Город засыпает

Еще метров за пятьдесят до участка Агги понял – происходит что-то странное, хотя на таком расстоянии рассмотреть толком ничего не мог. Сперва ему показалось, что стены полицейского управления красят, и очень удивился: здание действительно было изрядно обветшалым и за десять лет, что Агги тут работал, ни разу не обновлялось, однако и денег на такую ерунду, как ремонт, магистрат Города не спешил выделять. И только приблизившись, Агги понял, что стену не красят – ее моют. "Защитите Город, твари!" – большими красными буквами было выведено прямо возле центрального входа в участок. Джури в компании какого-то парня – уборщика, как логично предположил Агги, – старательно терли тряпками неровные буквы, однако особого успеха не добились. – Это что еще такое? – спросил Агги, остановившись, а Джури оглянулся на него через плечо. – О, привет, Агги. Как видишь, меня понизили в должности, – он негромко рассмеялся, продолжая тереть стену. – Но, если честно, я даже рад. Сил моих нет от этого проклятого архива… – Да я не про тебя, я про надпись! – А, это… – Джури пожал плечами и снова бросил на него короткий взгляд. – Что-то такое вроде как было ожидаемо, нет? Ответа у Агги не нашлось, он только головой покачал. За все время, что он занимал свою должность, подобного ни разу не случалось – ругать власти и полицию у простого населения было в порядке вещей, но до открытых протестов и вандализма еще ни разу не доходило. – То ли еще будет, – в кои-то веки Сойка удалось застать в кабинете, но был он мрачнее тучи. – Хоть бы до демонстрации под нашими окнами не дошло. – Что, и так бывает? – удивился Агги. – А как ты думал? Люди боятся, недовольство растет. Как бы не рвануло, – в этот момент Сойк заметил папку, которую Агги держал в руках, и кивнул: – Что там у тебя? – У меня наконец что-то положительное, – отозвался Агги и протянул папку Сойку. – Юуто вчера в архиве нашел. Агги всегда поражало, с какой скоростью Сойку удавалось читать – он будто пробегал страницу взглядом наискосок, но при этом всю информацию усваивал и запоминал отлично. Начальнику понадобилось лишь несколько минут, чтобы разобраться. – Узнаю почерк, – невесело улыбнулся он, дочитав отчет. – Какой-то Уеда Но. Знаешь этого следователя? – Правильнее сказать, "помню этого следователя". Уеда умер пару лет назад. – Год назад, – поправил помалкивавший до этого Манабу. – Агги, ты его тоже должен знать. Он был такой… круглый. – Толстяк, – куда менее вежливо уточнил Сойк. – Что его и погубило – хватил сердечный приступ. – Да, теперь, кажется, припоминаю, – Агги наморщил лоб. Он плохо знал полицейских из других отделов, но теперь в памяти всплыло, как со всех собирали небольшие пожертвования для вдовы и детей умершего следователя. – Уеда был не самым смышленым парнем, но очень аккуратным, – Сойк закрыл папку. – Видно, что задокументировал он все старательно, да только у него даже подозреваемых не было. Это нам ничем не поможет, Агги. – У него не было, а у нас, может, и найдутся. Я попробую покопаться, вдруг придет в голову хорошая идея. Откинувшись на спинку кресла, Сойк смерил его долгим взглядом полуприщуренных глаз, и Агги уже заранее знал, что тот скажет. – Мне не нравится твой план, Агги, – не обманул его ожиданий Сойк. – Такими темпами мы не поймаем мерзавца до Дня божественного восхождения. – День божественного восхождения через полторы недели, – постарался отшутиться Агги, но Сойк даже не улыбнулся. – Я про тот, который будет через год. Это не шутки, Агги. У нас нет времени, и сегодняшние красочные писули на стене – яркое тому подтверждение. – Все же это лучше, чем ничего, – Агги подтянул к себе папку и прижал к груди, как будто она действительно была чем-то ценным. – Но, если у тебя есть для меня более практичные распоряжения, я с радостью их выполню. Однако идей, куда еще двигаться в расследовании, у Сойка ожидаемо не имелось, потому Агги отправился исполнять задуманное, только для начала он хотел обсудить свой план с Ледой. Когда он открыл дверь кабинета, Леда улыбнулся ему так тепло, что у Агги больно кольнуло в груди. Впервые за всю жизнь на работе кто-то действительно был рад его видеть. – У меня кое-что есть, – помахал папкой в воздухе он, и Леда, который привычно страдал над своим утренним отчетом в магистрат, с радостью его отодвинул и принялся читать старое дело Иви Каменаши. – Как интересно, – сказал Леда, перевернув последнюю страницу отчета. Читал он куда медленнее Сойка, и Агги уже ерзал на стуле от нетерпения – хотелось приступить к делу. – Убийство совершил как будто и правда наш маньяк, только его более глупая версия, – добавил Леда. – Более неопытная, – Агги поднял вверх указательный палец. – Преступлению четыре года. Быть может, примерно тогда он и начал убивать. – Если это действительно он, – Леда не спешил делать выводы столь скоропалительно. – Об этом я тоже думал, но за неимением других улик предлагаю пока считать, что это все же наше дело, – Агги кивнул на лежавшую на столе папку. – Ну что, ты со мной или будешь и дальше бумагу марать? – Конечно, с тобой, – Леда снова улыбнулся. – С чего начнем? Поговорим со следователем, который вел дело? – Нет, с ним не поговорим, он умер. Поэтому я предлагаю сразу перейти ко второму шагу – съездить на место преступления. На лице Леды отразилось сомнение, и он снова начал листать отчет, чтобы найти адрес, как догадался Агги. – Западная низина, – опередил Леду он и на непонимающий взгляд пояснил: – Иви Каменаши жил в Низине – так называется трущобный район у Западного моста. Он за старыми верфями, но севернее, чуть дальше от реки. – Не знаю этот район, – растерянно отозвался Леда. – Ну еще бы тебе его знать, – пожал плечами Агги. – Это самое дно Города, хуже места просто нет. В ответ на его слова Леда почему-то нахмурился, но говорить ничего не стал. Вместо этого, поднявшись, он подошел к висевшей на стене карте и всмотрелся в указанное Агги место. – Здесь? – спросил он, ткнув пальцем в определенную точку, а когда Агги кивнул, обвел ее небольшим кружком, как уже делал с другими местами преступлений. – А ведь тоже недалеко от остальных, – задумчиво заметил Агги, прикидывая расстояние от Низины до верфей или того же дома Широмы. – И от полицейского участка в целом тоже недалеко, – Леда невесело улыбнулся. Агги уже успел пересказать ему слова Джина о ночном звонке в редакцию, и Леда согласился, что все указывает на "волка в овечьей шкуре", как он выразился, то есть на то, что убийцей может быть кто-то из полиции. – Зачем ты хочешь туда ехать, Агги? Столько лет прошло. Скорее всего, в том доме кто-то живет. – Например, бездомные, – тоже усмехнулся Агги. – Если даже и нет, – Леда его словно не услышал, – никаких следов уже точно не осталось. – Честно? Не знаю, что там можно найти, но попробовать стоит. Я могу сам съездить, если тебе идея не нравится. – Ну уж нет, – возмутился Леда. – Я с тобой. Может, замечу что-то полезное. Уже через десять минут они стояли на улице в ожидании извозчика. Водителя Леда отпустил – машина была нужна кому-то из его домашних, а идти в Низину пешком было слишком далеко. В определенный момент Агги показалось, что он почувствовал затылком чей-то взгляд и, обернувшись, увидел Джури, устало и рассеянно смотревшего на него. – По-моему, не получилось, – заметил Агги, оценив результаты трудов на стене. Буквы, пусть чуть поблекшие и размазанные, по-прежнему были читаемы и прекрасно складывались в слова. – Это бесполезно, – покачал головой Джури. – Тут нужна краска, а не тряпка. Развернувшись, он побрел обратно в участок, и как раз в этот момент Леда вскинул руку, чтобы привлечь внимание проезжавшего мимо извозчика. По неудачному стечению обстоятельств вместо закрытого кэба первой им попалась открытая повозка. Заторов на дорогах не было, ехали быстро, и Агги вскоре почувствовал, что от холода уже не чувствует собственных ушей, а затылок немеет. Подняв повыше воротник плаща, он сунул ладони в рукава. Глаза тоже слезились от ветра, пока Агги без удовольствия наблюдал серые пейзажи проносящегося мимо Города: чем дальше они отъезжали, тем хуже становилась картинка. Двух и трехэтажные строения сменили старые одноэтажные домишки, которые стояли тут еще при жизни прадедов Агги, потом впереди замаячили высокие заброшенные верфи, похожие на обломки скелета доисторического чудовища. – Агги, – негромко окликнул его Леда, и, когда он перевел взгляд, увидел, что тот протягивает ему свои перчатки. – Надень. На тебя смотреть холодно. В отличие от Агги, Леда мерзнуть не любил: у него было и теплое пальто, и шляпа, и определенно очень модный серый шарф, который красиво контрастировал с черной одеждой, и, конечно, кожаные перчатки, которые стоили не меньше пары окладов рядового следователя. Но в этот момент Агги подумал о том, что перчатки эти минуту назад были на Леде, и если их надеть, то обязательно ощутишь тепло его рук. Почему-то от этой мысли он почувствовал мурашки уже на собственных предплечьях и решительно мотнул головой. – Не надо. Мне не холодно. – Оно и видно. Возьми, пожалуйста, – Леда по-прежнему держал перчатки в вытянутой руке, и было неудобно не принять их, но Агги все равно не смог себя заставить это сделать. От странного чувства, что он сейчас испытывал, было одновременно и приятно, и тревожно. – Не люблю носить чужие вещи, – выдал первое, что пришло на ум, Агги. – Правда, не надо. Вздохнув, Леда наконец опустил протянутую руку, но сам перчатки так и не надел, а сжал их в пальцах и тоже задумчиво посмотрел в сторону верфей, которые медленно проплывали мимо. – Дальше не поеду, – объявил возница, когда они добрались до окраины района Западной низины, или просто Низины, как называли его в народе. – При всем желании не смогу проехать. Дорога и правда была изрядно размыта, вся в канавах и черных, слегка подмерзших лужах, о глубине которых можно было только гадать – сломать здесь ось или вовсе оставить в яме колесо было вопросом времени. – Спасибо, – от души поблагодарил Агги, расплачиваясь. В темное время суток сюда вообще никто не захотел бы ехать, а более мнительный возница даже днем высадил бы их на пару километров раньше. Низина и правда была отвратительным местом для жизни, но, в отличие от района, где одиноко коротал старость бывший следователь Миоши, здесь обитало немало людей: над каждой второй из полуразвалившихся хижин вился дымок, тяжелый запах смога висел в зимнем воздухе, и Агги подумал, что желтый туман – проклятие всего Города – по ночам тут особенно густой, учитывая расположение этих трущоб. – И куда теперь? – Леда озирался с беспомощным видом, тогда как Агги уверенно указал направление. – Вон туда. Я внимательно посмотрел карту перед выездом. Спасибо покойному Уеде Но за оставленный адрес. Они зашагали по грязи вдоль убогих лачуг, стараясь переступать особенно большие лужи, но все равно моментально испачкали и обувь, и даже брюки. Некоторые дома были заметно необитаемы, возле других на веревках сушилось белье, а из-за ветхих занавесок и щелей приоткрытых дверей угадывались настороженные взгляды. Леда крутил по сторонам головой, а выражение его лица было до того ошарашенным, что Агги не смог сдержать улыбку. – Вот такая она, изнанка Города, – сказал он, и Леда обернулся к нему с таким видом, словно забыл, что он здесь не один. – Поверить не могу. Как люди тут живут? – Плохо живут, – пожал плечами Агги. – Зато эти апартаменты бесплатные, можешь занять любую заброшку. Правда, кто угодно может прийти и тебя выгнать, чтобы занять ее самому. Практически возле каждого из домов был небольшой участок, и местные жители использовали каждый на свой вкус. Где-то был свален хлам, возле одного из домов они увидели старика, который ремонтировал сломанную телегу, у другого – женщину с двумя детьми, которые дружно, несмотря на погоду, полоскали в тазах белые простыни раскрасневшимися от холода руками. Все встреченные ими обители Низины, заметив незнакомцев, замирали и провожали их долгими колючими взглядами. И если Агги было наплевать на это внимание, Леде становилось заметно не по себе, и, возможно, сам того не осознавая, он ускорял шаг. – Низина – поганое место, но это не худший район в Городе, – решил немного развеять мрачные мысли своего спутника Агги. – Самый мрак в районе верфей – вот куда лучше и правда не соваться ни днем, ни ночью. А тут просто живут бедняки, бесправные и неблагополучные, но все же в большинстве своем вполне законопослушные. Вон та женщина наверняка прачка – не думаю, что все то белье ее собственное. А Каменаши, который здесь жил, был столяром. – Это место выглядит ужасно, – Леда как будто не услышал половину его рассказа. – Ну да, не Долина, – усмехнулся Агги, и тогда Леда обернулся к нему чуть резче, чем делает полностью спокойный человек. – Ты, должно быть, думаешь, что я избалованный папенькин сынок, который даже о городе, где сам живет, ничего не знает, – раздраженно произнес он. – Нет, не думаю, – поспешил заверить Агги. – Зря. Потому что так и есть. Леда сердито уставился прямо перед собой, продолжая идти вперед, пока Агги несколько секунд заинтересованно рассматривал его профиль. – Да ладно тебе, – примирительно произнес он. – С чего бы тебе бывать в Низине? Я сам сюда наведывался всего несколько раз в жизни, да и то по долгу службы. – Ты знаешь, что мой отец хочет, чтобы я стал приматором после него? – невпопад спросил Леда. – Не знал, но не удивлен. – Как приматор может не знать все о Городе, которым управляет? – Ты пока не приматор и ничем не управляешь. – А ты думаешь, мой отец имеет представление об этих трущобах? Думаешь, он тут хоть раз бывал? В выражении лица Леды было столько злости – на себя или на отца – что Агги стало даже смешно. В день, когда приматор приезжал в полицейское управление, он подумал, что чем-то Терада-младший похож на Тераду-старшего, но теперь пришел к выводу, что ошибся. Леде от его родителя не досталось никаких качеств, ровным счетом ничего, и политик из него точно не выйдет, как в этот миг осознал Агги. – Почему ты смеешься? – нахмурился Леда, когда Агги не смог скрыть улыбки. – Я не смеюсь, я радуюсь. Похоже, наш будущий приматор будет лучше нынешнего. Быть может, ты даже наведешь порядок на окраинах. Он весело подмигнул Леде, но тот даже не улыбнулся, а потом вовсе отвернулся. Агги был готов зуб дать: сейчас Леда думает о том, что не хочет быть приматором Города никогда. – Мне нравится музыка, – вдруг произнес Леда, и Агги подумал было, что прослушал какую-то часть его слов, до того неожиданным вышел переход. – Здорово. Мне тоже нравится. – Ты не понял. Мне нравится играть и сочинять музыку. – Ты играешь на каком-то музыкальном инструменте? – удивился Агги и следом подумал, что в такой семье, как Терада, детям давали разностороннее образование, и на самом деле ничего удивительного в этом нет. – На фортепиано. И на флейте. Мне с детства очень нравилось играть. – Надо же. Я бы послушал. – Я бы хотел быть музыкантом, выступать на сцене и писать музыку. – А не приматором, – наконец догадался, к чему тот клонит, Агги. – А не приматором, – подтвердил Леда. Некоторое время они шли молча, миновав еще несколько хижин. У одной из них в самодельной люльке у входа заливался плачем ребенок, но никто не спешил к нему выходить. Проводив взглядом этот дом, Агги решил на обратном пути, если ребенка не заберут, остановиться и разобраться. – Подумай о том, что хоть ты и не занимаешься любимым делом, ты хотя бы не вынужден жить в Низине, – наконец проговорил Агги. – Ты можешь и играть, и писать музыку в свободное время, которое у тебя, конечно же, имеется. А вообще… Ты ведь понимаешь, что выбор у тебя есть? Говорил Агги серьезно, но Леда вдруг рассмеялся, причем так искренне и громко, что с ближайшего дерева вспорхнуло несколько ворон. – Серьезно? Агги, ты серьезно думаешь, что у меня в этой жизни есть выбор? – Естественно, я так думаю, иначе бы не говорил, – Агги даже глазом не моргнул. – Но, если ты его не делаешь, значит, тебя устраивает все как есть. То ли растерявшись, то ли разозлившись, Леда не нашел сразу нужных слов, он только открыл рот, придумывая достойный ответ, но Агги ни спорить, ни слушать его не хотел. – Кажется, мы пришли, – указал он на один из домов, выглядевший еще более жалким, чем все остальные. Эмоции все еще переполняли Леду, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и, вероятно, понять, что дискутировать с ним Агги не будет. – Этот? – Леда тоже посмотрел на дом. – Ты уверен? – Не уверен, но думаю, что он, потому что на карте нужный дом был последним на этой улице. Вероятно, после кровавого убийства жить в лачуге Иви Каменаши не захотели даже бездомные. А может, дело было в том, что без присмотра и ухода старая хибара совсем развалилась – крыша прохудилась, от входной двери остались одни воспоминания, глазницы окон зияли пустотой. – Жуть какая, – тихо проговорил Леда, не спеша сделать первый шаг к дому. Но Агги к тому моменту, как они достигли цели, уже настолько продрог, что был рад оказаться хоть за какими-то стенами. Решительно он направился к дверному проему, за которым ждала темнота. Едва он переступил порог, как сразу понял, что это был именно тот дом, который они искали: старательный следователь набросал план места преступления, и, пусть и незамысловатый, он полностью соответствовал открывшейся Агги картине. Из узкой темной прихожей был выход в комнату налево, где прежде находилась мастерская столяра, и направо, где он жил. Агги помнил, что преступление было совершено в жилом помещении, потому сперва заглянул в мастерскую, оставив наиболее интересное на потом. Хотя в окнах отсутствовали стекла, они были до того маленькими и расположенными высоко от пола, что даже дневного света не хватало для нормального освещения. Однако и того, что имелось, Агги хватило для простого вывода – пусть в доме покойника жить никто не захотел, а все его имущество успешно разворовали. Комната была абсолютно пуста, если не считать сор обычных заброшенных домов, вроде пожухлых листьев, принесенных сюда ветром, мышиного помета, каких-то старых тряпок и обломков мебели, не заинтересовавших даже бездомных. Жилая комната оказалась точной копией мастерской, только здесь было чуть светлее из-за дыры в крыше. Первое, что бросилось Агги в глаза, это выжженное пятно на полу: все же он ошибся, какие-то бродяги устраивали себе ночлег в этих стенах и даже умудрились развести костер прямо посреди помещения. Должно быть, только извечная сырость спасла лачугу от пожара. В остальном же ничего примечательного Агги снова не обнаружил – комнату обнесли так же, как и мастерскую, и если после преступления на полу и стенах еще можно было найти какие-то следы, в частности, пятна крови, то сейчас, если что и осталось, слилось со всей прочей грязью и плесенью. – Воняет ужасно. Агги не слышал, когда Леда вошел, и обернулся, чтобы увидеть, как его напарник оглядывает лачугу ровно с тем же выражением лица, с каким до этого смотрел на всю Низину. – Как в старом погребе, – добавил Леда, – где вдобавок что-то сгнило. Вопрос, откуда Леде знать, как пахнут старые погреба, Агги озвучивать не стал – подумал, что Леду это заденет. – Похоже, зря съездили, – отозвался Агги. Он прошелся до всей комнате, пускай от края до края для этого требовалось лишь несколько шагов, но ничто не привлекло его внимания. Здесь действительно кто-то ночевал уже после того, как дом стал необитаемым, но ни полусгнившие объедки, ни дохлая мышь в углу, ни прочий мусор никак не относились к преступлению, которое тут когда-то произошло. – Вот бы стены умели говорить, – невесело усмехнувшись, заметил Леда. – Тогда я остался бы без работы, – отозвался Агги и вздохнул: – Что было бы к лучшему. Они снова вышли на улицу, и Агги не без удовольствия полной грудью вдохнул чистый воздух, а потом вдруг по непонятной причине закашлялся. Хотя в доме они провели от силы минут десять, снаружи как будто стало темнее и с неба посыпал мелкий как крошка снег. Агги потянулся за часами, чтобы посмотреть время – по его ощущениям даже до обеда было еще далеко, но казалось, что сгущаются сумерки. – Извини, Агги, но это уже просто невозможно выносить. Обернувшись, он хотел спросить, к чему относится эта странная реплика, когда на его плечи опустилось что-то мягкое. Интуитивно он отшатнулся и попытался отмахнуться, прежде чем сообразил, что это серый шарф Леды – пока он глазел по сторонам, тот приблизился и ловко за долю секунды обернул его вокруг шеи Агги. – Следователям полиции так мало платят, что тебе не хватает на одежду? – Что?.. – возмутился было Агги и уже хотел сдернуть с себя шарф, но Леда крепко держал его за края, не отпуская, и стоял так близко, что при желании Агги мог бы пересчитать его ресницы. – Чего? Нет, конечно… – Тогда какого хрена ты не одеваешься зимой? – Тебе не кажется, что это не твое дело? – возмутился Агги, хотя чувствовал сейчас вовсе не злость, а невероятную неловкость, какой за собой не помнил с юности. – Мне кажется, что на тебя уже больно смотреть. Скоро какой-нибудь нищий пожертвует тебе свой сюртук. И пусть тебе не нравится носить чужое, этот шарф возьми себе. Можешь вернуть, когда купишь собственный. А можешь не возвращать – будет подарок от меня. На этих словах Леда еще раз перекинул один из краев шарфа Агги через плечо и наконец отпустил. Если до этого Агги думал, как будет неловко надевать перчатки Леды, то теперь понял, что с шарфом дела обстояли куда хуже. От него пахло дорогим одеколоном, запах которого в сознании Агги уже долгое время ассоциировался с Ледой – возникало ощущение, что Агги уткнулся ему носом в шею и, сколько бы вдохов ни сделал, слышал тонкий аромат. От этих мыслей почти больно потянуло в животе, и при других обстоятельствах Агги сдернул бы с себя проклятый шарф и забросил куда подальше, чтобы не ощущать его мягкое прикосновение к щекам. Но сейчас в метре от него стоял Леда и смотрел странно, одновременно сердито и несчастно, словно знал, о чем думает Агги, и боялся увидеть, как тот и правда срывает с себя его подарок. – Спасибо, – глухо произнес Агги. – Отличный шарф. Я его верну потом. – Можешь не возвращать, у меня есть еще шарфы, – с заметно напускным недовольством ответил Леда. "Слишком уж он хорош для меня", – мог бы ответить Агги, но не стал. Хватало того, что его внутренний голос постоянно подчеркивал, какая бездна лежит между ним и Ледой. В последнее время эти мысли огорчали Агги куда больше, чем ему хотелось признавать, а озвучивать их вслух было тем паче неприятно. Смотреть Леде в глаза не хватало сил, и Агги отвернулся, глядя на уходящую вдаль пустынную улицу, с тоской думая о том, как его угораздило так вляпаться. Агги было давно не пятнадцать, чтобы не осознавать, что с ним происходит и отчего он так реагирует на совершенно невинные действия своего напарника. Вот только Агги был бы рад не понимать, он не хотел отвечать на вопросы, которые сам себе задавал, и главным из которых был: "А дальше что?" "Подумаешь об этом потом, идиот! Дома!" – зло скомандовал себе Агги, когда вдруг послышался старческий скрежещущий голос: – А вы что здесь забыли, дети? Дружно обернувшись, они увидели древнюю сгорбленную старушку, которая вышла со стороны леса. На спине она несла объемную вязанку хвороста и оттого напоминала персонажа из сказки. – Здравствуйте, бабушка, – Агги был только рад на что-то отвлечься. – Давайте я вам помогу. – А ты кто будешь, сынок? – старушка прищурилась, но настороженной не казалась, скорее, слегка заинтересованной. – А мы друзья Иви Каменаши, пришли проведать, да что-то не застали. Не знаете его? Он ловко подхватил вязанку, но старушка после этого не выпрямилась – сгибалась она не под весом хвороста, который, впрочем, был совсем легким, а под весом прожитых лет. – Ох, дети, дети, опоздали вы. Помер ваш друг. – Как помер? – изобразил изумление Агги. Пожилая женщина направилась к ближайшей жалкой лачуге, которая выглядела до того плохо, что Агги поначалу принял ее за заброшенную. С Ледой они обменялись взглядами, без слов подтвердив, что каждый подумал об одном и том же – соседка жила очень близко к дому Каменаши, а значит, могла что-то слышать. – Убили, зарезали. Как скотину ничтожную. Ох, жалко, жалко, Иви хороший был мальчик. Домик соседки выглядел ненамного лучше забытого жилища Каменаши, здесь было так же темно и грязно. Агги свалил хворост у очага, а хозяйка сразу принялась суетиться, чтобы разжечь его. Двигалась она медленно, в полумраке видела плохо, и Агги сперва зажег огарок свечи, что обнаружился на столе, а потом начал помогать разводить огонь. Леда топтался рядом с потерянным видом, не зная, как помочь. – Как же так, горе какое, – Агги не сильно усердствовал в своей актерской игре и изображал скорбь не слишком старательно, потому как женщина слышала и видела не очень хорошо. – Вы так близко живете, вы, должно быть, что-то слышали? Или видели? – Конечно, я все знаю, – из-за недостатка зубов говорила старуха невнятно, и Агги весь обратился вслух. – Вы слышали крики, наверное? – Нет, криков не слышала. Я крепко сплю и слух уже не тот, совсем не тот… Эх, а было время… Она принялась причитать, но Агги, в планы которого не входило провести здесь целый день, поспешил вернуться к главному вопросу. – Так, а что ж вы знаете тогда? – Да ходил тут один, несколько дней ходил и терся вокруг дома, и внутрь заходил. Подозрительный, ох, подозрительный мальчик был. Мне сразу не понравился. – Почему подозрительный? Иви ведь столяр, к нему ходили клиенты. – Этот не клиент, этот без дела ходил. – Так, может, это был его друг или приятель? – Не было у Иви друзей. Бедный ребенок, один на целом свете. – А как выглядел этот подозрительный? – впервые заговорил Леда. – Да я уж не упомню, сынок. Мелкий такой, невысокий. И волосы длинные. Мальчик как мальчик, на первый взгляд ничего особенного. – А после того, как Иви убили, он уже не приходил? – спросил Агги. – Нет, нет, конечно, не приходил, он ведь и убил. Я стражникам сказала, все-все сказала, да, кажется, не поверили они мне. Предприняв еще несколько безуспешных попыток выведать что-то, Агги понял, что затея эта гиблая – старушка была не совсем в здравом уме, путалась в словах и если что и знала, то за четыре года забыла. – Ну мы пойдем, бабушка, а вы будьте здоровы, – попрощался Агги, но женщина как будто его не услышала: она устроилась на низкой табуретке у разожженного очага и наслаждалась теплом. Прежде чем выйти за дверь, Агги заметил, как Леда украдкой оставил на столе несколько денежных купюр. Когда они снова оказались на улице, снег повалил гуще, и потому, не сговариваясь, они направились торопливым шагом в сторону проезжей дороги, где существовал хотя бы малый шанс встретить извозчика. Агги не понимал, как это работает, но стоило укутать шею шарфом, как действительно стало намного теплее в целом. К счастью, тяжелый запах смога перебивал все прочие, и у Агги почти получалось не думать, что часом ранее этот шарф был на Леде. – Невысокий и длинноволосый, – задумчиво протянул Леда. – В полицейском отчете об этом не было даже упоминания, а соседка сказала, что говорила полиции. – Неудивительно, что не было, – Агги сунул руки в карманы плаща. – Бабуля не в себе. – Я бы так не сказал, мне, наоборот, показалась, что для своего возраста она говорит здраво… – Вот именно, что для своего возраста, – перебил Агги. – Да и если такой человек действительно был и "терся", как она выразилась, возле дома Каменаши, почему бы ему не быть просто клиентом? Почему не быть приятелем или собутыльником? Может, Каменаши был должен этому типу денег, вот он и захаживал напомнить о долге. Могу сходу миллион версий придумать, кто это был и что здесь делал. – Одна из которых – он убийца. Тяжко вздохнув, Агги покачал головой, когда вдруг поймал себя на том, что непроизвольно зарывается носом в шарф. – Даже если и так, – нехотя согласился он, – описание "невысокий и длинноволосый" слишком уж общее. – Она назвала его "мальчиком" – может, он совсем молод? – предположил Леда, но тут же сам себе возразил: – Хотя она и нас детьми назвала. – И Иви Каменаши тоже, а ему на момент смерти было тридцать восемь. Теперь пришла очередь Леды вздыхать, а Агги невесело резюмировал: – На месте следователя Уеды я бы тоже не вносил такие расплывчатые показания в отчет. Давай и мы не будем голову забивать, а лучше попробуем еще кое-куда съездить. – Куда же? – Я запомнил адрес клиента Каменаши, который нашел тело. Можем попробовать встретиться с ним и поговорить, вдруг он вспомнит что-нибудь, что в отчет не попало. Если, конечно, тоже не умер и не переехал за это время. – Давай съездим, – поддержал Леда и уже чуть менее оптимистично добавил: – Если выберемся отсюда. Дорога, на которую они наконец вышли, была абсолютно пустынна, и Агги запоздало пожалел, что не попросил извозчика их подождать, пускай тот, скорее всего, и не согласился бы. Повернув в сторону центра Города, они отправились в путь под обильным снегопадом в надежде, что их догонит хоть какая-нибудь повозка, а в идеале кэб, который согласится подбросить до Центрального моста. Снег приглушал все звуки, и было так тихо, что Агги слышал собственное дыхание, и, вместо того чтобы думать о деле, думал о Леде, который шел рядом и молчал. Пешком на дорогу ушло бы не меньше пары часов, а если наметет сугробы, и того больше, но Агги вдруг подумал, что, если никакой кэб им так и не встретится, он не слишком расстроится.

***

Утро следующего дня началось для Агги сумбурно. Проснувшись, он осознал, что проспал и теперь не успевает ни толком поесть, ни покурить. Спешка была оправдана: выглянув из окна, он заметил в начале переулка автомобиль – редкий гость в этих краях, и понял, что его уже ждут. О поездке в детдом они с Ледой договорились еще накануне, расходясь каждый в свою сторону. Как Агги и предложил, сперва они добрались до дома клиента убитого столяра, который жил в другой стороне большого района, где на вид дома были чуть лучше, но так же бедные и скромные. Вот только ничего полезного узнать и там не удалось: мужчина средних лет удивился, что к нему пришли спустя столько времени, и сперва даже не поверил, что Агги и Леда из полиции. Он не хотел открывать дверь, в чем его было сложно винить: на улицу уже опускались сумерки, район был не самый благополучный, а двое странных мужчин заявляли, что им нужна информация об убийстве едва ли не четырехлетней давности. Но после вежливых объяснений Леды мужчина сдался и сообщил все, что помнил – практически ничего нового. Каменаши был таким себе столяром, но держал вполне подъемные расценки на свои услуги, потому обращалось к нему много местных жителей. Он был приветлив, но одинок – его клиенту не было нужды развивать с ним дружеские отношения, поэтому он не смог сообщить ничего о том, как и чем убитый жил в свободное от работы время. На прощание мужчина поинтересовался, к чему эти вопросы – и Леде вновь пришлось убеждать его, что это обыкновенная внутренняя проверка качества расследований, что вроде бы мужчину удовлетворило, в отличие от Агги, который под конец дня уже с трудом сдерживал разочарование. – Давай проверим последнюю зацепку с детдомом, – предложил он, когда они миновали мост. Извозчиков на пути так и не встретилось, но Леда не жаловался, думая о своем. – Может, там вспомнят что-то действительно полезное. – Давай, – легко согласился Леда. – Только поедем с моим водителем, – и, заметив удивление Агги, добавил: – Не знаю, как ты, а я находился по пустым улицам. Детдом находится едва ли не за Городом – не хочется трястись в кэбе, который нас точно высадит за пару километров. Они договорились поехать с самого утра, не заезжая в участок – дорога действительно была не близкой, места – не самыми знакомыми, а что они найдут в старом детдоме, Агги старался не загадывать заранее. К тому же стоило признаться самому себе, что предложение Леды ему понравилось: кто в своем уме откажется от поездки на новеньком автомобиле в пользу того, чтобы трястись в повозке или, того хуже, добираться пешком? А еще Агги подозревал, что прогулка по бедным кварталам Леду не впечатлила – точнее, впечатлила слишком сильно. Он собрался как мог быстро, накинув на вчерашнюю рубашку плащ, и, подумав мгновение, набросив поверх одолженный Ледой шарф. Леда никак не прокомментировал его опоздание, улыбнувшись и чуть дольше положенного задержав свой взгляд на незастегнутой горловине рубашки Агги, а после, сверив адрес со своими записями в блокноте, велел водителю трогаться. – Ты когда-нибудь общался с людьми из детдома? – спросил Леда примерно минут через сорок пути, когда они уже миновали зажиточную часть Города и двигались к ее неблагополучным окраинам. – Было дело, – не понял, к чему вопрос, Агги. Леда смотрел за окно на проплывавшие мимо пейзажи: разбитые серые дороги с лужами и разнесенной копытами лошадей и ногами людей грязью, вдоль обочин тянулись одноэтажные покосившиеся дома, из труб которых вился вверх дым от угля, если хозяева могли себе его позволить. На улицах было немноголюдно, несмотря на ранний час: обитатели здешних кварталов вставали и отправлялись на работу до рассвета. – Я – ни разу, – поделился Леда. – Когда отец вступил в должность, он брал меня в благотворительные поездки, но все они проходили по одному сценарию: нас усаживали в лучшей комнате, а сироты показывали какие-то представления, улыбаясь изо всех сил. Отец хлопал и давал им деньги и подарки, но я не помню, чтобы кто-то из них сказал хотя бы слово. Все были запуганы. – М-м, – неопределенно промычал Агги. – Думаю, их били, – подвел итог своему рассказу Леда и вздохнул. – Большую часть детей колотят даже их родители, чего уж говорить о детдомах, – логично рассудил Агги. – Да, и это ужасно. А еще ужаснее, что об этом все знали, и мой отец в том числе, но никто не задумался о том, как сделать их жизнь лучше. – Подожди, но ведь это как раз твой отец реформировал условия содержания? Первый из приматоров, кто озаботился жизнью сирот, – нахмурился Агги, припоминая первый срок Терады-старшего и громкие изменения, на которых он прославился. – Реформировал, – согласился Леда и хмыкнул: – Очередной популистский жест, вызванный тем громким делом о детях, которых пьяница-мать продавала своим собутыльникам. – Вроде бы ее упекли за решетку? – Агги не слишком хорошо помнил подробности истории, о которой говорил Леда. – Да, и потом казнили. Но как думаешь, сделало ли это лучше жизнь ее несчастных детей? – Если я правильно помню, твой отец запретил заключать детей младше пятнадцати лет в работные дома, и они практически прекратили работу. И новые приюты – вроде бы он переименовал так все детские дома и выделил кучу денег на то, чтобы туда принимали детей из совсем уж неблагополучных семей? По-моему, это хорошая попытка решить проблему. История, о которой заговорил Леда, действительно прогремела на весь Город: мать-алкоголичка сдавала детей для любовных утех мужчинам, за что получала деньги на новую бутылку, а потом как-то раз забыла их, запертых, дома и исчезла в городских притонах на несколько дней, из-за чего дети чуть не умерли с голоду. Впоследствии вскрылись ее издевательства над детьми, и на резонансе этой истории приматор Терада сделал свое имя. Сперва он запретил принуждать детей к труду – это сразу же отразилось на многих отраслях, в которых до этого работали дети. Открытие новых детских домов – новых "приютов" – позволило определить туда воспитанников с тяжелой семейной ситуацией. Женщину, издевавшуюся над детьми, тогда арестовали, довольно быстро осудили и казнили по личному решению приматора, однако, как помнилось Агги, двоих из трех ее маленьких детей спасти не удалось: они были уморены голодом и болезнями. Эти новости гремели во всех газетах, и простой народ клюнул на то, как заботится приматор о несчастных. Все сочувствовали сиротам, однако вряд ли кто-то кинулся бы что-то менять в их жизнях – население Города само выживало, как могло. Но все же реформы принесли свою пользу обществу, и теперь Агги в легком недоумении смотрел на то, как меняется выражение лица Леды. – Открыл кучу приютов, где о сиротах должны заботиться, но так ли это? – Леда усмехнулся. – К тому же откуда, думаешь, взялось финансирование на их поддержание? Если ты считаешь, что мой отец снова выложил деньги из кармана, ты сильно заблуждаешься. Тягота налогов увеличилась, ты не мог не заметить. А приматор не сделал ничего, чтобы реально решить проблему жестокого обращения с детьми, зато он решил проблему своего переизбрания. – Проблему детей не решить так скоро, это вопрос на долгие годы, и главное – с чего-то начать, что твой отец и сделал, – посчитал нужным все же заступиться за приматора Тераду Агги. – А вообще... Я вот потерял отца в уже взрослом возрасте, но, если тебе интересны сироты, поговори с Сойком. Наверняка ему есть что сказать. – Он, кажется, тоже сирота? – нахмурился Леда, наверняка пытаясь вспомнить, где он об этом слышал. – Да, и к тому же Сойк вырос в приюте Синей Руки, где жил и Каменаши. В то время ведь не было иных детских домов. – Это очень интересно, – Леда задумчиво прикусил губу. – Сколько Сойку лет, сорок? – Думаю, около того. – Получается, есть шансы, что он и Каменаши Иви были знакомы в детстве, – продолжил Леда, и Агги согласился: – Я тоже думал об этом. Постараемся выяснить все про этих двоих. По имени жертвы Сойк его не вспомнил – он бы сказал, если бы Иви был его знакомым. Леда кивнул, обдумывая сказанное Агги, а тот отвернулся к окну. Они уже подъезжали к месту – Агги видел шпиль крыши, уходящий в небо, и покосившийся забор вокруг территории приюта. Места эти были не совсем жилыми: приют находился в отдалении от лачуг, к нему вела лишь одна разбитая дорога, по которой они сейчас двигались. Ожидаемо, сам приют уже издалека производил гнетущее впечатление, и Агги ничуть не удивился серым облезлым стенам, лестнице с рассыпавшимися от времени каменными ступенями и страшной черной двери, которую увидел, когда они въехали во двор. – Веселенькое место, – пробормотал он, выбираясь из автомобиля, пока Леда давал водителю указание ожидать их. – Теперь видишь, о чем я говорю, – Леда скривился. – Страшно представить, каким приют был до того, как мой отец решил его "реформировать", но и сейчас он выглядит ничуть не радостнее. – Ну, справедливости ради, это все же приют, а не ваша резиденция, – рассудил Агги, за что Леда бросил на него такой взгляд, что Агги неловко замолчал. Леда ничего не ответил, смело поднявшись по разбитой лестнице, и постучал в дверь. Звонка на ней не было, как и ручки – непонятно, как гостям следовало себя вести, чтобы попасть внутрь, но долго ждать не пришлось: дверь чуть приоткрылась, и оттуда выглянуло старушечье лицо. – Добрый день, – Леда мигом сменил недовольство на маску добродушия, приветливо и слегка смущенно улыбаясь старушке. – Мы бы хотели поговорить с главным содержателем приюта. Я сотрудник магистрата, а это мой коллега из полиции. – Ну что же вы, у вас и не назначено… – прошамкала старушка, но послушно посторонилась, приоткрывая дверь пошире и приглашая гостей войти. – Господин Бунта уехал по делам, в котором это было часу… Да с четверть часа назад и было, во! Даже не знаю, дождетесь ли вы… Агги ступил вслед за Ледой, и первое, что бросилось ему в глаза – это практически полное отсутствие мебели в маленькой зале. Здесь было полутемно, несмотря на ранний час, шторы – грязные, истасканные – висели на окнах, закрывая их почти полностью, свечи не горели и было холодно. А еще в комнате очень неприятно пахло, чем-то прогорклым и в то же время сырым и затхлым – Агги с трудом удержался от того, чтобы не поморщиться, и перевел взгляд на Леду, который будто не замечал этого. – Какая досада, мы даже не знали, – общался тот со старухой, которая оказалась едва ли не вполовину ниже их обоих. Она была бедно одета, сгорблена старостью и, видимо, полуслепа. – Да вот же ж, давно к нам никто не заезжал, что же вы, такой путь проделали… – А есть в приюте кто-то еще из управляющих? Может, домоправительница? – Никого нет, господин Бунта и следит за всем у нас, – старушка отошла, глядя куда-то мимо Леды. – Разве что главная сиделка, да только не знаю уж, поможет ли она вам. – О! – Леда явно обрадовался альтернативе. – Мы с радостью встретились бы с ней. А потом и с господином Бунтой, как он вернется. – В кухне она сидит, пойдемте, – старушка кивнула куда-то в коридор и посеменила в указанном направлении, не дожидаясь гостей. – До чего уныло здесь, – шепнул Агги, догнав Леду и поравнявшись с ним в тесном и таком же темном коридоре. – Уверен, отец давно здесь не бывал с визитом, – язвительно согласился с ним Леда и только теперь позволил себе наморщить нос. Агги видел, что на мгновение у него дрогнула рука, как если бы он хотел достать из кармана носовой платок, но вовремя себя одернул. Этот жест был знаком Агги с детства, более того – на мгновение он вспомнил мать, которая прикрывала нос надушенным платком, когда они выбирались в город за покупками. Агги был совсем мал и считал это вежливым жестом дам, ведь так делали многие, и, только став старше, он понял, что те просто не выносили запахи бедности, вони канализации и грязи, которыми был окутан Город. Это был жест презрения к нищете. В кухню они вошли друг за другом, и Леда снова занял ведущую позицию, натянув свою вежливую улыбку и озираясь по сторонам. Смотреть, правда, было не на что: при слове кухня Агги представил настоящую кухню со множеством полочек и посуды, с запахами еды и теплом от огня в очаге, но в комнате их не встретило ничего из этих атрибутов. Огонь и вовсе не был разведен, на печи не готовилась еда, у стен не было множества стеллажей и мест для хранения провизии. Все, что они увидели, это большой грубый стол посреди комнаты, грязную пустую печь с кувшином на ней и какие-то корзины, сваленные в углу кухни. Даже в доме Агги маленькая кухня являла собой куда более обжитое зрелище. За большим квадратным столом сидела женщина: она выглядела не особо моложе их проводницы и вязала что-то, тихо напевая себе под нос. – Добрый день, – поздоровался Леда, учтиво кивнув, и женщина оторвалась от своего занятия, чтобы пристально оглядеть его с ног до головы, а потом перевести взгляд на Агги. – Господа приехали к господину Бунте, да вот нет его, – проинформировала ее старушка. Женщина понимающе кивнула и, сняв с носа очки, обратилась к ней: – Спасибо, Женни, – старушка, закряхтев, развернулась к двери, и Леда отступил на шаг, позволяя ей пройти. – Могу я быть полезной, господа? – Мое имя Леда, а это Агги, – Леда представил их, и от внимания Агги не укрылось, что он не стал называть свою фамилию. Очевидно, не хотел, чтобы сиделка устроила им наигранный прием, который непременно бы случился, явись сюда делегация под именем Терады. – Мы из полиции и хотели бы поговорить об одном из ваших воспитанников. – Милостивый бог грядущего, неужели кто-то снова украл у мясника? – глаза сиделки широко распахнулись, и Леда поспешил ее успокоить, подняв перед собой руки: – Нет-нет, мы совсем по другой причине. Мы бы хотели узнать кое-что о человеке, который воспитывался тут более двадцати лет назад. Есть ли у вас картотека? – Все бумаги сгорели два года назад, – женщина только было облегченно вздохнула, как тут же снова нахмурилась. – Господин Бунта пытался найти средства на их восстановление, но у приюта нет благотворителей. – Очень жаль это слышать. Может быть, есть какие-то другие сведения, с которыми еще можно ознакомиться? – Вряд ли, молодой человек. Вы сказали, двадцать лет назад? Тогда я здесь еще не была главной сиделкой, а следила за кормилицами и приходила на неполный день дважды в неделю, но, может, я знаю человека, которого вы ищете? Агги переступил с ноги на ногу: женщина не приглашала их сесть за стол, как и сама не спешила подниматься на ноги, и они с Ледой возвышались над ней как два истукана. Это не слишком настраивало на долгую беседу, к тому же в приюте и без того было неуютно. "Как на допросе", – подумал Агги про себя. И то, на допросе они частом старались создать доверительную атмосферу, если говорили со свидетелями, а не с подозреваемыми. – Мы ищем тех, кто знает Иви Каменаши, – Леда сделал маленький шаг вперед, одной рукой касаясь стола, будто бы ища у него поддержки. – Мужчина, среднего возраста, работал столяром. Он воспитывался в этом приюте – мы не знаем, до какого времени. – Иви… Иви… – женщина посмаковала имя убитого. – Я припоминаю только одного Иви – был маленьким и щуплым, он еще в младенчестве заболел чахоткой. Все нянечки думали, он не доживет и до шестнадцати. – Но он дожил, – согласился Леда. – Так вы знаете его? – Да был он тут, был. Не самый активный и смышленый, да у нас тут практически все такие. Кто попадает к нам уже с чахоткой, кто с цингой – выхаживаем как можем. – Вы знаете, как сложилась его дальнейшая судьба? – Откуда ж мне это знать? – неподдельно изумилась их собеседница, чем снова удивила Леду: – Вы не интересуетесь дальнейшей жизнью ваших воспитанников? – У нас каждый год от сорока до пятидесяти детей, кто-то убывает, кто-то прибывает. Если никакая болезнь их не сморит, они выходят из дверей этого заведения, и мало кто возвращается к нам с визитом вежливости. Практически никто, на моей памяти. Откуда же я могу знать, как сложилась судьба одного из этих десятков мальчиков? К тому же чаще всего их судьба не слишком увлекательна. Мы воспитываем простых детей – вряд ли кто-то из них добился чего-то существенного в жизни. В комнате повисла напряженная тишина: Агги практически чувствовал, как стоящий рядом с ним Леда едва сдерживает если не негодование, то искреннее удивление. В приюте не было никаких систем учета сирот – архив с бумагами, если верить сиделке, сгорел, и никто даже не обеспокоился тем, чтобы заменить его чем-то или восстановить утерянные данные. Да и зачем им было это нужно? – Все, что я знаю, это то, чем занимаются дети сейчас. Куда они пойдут завтра. Кто дежурит по дому. – А где, кстати, ваши воспитанники? – поинтересовался Агги, отмечая, что за все время, пока они были тут, он не услышал ни единого детского голоса или крика, присущего играм. Пока что приют напоминал что угодно, но только не детское заведение. – Ушли в прачечную, – не смутилась сиделка. – У нас тут нет прачек. – Дети стирают свое белье сами? – если бы в комнате было светлее, Агги был уверен, он бы смог увидеть, как побелело лицо Леды, стоило представить, что дети сами полощут белье в ледяной воде на реке. – Конечно, нет, – тон женщины сменился, и сама она насупилась, будто рассерженная птица. – Дети уносят корзины с грязным бельем и забирают чистое. По дороге нянечки заводят их в местный трактир. Как видите, кухарки у нас нет – обеды мы закупаем там. "Что у вас тут вообще есть, кроме разрухи и нищеты?" – подумал Агги, справедливо понимая, что дела в приюте обстояли еще хуже, чем они думали. – Я слышал, приюту выделял деньги сам приматор, – добавил Леда, не отводя взгляда от нянечки. – Выделял, – и глазом не моргнула та. – На них закупили картошки и перин, отремонтировали камин в игровой комнате и починили окна. Но больше этот приют, на моей памяти, не увидел ни единого благодетеля – никому нет дела до сирот. "Да как будто бы и вам тоже", – подумал про себя Агги, но вслух сказал иное: – Правильно ли я понимаю, что сейчас невозможно узнать ничего о бывших воспитанниках, включая Иви Каменаши? Мы бы очень хотели понять, что с ним было после жизни в приюте. – Я помню его совсем маленьким и потом неуклюжим подростком, – женщина вздохнула, оглядев свое вязание. – Моя память не так хороша теперь, но он не хулиганил – один из немногих, на кого не жаловались жители из окрестностей и за кем не приходила полиция. – И часто к вам приходят? – Почти каждый месяц. Нянечки стараются как могут, но после реформы нашего приматора к нам стали отправлять и плохих детей. Некоторые – недоразвиты. – И что с ними происходит? – Живут тут, отравляют жизнь остальным детям и нам… – женщина нахмурилась. – А к чему вы ведете? – Пытаемся понять портрет среднего воспитанника вашего заведения, – Агги сделал вид, что собирается записать ее слова в блокнот. – Я думаю, вам лучше поговорить с господином Бунтой. Он знает лучше меня, – разговор женщине явно не нравился, и, словно в подтверждение своих слов, она снова подхватила свое вязание. Странно, что такая женщина была сиделкой – человеком, который должен любить детей и желать им благополучия. Впрочем, Агги не сомневался, что у нее есть свои причины не вовлекаться в жизни и судьбы тех, кого нелегкая ситуация заносила в эти серые стены. Остаток дня они провели в ожидании содержателя приюта Синей Руки, который явился уже ближе к трем часам. Дети еще не вернулись из прачечной, и седой плотный мужчина с огромным животом, на котором едва сходился плащ, немедля пригласил их в кабинет на втором этаже, чтобы выслушать о причинах визита и развести руками: мол, картотека сгорела, пожар уничтожил все записи. Вроде как это был поджог – кто-то из воспитанников обиделся на наказание и забросил в библиотеку, служившую архивом, раскаленные угли. Иви Каменаши он тоже помнил весьма смутно – слушая его путанный монолог, Агги едва удержался от того, чтобы не вздохнуть: он был уверен, что содержатель никого не помнит и сочиняет на ходу. Они с Ледой провели в неуютном заведении еще пару часов, пытаясь добыть хоть какую-то информацию, но, не получив ни единого стоящего ответа, засобирались. К удивлению Агги, их собеседница, имени которой так никто и не назвал, пошла их проводить, хромая на правую ногу и держась за спину. Выражение ее лица было безразличным, и вышла она явно больше для того, чтобы убедиться, что незваные визитеры покинули это негостеприимное место. И Агги был рад поскорее залезть в салон автомобиля, который с готовностью подъехал к крыльцу, но Леда внезапно остановился и обернулся к провожающим их сиделке и господину Бунте. – Знаете, не все ваши воспитанники не достойны того, чтобы интересоваться их дальнейшей судьбой. Агги обернулся, с удивлением глядя на Леду с его плотно сомкнутыми губами и холодным взглядом, направленным в сторону сиделки. – Если бы вы заботились о сиротах по-настоящему, вы бы горевали и праздновали их достижения вместе с ними, – Леда откинул пальцами прядь волос, упавшую на глаза. – И вы бы знали, что как минимум один из ваших воспитанников добился невероятного успеха и занимает отнюдь не последнюю должность в этом Городе. Помогая в том числе и таким, как ваши другие воспитанники. Сиделка ничего не ответила, едва заметно хмыкнув, а Леда, быстро утратив интерес и желание общаться с молчаливыми как каменные статуи сотрудниками приюта, первым шагнул в открытую дверь автомобиля. Агги не стал ничего говорить, только устроился рядом с Ледой, закрывая дверь и глядя на то, как обветшалое здание движется за окном, оставаясь позади. Рядом сидел насупленный Леда, и Агги, не выдержав, склонился к нему, касаясь плечом его плеча: – Речь была хорошая. Но не думаю, что их это впечатлило. – Их не впечатлит ничего, разве что деньги, – бросил Леда, но, взглянув искоса на Агги, смягчился: – Сколько ни задаривай их грантами и вниманием, а если человеческого сострадания нет, ему неоткуда взяться. Мы зря сюда приехали. – Не зря, – не согласился Агги и, пока Леда задумчиво смотрел на него, пояснил: – Мы поняли, что зацепок в приюте искать нет смысла. А значит, дело Иви Каменаши отправится в архив. Теперь уже насовсем. Леда ничего не ответил, вздохнул и отвернулся к окну.

***

К полицейскому участку автомобиль подъехал, когда густые сумерки сменила полная темнота, а фонарщики уже заканчивали обход улиц. Вернулись они поздно, потому как поездка в детский дом с ее невеселыми и в целом бесполезными для дела открытиями заняла в два раза больше времени, чем Агги рассчитывал. На обратном пути они остановились в первом попавшемся придорожном трактире, который оказался на удивление хорош, а потом при въезде в город застряли в заторе – на западном тракте перевернулась телега с полными пивными бочками, часть из них уцелела, и их собирали не меньше часа, пока за перевернутой телегой не выстроился караван из десятков повозок и одного автомобиля. – Смысла ехать в управление уже нет, – сделал вывод Агги, взглянув на подаренные Ледой часы, когда бочки наконец были собраны, а хромая лошадь со сломанной телегой – отведена на обочину. – Боюсь, мне все же придется, – отозвался Леда. – Мой ежедневный отчет сам себя не напишет. Кому-то другому Агги посоветовал бы взять эту работу домой, но памятуя, что лишний раз бывать в своем фамильном особняке Леда не любил, воздержался от этого совета. – Можем тебя завести домой, а дальше я уже сам, – предложил Леда, но отчего-то – Агги даже сам не брался объяснять и всерьез задумываться почему именно, – расставаться вот так скоро не хотелось, к тому же он понятия не имел, чем заниматься дома целый вечер. – Нет уж, поехали в участок вместе, – решил он. В конце концов, на работе дела для него всегда найдутся, да и нелишне было бы справиться, не появилось ли за день каких-то новостей. После теплого салона, где Агги порядком разморило, выбираться в сырость и холод было противно. Если в пригороде стоял легкий мороз и в воздухе чувствовалась свежесть, то здесь, в сердце Города, оказалось теплее, по ощущениям температура была чуть выше нуля, и оттого было сыро, да к тому же привычно воняло смогом. Леда давал указания водителю, пока Агги топтался рядом и думал о том, что позже улицы затопит ненавистный туман и добираться до дома придется в желтоватом мареве, потому как тратиться на извозчика было накладно – до получки оставалось больше недели, а Агги уже порядком поиздержался. Рассеянный и погруженный в свои мысли, он не обращал особого внимания на происходящее вокруг, когда боковым зрением уловил странную сцену: мимо полицейского управления проходила женщина, но стоявшие у входа констебли сделали ей знак, чтобы та перешла на другую сторону. Наконец вернувшись из своих мыслей в реальность, Агги присмотрелся и с удивлением обнаружил, что вдоль всей стены участка выстроилось шестеро констеблей, и каждый из них был при оружии. – Пойдем? – спросил Леда, когда отпустил водителя, и машина тронулась с места. – Постой, – Агги сделал предупреждающий жест. – Там что-то происходит. Подожди здесь. – Что? В смысле, происходит? – Леда смотрел в ту же сторону, но по неопытности не понимал, что не так. – Подожди здесь, – повторил Агги и двинулся ко входу. Он тут же услышал шаги за спиной – Леда ожидаемо не послушал его и пошел следом. В иной ситуации Агги настоял бы на своем, но сейчас он не мог понять, что именно творится, и едва ли представлял себе, что спровоцировало Сойка выставить такую охрану. В то, что в полицейском участке может быть какая-то опасность, верилось с трудом. Констебли узнали и Агги, и, вероятно, Леду, потому ни слова не сказали, когда те подошли к дверям, однако спрашивать у них, что происходит, Агги не стал. В холле участка висела странная напряженная тишина, и здесь вооруженных констеблей было куда больше – у каждого окна и у каждой двери, тогда как всех прочих сотрудников полиции, кроме Йо, Агги не увидел. Вопросительно взглянув на приятеля, Агги уже хотел спросить, в чем дело, но Йо, перехватив его взгляд, прижал палец к губам. Присутствие Леды за спиной Агги чувствовал на подсознательном уровне, и сейчас оно напрягало – неизвестно, что могло случиться, но за Леду он нес ответственность. Шагнув ближе к Йо, Агги склонился, но сказать ничего не успел. – Ты не поверишь, что тут у нас, – быстро зашептал Йо. – С самого утра такое началось… Договорить он не успел: нездоровую тишину в холле разрубил звук выстрела, а вслед за ним – еще одного. От неожиданности или от страха Леда охнул и схватился за конторку Йо, но Агги отметил его движение вскользь. Стреляли в подвале, в архиве или в морге, и он со всех ног, опережая даже констеблей, которые в первый миг растерялись и замешкались, бросился к лестнице, ведущей вниз.