В обмен на помощь ты получишь это имя и любые ресурсы, которые потребуются тебе, чтобы узнать, кто заказал убийство.       Он сможет отомстить за Кэрол... Сможет отомстить, а потом со спокойной душой умереть, зная, что в этом мире его ничего не держит... Пауль не заметил, как впервые за эти месяцы вновь распрямил успевшие ссутулиться плечи. На губах заиграла хищная улыбка, а в глазах, кажется, снова зажглась та искра, которую раньше мог увидеть каждый, кто в них смотрел. Да, он прекрасно понимал, что ничто уже не сможет пробудить в нём жажду жизни, но ведь желания отомстить вполне хватит, чтобы её заменить.

***

      Свобода — этим словом Пауль мог назвать свои ощущения во время каждой поездки на мотоцикле. Когда мимо с чудовищной скоростью проносятся здания и пустынные перекрёстки, сливающиеся в единую серую массу, можно забыться и не думать ни о чём, кроме дороги впереди, можно почувствовать себя птицей в бескрайнем небе, можно забыть о том, где ты находишься и что тебя сюда привело...       В дореволюционные времена это был промышленный район, перспективный и развивающийся, от которого теперь остались развалины. Огромные многоквартирные дома, строившиеся когда-то для рабочих с заводов, оказались заброшены; опустевшие фабрики стали рынками сбыта наркотиков и оружия. Пауль ненавидел этот район Рендетлена больше всего. Даже трущобы на западных окраинах казались приветливее, чем эта дыра, куда, кроме как за товаром или киллером, никто не совался.       Но постепенно пустые коробки домов, мрачно глядящие, словно пустыми глазницами, окнами с выбитыми стеклами, и навечно замершие фабрики сменялись деревьями и разросшимися кустарниками. Серость уступала место царству буйной растительности — тому, что когда-то называлось городским парком. Только вот клумбы здесь давно заросли, фонтаны высохли, а большинство скульптур разрушены, на оставшихся же были отчетливо видны следы от пуль, напоминающие, что по тихим аллеям больше никто не гуляет. С веток деревьев стаями слетали птицы, испуганные появлением внезапного гостя — одинокого мотоциклиста, быстро проносящегося по пыльным дорожкам.       За парком — наконец-то жилой квартал — так называемая территория клана Кортес. С обеих сторон улицы стояли почти одинаковые одно- и двухэтажные дома из серого или красного кирпича. Практически все с темными, неосвещёнными окнами: с подачей электричества было туго, а позволить себе электрогенератор или солнечные батареи мог далеко не каждый.       Пауль остановился около красивого, даже несколько старомодного дома из белого кирпича, снял шлем, знаком велел двум охранникам на входе позаботиться о его мотоцикле и зашёл в здание. На четвёртом этаже Пауля в своём кабинете, который ничуть не изменился после смерти бывшего главаря, ждала Глория Кортес. Она ничем не отличалась от своего отца: ни характером, ни поведением, ни методами ведения борьбы — разве что обманчиво хрупкое телосложение и мягкие черты лица достались ей от матери. В общем, она была безумно похожа на Фридриха Кортеса, но что-то в ней всё же заставляло Пауля почти что ненавидеть её.       — Я хочу, чтобы ты нашёл Нильса, — она стояла к нему спиной в полутёмном кабинете, едва ли освещаемом двумя неоновыми лампами, но один лишь тон, каким были произнесены эти слова, говорил о том, что Глории абсолютно наплевать на собеседника.       Пауль смотрел на её невысокую худощавую фигурку, одетую в чёрный комбинезон, на её светлые волосы со стрижкой под мальчика, на поблёскивающую в одном ухе серёжку, но перед внутренним взором стояло только её лицо, сейчас обращённое в сторону окна, на котором всегда было одно и то же выражение — глубочайшее презрение абсолютно ко всем — и застывшее в раскосых зелёных глазах высокомерие.       — Какого ещё, чёрт возьми, Нильса? — наконец произнёс Пауль слегка заторможенно, на что Глория раздражённо фыркнула:       — Не притворяйся тупым. Ты должен найти Нильса Родерика.       — Это невозможно, — в голосе Пауля появились стальные нотки, а сам он весь напрягся, словно готовясь защищаться, — вся императорская семья погибла больше пятнадцати лет назад. И то, что тело младшего наследника не нашли, ни о чём не говорит.       — Хорошо, — ему показалось, или Глория действительно насмехается над ним? — Тогда приведи его сюда живым или докажи, что он умер.       — Зачем он тебе?       — Не твоё дело, — отрезала Глория. — Твоё дело найти Нильса Родерика живым или мёртвым, а потом получить имя киллера, который убил твою ненаглядную Кэрол.       Кэрол... Это имя до сих пор отзывалось болью в сердце и заставляло сжимать кулаки, чтобы побороть ком в горле.       — Хорошо, — процедил Пауль и уже развернулся, чтобы поскорее уйти из кабинета, но у двери его снова догнал голос Глории:       — И вот ещё: я решила выделить тебе напарницу, чтобы дело шло быстрее.       Пауль, уже успевший взяться за ручку двери, так и замер, поражённый этими словами, точно громом. Он надеялся, что ослышался, надеялся, что Глория имела в виду что-нибудь другое...       — Я работаю один! — внезапно выкрикнул Пауль, и сам удивился, насколько резко это прозвучало. Такой ли реакции добивалась от него Глория? Играет ли на её губах злорадная ухмылка, или она удивлена не меньше его?       — Как ты работаешь и с кем, решаю я. Либо ты работаешь с Элен, либо идёшь к чёрту.       Глория наконец-то повернулась к Паулю лицом, и даже в полумраке комнаты было отчётливо видно, как в её глазах сверкает ярость. Они стояли друг напротив друга, как две противоположности: Пауль, высокий, довольно широкий в плечах, темноволосый, с грубыми чертами лица, и Глория — блондинка с миловидными лицом и хрупким телосложением. С минуту они молча испепеляли друг друга взглядами, и только потом Глория усмехнулась:       — Неужели ты сомневаешься? А как же месть, а, Крол? Ты ведь знаешь, что киллеры скрываются почти безупречно. С моими возможностями поиск того самого, который грохнул твою подружку, занял почти полгода. А у тебя это займёт годы.       — С таким же успехом я могу все эти годы потратить на поиски твоего Нильса.       Глория лишь пожала плечами:       — Выбор за тобой. Хочешь и дальше убиваться по своей подружке — ну и катись отсюда.       Пауль на миг закрыл глаза. Чего ему стоило, используя ресурсы клана, найти доказательства того, что Нильс Родерик мёртв? Чего ему стоило согласиться работать с напарницей и просто отказываться от её помощи в обход запретов Глории? Ведь ещё недавно Пауль думал, что готов на что угодно ради мести, а теперь сомневается из-за... напарницы. Из груди вырвался усталый вздох: Пауль ненавидел себя за эту нерешительность, и в то же время понимал, что сомнения вполне оправданные, ведь он не мог допустить, чтобы история Кэрол повторилась...       Кэрол была его напарницей, потом возлюбленной, потом невестой, а потом... То, что было потом, осталось в памяти лишь кусками. Пауль отчётливо помнил только миг, разделивший жизнь на до и после. Секунду назад Кэрол улыбалась, и сердце наполнялось счастьем от этой улыбки, а в следующее мгновение уже лежала с пулей в груди...       Пауль узнал о том, что она умерла, только когда вышел из комы. Оказалось, что его самого подстрелили сразу после Кэрол и их обоих нашли в тяжёлом состоянии. Только вот Паулю повезло немного больше и спустя месяц неутешительных прогнозов он всё-таки очнулся. Очнулся, чтобы узнать, что потерял не только любимую девушку, но и старого друга.       Многие думали, что Пауль после ранения струсил, стал трястись за свою жизнь и поэтому решил отойти от дел. В чём-то они были правы, ведь он действительно стал бояться, только вот не за себя, а за тех, кто его окружает. От него зависело слишком многое, и слишком многие оказывались в смертельной опасности, просто находясь рядом с ним. Если бы он шёл хотя бы два шага впереди Кэрол, то она осталась бы жива, потому что Пауль на все сто был уверен, что целью киллера был только он. Если бы он не валялся в больнице при смерти, то Фридрих остался бы жив, потому что Пауль не подпустил бы к нему Рафаэля...       — Я согласен на твои условия, — наконец вздохнул Пауль и увидел, как на лице Глории расцветает победная ухмылка, на которую Пауль не мог ничего ответить, кроме как отвести взгляд, хотя внутри клокотала злость.       Пауль прекрасно понимал, что понадобился Глории явно не из-за якобы выжившего наследника престола. Поиски Нильса Родерика были лишь предлогом, а вот настоящая причина крылась в чём-то другом. Если Глория, имеющая власть, деньги, связи и целую армию людей, смогла найти киллера, который стрелял в Пауля, то и найти Нильса было бы для неё не такой уж непосильной задачей. Зачем же ей понадобился именно Пауль? И зачем ей Нильс Родерик?