Дальше в Лес

Наи рассматривал оставшийся на ладони пепел, и на его лице все четче проступало мрачное узнавание. - Хотел бы я объяснить все большим пожаром, но от тебя тянет не гарью, а грозами. Яра намерилась описать бесконечное поле, вспышки молний и грохот, и насколько нечем было дышать, но опять смогла издать лишь мычание. Однако он понял сам. - Место, где с неба падает пепел… Жестокое и очень далекое. И, к счастью, недоступное тоже. Почему ты там оказалась? Как выжила? Меньше всего понимаю, как сумела вырваться. Он ждал пояснений, но Яра все еще не могла говорить и даже более того, с трудом воспринимала его, потому что смысл каждого слова доходил мучительно. Когда же ей с запозданием нарисовалась общая картина его послания – она оказалась в невозможном месте и должна была погибнуть – то от шока растеряла остатки мышления. - Что произошло? Что натворила? – быстрыми короткими толчками продолжал он требовать ответа. Яра трясущейся рукой указала на горло, а потом на висок. Он озадаченно проследил за этим жестом, но все же сообразил и произнес намеренно замедленно: - Не можешь говорить? А меня хотя бы понимаешь? Яра кивнула. Он коснулся поваленного стула: - Что это? Назови вслух. Несколько мгновений Яра старательно ловила ускользающее слово – несуществующую коробочку для предмета, его сути, образа, материала, из которого сделан или мог бы быть сделан, для знания о рукотворности и кем он мог бы быть сотворен. В слове заключалось всё, все взаимосвязи, даже те, о которых не думаешь, которые остаются за занавесом. Слово было одновременно и звуком, и картинкой, набранной из знаков, и поэтому так сложно было ужать его до емкой горошины и закинуть из метафизического пространства вовне. И все же Яра стянула целую вселенную в точку и, держа в уме «стул», поставила язык в нужное положение, сложила губы в трубочку, напрягла диафрагму и выдала: - У-у-у! И сама испугалась тому вою, который получился. - Стул, - подсказал Наи. - У-утс, - попробовала еще раз Яра. - Стул. - Улс-с-ст. - Стул. - С-стул. - А это? Он дотронулся до печного бока, к которому привалилась Яра, и эту сущность назвать было уже проще. - Пы-ыы-щ. Пэ-э-эщ. Печь. - А это? Он оттянул ткань на груди, и Яра вспомнила, что это называется рубашкой, но произнести вслух правильно смогла только после череды неудачных попыток. Потом он показывал на горшки и крынки, на косички лука, на дверь, на окно, на свечку и прочее, на что падал глаз. Когда она стала с первого раза правильно называть предметы, он прогнал ее по запахам, вкусам и цветам. Она без осечек называла красный и белый, черный и синий, горечь и сладость, дым и запах хлеба, и ошиблась лишь единожды, самым странным образом. - Как я тебя называю? - Дичь, - выпалила Яра, уже наслаждавшаяся вернувшейся в русло способностью. - А меня как зовут? - Наи, - с удовольствием выдохнула она. Но тут что-то произошло. Со звуками его имени мир опять пошатнулся. Едва заметно, не весомее смаргивания, но у предметов как будто появился ореол и проступили глубже тени. И кожа Наи словно стала светлее, а сам он ярче. Но все это было настолько неуловимо, на грани нормальности, что Яра не обратила на это должного внимания. - Цвет моих глаз? Этого Яра по памяти сказать не могла и взглянула ему в лицо внимательнее. - Сиреневые, - уверенно определила она. И одновременно подумала: «Почему я не запомнила, какие удивительные у него глаза?». - Этот цвет по-другому называется. - Почему по-другому? На цветущую сирень похоже. Не на ту, красноватую, а которая бледная, почти голубая. Сиреневый и есть. Ну, можно назвать еще светло-фиолетовыми. Яра испытывала облегчение о того, что ей снова легко раскладывать по оттенкам, и потому позволила себе поспорить, решив, что Наи как настоящий мужчина не разбирается в нюансах, раз предпочитает точному «сиреневый» грубое «фиолетовый» и еще и указывает на ошибку. А он вдруг сменил вектор: - Как ты оказалась в том месте? - Попросила демона закинуть к тебе. - Как это было? Призадумавшись, Яра воссоздала в памяти картину, предшествующую неудачному переносу. - Как и в прошлые разы, я отошла от станции ближе к кромке леса, встала и попросила отнести к тебе. А! Я еще в тот момент держала в руке подвеску, которую ты мне дал. Я была в полной уверенности, что это поможет, и разговаривала с ней мысленно. - Дай сюда эту деревяшку, - странным тоном приказал Наи. Яра машинально полезла в карман и тут только сообразила, что все еще сидит в уличной одежде и ботинках. Ее потряхивало ознобом, но умом она понимала, что в комнате должно быть тепло, если не жарко. Она выложила можжевеловый брусочек на протянутую ладонь и принялась стягивать куртку. А когда закончила с этим, заметила, что он все еще смотрит на подвеску и вид у него сосредоточенный, будто приходится держать горсть отравленных игл. - М-да-а, не припомню, чтобы когда-нибудь бывал таким дурачьем, - протянул он с неизмеримой досадой. – Но кто же мог подумать, что туда может зашвырнуть! Даже с Другом в связке это невозможно. Вернее, мне так казалось. А что именно ты говорила деревяшке? - Ну, не говорила - скорее думала. Просила привести к тебе, в твой дом. Но все пошло не так. На лице Наи проступила кривая усмешка. - Да нет, все так. Просьба выполнена. - Ну, да, в итоге я у тебя. Но тот пункт в маршруте явно был лишним. - Возьми это и верни мне, но уже по-настоящему, - Наи бросил Яре на колени подвеску. - Что значит, по-настоящему? – опешила она. - С пониманием, что эта вещь никогда не была и не будет твоей, что ты в ней не нуждаешься и отдаешь истинному владельцу без сожалений. - Не слишком ли большой почет деревяшке? Ты твердишь, что не занимаешься магией и не терпишь ритуалов, но ведешь себя так, будто это магический предмет. - Вот тут подловила. Может, это и не колдовство, которым промышляют дураки, но нечто предшествующее ему. Эта щепка имеет значение. Просто верни ее мне, и все. Однако Яра медлила. Подвеску надо отдать, это было ясно, но та дарила успокоение ощущением в ладони, чистым запахом и тонкой, не прочнее воспоминания, связью со знающим человеком. - И после всего ты не хочешь с ней расставаться? – удивился Наи, заметив ее колебания. - Я отдам, отдам! Просто… не представляю, как буду добираться к тебе без нее. Можешь дать что-то другое взамен? - Проводники больше не нужны, ты уже и так навела сюда дорогу. И у меня нет ничего подобного, что можно было бы отдать. - Ну хоть что-то! Для уверенности. - Да что? Пуговицу, ложку? - А хоть и пуговицу! - Тебе нужна пустышка? Вот еще! Если нужно, бери сама. - Я правда могу взять что-то из твоего дома? - Да, только не вижу причин, зачем тебе обманки, когда можешь получить напрямую нечто более надежное. - Я даже не понимаю, о чем ты. Он уставился, будто подозревал. Пауза длилась долго, пока он прощупывал взглядом дрожащую от внутреннего холода недоумевающую Яру и словно взвешивал. - Ты действительно не понимаешь или издеваешься? – наконец, уточнил Наи немного злым тоном. - Издеваться я бы точно не стала. Еще пару секунд сомнение не покидало хмурого лица, но потом Наи просветлел, смягчился и снова перешел в состояние терпеливого наставника. - Тебе же не деревяшка, не пуговица, не мой дом, а я нужен? Убери из цепочки вещь-посредник и тянись ко мне напрямую. Ты уже достаточно мостов навесила, чтобы смогла это сделать. - Я попробую, - дипломатично ответила Яра, просто устав: сил на выяснение смысла его слов у нее уже не оставалось. - Отдавай. Он требовательно протянул руку, и Яра вложила можжевеловую щепку, ощущая все нелепой ненужной формальностью. Можжевеловый брусочек на раскрытой ладони притягивал ее взгляд. Он был очень красивый, со светлыми, как свежий мед, кольцами, источающим бодрящий эфирный аромат и легкий флер озоновой грозы. - Так какого цвета у меня глаза? – внезапно повторил Наи, настойчиво ловя своим удивительным, почти сияющим взглядом ее. - Сиреневые, - уверенно ответила Яра. Он вздохнул, перекинул подвеску ей обратно и проговорил с мрачной решительностью: - Эту дверь надо закрыть. Сядь поудобней, а лучше ляг. И засыпай, скользи на безопасных крыльях сна, лети и отпускай. - Но я не хочу спать. Самый разгар дня, я просто не засну! - Правда не хочешь? Ты потеряла столько сил, что даже не можешь согреться. Твоему телу нужно хорошенько отдохнуть, а уму – переложить знание с края полки поглубже, чтобы оно вдруг не упало тебе на голову. Прислушайся к себе. Ты просто перевозбуждена. Но если сосредоточишься и посмотришь внутрь, заметишь, что разговорами со мной тратишь последние крупицы. Ложись и спи. Следуя его совету, Яра замедлила дыхание и понаблюдала за ощущениями в теле. Сперва ей показалось, что она полна энергии и готова к деятельности, но уже через три-четыре выдоха обнаружила, что тяжелые мышцы тянут к земле, голова наливается чугуном, а мысли в ней вязкие и тупые. Веки смыкались сами собой, и доски пола, на который она опустилась, предстали самой мягкой и уютной постелью. Уставшее тело молило об отдыхе и кощунством было бы заставлять его решать вопросы ума. Откуда-то издалека послышался бесплотный, но знакомый голос, который вроде бы нес смысл, но Яра уже не могла его понять, как поняла бы бодрствуя, скорее просто приняла всем телом данность, не доводя до сведения сознания: - Жаль, я не умею петь. Было бы куда проще. Действительно, было бы проще. Звук перенес бы через пространство и отделил ненужное. Но Яру не учили петь воздействующие песни и Наи, по-видимому, тоже. А может, учили, но он просто не мог. Как ответ, в сонной темноте возник вытянутый силуэт со сплошной полосой сиреневого сияния на месте глазниц, с серебристым покалывающим блеском на челе и черным-черным горлом, выделяющимся даже на фоне сплошной темноты. И отчего-то Яра знала: вот причина, так быть не должно – существо немо в ужасном, нечеловеческом смысле. Эта трагедия заставляла ее грустить даже в том сонном бесчувственном состоянии, в котором она плыла. И снова послышался или показался смысл: - Это не твоя печаль. Смотришь не туда. Найди дорогу и закрой ее навсегда. И действительно, чернота на месте горла не имела никакого значения. Яра проваливалась сквозь пол все ниже, через перины, каждая из которых была все мягче и все эфемернее, проваливалась и растворялась в сонном спокойствии, сбрасывая одежды дневных наслоений, пока от нее не осталась только горошина выкристаллизованной сути. Она могла бы быть Словом, если бы человеческий язык мог так звучать. Ее влекло к чему-то непомерно огромному и древнему, и неизмеримо чуждому тоже. Холодный тяжелый массив заворачивал ее в свои завихрения, но одновременно отталкивал, не давая слиться. Ей не было места, ее не ждали, не хотели и не пускали, но она все равно рисковала пропасть среди этих потоков, случайно, подобно утянутой водоворотом щепке. В этой чуждости было и что-то очень знакомое, какая-то тонкая слабая нота, потерявшаяся бы в целом, если бы совершенная горошина сути, которой предстала Яра, могла бы отсекать, как это делало человеческое сознание. Она ухватилась за эту знакомую ноту, притянула к себе и сама притянулась к ней. И в тот же миг все вокруг обрело очертания. Она снова была в человеческом теле посреди грозовой равнины, а напротив, в нескольких шагах, под оседающим с неба пеплом стоял Наи. Он был все в той же домашней одежде, которую она на нем видела: в штопаной-стираной рубахе и обтрепавшихся льняных штанах. Яра сморгнула, и на долю секунды увидела его в невероятных сочлененных доспехах из непрозрачного стекла, подогнанных по фигуре как драгоценные ножны к кинжалу. Но уже в следующее мгновение доспехи растаяли как дым, и он снова был в своем повседневном виде, разве что глаза горели сиреневым, и теперь уже Яра понимала: это нормально в пространстве сна, но не в обыденности. Вид фантастического панциря так поразил Яру, что она выпалила: - Стеклянная одежда!.. - Стеклянная?.. Вот такое стекло? – он повел подбородком, указывая куда-то за спину Яре. Она обернулась и увидела слегка изогнутую трубку, столь великую и толстую, что стекло, из которой она была сделана, теряло прозрачность и приобретало молочную голубизну. Назначение трубки представлялось неясным, но шишковатые утолщения на концах делали ее похожей на кость. - Да, я видела такое на тебе. Что это? - Прошлое нашего мира, - серьезно сказал он и почему-то расхохотался. Его смех чистым перезвоном перекатился по равнине, взбивая ровно падающий пепел и закруживая его в завихрениях. Через несколько мгновений на небе не оставалось уже ни одного спокойного участка, все перебаламутилось и пришло в движение. Она заметила, что не дышит, не чувствует тепла и холода, не чует запахи. Ощущения приходили как-то иначе, не через органы чувств: как во сне и в то же время реалистично. - Я сейчас сплю в избе? - Да. - И мне снится это место? - Скорее это ты снишься ему. Не ходи по чужим снам без приглашения. Уходи и закрой за собой дверь. Яра почувствовала разгорающееся жжение на груди, запустила руку под одежду и нащупала шнурок с подвеской, хотя не помнила, чтобы его надевала. Она коснулась пальцами деревяшки и внезапно поле ее зрения расширилось, она стала видеть всю панораму, во все стороны одновременно, и на горизонте, по самому краю равнины, так далеко, что даже парящая птица не увидит, различила сначала одиночные деревца, а затем редкие и далее набирающие густоту можжевеловые заросли. - Эта деревяшка отсюда? – догадалась она, сжимая подвеску и разглядывая новым зрением рощи. – Я даже представить не могла, что такое место существует, у меня и в мыслях не было сюда соваться. Тем более, как ты говоришь, без приглашения. - Знаю. Яра стащила подвеску с шеи и протянула Наи. - Это твое, - произнесла она, пропуская через себя полное значение этих слов, будто через нее говорило само это место. И ей действительно не нужна была эта щепка, ведь она оказалась частью этого сна по случайности, по смешной человеческой ошибке. Это люди действуют быстро, хаотично, путают все местами и смешивают потоки, а само это место и все, что отсюда, гораздо более последовательно и основательно. Наи – отлетевшая щепка этого мира и не должен забывать, как глубоко влияет на других. Яра вздрогнула всем телом, выплывая из сна внутри сна, уловив умом эти чуждые, подселенные мысли. Ей стало очень холодно, она тряслась. Висящая на руке подвеска болталась во все стороны, Наи выхватил ее, надел на себя и спрятал под одеждой. «Мне это не нужно, не нужно, не хочу это», - думала Яра, наблюдая, как можжевеловый брусочек исчезает во вороте рубахи, - «это не мое, забери, не надо». - Живо возвращайся! – приказал Наи, в его жестком тоне улавливалась боевая сосредоточенность. - К-как? – Яра не чувствовала связи с избой на лесной опушке – только с Наи, а он был здесь. Она особенно сильно вздрогнула всем телом и ощутила разливающуюся боль в затылке. Мир моргнул и на мгновение показался потолок избы с уходящей в него закопченной печной трубой, но потом снова вернулась безжизненная равнина. - Ну не так же! –непонятно за что обругал Наи. – Спи, я закрою этот путь. Он шагнул ближе и, вытянув руку, уложил ладонь ей на грудь. Яра не почувствовала прикосновения, но ощутила, как становится ко всему безразличной. Пронизанный статическим электричеством, запыленный пеплом мир отъехал вдаль. Как через искажающую линзу земля под ногами стала казаться далекой, тучи на небе растворились и разлетелись, как сдутый с одуванчика пух, шов горизонта распоролся, отчего землю и небо начало полоскать, как простыни на бельевой веревке на ветру. Но все это не имело значения. Не стоило внимания. Этот параллельный мир не имел к ней никакого отношения – у нее был свой, более весомый. Испытывая скуку и раздражение, желание отделиться, Яра закрыла глаза. А открыла их уже в избе. Она видела над собой перевернутое склоненное лицо. Отчетливо, до каждой черточки радужки, видела глаза – серые, как сталь и пасмурное небо. Несколько долгих и сложных мгновений она восстанавливала ориентацию в пространстве и до нее доходило, что она лежит на спине, головой на коленях Наи. Он что-то говорил, но она не понимала ни слова. Речь шелестела так же красиво и бессмысленно, как шум ветра в кронах. Куда больше, чем звук, ее завораживали его глаза – такие обычные, человеческие, всего лишь серые. Ей казалось, что она плывет в безмятежном мареве и опасность позади, но вдруг обнаружила в себе внутреннюю дрожь, будто самое ее существо мелко вибрировало и осциллировало вокруг неназванной оси. Раскачивание набирало силу, вскоре это должно было передаться телу и стать видимым. Неконтролируемый процесс, сути которого она не понимала, овладевал ей, и она каким-то образом знала, что Наи может остановить это так же, как он уже делал, когда прижимал ее ладонь к столу при появлении демона. Сделав над собой усилие, едва сумев разжать сведенную челюсть, Яра попросила: - Возьми меня за руку. Он замолк и недоуменно уставился, но подчинился забрал ее ладонь в свою. Однако это было обычное прикосновение. Он не уловил сути просьбы, а Яра уже не могла объяснить: мелкая дрожь, которую она пыталась подавить, все же набрала силу, раскачалась, вылилась в такой мощи волну, что - словно оторвался удерживающий якорь - ее тело дико выгнуло, она приподнялась над полом, запрокинув голову, и с этой высоты впечаталась бы в жесткие доски, если бы до этого не лежала на ногах Наи. Он принял удар на себя. - А, понял. Держу, - коротко сообщил Наи, меняя хватку на ладони с дружеской на подавляюще тяжелый захват. Второй рукой он закрыл ей глаза. – Хватит смотреть в сторону той равнины. Тяжесть с руки и глаз разливалась по всему телу. Обездвиженная, практически пригвожденная к полу избушки неведомой силой Яра успокаивалась. Пока нечто мечущееся и взвинченное в ней к потолку падало и сворачивалось кольцами, будто отпущенная с высоты веревка, она ощущала прикосновения Наи как бесспорное умелое воздействие. Но едва полностью пришла в себя, хватка на руке и закрытые глаза показались абсурдом. Она сдвинула его ладонь, что оказалось сделать проще, чем она думала, и осмотрелась, будто ожидала увидеть в обстановке нечто новое. Однако все оставалось по-старому, разве что в комнате стало темнее: настолько, что через полчаса потребовались бы свечи. - Уже вечер? – искренне поразилась она. - Ну, да. Целый день прошел. - Мы пробыли там так долго? - А что тебя удивляет? - Разве не должна была в реальности пройти пара минут? - Нет, с чего ты это взяла? Этот обмен вопросами доконал Яру. Она отчетливо ощутила слабость и дикий голод. А еще поняла – теперь в полной мере – что уже довольно давно лежит у Наи на коленях. Он выглядел таким же изнуренным и бледным, да к тому же разбитая губа опухла и подпортила его физиономию. Но губа была мелочью по сравнению с потухшим запавшим взглядом. - Как голова, не болит? - Нет. - Хорошо. Тебя трясло, и ты ударилась головой о пол, когда пыталась вернуться. Будем считать, что мы квиты, - он машинально потер собственный затылок. Сказано это было без улыбки, и Яра не сразу поняла, что он шутит. Он сгреб в горсть завиток волос, покоящийся рядом с плечом Яры, рассмотрел и утомленно пробубнил сам себе: - Смотри-ка, еще больше пепла натащила… - И сказал уже ей: - Назови мое имя. - Наи, - послушно позвала Яра. - В глаза мне смотри. Их цвет? - Серые. Конечно, серые. Он облегченно выдохнул: - Фух, вроде закрыл. Но окончательно станет понятно только после того, как ты поспишь человеческим сном и проснешься. А пока надо восстановить силы. Он помог ей сесть и прислониться к восхитительно теплому печному боку. После зыбкого нереального мира печь казалась самой надежной и дружественной человеку твердыней, Яра никуда не хотела от нее отходить, тем более что от бессилия ей было холодно. Жажда сушила гортань, желудок жгло волчьим голодом. Ей казалось, она потеряет сознание, если не съест что-нибудь сей же момент. Наи принес, что было под рукой: ржаной хлеб со сметаной и медом, - и они, сидя прямо на полу, принялись уплетать ломти, макая в крынки, и запивая из кувшина огромным количеством воды. Наи то ли слишком устал, то ли больше не считал это важным, но теперь уже не обращал внимания на то, что они пьют и едят из одной посуды. Голод был такой требовательный и животный, что в какой-то момент Яра обнаружила себя зачерпывающей сметану прямо ладонью из крынки и очень смутилась. - Просто ешь, - посоветовал Наи. – Учитывая, куда тебя занесло, я рад, что ты человеческую речь не забыла и на четвереньках не бегаешь. - А такое могло быть? – вяло испугалась Яра. – А куда я попала? - Все вопросы потом. Ешь давай. Яра отбросила всякое стеснение, облизала ладонь и следом напала на горшок с медом. К моменту, когда она насытилась, ее сильно вело, а веки смыкались сами собой. Не отдавая себе в этом отчета, она просто легла на доски между крынкой со сметаной и горшком меда и попыталась укрыться курткой. Рядом точно так же устроился Наи, вместо подушки свернув под щеку полотенце. - Надеюсь, ты будешь просто спать, а не колобродить по тридевятым царствам, - пробормотал он. – Ну да ладно. Дверь закрыта. Не открывай ее сейчас – и когда проснешься, уже не вспомнишь, как это делается. И его предупреждение могло бы быть ценным, если бы Яра хотя бы понимала, что и как делает, а не надеялась каждый раз на случай.