Рукописи не горят

Лёгкие пылали, словно горели вместе с библиотекой. За спиной разверзся кромешный ад. Вода омывала лицо, смешиваясь с ветром, оставленным позади. Лишь ноги мага сверкали в ночи. Он уже не застал прибытие водных магов для устранения последствий. Огонь. Он словно был везде — как в калейдоскопе объял дома в округе и полыхал, полыхал, полыхал, несмотря на занимающийся ливень. А ноги не слушались, несли в сторону площади мимо мелькающих, как в перемотке, проспектов. Окна загорались в предчувствии непогоды и беды. Огромный портал возвышался посреди Шелестящей площади на востоке города. Ввысь он мог вместить трёх человек, если не меньше; вычерченные в камнях руны искривлялись под косыми каплями. Портал так и манил окунуться в его водную извивающуюся гладь с разбегу, как в речку солнечным летом. Он даже не почувствовал привычной уже тошноты, перемещаясь в неизвестность. Мысли путались, грозя завести его в мир между порталами — без права на спасение... Портал выплюнул его в тишину... Столкновение с твёрдой землёй прошло неудачно — вылетевший со свистом Аксель упал на колени, рискуя замарать честь и мантию. «Вот же трус!» Липкий ужас пробрался за ворот, вызывая собой табун мурашек. Ветер вперемешку с дождём уже не хлестал в лицо плетью. Здесь мягкий бриз, не стесняясь, обдувал ему лицо, словно шепча слова поддержки. Здесь царила тишина и покой. И лишь луна говорила: «Всё, что было там, — правда». Прижав к груди руку и упёршись другой в мощёную кладку, Аксель хватал ртом свежий воздух. Его сердце, казалось, с каждой секундой было готово порваться на части. Во-первых, он оказался неизвестно где. Во-вторых, это «неизвестно где» не походило на его дом. Как минимум, в его доме нет белого кирпича. С первого, как и со второго взгляда всё казалось смутно знакомым, словно размытые старые воспоминания пытались напомнить о себе. Странное, необъяснимое чувство противоречия, вроде помнишь, а вроде как — нет. Крыши домов напоминали ребристые ракушки, прилепленные на жидкую клей-краску в меру креативным мастером. Белая площадь... И почти в каждом доме — словно вышитые паутинкой витражные окна... Тихая Гавань! Да уж. — Не так я здесь планировал появиться... вывалиться. Даже немного успокоился, что ли. Аксель нахмурился, плотнее кутаясь в мантию с отличительной эмблемой. Увидел бы кто — выпал бы в осадок и не впал обратно. Кто бы знал, что после выпуска из Штормовой академии он вновь окажется здесь... Да и при таких-то обстоятельствах. Да уж. Мастер Номинас уже испепелил бы его своим фирменным осуждающим взглядом, если бы узнал, что его бывший студент успел натворить после выпуска. Попа-а-ал... Бояться, казалось, уже было нечего. Щупальца страха медленно отпускали, возвращая способность дышать полной грудью. Идти некуда — дом за двести с лишним миль. А единственный возникший в памяти адрес располагался на Прискалистой улице, дом шестнадцать, в сторону порта. И его житель явно не выглядел радостным, принимая посреди ночи мокрого, незваного и давно позабытого гостя. Всклоченный, он подпирал дверь, сверля взглядом в Акселе дырку размером с какую-то из морских впадин — в конце-концов, Аксель по образованию алхимик, а не морской географ... Сведённые брови на переносице брови вкупе с поджатыми губами говорили сами за себя, и явно давали неутешительные прогнозы. Вот, сейчас Акселя и выгонят, даже не пустив на порог. И тогда уж точно — «прощай, карьера, не забудь помахать ручкой». В ответ оставалось лишь неловко мяться на пороге, собрав под собой уже целую лужу. Ещё раз смерив недовольным взглядом, Морган отвернулся и что-то буркнул под нос, что-то явно сонно-недовольное. И пусть... Пусть бурчит, только бы пустил. Он невольно заметил, как руки друга подрагивали. — Аксель... — по его лицу ещё раз стало понятно, что в одиннадцать часов ночи мысли ворочать ему было противопоказано, но старый друг старался как мог, вспоминая. — ... Алавати? Авалати. Он всегда путал фамилию. И снова этот взгляд. Не мучь! Либо пусти, либо заставь уже исчезнуть с глаз... Зная Моргана и его способности распугивать людей одним лишь присутствием — он мог. — Тебя не учили... предупреждать? — Прости. Я... Ну... Тут ситуация сложная, понимаешь... — а сам старался протиснуться мимо, издалека приметив потрескивающий в гостиной камин. В своей тонкой и насквозь мокрой мантии он уже успел сто раз продрогнуть. Но хозяин вальяжно переместился, вновь перегородив проход и вновь уставился своими мутными после сна глазами. — Нет. Не понимаю. — Мор, меня ищут. На этот раз — правда ищут. Пусти, пресвятой богиней прошу. Мне холодно. Убедил. Аксель заметил это по изменившемуся выражению лица, и поспешил воспользоваться шансом, пока тот был действителен. Прошмыгнув в дом, он скинул обувь и застыл. Кап-кап. Кажется и здесь уже занимался дождь. Но в тёплом доме ему стало плевать. В доме-ракушке было на удивление уютно — хотелось пройти дальше и исследовать каждый уголок. Акселю казалось, что он не был здесь так давно, что дом должен был покрыться пылью, но мир не стоит на месте. На стенах висели старые академские фотографии — как только их сохранил?—, с кухни густо пахло чем-то до ужаса вкусным и слюнопускательным, в гостиной, куда они переместились, работало Зеркальное вещание, кратко — Зерцало. Какая-то программа о экзотичных животных Кои-Крик, прямиком с причудливой островной столицы. Это место ощущалось как... дом. Казалось, ещё недавно они плелись сюда с занятий, обмениваясь новостями за день — кто кого напоил приворотным зельем, а кого и на пересдачу отправили, в седьмой раз, между прочим! Ещё недавно смотрели плёнкографию Тоби Хоннигема, удобно устроившись каждый в своём углу просторного дивана. А потом неизменно оказывались рядом, как примагниченные. Ещё недавно пробовали забраться на крышу академской астрономической башни, чтобы следить за лунным затмением. Обменивались многозначительными взглядами в выбеленных коридорах, писали письма, стоило оказаться дальше, чем в пределах десяти миль. Этот дом хранил много воспоминаний. Аксель знал, что Мор его выкупил у владельца, до того сдававшего жилище в аренду. Он сообщил это в одном из последних писем... Прежде чем всё закончилось. Аксель прошёл вперёд, вдыхая запах свежей выпечки — и свалился на диван, с облегчением выдыхая. Его белая мантия прилипла к телу, обнажая всё то, что должно было быть скрыто — как взволнованно вздымалась грудь, как потряхивало колени от нервов — или холода? Он чувствовал взгляд Моргана, остановившийся на нём. Недовольный, но будто изучающий. Они не общались... Сколько же? Мор не изменил своей суеверной привычке — с первого раза Аксель не успел рассмотреть, но с тонкой длинной шеи, позвякивая, свисало несколько амулетом на любой вкус и цвет — и простой с колокольчиком, и с камнем травянистого цвета (от которого и пахло, судя по всему, травами), и с рунами. В общем и целом — радость любого вора и артефактора. Даже стало интересно — это он сам их купил или так, порукодельничать решил? Ну и, конечно же, без вопросов не обошлось... — И кого ты боишься? Леших? — Аксель ткнул в зелёный камень, болтающийся на леске, — Или, прости, богиня, лесных фей? — уже на колокольчик — за что вполне заслуженно получил шлепок по загребущим рукам. — Тебя не касается, — огрызнулся в ответ Морган, босыми ногами шлёпая по холодному дубовому полу к дивану, чтобы в следующее мгновение приземлиться рядом. — Аксель. Тот повернул голову: — Что? — Ты... — Словно хотел что-то сказать. Брови опустились, на его лице отразилась сложная гамма эмоций. Свой дальнейший ответ он сопроводил тяжёлым вздохом. Ничего в нём не менялось. — Я постелю тебе в старой комнате. — Его пальцы напряжённо сжали подлокотник. — ... я ничего в ней не трогал. Аксель покусал губу, задумавшись. Честно говоря, он думал, что его старое жилище давно приспособили под другое. Поднявшись в комнату, он понял, что тот не врал. Всё осталось на своём месте, лишь более... Упорядоченно? Сам бы он никогда не разложил перья в таком порядке... По длине? Серьёзно? На кровати лежало его клетчатое покрывало. Старое ещё, досталось от дедушки во времена динозавров. Зато тёплое — жуть. На лице появилась невольная улыбка, хоть в уголках глаз и застыла влага. Какая же хрень их свела вместе сегодня... Кое-кто уже к утру лишится работы. Если не свободы. Это... удручало. Словно на душе мёртвым камнем повисла его безответственность. Аксель скинул с плеч напитавшуюся влаги мантию, оставшись в одной безрукавке да брюках, прежде чем повалиться на кровать, раскидывая руки в стороны. Что стало с книгами? Сгорели ли они полностью, или что-то осталось? Насколько всё... плохо? Что станет с ним, и могут ли во всём обвинить именно его, как архивариуса, в злополучную ночь оказавшегося не в то время не в том месте? Что, если они подумают, что поджог был совершён... намеренно? И кто та личность в красном плаще? Не нужно быть Следящим"следящие" здесь — следователи, чтобы понять — этот человек причастен. И либо в этой секции хранилось то, что не должны были обнаружить, либо отвлекал внимание от себя — а значит что-то обязательно украл. Следовательно, должен был как-то проникнуть, вот только... Ни одного следа взлома на двери не было. А больше входов архитектором и не предусмотрено. Может... окно? — Да бессмысленно это всё... Ну захотел проникнуть — так сделай это как человек, ей-богу. Его могли упечь за решётку как исполнителя. И сейчас это наверняка должно было беспокоить его больше чем чужие мотивы, но... Казалось, что всё это далеко. Что это место находится вне пространства и времени — комфортное, обеспечивающее покой и безопасность, словно незыблемая крепость на границе бытия. И он лежал, лежал, лежал, пока кукушка в часах не ухнула ровно в двенадцать. Его глаза устремились в потолок, усеянный флуоресцентными звёздами. Кажется, когда-то давно на этом месте была детская комната — в углу кто-то криво подрисовал улыбающуюся луну. И как же повезло ребёнку, который каждую ночь засыпал, убаюканный звёздным небом над головой. За дверью раздался тоненький скрип половиц. Аксель дёрнулся, сев на кровати и вперившись взглядом в темноту. Её порождение продолжило путь, со стуком спускаясь по лестнице, на первый этаж. Кажется, не одного Акселя зажала в лапы бессонница. Привалившись к косяку, он застрял в дверях, наблюдая за ночным чаепитием. Мор, повёрнутый к нему спиной, и не заметил подвоха, кажется, так до конца и не оправившись от последствий резкого пробуждения. В прежние времена тот бы уже дёрнулся и обернулся, но... Сейчас он стоял, совершая манипуляции с чайником. Его волосы были собраны в наспех состряпанный пучок, грозившийся вот-вот развалиться. Хотелось протянуть руку и поправить, но он остановился, сложив их на груди. — Что же с тобой стало, Морган? — полное имя из его губ резануло по нервам, заставив друга обернуться с поражённым видом — мол, «когда ты, старче, успел пожаловать к нам так незаметно?». Глаза подозрительно сузились. — Скорее это нужно спрашивать у тебя, — буквально прошипел он почти по-змеиному, хотя по дрожащим рукам стало понятно — тот попросту напугался. А после сжал их, словно собирался ударить кого-то рыжего, но так неудобно устроившегося — пришлось бы сначала обойти стол. Плюнув на эту идею, он отвернулся. И Аксель не услышал тихое, — мог хотя бы ночью не беспокоить, идиот... — Не помню, чтобы ты когда-либо плохо спал. — Подобравшись ближе, Аксель заглянул через плечо, вполне рискуя нарваться. — Травяной? Серьёзно? Это ж отрава какая-то... — Нормальный чай с шиповником, что тебе не нравится снова? — Может, и мне какой-нибудь заваришь, а? — Нет. Либо пей, что дают, либо выметайся с моей кухни! — И махнул рукой, словно бы отгоняя. — Кыш! — Повернулся с чайником, ставя на стол. — Ладно, и мне тогда свою отраву лей. — Из груди вырвался зевок, который рыжий не успел подавить — и Мор подхватил, аристократично прикрыв рот рукой. За окном занимался дождь. Весна, весна, пора любви... В такую погоду только бегать по улицам босиком, как дети, и радоваться жизни. Только вот они стали слишком взрослыми, чтобы маяться такой ерундой. Как жаль, что время нестерпимо утекало сквозь пальцы вместе с водой, в конце концов смешивая каждого с грязью. Как жаль, что он смотрит на своего старого друга и понимает, что они уже не те. Они повзрослели. — Знаешь... А ведь я, вроде как, должен быть на работе... — отхлёбывая из чашки горькое нечто, спустя время прошептал Аксель. — Тогда что привело тебя сюда? — его по совиному умные глаза смотрели в саму душу. Словно Мор и без того знал все ответы, и вопрос скорее был для него данью уважения вежливости, чем проявлением любопытства. Авалати промолчал, гипнотизируя травы, пучками привязанные к навесной «карусели». — Акке? — прозвучало тихое, лизнувшее уши, как пламя, прозвище. — Я... Я сжёг секцию в Центральной библиотеке. Молчание. Подозрительная тишина проникла в комнату, заполнив собой помещение. Авалати перевёл взгляд на поражённого Моргана с подёргивающейся челюстью. — Ты... что?! — Ну, точнее не я, я только поджигателя видел и... — То есть ты, вместо того, чтобы обратиться к Следящим или дождаться Водных, взял и сбежал на другой, мать его, конец страны?! Ты идиот, Аксель Алавати! — Маг от переполняющих его чувств вскочил на ноги, упираясь руками в стол. — Авалати... — Да ты... Ты!.. — Его грудь ходила ходуном. Рука живописно вписалась в лоб, стоило ему рухнуть обратно на стул. — Мне плевать, как правильно! Пресвятая богиня, и свалился же ты на мою голову... — Спрятал лицо в ладонях он, тяжело вздыхая. Кажется, сейчас не помог бы и успокоительный чай. Или пощёчина одному «умному» индивидууму. — Мор... — Мы поговорим об этом утром. — Но, Мор, я... — Утром! Молча допивай свой чай и уходи. Чтоб глаза мои тебя до утра не видели. — И вновь уткнулся в чашку — в этот раз с самым беспокойным видом из тех, что у него когда-либо были. Никто не знал, как в его голове перекручивались шестерёнки мыслей, вынуждая работать и без того сонный мозг-механизм. Желательно, конечно, отлаженно, потому что ситуация вырисовывалась отвратнейшая. И максимально тупая. Какой идиот бы, кроме как Аксель Авалати, мог сбежать с места преступления? Вот именно — мало кто. И именно на этого мудреца могли повесить поджог самого главной библиотеки Объединённого Королевства. Как он туда вообще устроился, будучи огненными магом — вопрос не меньшего интереса, но это можно было выведать и попозже. Главный вопрос — что теперь, чёрт побери, делать? Ответ всплыл сам собой... Ведь утро вечера — мудренее.