Gli Innamorati

      — Может, напомнишь, с чего это вдруг мы должны ей помогать? — хмуро поинтересовался Тарталья, решив, наконец, нарушить гнетущую тишину, окутывающую их со Скарамуччей купе поезда.       Этот вопрос грыз его изнутри еще с того момента, как Пульчинелла, поймав его, в один из дней, сообщил, что Синьоре требуется помощь в Мондштадте. Старик не стал вдаваться в подробности, лишь веля отправиться, будто это было само собой разумеющимся.       Тарталья, осознав, что спорить с решением бессмысленно, смирился с неизбежным. А вот встретить в купе Скарамуччу, садясь на поезд до Мондштадта, он, признаться, не ожидал.       Скарамучча, устроившийся в глубоком кресле напротив, бросил на него короткий взгляд поверх книги. От ее страниц словно веяло пылью веков. Исторические хроники или, возможно, что-то об археологических раскопках. В любом случае, Тарталья был уверен, что ничего более занудного никогда не видел.              — Поручение. От Пьеро, — лениво отчеканил Скарамучча, закинув ногу на ногу. В уголке его губ мелькнула едкая усмешка. — Или ты уже забыл, как работают Предвестники?       И снова тишина. Только легкий стук колес о рельсы, да мягкое покачивание.       Поезд, в котором они оказались, напоминал воплощение роскоши. Снежная славилась своей любовью к совершенству, и этот состав был явным тому доказательством. Ярко-красный металлический корпус, хромированные элементы, тонкие узоры, протянувшиеся вдоль окон. Внутри всё сияло: от мягкой обивки кресел из алого бархата до утонченных бра на стенах, источающих золотистый свет.       Время только-только близилось к рассвету. Остальные пассажиры все еще дремали за закрытыми дверями своих купе, и тишина укрывала вагон, будто мягким зимним одеялом.       Купе, в котором находились Скарамучча с Тартальей, предназначалось исключительно для двоих, с двумя койками по бокам. Надо отдать должное Синьоре — об этом она позаботилась.       Несмотря на то, что ехали они уже полдня и целую ночь, Скарамучча и Тарталья за это время перекинулись лишь парой фраз, и то по необходимости: например, накануне, когда Тарталья спросил, собирается ли Скарамучча ложиться. Тот лишь бросил на него презрительный взгляд и фыркнул: «Я вообще не собираюсь спать».       И действительно, Тарталья, сам страдающий от бессонницы, вскочив еще до рассвета, застал своего спутника точно в той же позе, в которой оставил его вечером. Книга всё так же лежала в руках, а чашка с холодным чаем сиротливо стояла на столике. К ней Скарамучча, кажется, не притронулся вовсе.       Самое интересное, что после того, как Тарталья потушил главный свет, Скарамучча даже свечки не включил. Так и читал в темноте. Обычно Тарталья бы над ним подшутил, но после того случая, когда он застукал Скарамуччу за делом, ему стало как-то не по себе.       Тарталья покачал головой, стараясь отвлечься от этого воспоминания. Он хмыкнул и бросил в сторону спутника вопрос, который вертелся у него в голове последние пару часов:       — Но почему именно мы?       Разве не было бы логично, что если они только вернулись с крупной миссии, дать возможность отдохнуть немного подольше?              Скарамучча прищурился, вновь отрывая взгляд от книги. — Что, не хочешь? Не думал, что ты боишься немного дополнительной работы.              — Боюсь. Ха! Ну как же! У меня были важные дела, знаешь ли!       — Да? — удивился Скарамучча, слегка склонив голову. — Ну и какие же, позволь узнать?       Тарталья поднялся с места, оперся плечом об окно и сложил руки на груди. Тон спутника ему совершенно не понравился, но он сдержался.       Просто, если честно, его ожидала столичная гильдия бойцов. Там, на ринге, что раскинулся прямо на главной площади перед дворцом, его встречали с восторгом и азартным предвкушением. Публика обожала видеть его в деле: Одиннадцатый — легенда сражений, чье имя заставляло дрожать противников и трепетать поклонников. Еще бы! Каждый стремился хотя бы раз испытать на себе его силу, несмотря на то, что исход матча был предрешен еще задолго до первого удара.              Тарталья как раз готовился выйти в полуфинал ежемесячного турнира, когда внезапный приказ разрушил все его планы.              Объяснять это Скарамучче было совершенно бесполезно. Во-первых, он наверняка бы скривился, как будто его заставили съесть что-то сладкое. А во-вторых, в ответ Тарталья бы явно получил нравоучение из рода:              «Ты действительно считаешь, что размахивать кулаками с кучкой пьяниц важнее, чем исполнять свой долг Предвестника»?              Вместо этого Тарталья решил атаковать с другого фланга:              — Я знаю, что ты сам вызвался помочь Синьоре. Колись, зачем тебе это?              Скарамучча застыл на миг, будто услышал что-то до абсурда нелепое. Его лицо исказило выражение искреннего недоумения. А затем, будто очнувшись, он одарил Тарталью взглядом, полным скепсиса:              — Как ты узнал?              — Пульчинелла сказал.       Скарамучча тяжело вздохнул, потирая переносицу кончиками пальцев.       — Ох уж этот… старик, — пробормотал он.       — Можешь, конечно, не рассказывать. Но хотя бы объясни, зачем и я здесь?              Скарамучча задержал взгляд на своем напарнике, затем закрыл книгу, которую до этого машинально листал, и небрежно отложил ее в сторону. Его пальцы коротко стукнули по столешнице.              — Если тебе действительно интересно, — вновь начал он, подперев щеку рукой, — то это я попросил, чтобы ты поехал со мной.              Тарталья замер, не веря своим ушам.              — Что прости? — невольно вырвалось у него.              Скарамучча закатил глаза. — Я попросил у Пьеро, чтобы тебя назначили моим напарником на этом задании, — пояснил он, проговаривая каждое слово так медленно, будто говорил с несмышленым ребенком.              Тарталья прыснул:              — Это еще зачем? Понравилось, как я веду себя в бою? — С издевательской улыбкой Тарталья согнул руку в локте и похлопал себя по бицепсу. — Или тебя подкупила серьезность, с которой я подхожу к делу?              Скарамучча лишь многозначительно вздохнул.              — Не надумывай себе там ничего. Я позвал тебя, ведь знал, что ты выполнишь свою работу тихо, без лишних вопросов и ныть не будешь. Хотя в этом я уже начинаю немного сомневаться.       Это означало одно: даже если его спутник сейчас и пытался задеть его самоуверенность, он как минимум подтвердил то, что Тарталья был по-настоящему нужен.       Тарталья ухмыльнулся, расправляя грудь. Нет, ну теперь он явно был готов принять это приглашение, даже если оно пришло через весьма ироничное признание.       — А по поводу Синьоры, — продолжил Скарамучча, глядя в окно. — У меня перед ней неоплаченный должок.              Заметив, что движения Скарамуччи были полностью расслабленными, не ощущая неловкости даже после той ночи, Тарталья позволил себе усесться рядом с ним.              — Не волнуйся, Скара, — заверил он, пытаясь сохранить легкость в голосе. Он хотел было, как всегда, по-свойски, положить руку на плечо Скарамуччи, но что-то внутри его неожиданно сжалось. Он почувствовал, как будто сам жест стал неуместным и чужим. Его рука замерла в воздухе на несколько мгновений перед тем, как он вернул ее обратно на колени в исходное положение.              — Я не буду ждать от тебя ничего взамен. Хотя… если, конечно, ты вдруг решишь щедро вознаградить меня, поединок будет как раз кстати.              — Хочешь вновь оказаться прижатым к холодной земле моим телом? Что ж, я подумаю об этом, — хмыкнул Скарамучча.              Тарталье вдруг показалось, что за его словами скрывается нечто большее, чем обычный поединок. Но он не придал этому особого значения, пока Скарамучча внезапно не схватил его за руку и не положил ее себе на плечо.       Тарталья прокашлялся, ощущая, как его вспотевшая ладонь как-то совсем неестественно лежит на плече товарища. Однако для него это, похоже, было ни по чем. Он беззаботно закрыл глаза и откинулся назад, словно всё лежало прямо на своих местах.       Помолчав немного, Тарталья решил хотя бы сделать вид, что полностью владеет ситуацией, и вернулся к разговору:       — Кстати, что еще за «неоплаченный должок»?       Все знали, что среди Предвестников долги не редкость, а скорее естественная часть их взаимоотношений. Однако Тарталья был уверен, что Скарамучча с его сомнительной репутацией среди собратьев обходил это стороной.       — Она согласилась помочь мне на предстоящей миссии в Инадзуме, но лишь при условии, что я возьмусь за одну из ее, — ответил Скарамучча. — Полагаю, она выбрала именно эту.              — Если уж такое дело, так почему ты просто не позвал меня помочь тебе в Инадзуме? Зачем помогать Синьоре?              — Не вариант, — отрезал Скарамучча, покачав головой. — Всё уже давным-давно решено. К тому же методы Синьоры весьма отличаются от твоих. Я уверен, она уже начала свою работу в Инадзуме.       Тарталья прекрасно понимал, о чем шла речь. Синьора предпочитала действовать в тени. Она была словно паучиха, тянущая свои невидимые нити, выстраивая замысловатую паутину контактов и влияния, дабы заранее подготовить почву для успеха. Не удивительно, что ей так часто нужна была поддержка остальных. Умение переходить в наступление требовало гораздо большей сноровки.        — Так вот какие у вас отношения? Услуга за услугу?              Скарамучча посмотрел на него с таким видом, будто бы это было самой очевидной истиной на свете. — А какие они, по-твоему, должны быть? Она женщина и, следовательно, не интересует меня в том смысле, о котором ты, похоже, подумал.              Тарталья тут же почувствовал, как жар ударил в голову, окрашивая щеки в предательский пунцовый цвет.              — Я же не это имел в виду! — поспешно опроверг он, едва не запнувшись о собственные слова.              Он вновь встретился взглядами с усмехающимся Скарамуччей. Казалось, что его совершенство в этот момент обрело зловещую притягательность. Ровные линии лица, будто из фарфора, искрящиеся глаза, как два огонька на глади темного озера, пухлые губы…              Тарталья мог поклясться, что тот прекрасно осознавал, какую власть имел над ним в этот миг.              Хорошо! Двое могли играть в эту игру!              И раз уж Скарамучча так тонко намекнул, сдерживающий себя из последних сил Тарталья, уже был просто обязан задать вопрос, вертящийся у него на языке:              — Тот мужчина, с которым ты был в ту ночь…              Он еще даже не закончил, а лицо Скарамуччи уже резко переменилось, давая понять, что, видимо, зря Тарталья завел этот разговор. — И что с ним?              — Кем он тебе приходится?              Скарамучча презрительно цокнул языком.              — Знаешь что, Тарталья, — процедил он через зубы, внезапно убрав чужую руку со своего плеча.              «Ну вот, началось». — закатив глаза, подумал Тарталья, стараясь не слишком явно вздохнуть.              Скарамучча резко вскочил с места. Он отпрыгнул от Тартальи, отдаляясь, насколько то позволяли тесные стены. — Ты точно такой же как и все. — выплюнул Скарамучча, сверля его взглядом.              Тарталья моргнул. Такой, как все… кто? Предвестники? Мужчины? Люди?              Он открыл рот, чтобы возразить, но не успел: голос Скарамуччи взвился до предела, чуть ли не срываясь на крик:              — И не считаешь ли ты, Тарталья, что не твоего это ума дело?!              Словно отброшенный этой невидимой волной, Тарталья отвел взгляд. Впервые за долгое время он почувствовал себя по-настоящему неловко. К горлу подступил комок, а лицо слегка побледнело.              — Ты прав, — тяжко выдохнул он. — Нет, не мое. Прости.              Скарамучча громко фыркнул, словно его извинения лишь подлили масла в огонь, и, резко распахнув дверь, исчез из купе. Видимо, Его Величество посчитал, что такой «простак» как Тарталья, более не был достоин находиться с ним в одном помещении.              «Ну и отлично», — с усмешкой подумал Тарталья, заваливаясь на койку. Он потянулся, сложив руки за головой, и позволил себе, наконец, расслабиться.              Хотя где-то в глубине сознания тлела мысль о том, чтобы позвать Скарамуччу обратно, Тарталья отбросил ее прочь, как назойливую муху. Это мгновение тишины было едва ли не подарком судьбы, и он не собирался его тратить впустую.              Теперь он мог, наконец, заняться тем, что действительно любил — растяжкой, упражнениями или просто задуматься о вечном под стук вагонных колёс.              К тому моменту, когда дверь купе снова открылась, Тарталья уже заканчивал собирать сумку, запихивая в нее сменную одежду. Услышав шаги, он мельком глянул на вошедшего, но промолчал, решив, что Скарамучча из тех, кто скорее снесет половину города, чем заговорит первым после ссоры. Однако, к его глубочайшему удивлению, тот спросил:       — Ты куда собрался? — Казалось, Скарамучча прилагал все силы, чтобы скрыть гнев. Тот, кто знал его, понимал. Это было редким и почти героическим усилием с его стороны. Ведь обычно он не стеснялся своего негодования.       — Думаю сойти на пару станций раньше, — ответил Тарталья со спокойствием, стараясь и самому поддерживать эту игру.       Он завязал сумку, закинул ее на плечи и, повернувшись к Скарамучче, с самым невинным видом спросил:       — Можно?       Скарамучча на мгновение замер, его брови дрогнули. — Ты не должен просить у меня разрешения. Но если позволишь, я могу спросить: зачем?       «Если позволишь? — мысленно фыркнул Тарталья. — Ишь, как умеет словами жонглировать, когда ему это надо»!       — В этом районе есть замерзшее озеро, — начал объяснять он.       Снежная, прославленная своими бескрайними просторами, усыпанными снегом и ледяными землями, уступала Мондштадту, где зимы, хоть и холодные, были мягче, прощая и слабые морозы. Граница, проходящая между этими двумя регионами, обрамляла реки и озера, где лед был не слишком толстый для проруби, но и не слишком тонкий, чтобы обмануть тех, кто жаждал адреналина.       Скарамучча смерил его долгим взглядом, а затем его словно молния поразила. Сумка, лыбящаяся физиономия Тартальи — всё говорило само за себя.       — Ты собираешься там плавать?! Ты что, совсем тронулся?!       — Ой, да будет тебе, Скара! — махнул рукой Тарталья. — Я обещаю вернуться вовремя.              Судя по словам Скарамуччи и Пульчинеллы, Синьора уже ожидала их в Мондштате, дабы просто передать задание. А срок встречи с ней приходился на завтрашнее утро. На этот поезд Пульчинелла посоветовал сесть, дабы не полагаться на случай и, дабы время было бы еще в запасе.              Раз уж всё, слава Царице, шло пучком, почему бы и не устроить себе небольшое развлечение? Тем более, что за этим поездом должны были ехать еще штук пять, не менее, до завтрашнего утра.       — Я не об этом! Ты же себе всё напрочь отморозишь! — Он указал пальцем на живот Тартальи, будто его слова нуждались в наглядной иллюстрации.       Тарталья проследил за его жестом, окинул себя взглядом и нахмурился. Да, без сомнений, Скарамучча пытался намекнуть ему, что он слишком худой!       — Эй! Знаешь, моя одежда скрывает целую гору мышц!       Скарамучча, обойдя его, схватился за сумку, явно намереваясь стащить ее с плеч.       — О нет, не сегодня, — проворчал Тарталья, перехватив сумку и прижав ее к животу, как самое дорогое.       — Твою мать, Тарталья! — рявкнул Скарамучча, кулаками мягко стуча по его спине. — Почему ты всегда такой упрямый?! Ты мне нужен на задании живым, а не с лихорадкой валяющимся на больничной койке!       Тарталья чуть повернул голову, чтобы увидеть, как Скарамучча в отчаянии прижался к его спине. Он усмехнулся, не в силах удержаться от издевки:       — Если ты так сильно беспокоишься, может, пойдешь со мной?       И пошел!       На ближайшей станции поезд остановился, выпуская клубы пара, что закручивались в воздухе подобно облакам. Скарамучча неохотно выбрался наружу, поправляя шляпу, которая, казалось, пыталась соскользнуть с головы от порывов ледяного ветра. Рядом Тарталья выглядел так, будто морской бриз, а не леденящий до костей воздух подгонял его вперед.       — Так откуда ты знаешь о местных озерах? — спросил Скарамучча, пряча руки в карманы. — Это ведь далеко от столицы, и от Морепеска тем более.              Они шли через тонкую полоску леса, где сосны тянулись к серому небу, словно гигантские шпили собора. По одну сторону леса виднелись ровные линии зеленых полей, изредка прерываемые заброшенными хуторами, по другую — белоснежные равнины, уходящие в горизонт. Здесь граничили два мира: один дышал строгой упорядоченностью Снежной, другой — разбросанным очарованием деревень и приграничных озер.              — О, это из детства, — с улыбкой ответил Тарталья. — Мой отец часто возил меня подальше, чтобы порыбачить.              — И когда перестал?              Тарталья недолго помолчал, а после произнес:       — Примерно тогда, когда я присоединился к Фатуи.       Он умолчал о том, что именно отец вынудил его вступить в ряды Фатуи, желая избавиться от него. Его можно было понять. По возвращению из Бездны некогда послушный ребенок стал буквально невыносимым, превращая мирные улицы своего городка в арену для своих яростных бурь.              Тропа, петляя, привела их к месту, которое казалось чем-то из другого мира. Серебристая гладь льда простиралась до самого горизонта, отражая слабые проблески восходящего солнца. Островки кустов торчали из озера, а вдали, едва различимая в утренней дымке, маячила тень скромной деревянной хижины. Вероятно, это была баня.              Тарталья, словно не замечая этого пейзажа, сбросил с плеч сумку и, присев, принялся копаться в ней.              — Ты что, на тот свет собрался? — не удержался Скарамучча, глядя на количество припасов в сумке.              — Нет, — отозвался Тарталья, выдергивая самый что ни на есть настоящий топор.       — Что за... — начал было Скарамучча, но не успел договорить: Тарталья решительно подошел к краю озера и с громким стуком вонзил лезвие в лед.       Легкий треск льда вскоре сменился глухими ударами, от которых эхо отдавалось по всей поверхности. Скарамучча скрестил руки на груди, наблюдая, как Тарталья с усердием создавал почти идеальную прорубь.       — Сколько бы лет я здесь ни жил, мне вас, снежан, не понять.       Тарталья, наконец пробив идеальную лунку, вытер пот со лба и, бросив топор где-то рядом, с победным видом крикнул:       — В каком смысле?       — Да ни в каком, — рассмеялся Скарамучча, подходя к его сумке. — Ты, небось, и огненную воду сюда притащил?       И действительно, как только Скарамучча заглянул в сумку, сразу же наткнулся на нечто явно не вписывающееся в море барахла: среди переодевки, спутанных одеял и всяческих приборов что-то вынырнуло. Стеклянная бутылка блеснула под лучами солнца.       — Надо же! И вправду принес, — заявил он, поднимая бутылку и две рюмки к свету.              — А как мне, по-твоему, здесь согреваться? — проворчал Тарталья, отбирая свое сокровище из рук Скарамуччи. Он похлопал по стеклу бутылки, затем, забрав и рюмки, отложил пойло в сторону.              — Не переживай, мы еще успеем напиться, — заверил Тарталья. — А пока что лезь скорее, а то вода сейчас снова замерзнет.       И, не дождавшись ответа, он сбросил с плеч шубу. Затем, не стараясь даже расстегнуть пуговицы, стянул с себя красную рубашку через голову. Под ней обнаружился потрясающе ровный и действительно мускулистый пресс, а также широкие плечи и грудь.              Скарамучча не отставал. Ну, по крайней мере, старался. Но его беда заключалась в том, что на нем было надето слишком много слоев одежды. Кофточка за кофточкой, маечка за маечкой — вот так он раздевался. И каждый снятый предмет одежды неспешно приобретал форму аккуратной стопки на ближайшем пеньке.              Тарталья, на котором остались одни лишь плавки, неуклюже прыгал с ноги на ногу, пытаясь хоть как-то согреться в ожидании товарища. Снег под ступнями щипал и впивался в кожу.              Когда Скарамучча обнажил торс, Тарталья застыл, словно наконец заморозился на месте. А когда же Скарамучча снял с себя и штаны, Тарталья более не испытывал нужды в плясках. Жар и так уже как мощная волна, нахлынул на него, разливаясь приятным огнем внизу живота.              Белоснежная кожа, будто созданная из самого чистого мрамора, искрилась под слабым зимним светом, а тонкий, но четко очерченный слой мышц придавал силуэту выразительность и легкость. Плоский живот. Линия спины, изящная и ровная, текла мягким изгибом к тонкой талии, которая, в свою очередь, переходила в узкие бедра, завершаясь небольшими, но с виду упругими ягодицами.              Когда Скарамучча повернулся к нему лицом, Тарталья не смог удержать взгляд, который пополз вниз, задержавшись на его груди. Розовые соски, слегка затвердевшие, выделялись на фоне ослепительно белой кожи.       Тарталья ощутил, как в горле пересохло, и невольно сглотнул, не отрывая глаз.       — Чего уставился? — фыркнул Скарамучча, положив руку на бок. Его тон был привычно резким, но в глазах мелькнула искра насмешки. — Мы заходим, или ты так и собираешься стоять как истукан?              Слава Архонтам, в отличие от Тартальи, он смотрел ему в глаза и, кажется, не заметил выпирающий сквозь плавки, слегка приставший член.              — И-иди, я догоню, — выдавил он, стараясь сохранить хоть каплю самообладания.              Скарамучча лишь покачал головой и направился к озеру.              Тарталья, воспользовавшись моментом, быстро нырнул за пень, сел на корточки и осторожно оттянул резину от плавок, дабы оценить масштабы бедствия.              Это каким образом он умудрился еще и на холоде вот так вот возбудиться?! Вновь осмотрев «ситуацию» Тарталья тяжело выдохнул и осторожно выглянул из-за своего укрытия.              Скарамучча сидел, свесив ноги в прорубь, и явно не обращал внимания на происходящее позади. Только тогда Тарталья осмелился подняться на ноги и двинуться вперед.              Действовать нужно было быстро. В два прыжка он оказался у края проруби, вытянул руки вперед и, не раздумывая, нырнул.              Ледяной удар пришелся мгновенно. Холод, словно тысячи острейших ножей, пронзил его тело. Все мысли в голове мгновенно улетучились. Сердце на мгновение показалось готовым остановиться. Но этот резкий шок оказался спасением. Уж при таких температурах член явно не встанет!              Тарталья вынырнул и встряхнул головой, сбрасывая капли воды, словно мокрый пес. Он разразился звонким смехом, который эхом разлетелся по глади озера.              Скарамучча, сидевший на краю проруби, торопливо смахивал капли с рук и ног. Его выражение ясно говорило о том, что он был совсем не в восторге.       — Идиота кусок! — возмущенно рявкнул он. — Ты меня всего облил!       Тарталья, широко улыбаясь, подплыл к нему и ухватился за кромку льда. Он откинул мокрые пряди со лба.              — Разве не в этом вся суть? Облиться с ног до головы?              Скарамучча, выразительно фыркнув, наклонился вперед и с убийственной точностью отвесил щелбан прямо в лоб Тартальи.       — Суть в том, чтобы окунуться и вылезти. Тебе уже давно пора, кстати.       Тарталья, потерев пострадавший лоб, нахмурился.       — Ты вообще сам в воду не полез. Я думал, ты не боишься холода.       — Я и не боюсь, — отрезал Скарамучча, лениво пожав плечами. — Просто не вижу смысла.              Тарталья издал обреченный вздох.       — Ты абсолютно безнадежен. — А когда Скарамучча уже открыл рот, явно готовясь выдать язвительное возражение, Тарталья внезапно схватил его за икру.       — Ты что творишь?! — взвизгнул Скарамучча, дернув ногой. Тарталья, ухватившись одной рукой за ледяной край, другой тянул Скарамуччу в воду, прилагая все силы. Однако тот оказался сильнее, чем выглядел. Вцепившись в край, он не только не поддался, но и со всей дури влепил Тарталье пяткой прямо в нос.       — Ты что, совсем? — Тарталья моментально схватился за нос. Когда боль немного отступила, он вытер его рукой и с изумлением заметил яркие капли крови на пальцах.       Глядя на результат работы Скарамуччи, Тарталья не мог не восхититься. Давненько у него не проливали кровь. — Ну ты даешь, Скара…              Скарамучча тем временем уже буквально катался по земле, держась за живот и захлебываясь хохотом. — Я... я случайно! Честно... прости… — Его попытки извиниться тонули в судорожных всхлипах, которые становились всё громче.              Тарталья, хмуро глядя на него, не смог сдержать улыбки.              — Да-да. Смешно до ужаса.              Прикрывая ладонью нос, он выбрался из воды, не забыв как можно сильнее брызнуть в сторону Скарамуччи, чей смех только усилился. Подойдя к сумке, Тарталья вытянул платок и прижал его к носу.              Холодный воздух и мороз моментально сделали свое дело. Через несколько секунд кровь остановилась.              — Ну что, доволен? — бросил он через плечо, но в ответ услышал всё те же всхлипы.              Тогда Тарталья достал запрятанные рюмки и бутылку, тяжело отрывая их от морозной земли. Щурясь от ветра, он вернулся к Скарамучче. Тот всё еще лежал на спине, утираясь от смеха, и выглядел, как будто только что пережил бурю.              Тарталья стоял над ним, пытаясь изображать максимальное раздражение, но это только еще сильнее распалило Скарамуччу. Его смех становился заразительным, и Тарталье пришлось невольно сдерживать улыбку, проклиная себя за эту слабость.              Когда, наконец, смех утих, Скарамучча сел, вытирая последние слезы, а Тарталья, качнув головой, с видом уставшего наставника устроился рядом.       Налив рюмку, он протянул ее товарищу, но тот не торопился ее принимать. В то время как Тарталья уже готовился налить себе, Скарамучча держал свою рюмку в руках, неспешно рассматривая ее, как будто та скрывала в себе какое-то необъяснимое очарование.       Тарталья покосился на него, но не стал уделять этому особого внимания, поглощенный своими мыслями.       И вот внезапно тишину нарушил голос Скарамуччи — тихий, непривычно мягкий:       — Чайльд…       Тарталья замер. Рюмка в его руке едва не выскользнула. Сердце пропустило удар. Скарамучча никогда не называл его так. Более того, он пообещал, что никогда не станет использовать это имя.       — Мм? — с усилием промычал Тарталья.              Однако следующие слова Скарамуччи повергли его в еще больший ступор:              — Тебе нравятся мужчины?              Какое-то время Тарталья молчал. Он заметил, как и он сам тупо уставился вниз на рюмку, слишком боясь посмотреть товарищу в глаза.              — А почему ты спрашиваешь? — хрипло пробормотал он.              Скарамучча одарил его таким многозначительным взглядом, словно вопрос был глубоко абсурдным. Это молчаливое «ты серьезно»? вызывало у Тартальи странное чувство неудобства.              — Ты же копался сегодня в моей личной жизни. А я что? Не имею права задать такой простой вопрос?              — Это вполне справедливо, — усмехнулся Тарталья. Он помолчал, прикусив губу, затем, словно решив освободиться от тяжести, тихо признался: — Да… нравятся. И мужчины, и женщины... Мне, в принципе, без разницы.              Скарамучча лишь кивнул, не проронив больше ни слова.