Gli Innamorati

      Как и полагалось, к утру Скарамучча и Тарталья уже добрались до Мондштадта. Правда, он, обычно встречающий гостей ароматом свежей выпечки и звонким гомоном улиц, теперь напоминал мрачный вымерший бастион.       Небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами, обещающими бурю. Туман стелился по булыжникам, скрывая дальние улицы. Зима как-никак. Она задушила в себе даже город свободы и вечных весенних ветерков, теребящих флаги.       Они подошли к массивным каменным воротам — входу в город, но путь им преградили двое стражников, скрестив копья. Обычное дело для торговцев с тележками, но не для двоих путников, прибывших налегке.       Просто, видимо, Скарамучча надвигался с таким выражением лица, которое само по себе можно было счесть за нарушение закона.       — Куда? — хмуро спросил один из рыцарей.       Скарамучча закатил глаза:       — К Синьоре.       Конечно, имя ведьмы было широко известно по Мондштадту. Это ведь она терроризировала местных жителей и Ордо Фавониус вот уже несколько месяцев.       — Фатуи, значит? — хмыкнул второй стражник, скептически оглядывая их с ног до головы. — И по какому делу?       Сослуживец наклонился и что-то шепнул ему на ухо. Тот выпрямился, нахмурился еще сильнее и отчеканил:       — Нам велено больше не впускать Фатуи в город.       — О, уж поверьте, нас вы захотите впустить, — ухмыльнулся Тарталья, склонив голову набок.       Стражник вскинул брови: — Это еще почему?       В ответ Тарталья хрустнул шеей и засучил рукава:       — Вот почему!       Он уже занес ногу, собираясь с размаху врезаться в одного из стражников. Те же сжали копья. Но прежде чем дело дошло до драки, Скарамучча молча извлек из кармана ордер и развернул его перед лицами рыцарей.       На бумаге черными чернилами значилось: В целях качественного сотрудничества между государствами Сказитель, Шестой Предвестник, направлен в Мондштадт для содействия в расследовании исчезновений жителей. Внизу красовалась печать в форме снежинки — символ Царицы.       Рыцари переглянулись, будто прикидывая, что им важнее — верность Ордо Фавониус или голова, остающаяся на плечах.       С печатью Царицы не спорили даже в Мондштадте. Те, кто пробовал, обычно быстро исчезали, и не в тумане. Да и Предвестники, если уж на то пошло, были похожи на стихийное бедствие: спорить с ними — всё равно, что запрещать буре дуть.       Так что с тяжелыми вздохами стражники расступились, делая вид, что решение далось им куда сложнее, чем было на самом деле.       Войдя в город, Тарталья присвистнул:       — Воу, Скара! Это было круто!       — Постарайся на этом задании никого не убить, ладно? — хмыкнул Скарамучча, не замедляя шаг. — Большая часть его завязана на укреплении отношений между Снежной и Мондштадтом.       — Ой, да что ты говоришь! — Тарталья скорчил гримасу, но тут же хитро прищурился. — Я по твоему лицу видел, что ты и сам был не прочь им врезать.       — Это так, — без тени смущения признал Скарамучча. — К сожалению, с опытом я научился иногда себя сдерживать.       Он чуть приподнял подбородок, вглядываясь вперед.       В городе стоял густой едкий туман, оседающий на шубах тонкой влагой. Фонари раскачивались под порывами ветра, их свет то вспыхивал, то исчезал в мутной дымке, будто город сам не знал, хочет он скрыться в темноте или вырваться из нее.       Но даже если бы Мондштадт вдруг провалился во мрак, Скарамучча всё равно бы нашел дорогу. Хоть глаз выколи — он знал, где искать место работы дражайшей подруги. Ведь отель «Гёте», который Фатуи зарезервировали на время пребывания в Мондштадте, высился прямо на главной площади. В любом случае все дороги привели бы к нему.       И вот стоило мужчинам лишь подняться по ступеням, как у дверей отеля нарисовалась высокая женщина — Синьора. Белокурые волосы спадали на плечи, алый плащ слабо колыхался от ветра. Ее улыбка была скорее легким движением уголков губ, чем настоящим выражением дружелюбия.       — Неужели все так боятся этих исчезновений? — вместо приветствия поинтересовался Скарамучча.       Он бросил взгляд по сторонам. Вывески магазинов, прилавки ларьков. Повсюду висели одинаковые таблички с простым, но красноречивым «ЗАКРЫТО». Да и на улицах не было ни души.       Синьора подперла щеку ладонью, чуть склонив голову набок.       — Это не исчезновения, — протянула она лениво. — Это похищения.       Ее взгляд скользнул к Тарталье, и на лице мелькнуло выражение, которое можно было назвать улыбкой, если обладать достаточной фантазией. Скарамучча задумался: эти двое хоть раз разговаривали друг с другом?       — Чайльд. И ты здесь.       — Да, не по своей воле.       Скарамучча смерил его многозначительным взглядом.       — Я заметила, — подчеркнула она. — По твоему лицу. Такое выражение обычно бывает у кошки, которую только что выкинули из-под теплого одеяла.       Тарталья скривился:       — Ну же, не знал, что разбираться в кошачьих гримасах является частью нашей деятельности. Личные наблюдения?       — Конечно, — кивнула она с подчеркнутой невозмутимостью. — Вот, например, по гримасе кота, который тебя сюда притащил, могу с уверенностью сказать, что ты ему понравился.       На этот раз многозначительный взгляд достался уже ей.       Тарталья приоткрыл рот. Судя по этому, сейчас он должен был выдать нечто абсолютно гениальное и глубокомысленное.       Пока эти двое не ушли в обсуждение кошачьих повадок, Скарамучча резко их оборвал:       — Может, хватит уже тянуть кота за хвост? Что еще за похищения?       Синьора тяжко вздохнула, покачав головой.       — Я знаю только то, что эти неудачники из Гильдии искателей приключений стали исчезать после того, как шли за феями.       — Феи? — переспросил Тарталья, моргнув.       — Да, — пожала плечами она. — Эти назойливые светящиеся штуки, что указывают путь к сокровищам.       Скарамучча скрестил руки на груди.       — И почему бы Ордо Фавониус не разгрести это дерьмо самостоятельно? Раз уж весь их город сидит по домам, дрожа от страха.       Ясно, как снег, что Снежная, как она это умеет, под маской благодетеля вновь пыталась втереться в доверие Мондштадта. Однако Ордо Фавониус очень хорошо знали, чего это стоит, чтобы поддаваться на столь прозрачный манёвр, и обычно предпочитали решать проблемы города собственными силами. Так с чего же вдруг они согласились, прекрасно зная, чем это чревато?       — Они и разгребают. Только вот Варка отказывается верить всяким сказочкам о злобных феях. Поэтому их людей, отправили искать похитителя из плоти и крови, а не какую-то сказочную дребедень.       — То есть на нас свалили всю черную работу? — подытожил Тарталья, цокнув языком.       — Не совсем, — возразила Синьора, но Скарамучча уже сам ответил за нее:       — Иногда брать на себя «черную работу» — единственный способ расположить к себе правителей той или иной страны.       — Ах, дипломатия, — протянул Тарталья. — Как тонко, как элегантно.       — Держи себя в руках, — парировал Скарамучча. — А то еще расчувствуешься.       — Значит, нам искать фей?       — Именно, — сладко улыбнулась Синьора. — И в этом ты окажешься бесценным, дорогой Чайльд.       Она скользнула пальцем в сторону его Глаза Бога, сверкающего на поясе.       — Видишь ли, феи ведут только тех людей, у кого есть Глаз Бога. А Скарамучча, к несчастью, не подходит под эту категорию. Ни глаза, ни, если уж на то пошло, человечности у него нет.       Скарамучча фыркнул, но промолчал.       — Ну уж нет! — возмутился Тарталья, скрестив руки. — Могли бы и предупредить. Я бы оставил Глаз Бога дома.       — Не плачь, — усмехнулась Синьора. — Ты ведь любишь приключения? Вот и наслаждайся.       Тарталья захныкал, явно намереваясь высказать еще пару доводов против, однако Скарамучча нетерпеливо перебил:       — Разобрались. Что теперь?       Синьора удовлетворенно кивнула и, повернувшись к дверям отеля, открыла их нараспашку.       — Очень хорошо, — промурлыкала она. — Ты не мог бы зайти со мной и помочь собрать вещи? А то так мне пришлось бы мерзнуть на улице в ожидании этих капризных созданий.       Она даже изящно придержала дверь для него.       — Разбежалась, — проворчал Скарамучча, но, тем не менее, шагнул внутрь, буркнув себе под нос:       — Делать мне больше нечего, как таскать твои чемоданы.       За их спинами раздалось нервное покашливание.       — Погодите… Это что же… Вы двое сейчас уйдете, а я тут останусь один?       Ответа не последовало.       — Знаете, вообще-то это выглядит подозрительно, — не унимался Тарталья, оглядывая пустую площадь. — Туман, загадочные похищения…       И тут двери захлопнулись прямо перед его носом.       Оказавшись в комнате Синьоры, Скарамучча без церемоний плюхнулся на кровать, закинув руки за голову. В отличие от их апартаментов во дворце, этот номер напоминал скорее хижину для слуг. Дешевые пыльные занавески, узкие стены, которые словно давили. Шкаф выглядел так, будто его кто-то сгрыз с одного бока, а кровать, судя по предательскому скрипу, пережила уже не одно поколение постояльцев.       — Тесновато тут у тебя, — пробормотал он. — Для твоих-то стандартов, удивительно, что ты еще не запустила чем-нибудь в администратора.       — Поверь, я уже подумываю об этом, — протянула Синьора.       Она сидела у зеркала, сосредоточенно изучая свое отражение, периодически прикасаясь к лицу с выражением легкого недовольства.       — Что-то моя кожа в последнее время совсем не такая… — цокнула она, задумчивая ощупывая скулу.       Скарамучча лениво приподнял голову:       — Может, наконец начала соответствовать твоему возрасту?       Она смерила его ледяным взглядом через зеркало.       — Может, ты тоже начнешь соответствовать своему и перестанешь вести себя как наглый мальчишка?       Скарамучча поднялся с кровати и, склонившись над ее плечом, вгляделся в отражение. Всё та же заносчивая, бледная, до нелепости симметричная физиономия.       — Ну и что не так?       — Какая-то она сухая стала, — тяжело выдохнула она, припудривая щеки.       — Да ну, — хмыкнул он. — Так просто найди себе кого-нибудь, кто тебя увлажнит.       Рука Синьоры замерла на полпути к пудренице.       — В каком еще смысле?       — В самом прямом, — невозмутимо пояснил он, убирая прядь волос за ухо. — У тебя же хронический недотрах. За столько лет и не только кожа может пересохнуть.       Синьора звонко расхохоталась. — Ну да, я же не ты, чтобы бросаться в постель к каждому встречному. Рыженького уже тоже под себя положил? Не кажется, что он маловат для тебя?       Скарамучча оскалился.       — Ну да, я же не ты, чтобы до сих пор оплакивать мужчину, который сдох полтысячелетия назад.       Смех мгновенно прекратился, а в глазах Синьоры мелькнула та самая опасная искра, что обычно предвещала чью-то скорую и мучительную погибель.       Ей очень не нравилось, когда кто-то заговаривал о нем. О том, кто остался лежать мертвым среди руин, пока она, его юная наивная возлюбленная, возвращалась с учебы в Академии Сумеру, еще не зная, что всё, что она любила, уже обратилось в пепел благодаря Катаклизму.       Потеряв себя, она сгорела в жажде своей мести и превратилась в Алую Ведьму, чье пламя не угасало, пока Пьеро не нашел ее и не протянул Крио Глаз Порчи, потушивший огонь, но не восполнивший пустоту.       История, в общем-то, трагичная, достойная сочувствия, которую Скарамучча знал наизусть, но не понимал. Насколько надо быть больной на голову, чтобы зациклиться на одном мужчине на всю жизнь, отказывая себе во всех возможных удовольствиях? Он бы так не смог.       Вот с него, например, хватило одного раза, чтобы навсегда усвоить, что в этой жизни нельзя любить никого.       Синьора взяла со стола флакон духов. — Недомерок! — рявкнула она, запустив бутылек в него. Скарамучча едва успел увернуться. Духи разбились о стену, окатив комнату резким ароматом.       — Совсем свихнулась?! — зашипел он, отмахиваясь от облака запаха.       — Ты сам напросился!       Прежде чем их стычка переросла в полномасштабную войну, в дверь постучали.       Синьора бросила на него последний предостерегающий взгляд. Затем медленно поднялась и двинулась к выходу.       — Повезло тебе, — буркнул Скарамучча, по-прежнему отмахиваясь от благоухающей напасти.       — Это тебе повезло. — Она распахнула дверь.       На пороге появился молодой человек в униформе. Завидев Синьору, он почтительно поклонился.       — Госпожа.       А затем повернулся к Скарамучче, и с той же серьезностью повторил:       — Господин.       Выпрямившись, он, наконец, выдал:       — Господин Чайльд вызывает вас. Говорит, что дело срочное.       Скарамучча не стал уточнять, что же такого могло случиться с этим ходячим бедствием, чтобы он признал что-то действительно срочным. Он пропихнулся мимо Синьоры и, даже не бросив напоследок ей колкости, (а это уже было почти знаком тревоги), зашагал вниз по лестнице.       Когда он вышел на улицу, его взгляд тут же нашел Тарталью… и ему захотелось немедленно развернуться и уйти обратно.       «Рыженький», насквозь промокший проливным дождем и забрызганный грязью, карабкался по натянутому между домами канату, явно предназначенному для сушки белья, а не для цирковых представлений. Где-то в середине этого абсурдного маршрута виднелась шарообразная фигура.       Фея.       Но не обычная — не голубая, не золотая, не лиловая — черная, как ночное небо перед бурей. Она покачивалась на канате, словно на качелях.       — Тарталья! — ахнул Скарамучча, в ужасе глядя на этот цирк. — Можно же по-другому!       Но тот его не слушал. Он упрямо перебирал руками, продвигаясь вперед, пока, наконец, не вытянул палец и не коснулся черной феи.       Прикосновение. И фея мгновенно ринулась вперед, испустив зловещее хихиканье. Она мелькнула в воздухе темным бликом и тут же исчезла за углом.       — Отлично, — пробормотал Скарамучча. — Теперь мы еще и прокляты, наверное.       Тарталья с легкостью спрыгнул на землю, оставляя за собой мокрые следы.       — Вперед! — крикнул он, откидывая со лба липкие от дождя волосы. — Эти твари долго не стоят на месте, как обычные феи!       Скарамучча хотел было сказать, что эти «твари» точно ведут их в какую-нибудь ловушку. И вообще, бежать сломя голову за первым попавшимся непонятным существом — идея уровня его собственных худших решений.       Но его замечания утонули в бешеном ритме его собственных шагов, когда он, ругаясь сквозь зубы, бросился вслед за Тартальей и феей, стараясь не обращать внимания на то, как дождь хлещет по лицу.