Секрет Дел

      Лина застонала, открывая глаза. Всё тело словно одна большая разгоряченная кастрюля. Хорошо ей прописали. Отец, конечно, не был настолько жесток на тренировках, но тело после него болело ничуть не меньше. Лицо горело, синяки давали о себе знать и дышалось с трудом.       — Эй, эй, — зашептала Наташа, присела около кровати, снимая мокрую тряпку со лба и проверяя девушку. — Всё хорошо, я медсестра. У тебя небольшое сотрясение. Колени и руки уже обработала и перебинтовала. Рёбра прощупала — вроде всё хорошо, но закрепила бинтом. Будет трудно двигаться и вздыхать, но лучше перестраховаться.       Наташа была красивой. Тоже блондинка, голубые глаза и одета так по стилю: кофточка, браслетик на руке. Не то, что Аделина — пацанка долбаная. Ну почему так-то всё происходит? Почему отец захотел мальчика? Почему не принял её такой какая она была? Хотелось выть.       Сзади мельтешил Кащей. Остановился, посмотрел так пристально, прислоняясь к тумбочке и больше не двигаясь. Скрестил руки на груди, недовольный такой. Аделя закусила губу, чтобы не заплакать. Приподнялась, отмахиваясь от руки Наташи, и села.       — Голова как?       — Нормально, — буркнула. Нифига не нормально. Кружило и тошнило, но Линка же гордая, сама себе на уме, не признается, если плохо. В её жизни не было людей, которые переживали, поэтому и здесь она распинаться не будет. — Спасибо, что помогла.       — Айгуль тоже прибежала как узнала, не каждый раз такое чудо увидишь, — улыбнулась слегка, подбадривая. — Ты не переживай. Никто не видел тебя, сразу отошли.       Посмотрели видимо все. Наверное, ещё обсудили, обсмеяли, когда отошли от шока. Девка переодевающаяся в пацана, курящая, бегающая по улице и влезающая в драки. Отличная картина и правда чудесная.       — Плевать, — огрызнулась, вздохнула, сжимая зубы и осматриваясь.       Они были в комнате Кащея. Как в том сне. Раскрытая форточка, свежий воздух, хотя Лине вот жарко от того, что внутри всё горит ярким огромным пламенем. Взрывается.       — Воду будешь?       Аделина закашлялась внезапно, прикрываясь рукой. Сглотнула что-то вязкое и кивнула. Наташа оглянулась на мужчину, скривилась в отвращении и, бросив неприязненный взгляд, выбежала. Мужчина закатил глаза. Лина обратила внимание на свою одежду. Не мальчишеская, гребаная розовая пижамка с мишками. Чья? Айгуль или Нат? Хотя скорее всего первой, она же пришла позднее.       — О чем ты вообще думала, когда влезала? — подал голос Кащей и тон был такой холодный, стальной словно молот, отбивающий четкие ровные громкие ритмы по металлу.       — Что я должна спасти Ералаша, — пожала плечами, зашипела. Воздух жег легкие, было до безумия неприятно. Всё тело гудело, стонало, просило отдыха. Сейчас бы ещё поспать, но не сможет, ведь сначала нужно будет добраться до дома.       — И как оно? — саркастично спросил, подошел ближе. — Стоило того? Твоё лицо и вся ты стоила гребаного мальчишки?       Эгоист!       — Ты серьезно? — подняла подбородок, вгляделась потухшими изумрудами в бесстрастное лицо. — Мишу могли убить. Я не смогла бы жить, если бы знала, что был вариант помочь.       — А тебя бы не убили, если бы парни не вступились вовремя? А если бы Ералаш струсил и сбежал? А если бы тебя рассекретили и изнасиловали?       Он заваливал и заваливал вопросами. Спрашивал, задавал, смотрел и, не видя реакции, всё повторялось вновь. Ей не хотелось говорить, думать, потому что уже голова начала пухнуть от напора, от бессмысленного потока слов.       — Какого хрена даже тут ты играла гребаного Дела?       И тут у Лины словно что-то сломалось внутри. Она понимала, что мужчина скорее всего поддерживал и играл с ней, помогал сохранять иллюзию, никому не говорил. Она знала, но не хотела верить! И когда вот сейчас Паша обвинил её, Аделя осознала, что не готова слышать правду.       Тогда… Тогда если он знал, то почему сам не приехал к месту побоища? Где он был? Почему позволил драться, по его мнению, женщине, которую защищал? Чтобы Лина поняла, но что? Что ничего не достаётся так просто? Что инициатива наказуема? Что не надо лезть туда, куда не просят?       Мишку могли убить…       Она бы не позволила. Если бы повернула время вспять всё равно бы вступилась. Милиция? На неё времени не было. Телефон находился далеко, да и она не знала, где именно. За это время его бы уже размазали по асфальту, а если бы она девчонкой позвонила универсаму, те бы не поверили, наверное, не приехали бы и снова Миша пострадал бы.       Ералаш же такой скромный, маленький. У него вся жизнь впереди. И бабушка, старенькая, которую он любит очень сильно и дорожит. Утюг недавно купил ей в подарок. Ну как вот потерять такое золотце?       — Ты всё знал… — прошептала всё ещё не веря самой себе же. Тяжело вздохнула, переводя взгляд ниже, в район ключиц, чтобы не чувствовать на себе эти осуждающие пронзительные почти черные омуты.       — Конечно знал, — всплеснул руками, отошел, начиная расхаживать из одного угла в другой. Встал, закатил глаза. — Я не идиот.       — Как долго?       — Да с самого начала, Лина, — огрызнулся. Стало так жутко. — Сначала подумал может твой отец женился и у тебя появился сводный брат, но нет. Нет, Аделина. Это нихрена не так, — подошел ближе, почти в лицо выплюнул. Заскрежетал зубами, а глаза — бешеные, готовые рвать и метать. Из-за чего же был так зол? — За решеткой напели, что Беликов никого так себе и не нашел. Можно было не проверять дальше.       Аделя фыркнула тихонько себе под нос.       — А твой неумелый грим будто это синяки или грязь на лице, — прыснул от абсурдности, покачивая головой. — Как ты мне красиво заливала, что била кулаками, тренируясь, подражая Делу, — передразнил. Показал её тогда, когда они говорили в подъезде. Лина почувствовала себя самой несчастной. Казалось бы хватит, но нет, Кащей продолжал. — О, а помнишь сигаретку дали попробовать. Ты затянулась и выдохнула спокойно. Так никто в первый раз не курит.       Никто. Он прав. Но и мужчине нечего было ошиваться около школы, чтобы видеть такую картину, а после стоять и осуждать её тут.       — Знаешь прикол с Аптекой? — девушка нахмурилась. — Не произносила и не кашляла, а первачкам всегда про это сообщают. Затягиваешься, и чтобы лучше шло говоришь Аптека, но тебе ведь это было не нужно, — остановился на мгновение, хмыкнул себе под нос. — А когда я в ванную пошел, специально проверил вторую к моему не удивлению пустую комнату. Дел там не жил и никогда не будет жить. Но самое банальное, что ты не могла просчитать. В первый раз трубку взяла твоя прекрасная тётушка. Догадываешься?       И всё встало на свои места. Тётя Люба тогда взяла трубку, быстро поговорила и, сбросив звонок, пришла на кухню. «Вот доиграешься в своего Дела, потом будут проблемы», — только и произнесла. Вот они проблемы — нашли, пришли и дали по шапке.       Сил не было. Аделина поднялась, кивая мол догадалась, поняла всё. Но её волновало сейчас не это.       — Почему никому не сказал?       Она медленно прошаркала к Кащею, вгляделась в его лицо. Такая бледная, побитая, даже не смотревшаяся в зеркало, но понимающая, что на лице ничего не осталось живого, как и на теле. Ноги дрожали, а руки перебинтованные ныли вместе с рёбрами.       — У меня был отличный план, — кротко улыбнулся ей, но теперь Лина в этой улыбке не находила ничего милого и хорошего. — Я попросил Адидаса немного подождать с посвятом, а всё для того, чтобы парни к тебе привыкли. Ты так прекрасно сошлась с Маратом. А Мишка? Этот милый наивный мальчик — души не чает. Андрей, Валера, да даже Вахит симпатизировал тебе, — зарычал в недовольстве. Она даже в мальчишеском образе покорила всех и смогла сойтись с основной компанией универсама. — Вова вон с ума сошел, когда ты не пришла и не появлялась весь день. Попросил пацанов разыскать, мало ли.       И тут он замолчал, шумно сглатывая, а затем начиная скалиться. Наступил на Аделину, прижал почти к стенке, доминируя.       — Так хотел прямо на посвящении, как только ты зайдешь, чтобы перед всеми показать какую змею пригрели, как не заметили тёлку в стаде волков.       Девушка опешила. Сердце заболело от таких слов. Она думала, что Кащей хоть капельку, но действительно дорожил ей. Теперь Лина четко поняла почему его фамилия Козырев. У него всегда были в рукаве козыри, на любую ситуацию и отлично придуманный, а позднее отработанный, исполненный план.       Но зачем? Зачем с ней так жестоко? Что она ему сделала? Не его ведь дело, так нахрена устроил всё это тогда?       Мужчина никогда не лез вот так на рожон. Всегда обдумывал прежде, чем делать. Она знала, что тот никогда просто так не ударит, будет словно удав пролазить во все щели, извиваясь, но не позволит прижать себя, поймать в сети. Хитрый, умный, сообразительный.       — Ты меня унизить хотел что ли? — обреченно проговорила, опуская глаза, но Кащей не позволил, схватил пальцами за подбородок, сжимая до неприятных ощущений, посмотрел ровно, проникая в самую душу, без намёка на обман, заставляя поверить в серьезность своих слов. Не соврал, сказал, всё, что думает.       — Унизить, опозорить, показать, что твоя сказка нереальна, — отчеканил. — За такое по кругу пускают, грязной кличут. Я до сих пор сомневаюсь, что ты тех пятерых поборола. Махаться сковородкой красиво умеешь, но в рукопашную Дел отчего-то проигрывал.       Добил.       Не те парни после школьного вечера ударили её в самую грудь, не те, которые избили Ералаша и издевались над её телом, не все эти люди. Кащей причинил больше боли. Не резал, не истязал, оружием не владел, а так засадил глубоко невидимый кол, который проткнул насквозь и заставил трепыхаться, плюясь кровью. Аделина также, как и кровь сейчас хочет выплевывать свои маленькие только-только родившиеся тёплые нежные чувства.       Аделя ударила по его ладони своей рукой, в отвращении оттолкнула от себя. Не смогла, ослабла, но он сам отошел. Оскалилась, подавляя огромный ком в горле, который душил. Не плакать, усекла?       — Так назови шлюхой и заткнись! — прорычала низко. — Давай, скажи! — выдавила из себя с трудом дыша тяжело. — Не пошли в кино, а иди нахуй, шлюха! Не я исправлюсь, честно, а иди соси, шлюха! Вафлерша долбаная, — развела руками, указывая на себя. Грязная. Никчемная. Жалкая. — Чё молчишь то?       Мужчина приоткрыл немного рот, тыкаясь языком в щеку и закусывая губу, пожевал. Разулыбался, со смешинками в глазах наблюдая за бессмысленными попытками девушки защитить себя.       — Смотрю на то, какая ты всё-таки дура.       Она даже опешила от такого. Лицо вытянулось, брови после сошлись к переносице, и Лина нахмурилась. Фыркнула.       — Дура? — переспросила словно не поняла с первого раза, не осознала. — А чего тогда мне квартиру свою показал? Про себя рассказал? Мне это совсем не нужно было, — а по щекам слезы текут. Сама не заметила, поэтому не утирала, не задумывалась о том, что провалилась уже. — Я же идиотка. Прямо как Маша твоя. Такая же тупая? — шмыгнула, обозлилась совсем. — Что же ты тогда заливался из-за неё раз нихуя не любил?!       — Да, потому что эта потаскуха мне всё испортила! — рыкнул. А, понятно… — Весь план пошел в одно место из-за безмозглой недалекой курицы. Я так много работал, просчитал и вот он результат, — махнул рукой, обводя помещение и не понятно, что имея ввиду. — Нихуя ты не понимаешь, Лина.       Надавил, шагнул ближе, как та замахала руками, яростно начиная тереть щеки. Осознала свою уязвимость, сцепив зубы, вытерла, пачкая чужую ублюдскую розовую пижамку.       — Я Аделина! Аделина! — взвыла, закричала во весь голос. — Никто не смеет меня звать Линой! Этим гребаным именем! — щеки покраснели, глаза опухли, но она только лишь злилась и ненавидела. — А вообще раз я дура, что же ты вечно Дела жалел? Сюсюкался с ним? Давал поблажки? Что тогда не втащ...       И Кащей ударил. Со всего размаху. Так, что искры показались в глазах.       Влепил по щеке и её крик потонул в скулении. Лицо завесили волосы. Ко вспотевшему лбу приклеились некрасиво некоторые светлые пряди. Лицо, итак, не чувствовалось и вроде не так сильно влепил, как обидно. Аделя сглотнула вязкую слюну, уставляясь в пол. Кащей так и держал поднятую ладонь в воздухе.       Наташа, вошедшая в этом момент, вскрикнула в ужасе, роняя стакан и разбивая тот на множество осколков, разлетевшихся по полу. Брызнула вода. Вот у Адели также сейчас внутри, на миллион стеклышек, которые невозможно будет склеить. Поправив волосы, Лина прохромала к Нат и, серьезно глянув в глаза, спросила, где её одежда.       — На диване, — растерянно пробормотала девушка, начала собирать стекло, порезалась. Со злостью оглянулась на Кащея, зашипела ему что-то ядовито, но Аделина не слушала, прошла в качалку, пошатываясь.       Тут было пусто. Совсем никого лишь как обычно гудели лампы, да билась сонная муха около окна. Отвратительное место.       Быстро стянув с себя розовое нечто, девушка с трудом влезла в своё, грязное, кровавое и драное. Пошарилась в карманах, поняла, что портфель остался на той самой улице, где была потасовка и ключей от дома нет. Засунула руки в карманы, пошла на выход.       — Лина! — выскочила из комнаты Наташа, побежала следом. — Ну куда ты? Давай Вова отвезет тебя, а?       Отвечать не хотелось. Она просто бессмысленно брела вперед, не обращая внимания на посторонние звуки. Глубоко погрузилась в себя. Обошла, напоровшегося на неё, опешившего Адидаса и скрылась в переулке под крики Нат остановить и сделать хоть что-нибудь.       Что было чувствовать больнее? То, что Кащей считал её пешкой в своём плане, ещё одной фигуркой на своей доске? То, что, приобретя абсолютно всё — дружбу, любовь, крепкое плечо и широкую спину — потеряла в одно мгновение из-за неосторожных действий? Из-за того, что она действительно как гребаный мальчик? Курит, без проблем чекушку может выпить, оденется словно солдат, отработает без проблем удары на чьём-нибудь лице…       Аделина уже ничего не понимает.       Придя к подъезду и поднявшись на третий этаж, пришлось сесть на лесенки и ждать тётку, спрятав лицо в рукавах куртки и не поднимая, чтобы лишний раз никого не напугать.       — Аделина? — прошептала в ужасе Любовь Павловна. Авоська с яблоками упала и те раскатились по лестничной клетки. — Кто тебя так? — испуг сменился гневом, и та грубо подняла девчонку за локоть, быстро подбирая фрукты и толкая племянницу в квартиру. — Доигралась в Дела. Довыделывалась. Кто тебя побил?       Даже не подумала про что-то страшнее, чем обычные избиения.       — Никто не бил, — буркнула, стянула кожанку, как тётя схватила ту и, с силой размахнувшись, ударила курткой по спине, снова и снова, отчитывая.       — Я твоей матери вру, говорю, что всё отлично! — закричала, прикладывая кожанкой ещё раз, но уже по заднице. — Учиться, старается, подружки хорошие, а ты мне вон что выдаешь? С кем подралась? Сколько раз твердила не одевайся как мальчишка, перебори уже свои надуманности и бредни в голове. Вся в Беликова! Такая же бестолковая, самоуверенная, ещё и самомнения выше крыши!       — Не говори так про отца! — заверещала, уворачиваясь от кожанки параллельно стаскивая и пиная ботинки в стенку. — Он по крайней мере любит меня в отличие от вас всех вместе взятых.       — Конечно, конечно, — всплеснула руками, кидая куртку прочь и отмахиваясь. — Говорила твоей матери, выбери Сашеньку. Скромный, умный, географ, нет, полезла на бизнесмена. Где твой отец сейчас? В тюрьме. Уголовник и убийца, тьфу!       — Хватит! — попросила Аделя, обхватывая себя за плечи. Слушать это было так мучительно неприятно.       — Воспитал себе мальчишку! — ругалась, кричала. — Ты же девочка, а не дворовая псина. Мы тебя с матерью тянем, хотим как лучше, а ты вон мне концерты какие каждый день устраиваешь. То шляешься непонятно где, то куришь, то врешь. Сколько можно Лина? Я до какого дня буду видеть в тебе этого проклятого Дела? Не надоело верить каким-то глупым придумываниям в своей голове? Кто тебя на улице тронет? Кому ты вообще нужна там?       — Я не придумала, — завертела головой, запротестовала, рыдая уже во всю глотку. — Лёшка виноват, всё он!       — Хороший мальчик! Светлый, покладистый, маму слушает, — не согласилась тётя Люба. — Вот лучше бы вышла уже за него, потом деток нарожала, да сидела прижавшись. Он тут прибегал, спрашивал, как дела. Аж душу греет, а ты? Дура, дурой.       Смотрю на то, какая ты всё-таки дура.       — Потом гляжу побитый, — охнула и так ведь натурально словно родная племянница не волновала так сильно, как какой-то бесхребетный баран. — Вот ты мне скажи, кто его так? Ты? В одеяниях своих напала на Лёшеньку или с дружками своими какими-то непонятными? — сделала паузу, смотря на молчаливые слезы племянницы. Вздохнула. — Хватит Лина, вот честно. Сколько можно уже? Прошло это ужасное время влияния отца на тебя. Отпусти ты глупости свои. Я звоню в милицию. У меня там знакомый есть, расскажешь всё как было и всё, посадит всех.       — Не буду, — развернулась, пошла к себе. Нечего было больше трепаться.       — Ты ничего-ничего, успокоишься, обдумаешь всё и расскажешь ему, а я пока позвоню, — поторопилась к телефону, не обращая внимания на плачевное состояние девушки.       Аделя фыркнула, сопливя, прошла в ванную и, схватив аптечку, потащила к себе в комнату. Хлопнула дверью, кидая медикаменты на стол, начала стягивать и бросать вещи в кучу в углу. Плевать, сожжет где-нибудь в мусорном баке или выкинет. Видеть больше этот не счастливый комплект с розовой кофточкой не может.       Внезапно все силы покинули её. Она сначала осторожно присела на край кровати, обхватила себя, сжала сильно, до боли в грудине, вся свернулась, складываясь на колени и вздыхая. Ничего. Ничего же не произошло. Справиться. Будет жить как до идеи с Делом — только днём ходить по улице, лишний раз не выходить из квартиры, пить валерьяну и много курить. Учиться на отлично, бегать по утрам, тренировать удары в подушку, парадируя бокс и носиться за новыми модными вещами. Юбками, красивыми платьишками и халатиками.       Жизнь не поменялась. Просто вот эту вот неделю придется вырезать из памяти, забыть, выкинуть в урну ненужными воспоминаниями. И объятья Кащея, касания, настойчивые предложения, его жаркий первый поцелуй… Задушевные разговоры младшего Адидаса, приколы Пальто и Турбо, серьезных тренировок и поддержки Зимы. Улыбки Ералаша. Немного сумасшествия и веселья Вовы Адидаса.       Сглотнула, прикоснулась к щеке, шипя от боли. Нужно было что-нибудь приложить холодное, но уже наплевать. Легла, закрыла глаза. Можно ли заснуть и не проснуться? Или заснуть и проснуться, чтобы всего того, что произошло не было и быть не могло? Перевернулась на бок, отвернулась от двери, смотря в стену перед собой. Обои уродские.       Провела пальчиком по узору, обводя линии и палочки, всхлипнула. Повязка давила неимоверно, поэтому пришлось размотать. Наплевав на всё, свернуться в позу эмбриона и почти не дышать. Слезы снова обожгли щеки.       И было какое-то внутри чувство горького разочарования с примесью полного одиночества. А ещё она уже скучала по пацанам, по универсаму, по Кащею. Нет, не так. По Паше, который показал ей свою душу, внутренний комфорт, рассказал про родителей, про себя, доверился и как они пили чай. Дурацкий, фруктовый какой-то, на вид ужасный, но после заварки вкусный и ароматный. Бадяжка проклятая.       Чтобы не реветь громко пришлось уткнуться в подушку, душа себя плотностью ткани и зарывая нос так глубоко насколько позволял размер этой перьевой гадости. Зажмуриться, сжать челюсть и заткнуться.       Лина сама не заметила, как заснула беспокойным сном, надеясь, что, когда проснется всей этой катавасии не будет и на самом деле это всё чья-то большая и глупая шутка.