Мешок Санты

Чана оглушило знатно. Чистая сила — это всегда мощно. Но он тут самый взрослый, а значит надо вставать. Или хотя бы достать телефон, включить фонарик и оглядеть ущерб. — Мда, — голова болела так, будто он мешал градусы всю ночь. Чонин валялся в отключке, а у Минхо изо рта катилась струйка крови. Медленно так. Оглушающе тихо в этой каменной тишине. Чан, пошатываясь, встал. Доковылял до бара и включил приглушённый свет: он не любил электричество, но зажигать свечи было выше его сил. Налил себе рюмку портвейна и выпил. Стало полегче. Решил, что смерть лучшего ученика школы Добра ему не простят, вздохнул и, пошатываясь, добрался до юноши. Зрачки на свет реагировали. Это было хорошо. Плохо было то, что Минхо приложился головой. И Хёнджин хорошенько спутал его энергетические нити. По-хорошему тут нужен хирург, но для начала сойдёт и аспирин. Мальчишка был лёгким. Чан удивился: думал, у Минхо много грешков, но нет. Он положил его на диван, стёр кровь с щеки и аккуратно напоил раствором аспирина — шипучка, которая должна быть у любого бармена. Осторожно погладил по волосам и только после этого повернулся к Чонину. Вздохнул. В прошлый раз он еле его поднял. Но Хёнджин, видимо, вместе с духом выбил из Чонина всё плохое. Или хотя бы половину. Потому что весил Чонин как обычный парнишка его возраста. И легко уложился на диван. — Так, дети, и что с вами делать? — вообще-то Чан говорил сам с собой. Но Минхо, прокашлявшись, ответил: — Холить и лелеять, — он поднял взгляд на Чана. Голова болела, перед глазами были мутно. — Хёнджин-таки сбежал? — Ага, — Чан пожал плечами, а Минхо выругался. Под звуки отборного мата проснулся Чонин: — Воу! А я думал, хорошие мальчики не ругаются, — открывать глаза не хотелось. — Индюк тоже думал, — Минхо огрызнулся. Посмотрел в потолок и заныл, — за что мне всё это? — Ну-ну, — Чан погладил его по волосам, — по сути, ничего страшного не произошло. — Тебе блондина вообще не жалко? — Минхо приподнялся на локтях. Изогнул бровь. Чан не любил смерти, особенно детские. — Хёнджин вроде сказал, что Феликс, — Чонин выделил, потому что имя — это важно, — не умрёт. Что-то на пафосном. — Хёнджин рос впроголодь и соображает сейчас на уровне ребёнка, которому, впервые за девятнадцать лет дали еды. Притом не просто еды… — Минхо понизил голос, — а самой вкусной, вожделенной и желанной, — нагнетание обстановки закончилось, и Минхо вернул нормальный тон. — Конечно он не хочет, чтобы рай закончился. — Тогда надо его найти и объяснить, — Чан вздохнул. Духи, которые убили свою любовь, становились страшными бедствиями. В прошлый раз это обернулось Корейской войной. — Отобрать Феликса, стереть ему память и устроить ему выигрыш в лотерею, ты хотел сказать, — Минхо сел, облокотившись на спинку дивана. Откинулся, пытаясь восстановить дыхание и потоки: Хёнджин приложил его довольно мощно. — Для начала — просто поговорить, — Чан успокаивающе улыбнулся. — Не в моих интересах принимать в семью зло, бывшее добром, — он ушёл за барную стойку и тихо добавил. — От таких всегда беды. — Ладно, в любом случае, их надо найти, — Чонин хотел приключений. Он потёр руки, — где искать будем? — Я буду, — Минхо зарычал. — Один. — Не будешь, — безапелляционно. — Братишка пойдёт с тобой, — он ухмыльнулся, — сам же хотел налаживать контакт с обратной стороной. Вот и налаживай, — Чан подмигнул Минхо. — Так где? — Чонин тоже сел, но, в отличие от Минхо, упёрся локтями в бедра и положил подбородок на сложенные в замок кисти. И сощурился. — Хёнджин — дух природы. Скорее всего, он пойдёт в горы, — Минхо прикусил нижнюю губу и перевёл взгляд на Чана, — он же не настолько тупой и не потащит живого человека наверх? Хёнджин хотел Феликса защитить. Поместить в безопасное место. Подальше от Чонина, Чана и Минхо. Они были опасны. Надо было бежать. Хёнджин ни секунды не думал. Будка, ведущая в мир духов, нашлась сама собой. Приложить карту, крепко держать мешок, пара бесконечных секунд, и Хёнджин наверху. Он до последнего думал, что его будут ждать учителя. Осуждающие взгляды, тюрьма или ещё что похуже. Но было тихо. Все спали. Хёнджин собрался с духом. Стал чуть увереннее. И пошёл в парк — там было уютно, светло и безопасно. Феликсу там понравится. За водопадом. Прекрасная, светлая пещера. Внутри — сидушка. Небольшой стол. Самое то, чтобы вылечиться. Сначала Хёнджин бежал. Потом понял, что никто за ним не гонится и сбавил темп. А то он весь мокрый. Наверняка страшно выглядит. Прижимал к себе мешок, как самое драгоценное сокровище. И кусал губы: что он скажет Феликсу? Как Феликс отреагирует на мир духов? Как вернуть его обратно? Он даст себя поцеловать? А, может, — у Хёнджина замерло сердце — он захочет остаться? Тут? С ним? Хёнджин откровенно паниковал. Забыл о том, что надо попросить водопад впустить его, и весь промок, пока входил. Хотел защитить мешок, но тот тоже пострадал: бархат обвис и стал скатываться в руках. Да и сам мешок стал как будто меньше. Хёнджина охватила паника: вдруг он не найдёт его среди подарков. Вдруг там не было воздуха. Вдруг Феликс поранился. Или испугался. Хёнджин поспешно развязал мешок и засунул голову внутрь — тьма тьмущая. На глазах появились слёзы. Хёнджин насилу заставил себя выдохнуть и вылезти из мешка. Потом зажмурился и изо всех сил пожелал Феликса в подарок. Засунул руку в мешок и ухватился за что-то тёплое. Кожаное. Потянул из мешка и вытащил — Феликс в одних трусах упал прямо на него. Хёнджин расплакался от облегчения. Он зарылся ладонью в волосы ангела, положил вторую руку ему на талию и снова зажмурился: Феликса не хотелось отпускать. Рассветные лучи уже проникли сквозь пелену воды, а Феликс всё не просыпался. Хёнджин аккуратно переложил его на лежанку из лиан. Погладил по волосам, по щеке. Нога выглядела хорошо, но Хёнджин всё равно её подлечил — остался только небольшой шрамик. А когда солнце поднялось так, что капельки воды образовали радугу, Хёнджин запаниковал настолько, что превратился в хорька. Родители не приветствовали это: так нужно меньше еды, но велик риск не вернуться обратно. Но Хёнджин любил быть хорьком — никаких забот, тревог и осуждения. Он свернулся калачиком на груди у Феликса, надеясь, что тот согреется и проснётся. А потом они что-нибудь придумают. Вместе. Феликс проснулся, когда радуга солнечных лучей, прошедших сквозь стену воды, коснулась его глаз. Чувство было странное. Как будто всё, что произошло вчера — сон. Феликс не мог понять какой. Поцелуи Хёнджина — определённо приятно. Боль в ноге — определённо неприятно. Странный был сон. Довольно реалистичный. Он потянулся и понял, что нога, хоть и побаливает, но здорова. Может, потянул во время спуска, а сон преувеличил масштаб трагедии в миллион раз, потому что внутренний Феликс испугался, что законная неделя отдыха пойдёт не по плану. Сейчас он откроет глаза, увидит свой номер… Или даст себе ещё пять минуточек. Отпуск всё-таки. Такое хорошее здесь покрывало. Пушистое. Феликс провёл рукой, наткнулся на Хёнджина и погладил его. Хёнджин мурлыкнул и потёрся носом о его грудь. Феликс подумал, что что-то не так, но не придал этому значения — хотелось понежиться. Но солнечные лучики ему не давали — было слишком светло. Он открыл глаза. — На номер не похоже, — собственный голос испугал Феликса. Такой хриплый. Глубокий. Феликс прокашлялся и перевёл взгляд на грудь — там лежал хорёк. — А ты кто? — он погладил спящего зверька. Порадовался, что вырос в Австралии, потому что мирно спящие животные при звуковой атаке выпускают когти. А царапаются они болезненно. А этот ещё выбрал в качестве лежанки грудь Феликса. Опасно. Но тепло. Феликс легко почесал хорька за ушком. Тот счастливо улыбнулся, и Феликсу будто стало теплей. — Ну, малыш, пора вставать, — он аккуратно почесал хорёчка под подбородком. Тот мурлыкнул совсем как котёнок и потянулся. Феликс испугался, что он всадит когти в грудь, но тот лишь осторожно потопал по Феликсу и юрко спрыгнул с него. Феликс сел вслед за ним и огляделся. Он был в какой-то небольшой пещере. Она была светлая, а вход в неё переграждал поток воды. Прямо как в сказках. Сам же Феликс лежал на зелёной лежанке: не матрас, но было весьма ярко. Он потянулся, выгнулся и перевёл взгляд на свою ногу – на бедре был белый маленький шрам. – Хочешь сказать, вчерашний день мне не приснился? – хорёк бегал по комнате. Был милым, иногда подбегал к Феликсу и тёрся о его ноги. Хотелось его погладить, и парень не отказал себе в этом. С ним было как-то спокойнее. Но время шло, солнечные лучики опустились к середине пещеры, и Феликс понял, что пора выходить. Он осторожно коснулся воды кончиками пальцев: прохладная, но вроде не острая. А то Феликс видел, на что способен мощный поток воды. Хорёк не хотел, чтобы тот выходил, и активно мешался под ногами и что-то щебетал на своём языке. Феликс перевёл на него взгляд: – Мне надо разобраться в том, где я. Поговорить с кем-нибудь. Или ты приведёшь кого-то? – он опустился на корточки и погладил хорёчка. Тот заурчал, затем кивнул, вильнул хвостиком и нырнул в воду. Феликс пожал плечами и принялся ждать. Обычно Хёнджину нравилось быть в состоянии животного: ни забот, ни тревог, ни голода. Но сейчас было довольно нервно. И остаться хорьком, и превращаться, потому что Феликс был с ним очень мил. Гладил, играл и так счастливо смеялся, что Хёнджин был готов отдать всё на свете для того, чтобы оставить эту улыбку на его лице. Хёнджин чувствовал себя счастливым. И сытым. Но держать Феликса в пещере вечно нельзя. В конце концов, он человек. Ему нужна еда. И Хёнджин решил пойти за ней. И перевоплотиться по дороге. Но в воде это сделать не получилось: Хёнджин слишком сильно испугался, представив, что Феликсу не понравится Хёнджин-человек. Или он испугается. А когда он выбрался из воды, то наткнулся на группу детей. Совсем маленькие призраки огня. Стайка детей, которые даже читать ещё не умеют. Дети войны. – Эй! – один поймал хорька за хвост. – Смотрите! – У-ху-ху, – второй радостно засмеялся, и вокруг Хёнджина образовался кружок. – Смотрите, что мне папа подарил! – кто-то достал ножницы. – Давайте его обстрижём! – Лысый хорёк, – ребятам показалось это забавным, а Хёнджину нет. Он так испугался, что даже превратиться не смог: страх затмил всё. – Ой, а как орёт-то, – ребёнок с ножницами поморщился. А затем щёлкнул ими прямо над ухом у извивающегося и кусающегося животного. – Он плохой! – Хёнджин поцарапал ребёнка, отчего тот заревел. – Плохих надо наказывать! – кто-то забрал у него ножницы и принялся его стричь. – Походишь голеньким! Будешь знать, как кусаться! – Эй! – у Хёнджина было ощущение, будто небеса разверзлись и ангелы пришли за ним. – А ну отстаньте от него! – Феликс легко отобрал хорька: дети были совсем маленькие. – Человек? – кто-то испуганно шепнул. Эхо отразилось от воды, и духи испуганно убежали. – Ну-ну, – Феликс прижимал к себе животное. Пытался осмотреть, нигде ли они его не поранили, но вроде бы нет. – Не переживай, мы тебя подравняем, и будешь красивее всех, – он укачивал его, как котёночка. Хёнджин прижимался и искал ласки, а когда успокоился, понял, что дети, скорее всего, побегут к родителям. И расскажут им о человеке. И те придут за Феликсом. За его Феликсом. Он превратился мгновенно. Феликс такого не ожидал и отпустил его. Хёнджин был в потрёпанной, мятой, порванной одежде. И к парикмахеру надо бы сходить: правую половину волос будто сбрили. – Нам надо бежать, – Хёнджин взял его за руку. – Куда? – у Феликса был миллион вопросов. – Зачем? Ты умеешь превращаться в хорька? Где мы? Что случилось? Сколько времени прошло? Хёнджин! Хёнджин не слушал. Это всё успеется. Он объяснит Феликсу потом. Сейчас шёл счёт на секунды. Надо спрятать его. Хёнджин лихорадочно перебирал места, изо всех сил сжимая руку Феликса. Тот ойкнул, и Хёнджин заглянул в его глаза: страх, смешанный с беспокойством. Ну конечно. Хёнджин оттолкнулся от земли. Раньше духи свободно летали по Наднебесью, но с приходом Запада это запретили. Что ж, путь открыт. Он перекинул Феликса себе на спину, чтобы им обоим было удобнее и полетел. Давно он не чувствовал таких сил. Он даже не знал, что способен так быстро лететь. В прошлый раз полёт дался ему куда тяжелее. А тут – он как будто на лодочке катается. Притом на той, которую вода сама подгоняет. Ни капли сопротивления, усталости или боли. Легко, плавно, свободно. Хёнджин нёсся к границе. Феликсу было страшно: он видел, что они летят и чувствовал, что летят довольно быстро. Ветер шевелил его волосы, а внизу виднелись поля, дома, река. Он задержал дыхание и изо всех сил вцепился в Хёнджина. Пытался перекричать ветер, но явно проигрывал ему: шум стоял невероятный. А когда они влетели в чёрно-белый лес, стало ещё и жутко. Хёнджин летел слишком быстро, и Феликсу казалось, что тот просто врежется во что-то, Феликс сорвётся и расшибётся. Он зажмурился и почувствовал острую боль в правой руке. Вскрикнул, а следом – всё закончилось. Открыл глаза он в какой-то пещере. – Всё, – Хёнджин стоял у входа и смотрел вниз. – Тут ты в безопасности. Никто сюда не полезет. – Х-хёнджин, – Феликс прижимал раненную руку к груди. Забился в дальний угол, потому что тело дрожало и такой Хёнджин его пугал. – Объясни мне, что происходит! – Я протащил тебя в мир духов, – он обернулся. Его глаза пылали огнём. – Чтобы защитить, – голос смягчился. – От чего? – Феликс сжался в клубочек. Он ничего не понимал. – От всего, – Хёнджин подошёл ближе. – Ну же, Феликс, – он мягко коснулся ладонью его щеки. – Не бойся меня. – Т-ты, – голос Феликса дрожал. Голос Хёнджина успокаивал, огонь в его глазах потух, а тон стал мягким, обволакивающим. – Что будет дальше? – Мы немного поживём тут, – подушечкам пальцев было тепло. Феликс был живым. И Хёнджину очень хотелось его успокоить. – Ни о чём не волнуйся, – он наклонился к его лицу и легонько, осторожно коснулся губами чужих губ. Феликс ответил мгновенно: он показывал Хёнджину, что ему страшно, но он готов довериться. Хёнджин целовал его и впервые чувствовал, что должен кого-то защитить. Он знал, что никому не позволит обидеть Феликса. И пытался передать эту защиту в поцелуе. Показать, что он рядом, что можно не бояться. Он положил руку на затылок Феликса и прижал его к себе. Глубже, увереннее, дальше. Хёнджин будто предъявлял свои права. Феликс подчинялся. Ему нравился этот поцелуй: над ним доминировали и показывали, что бояться больше нечего. Что о нём позаботятся. Феликс закрыл глаза и попытался расслабиться, но холодный камень за спиной и крепкая хватка Хёнджина мешали. Такое уже было: вот Чонин сидит на Хёнджине и при этом гладит его по животу, вызывая мелкие мурашки и отвлекая от Чана, который зашивает его бедро; вот Чан делает двенадцатый прокол, внимательно и аккуратно протягивая нитку; и вот рука Хёнджина сжимается на его бедре. Феликс отталкивает. Испуганно смотрит на него и сжимает своё запястье: рана на руке ныла. – Объясни мне, что происходит, – он попытался твёрдо, но вышло жалобно и испуганно. Хёнджин и сам хотел бы знать. – У тебя что-то с рукой? – он попытался посмотреть, но Феликс закричал и попытался оттолкнуть свободной. Из глаз брызнули слёзы. – Сначала объясни, где мы, – Феликс отчаянно баюкал руку, но с каждой секундой она болела всё сильнее. – Феликс, я целитель, – Хёнджин сжимал ладонь в кулак. Ему было страшно. – Давай я посмотрю, и мы спокойно поговорим. – Л-ладно, – Феликс нехотя разжал руку. Смотреть, что с ней не было сил. – Тш-ш, – Хёнджин осторожно подул на рану. Видимо, порезался о магический ствол. Хёнджин прикусил внутреннюю сторону щеки: он должен был нести его аккуратнее. – Сейчас, хороший мой. Когда Хёнджин попал сюда в первый раз, он тоже поцарапался. Из раны вытекала вера, и он думал, что умрёт. Но потом вспомнил, что из рода духов-целителей. А значит, он может стянуть края кожи. Зашить. Было больно, если знать, где смотреть, то можно увидеть шрам. Хёнджин никому не показывал его, даже матери. Потому что место было удобным: никто не лез в пограничный лес. Слишком опасно. Можно заблудиться, пораниться или провалиться. Поэтому Хёнджин приходил сюда, когда хотел уединения: здесь, в пещере из первобытной магии, никто его не найдёт. Лучшее место, чтобы спрятать Феликса. Он явно испугался: весь дрожит. А Хёнджин не знает, что сказать. И он же просто человек. Ему нужна еда. Так учила мама: вода, еда и тепло. Иначе некому будет приносить дары и веру. Надо заботиться. Они же добрые. Поэтому Хёнджин решил Феликса усыпить: это совсем несложно, если знать за какие ниточки дёргать. Заодно подлечит рану на руке. Хёнджин снова прикусил губу: надо быть аккуратнее. Феликс нежный. Ему не должно быть больно. Он осторожно уложил уснувшего мальчика в центр пещеры. Там было теплее всего. Удостоверился, что тот проспит часов восемь, и пошёл вниз: надо было принести одеяло, кружки, раздобыть еды. Хёнджин управился с этим довольно быстро. Когда есть силы на то, чтобы использовать полёт, а не собственные руки, спуск кажется мгновенным. Дойти до дома и скинуть в сумку всё необходимое – ещё быстрее. Всё равно никто не заметит. Да и возвращаться тоже – раз плюнуть. Хёнджин удивился тому, насколько это легко. Раньше было так тяжко: взбираться, спускаться. Он постоянно царапался. А сейчас – так легко и свободно. Плохо, конечно, что за Феликсом не уследил. Хёнджин придал пещере уюта и повернулся к мальчику. Легко переложил его на одеяла и осторожно, мягко провёл пальцами по его предплечью, успокаивая рану. Тебе не должно быть больно. Только приятно. Хёнджин не знал, что делает. Ему безумно хотелось прикоснуться: бледная кожа была такой тёплой. Будто до этого момента Хёнджин рос в пустом и тёмном погребе. А Феликс – тёплый, чистый свет. Хёнджин не выдержал и припал к его шее: вкусный. Сладкий. Он втянул носом воздух. Как ему показалось: слишком громко, но Феликс не проснулся. Тогда Хёнджин попробовал поцеловать. Лёгкий, мягкий поцелуй в ямку между ключицами, осторожное оглаживание рёбер. Чан был прав: Феликс – тактильный мальчик. Даже во сне отзывается. Тянется. Хёнджину хотелось покрыть поцелуем каждую клетку его тела, но он боялся разбудить, напугать. Поэтому действовал медленно, постепенно: правая ключица, два пальца вниз, горошина соска и дать дыханию восстановиться. Как своему, так и его. Хотя такого Хёнджин никогда не чувствовал. Хотелось слиться воедино. Хёнджин прикусил губу: нельзя его пугать. Лучше придумать нормальное объяснение происходящему. Вспомнить что-то. Но Феликс был таким красивым, что все мысли попросту вылетали. Хёнджин скосил глаза на шрам и нахмурился: на теле его мальчика не должно быть изъянов. Он спустился ниже и легко поцеловал его: пахло невкусно, спиртом, тёмной магией и болью. Он нахмурился и отсел. А когда Феликс проснулся, в пещере стало уютнее. Появились свечи, пара кружек, он сам лежал на каких-то мягких одеялах6 и был укрыт ими. Рука не болела, но Феликс всё равно был близок к истерике. – Хёнджин! – получилось достаточно резко. Феликс был намерен выяснить хотя бы что-то. – Ты обещал поговорить! – Угусь, – Хёнджин протянул ему кружку с чаем. Он немного смущался. Мысли путались в голове. Он так и не успел продумать разговор. – Выпей пока что. – Что там? – Феликс сел по-турецки и взял кружку. Недоверчиво нахмурился. – Чай, – Хёнджин тихо пискнул. – Прости, я тебя напугал? – Я хочу домой, – Феликс сделал аккуратный глоток. Горько. Горячо, но горько. – Может, – Хёнджин сглотнул и поднял взгляд на своего ангела. Отпускать его домой не хотелось, – ещё передумаешь? – Хёнджин! Верни меня домой, – Феликс нахмурился. – Или объясни уже, что происходит. – Я тебе не нравлюсь? – глаза стали мокрыми. Конечно он хочет домой: тут страшно и больно. Да и Хёнджин наверняка выглядит маньяком. Похитил и затащил в какую-то пещеру. Конечно он не нравится. После стрижки мелких духов, так, наверное, еще и внешне. Хёнджин затрясся. Ангел не хотел быть рядом. – Что? – вообще-то истерика должна быть у Феликса. – При чём тут это вообще! – Тебе не понравилось, как я целуюсь? – Хёнджин почти что плакал. – Хёнджин! – Феликс повысил голос. Он сжал кружку, от чего Хёнджин испугался, потупил глаза и весь затрясся. – Да, Хёнджин, – Минхо появился неожиданно. Потрёпанный, злой и с тонной яда в голосе. – Объясни, пожалуйста, что происходит, – он уселся рядом с Феликсом. Мальчишка вроде выглядел нормально. Весь в одеялах, бледный, но вроде бы живой. А вот Хёнджин выглядел, как нашкодивший кот. Точнее – хорёк. Это же его любимое воплощение. Тупое, взбалмошное животное. У Минхо было право злиться: он искал Феликса весь день, а должен был заниматься своими делами. Но нет, дети не должны умирать. Тут Минхо злился уже на себя: если бы не он, жизни Феликса ничего бы не угрожало. – Как ты? – Хёнджин переводил взгляд с Минхо на вход в пещеру и обратно. А потом почувствовал волну поднимающейся злобы и вскочил. – Отойди от него! – Так, – Минхо напрягся. Выставил руку перед Феликсом, будто защищая его. – Хёнджин, сядь. Медленно. Вместо ответа Хёнджин попытался его ударить. Минхо быстро взвесил свои шансы против разъярённого духа природы, окинул взглядом Феликса и понял, что тот их драку не переживёт. И так на руке какое-то нехорошее пятно. Да и нельзя людям так долго быть в Наднебесье. Ничего хорошего из этого не выходит. Никогда. Поэтому Минхо просто схватил Феликса, перекинул его через плечо и спрыгнул вниз. Лететь было недалеко. В основном потому, что Минхо знал куда. А ещё потому, что он не использовал магию, и земная твердь очень хотела забрать своё. А Минхо так был, за компанию. Приземление вышло удачным: Феликс вцепился в шею Минхо во время полёта, обнял его пандочкой, и Минхо даже сумел удержаться на ногах. Подождал, пока сердце Феликса перестанет настолько бешено биться, и сделал пару аккуратных шагов. До бара Чана была недалеко: примерно восемь этажей вниз. Но не хотелось истерики на лестнице: ещё упадёт, поранится. Поэтому надо было постоять, подождать. – Мы чего-то ждём? – Феликс жмурился и кутался в Минхо, потому что было холодно. И больно. Правая рука и левая нога. – Твоей истерики? – Минхо прижал ребёнка к себе покрепче. И осторожно продвинулся вперёд. Чуть-чуть. Пара шажков. – Можно в тепле? – Феликс с удовольствием поистерит, но в помещении и желательно на Земле. – Хорошо, – Минхо удивился, но пошёл уже смелее. Феликс даже позволил завести себя в лифт. И, кажется, даже облегчённо выдохнул, когда услышал знакомые звуки движения вниз. – Мы на Земле? – осторожный голос. Довольно болезненный. – Да, спускаемся к Чану, – Минхо подумал, что Феликс очень удобно на нём висит. А ещё то, что он слишком лёгкий. – А, – Феликс успокоился и уткнулся носом в шею юноши. Так было тепло. Хотя бы носу, – потом можно будет домой? – Сначала я должен убедиться, что с тобой всё в порядке, – потом разобраться с Хёнджином, правилам, Рождеством… но сначала живой, настоящий мальчик. – Рука болит, – Феликс нахмурился. Нога тоже болела, но как бы отдалённо, а вот руку, кажется, резали в прямом эфире. Без наркоза. – Сейчас, малыш, – Минхо вздохнул. Зашёл в бар и осторожно усадил ребёнка на диван. – Салют, – Чонин поприветствовал его, а Чан кивнул. – Хёнджин всё-таки тупой и утащил его наверх? – Хуже, – Минхо вздохнул, рассматривая порез. – Он усадил его на границе между Чёрным и Белым. – Уф, – Чонин поморщился, – это же опасно. Для него самого. – Ага, – Минхо сосредоточился. Нити энергии в руке Феликса кто-то методично разрывал и сшивал. Притом делал это быстро и с аккуратностью садиста, – Чан. – Феликс, ты как? – Чан подошёл со спины. Посмотреть. Увиденное его не обрадовало. – Холодно, – он чувствовал, что в помещении было тепло, но никак не мог согреться. – И рука болит. – Я думал, в этой истории злодеем буду я, – Минхо проворчал, что-то сделал, и боль резко закончилась. И стало тепло. Феликс завалился набок, и Минхо его поймал. Уложил на себя и шепнул так, чтобы услышал только Феликс, – а оказалось, что ты принцесса, украденная из лап дракона. – И? – Чан приподнял бровь. – Долго будешь его за щитом держать? – Пока температуру не собьём, – Минхо повёл плечами. – Надеюсь, Хёнджин за это время перестанет истерить и мучить ребёнка. – Так добрые переходят на нашу сторону? – Чонин присел рядом, а Чан шикнул на него. Минхо поднял на него глаза и глухо рассмеялся: – Так рождаются Бедствия.