Охота на Аспида

„В цикле природы не существуют ни победа, ни поражение: существует движение.“ — Пауло Коэльо

Ровена подняла взгляд и встретилась с глазами Ареста. В груди заколотилось так, будто сердце вот-вот вырвется наружу. Она замерла, не в силах оторваться. Теперь всё стало ясно. Она знала, кто он. Казалось, всегда знала — где-то глубоко, в самых потаённых уголках своей души. — Ты всегда была догадливой, змейка, — голос Ареста звучал мягко, почти ласково. Но от этого тепла по коже пробежал холод. Он улыбался — не угрожающе, не с издёвкой, а с той загадочной добротой, которая пугала её больше всего. — Магия врат вытеснила мою сущность, — продолжил он, склонив голову, словно делился чем-то сокровенным. — Но время ослабило врата. Появились трещины. Совсем незначительные, чтобы я смог вернуться полностью, но достаточно, чтобы отправить сюда крохотную частицу себя. Всего лишь часть, почти как душа, — он бросил красноречивый взгляд на Тома. — А душа, как ты знаешь, почти ничего не весит. Но даже её крупица может изменить многое. Том молчал, но его взгляд метался между Арестом и Ровеной. Он понял. Теперь всё обрело смысл. Эта магия... Крестражи. Арест знает о них. Конечно, знает. Мировой Змей всегда знал больше, чем позволено смертным. Шёпот наполнил голову Тома, усиливаясь с каждой секундой. Звуки заполняли пространство, раздаваясь, казалось, из самого камня. Они не просто звучали — они давили, глушили мысли, будто заставляя его подчиниться чему-то чуждому, древнему. Акина сохраняла спокойствие. Её глаза, потускневшие от долгих попыток сопротивления, смотрели в пустоту. Казалось, сама Маледиктус больше не была здесь, её душа унеслась куда-то далеко, оставив лишь оболочку. Арест, как ни в чём не бывало, продолжал, почти с весельем: — Не скрою, мне понадобилось немало усилий, чтобы вернуться в этот мир. Но, в конце концов, это стало вопросом принципа. Наказать непослушных детишек — священный долг любящего родителя, — его голос сочился сарказмом. — Годы ушли на то, чтобы приспособиться. Признаюсь, это отвратительно — быть запертым в теле ребёнка, но я справился. Он сделал паузу, будто смакуя воспоминания, затем продолжил: — Тогда я понял, что мне не открыть врата, пока Змеи остаются едины. Но, как вы догадываетесь, их хребет мог сломать только один из них. И эту историю вы знаете. Увы, Салазар спутал мне карты. Арест встал, плавным движением превратив палочку в трость, и направился к стене. На каменной поверхности ярко вспыхнули символы в форме врат. Он провёл по ним рукой с почти благоговейным трепетом. — Но время не было потрачено впустую. Всё это время я пытался понять, как работает их магия, — он улыбнулся, вздохнув, словно испытывал искреннюю гордость. — Должен признать, это был момент триумфа. Момент, когда дети превзошли своего отца. Защита, способная удержать меня, настолько сложна, что её тайны остаются мне до конца неясны. Он замолчал, глядя на врата, а затем добавил, словно с сожалением: — Но одно я понял точно. Чтобы открыть их, нужны все три печати. И их хозяева. — Почему ты не убил меня? — Ровена перебила его, её голос дрожал, но взгляд был твёрдым. — С Хеленой всё было бы куда проще. Ты мог сделать это сотни раз. Ведь ты убивал других Аспидов, и не задумывался. Её слова прозвучали резче, чем она ожидала, но это не имело значения. Этот вопрос жёг её изнутри годами. Даже если сегодня они умрут здесь, она должна была знать. Почему он столько лет сближал её с собой, становился ей почти отцом, чтобы потом так жестоко предать. Арест остановился и взглянул на неё с чем-то, похожим на усталую нежность. — Ох, змейка, змейка, — он медленно направился к ней, стуча тростью по каменному полу. — Всё с тобой было иначе. Другие Аспиды… они просто другие. Но ты... — он замолчал, остановившись в шаге от неё, — ты была особенной. Он пристально посмотрел на неё, и в его взгляде промелькнула искра чего-то, что Ровена не могла распознать. — Точная копия той, кто была первым Аспидом на этой земле. Моим первым, совершенным дитям, — его голос стал почти шёпотом. — Я понял это с первого мгновения, как взял тебя на руки. Как только ты родилась. Какая злая шутка Судьбы, — он горько усмехнулся. — Да, она та ещё сука. Его лицо окаменело, когда он отвернулся, глядя на врата. — Но разве это не вершина иронии? Получить обратно то, что любил больше всего, только для того, чтобы вновь быть преданным. Дитя, которое ты создал, закрыло перед тобой дверь и вытолкнуло из жизни, — его голос утратил сарказм, звуча тяжело, почти печально. — И потому ты решил загубить свой план? — с насмешки и недоверием спросила Ровена. Пол под ногами снова вздрогнул, замок словно разрывало изнутри и чем ярче становились врата, тем больше это становилось явным. Арест обернулся к ней, его глаза пылали ледяной яростью, но голос оставался обманчиво мягким. — Загубить? Нет, моя дорогая, я просто... задержал неизбежное. — Его губы изогнулись в тонкой, холодной улыбке. Она не несла тепла, только насмешку. — Ты была идеальной. Но слишком... живой. И я решил задержаться. А потом должен был убить тебя, но... — Он замолчал, и его взгляд на миг потемнел. — Возникли сложности. Оказалось, что я не способен причинить тебе вред своими руками. Ровена не отвела глаз, хотя её дыхание стало прерывистым. Слова дались ей с трудом: — А злодейка судьба нарушила твои планы? — О, да. — Арест усмехнулся, но взгляд был куда холоднее, чем слова. — Судьба и Хелена. Она вмешалась. И не раз. Он сделал небольшую паузу, наслаждаясь этим моментом. Затем склонился вперёд, как будто делился интимной тайной. — Это я свёл с ума твоего дружка, заставив его стать одержимым тобой. Тем самым я дал тебе шанс покинуть Гнездо и выйти за него замуж, но у тебя было совершенно другое видение этого вопроса. Он выпрямился, сделал умышленно грустный вздох. — Ты так легко избавилась от него, что поразила даже меня. Тогда я понял, что мне придётся убрать тебя другим способом. Но яд, который я изобрёл специально для тебя, был обезврежен противоядием, которое по чистой случайности применил Реддл. А пара групп наёмников оказались бесполезны. Глаза Ареста метнулись, как будто он видел тетрадь с списком ошибок, в которых неохотно признавался. Но все это было скрыто за сквозным сарказмом. — И кто бы знал, что эта трусливая, тщедушная Аспид, моя глупая сестра, решится на что-то столь отчаянное. Она защищала тебя, отправив в Лондон. Она даже пожертвовала собой, отдав тебе печать, зная, что тогда у меня не будет смысла тебя убивать. Голос Ареста начал дрожать, но последние слова он выбросил как камни, с жестокой усмешкой. На мгновение его лицо исказилось отвращением, как если бы он вспоминал о чём-то особенно неприятном. — Если бы не я, из неё вряд ли что-то вышло бы. Всё, что её ждало, — это место за спиной Салазара. Слабая, бездарная девчонка. Мне стоило немалых усилий вылепить из неё хоть что-то стояще. — Но она всё равно узнала, кто ты, и встала у тебя на пути? — Ровена бросила быстрый взгляд на Тома, чьё лицо побледнело. Он выглядел так, словно балансировал на грани обморока. Акина, прикованная к стене, казалась тенью самой себя. Вокруг них что-то происходило с Гнездом, и это отражалось на печатях, связанных с ними. Ровена едва справлялась со словами, но Арест, напротив, говорил легко, словно находил удовольствие в каждом произнесённом слоге: — Хелена едва была способна догадаться. Ты ёё переоцениваешь. Но... должен тебя разочаровать. Я ёё не убивал. Мне куда проще было бы оставить печать у ёё. Его тон стал почти ленивым, но глаза метнули вспышку холодной насмешки. — Аяна помогла ей с этим. Ровена прищурилась. — Ты хочешь сказать, что она... — Убила свою единственную подругу? — Арест театрально вздохнул, будто жалел о чём-то, что давно стало для него неважным. — Да, именно так. Забавно, не находишь? А ведь Аяна была без ума от Хелены. Всегда. Её тайные вздохи, её влюблённость... настолько очевидны. Безответная любовь, пронесённая столько лет. И такой печальный конец. Ровена молчала, не зная, как отреагировать. Арест же продолжил: — Я уверен, именно Аяна и была той, кто догадался обо мне. — его губы снова изогнулись в улыбке. — Вот они и решили выиграть для тебя целых пять лет. Арест, словно устав от Ровены, равнодушно отвернулся и подошёл к Акине. Его шаги были размеренными, как у хищника, знающего, что жертва уже не может убежать. Акина стояла, с трудом поддерживая своё измождённое тело. Её кожа была натянута на кости, а дыхание едва слышно, словно каждая попытка вдохнуть стоила ей колоссальных усилий. Но её глаза — эти два яростных угля — смотрели на Ареста с такой ненавистью, что, казалось, могли испепелить его на месте. Он наклонился ближе, провёл холодной тростью по её щеке, и на лице его появилась усмешка, полная насмешливого превосходства. — Маледиктусы слишком упрямы, чтобы сдаться, — произнёс он лениво, голос его звучал, как змеиное шипение. — Но чем больше ты сопротивляешься, тем быстрее это закончится. Акина чуть дёрнулась, стараясь отодвинуться от него, но силы предали её. Он замер, будто наслаждаясь её беспомощностью, а затем слегка склонил голову, словно размышляя над чем-то важным. — Твой отец был мудрым змеем. Настолько, что даже помогал мне. Он понимал: мир должен переродиться. Новая глава, новая сила. — Его голос стал чуть громче, в нём прозвучали нотки издёвки. — А потом ты испортила всё. Он выпрямился, обвёл её взглядом, будто оценивая треснувший сосуд, который когда-то служил ему. — Своими видениями ты вселила в него веру в будущее Гнезда. Вздорная вера! Он был так твёрд перед смертью. Как уверен в том, что у Гнезда есть будущее. И что теперь? Акина молчала. Она не позволила себе сказать ни слова, но её взгляд говорил за неё. Этот взгляд был оружием, её последней защитой. Ненависть в её глазах была такой яркой, что, казалось, воздух вокруг неё закипал. Арест улыбнулся, на этот раз шире. Он протянул трость, чуть коснувшись её подбородка, и приподнял её лицо, заставляя смотреть прямо на него. — Ты думаешь, что ненависть даст тебе силы? — тихо произнёс он, его голос прозвучал почти ласково, что сделало его слова ещё более жуткими. — Нет. Она лишь сделает твои страдания слаще для меня. Акина ничего не ответила. Её дыхание стало чаще, но взгляд оставался таким же острым, как и прежде. Это была её последняя форма сопротивления. Арест вновь выпрямился, будто удовлетворённый тем, что сделал. — Я люблю упрямство, — добавил он с лёгкой усмешкой, обращаясь больше к самому себе, чем к ней. — Оно делает победу... насыщеннее. Арест отвернулся от Акины, наслаждаясь тишиной, которая повисла после его слов, и направился к Тому. — Знаю, у тебя много вопросов, — произнёс он, лениво окинув юношу взглядом, будто оценивая старую, изношенную игрушку. — Но я скажу лишь одно: ты здесь потому, что я не смог создать замену змееустам. Том напрягся. Его руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но он не осмелился шевельнуться. Ему казалось, что каждое слово Ареста выжигало его изнутри. — Видишь ли, процесс оказался слишком непредсказуемым. Ты сам был свидетелем того, что случилось с Адамом. — Арест на миг замер, словно обдумывая, стоит ли продолжать. — А ведь было столько надежд... Арест продолжал: — Я оставлял жизнь твоим предкам только потому, что предполагал такой исход. Но потомки Салазара оказались глупцами. Они вымерли, как крысы, оставив меня с пустыми руками. Он сделал шаг вперёд, его трость с глухим стуком коснулась пола. — Сколько времени я потратил, чтобы найти хоть одного... — Голос Ареста стал ниже, почти шёпотом. Он говорил это больше самому себе, чем собеседнику. — И, не поверишь, всё решила случайность. Том посмотрел на него, не отводя взгляда, но выражение его лица изменилось. Внимательность сменила ярость. — Помнишь ту "особенность", которую я заложил в себе подобных, чтобы сохранить чистоту крови? — Арест наклонился ближе, словно делясь тайной. Его улыбка была язвительной, почти насмешливой. — Стоило Змейке прибыть в Лондон, как ты нашёлся. Сам, без моей помощи. Глаза Тома чуть расширились, но он не проронил ни слова. — Забавно, не так ли? А дальше, конечно, мне пришлось тебя подтолкнуть. Ты был так настойчив в своём желании узнать правду, что особых усилий прикладывать не пришлось. Разбудить и призвать дух Салли было непросто, но остальное... вы сделали сами. Том побледнел, его губы сжались в тонкую линию. Буря эмоций бушевала внутри, но он знал, что проявить слабость — значит проиграть. Арест выпрямился, скользнув взглядом по всем присутствующим. В воздухе витало напряжение, словно сама комната затаила дыхание, ожидая неизбежного финала. Он медленно подошел к Ровене, его шаги гулко отдавались эхом в треснувших каменных стенах. Стены замка, некогда величественные, казались теперь заживо умирающим организмом: сквозь них сочился свет из врат, будто сам замок пытался сбросить свою плоть. Пыль оседала на его изысканную одежду, но Арест словно не замечал. — Ты знаешь, почему этот мир нужно сжечь до основания? — его голос стал тихим, почти ласковым, когда он протянул руку к её лицу, но не прикоснулся. Пальцы замерли в миллиметре, как будто он боялся разрушить её, словно хрупкую фарфоровую куклу. — Люди. Их слабости. Их тщетность. Я смотрел на это слишком долго. Их время вышло. Он резко отвел руку и прошелся по залу, словно хищник, поджидающий момент для прыжка. — А я? — Ровена подняла подбородок, в её голосе звучал вызов. — Ты тоже жалеешь, что создал меня? Арест остановился, его спина напряглась, а затем он резко обернулся. — Ты — моё самое большое достижение... и самое болезненное разочарование, — прошипел он, его голос сорвался на краю гнева. — Я не смог убить тебя тогда, потому что увидел в тебе её. И это стало моей слабостью. Пол снова содрогнулся, теперь уже заметнее. Свет из врат становился ослепительным, разрывая пространство. — Но, возможно, я слишком много времени провёл в этом мире, — продолжил он, хрипло, будто говоря сам с собой. — Он оставил на мне свои грязные отпечатки. Сделал меня сентиментальным. Ровена молчала, не сводя с него глаз. Она видела перед собой не только безжалостного творца, но и раненую душу, которая упрямо не желала признавать свою слабость. — Скажи, Ровена, — Арест внезапно остановился прямо перед ней. — Ты бы убила меня, если бы могла? Его лицо оказалось слишком близко, их взгляды встретились. В этом молчании, мгновении, что длилось едва ли дольше удара сердца, казалось, замерло время. Даже разрушающийся замок на миг стих, словно прислушиваясь, ожидая её ответа. — Но сегодня я всё-таки убью тебя, — голос Ареста был ледяным, как сталь клинка. Он не дал ей возможности заговорить. — Видишь ли, другого способа открыть врата я не нашёл. Лишь уничтожив печати, я добьюсь своего. Однако, покуда печати остаются без хозяина, они неуязвимы. Печать маледиктусов ясно дала мне это понять. Хотя изначально держателями должны были стать совсем другие... Он на мгновение замолчал, словно обдумывая свои слова, а затем снова заговорил, будто разговаривая сам с собой. Его настроение менялось, как штормовое море. — Да, решение далеко не изящное, знаю, — Арест усмехнулся, не скрывая ноток горечи, и принялся мерить зал шагами, не обращая внимания на треск рушащегося пола под ногами. Его тяжёлый шаг отдавался громкими ударами. — Увы, лучше ничего придумать не удалось. Он остановился, бросив взгляд на них. Лишь теперь стало заметно, как его самого трясло, так же, как весь замок. — Чтобы уничтожить печати, я должен убить вас. Но не сразу, иначе они начнут защищаться. Вы уже чувствуете, как силы покидают вас? Считайте такую безболезненную смерть моим подарком... — он на мгновение замолк и резко выпрямился, нервно проведя рукой по лбу. — Хотя не стоит переживать. Вы ещё успеете увидеть меня в истинной форме. Его глаза блеснули безумным светом, и он взглянул на часы. — Времени слишком мало. Нужно ускорить процесс. Арест протянул руку, и внезапно холод и жара, словно две стихии, обрушились на всех. Волна боли сменилась пустотой, когда их сознания начали погружаться во тьму.

***

Ровена открыла глаза. Для неё не прошло и мгновения, но всё вокруг изменилось. Та же сцена, те же врата, но всё было иным. Реальность потемнела, поглощённая густой вязкой мглой, которая не оставляла ни воздуха, ни пространства для движения. Каждое движение становилось тяжёлым, как будто мир утратил форму, а воздух превратился в жидкость, через которую трудно было дышать и двигаться. Пространство вокруг её сознания стало многогранным, тягучим, словно она застряла в том самом зеркальном омуте, где каждое воспоминание было искажено, а она — лишь призрак, наблюдающий за происходящим. Перед вратами, из ничего, возник змей. Он был гигантским, его тело мерцало светом, который не принадлежал этому миру. Чешуя переливалась, как звёздное небо, искривляясь, как свет, преломляющийся через туман. Глаза змея были бездонны, в них отражалась сама глубина вселенной, беспокойное, бесконечное отражение. Ураборос. Воплощение начала и конца, бесконечного цикла, угроза, нависшая над всем сущим. Напротив змея, на грани самого времени и пространства, стояла хрупкая девушка. Её лицо было сосредоточенным, будто скрывало в себе всю решимость этого момента. Почти не заметив чудовища, она мгновенно приняла змеиный облик. Маледиктус. В её теле бушевала мощь, ярость, направленная на уничтожение Урабороса. С каждым её движением, с каждым заклинанием зал наполнялся ослепительным светом, стены содрогались от силы удара. Чудовища схлестнулись в яростной битве, но Маледиктус не сдавалась, шаг за шагом загоняя змея ближе к сияющим вратам, что горели на каменной стене. Ровена услышала шипение. Парселтанг, древний язык змеи, заполнил пространство. У врат стоял заклинатель, Змееуст. Его фигура светилась, как маяк в темноте, его голос был не человеческим, он звучал как сам воздух, пульсирующий в гармонии с космосом. Его руки двигались с точностью, словно вырисовывали светящиеся символы в воздухе. Воронка магической энергии, создаваемая им, рвалась к Ураборосу, втягивая его в свой мощный поток. Врата начали связывать змея, лишая его силы, заставляя его покориться. И тут Ровена заметила её. Женщина стояла на противоположной стороне зала, излучая могущество, которое невозможно было игнорировать. На её плечах была кипельно-белая тога, волосы сияли золотом, а её лицо выражало абсолютную решимость. В её руках возник магический круг, сверкающий, словно начертанный чистым светом. Её голос прорвался, как раскат грома: — Во мне течёт твоя кровь и твоя сила. Я унаследовала твою власть. Но я изгоняю тебя, Великий Змей! Я лишаю тебя права на этот мир! Отныне он не будет подчиняться твоей воле. Этот мир живёт по своему циклу, и я стану его началом и концом. Ни ты, ни вселенная не обретёте здесь власти! Золотое кольцо, пылая, сорвалось с её рук и полетело к Ураборосу, обвиваясь вокруг его тела. Оно связывало его всё крепче. Чудовище взревело, его голос отозвался в самом сердце мира. Маледиктус нанесла последний удар, её когти вспыхнули магическим светом, и она пробила сердце Урабороса, заставив его рухнуть в водоворот врат. Змееуст, стоящий у врат, произнёс финальные слова заклинания. Врата затянулись, их сияние угасло, оставив за собой лишь гладкую, пустую стену. Зал погрузился в тишину. Всё кончилось.

***

В следующее мгновение Ровена увидела своё отражение, но это было не просто зеркало. Оно не просто повторяло её облик, оно дышало, жило, как будто было частью чего-то большего, чего она не могла до конца понять. Перед ней стояла она сама, но с иной аурой — спокойной, властной, наполненной невероятной силой, которой она не ощущала в себе. — Теперь ты всё знаешь, — заговорило отражение, протягивая руку сквозь тонкую преграду между ними. Пальцы его, касаясь её волос, передавали ощущение реальности, пугающей своей близостью. — Ты и я — это новый цикл этого мира, его начало и конец. Ты замкнула цикл перерождения, воспользовавшись силой, которую Арест передал тебе. Теперь ты стала новым Ураборосом. Ровена смотрела на свою собственную копию, но не могла поверить в происходящее. Это не было просто зеркальным отражением — оно было живым, настоящим. И вот она увидела улыбку на лице этой женщины, искреннюю и тёплую, как никогда раньше. — Ты сделала это, став вечным Хранителем Врат. Ты умерла и возродилась, как и должно было быть. Это отражение — твоё новое начало. Закон вселенной неизменен: то, с чего начинается, на том и заканчивается. Сегодня ты завершишь цикл. Слова эхом отозвались в её сознании. Ровена почувствовала растерянность, страх, и в то же время странное принятие неизбежного. Вопросы заполняли её разум, но она не могла найти на них ответов. — Я? Но я даже не знаю и не умею того, что могла ты… — слова её звучали с трудом, и она ощущала себя ничтожной тенью того, кем была эта Аспид. Отражение склонило голову, на её лице появилась лёгкая, но уверенная улыбка. — Ты справишься. Мы, главы Гнезда, всегда знали, что Змей вернётся, и что это будет происходить снова и снова. Трёх печатей недостаточно, и мы готовились к этому. Позади отражения начали проступать расплывчатые силуэты, растягиваясь из тени, словно некая армия, собранная из теней прошлого. — У этого мира есть сила, способная дать отпор Змею. Души — это самое сильное, что существует. Все, кто клялся в верности Гнезду, все, кто отдал свою жизнь ради защиты этого мира, готовы сражаться за него. — Души? — переспросила Ровена, чувствуя, как слова сливаются в единый поток, который она понимала лишь частично. И вот внезапно осознание накрыло её, как волна. Всё, что делали главы Гнезда, имело единую цель. Ритуалы, клятвы, жертвы, привязка душ к магии Гнезда — всё это было подготовкой. Каждый, кто был связан с Гнездом, стал частью этой защиты. Даже Хелена, нарушившая правила, не могла остановить этот цикл. Отражение приблизилось. В его взгляде горела неумолимость, и Ровена поняла: всё уже решено. — Тебе нужно лишь отпустить их. Они завершат свою миссию. А ты начнёшь цикл заново, как и должно быть. — А как же другие носители печатей? Они знают, что делать? Отражение только улыбнулось в ответ. Ровена хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Она лишь кивнула, и её отражение начало таять, как утренний туман, растворяясь в пустоте.