Gli Innamorati

      — Вам, вероятно, интересно, откуда я узнала ваши имена? — задорно спросила Брунгильда.       — Нет, — сухо ответил Скарамучча.       — Мы ведь Предвестники, — торжественно заявил Тарталья. — Было бы более странно, если бы Вы не знали нас по имени.       Повернув голову, Брунгильда оглянулась на мужчин, следовавших за ней. Вопросительно вскинув брови, она заговорила:       — Да? — в ее глазах светилось предстоящее откровение. — Ну, тогда вы удивитесь, узнав, что я буквально недавно узнала о ваших якобы престижных должностях от ваших же подчиненных.       Все эти острые подколы со стороны Брунгильды стали приобретать всё больший смысл. Казалось, она вовсе не играла в игру неведения относительно героев страны, не скрывая своего истинного намерения поиздеваться над Скарамуччей и Тартальей. Постепенно становилось очевидным, что эта деревня, утопающая в глуши, действительно была оторвана от беспокойного мира вне ее пределов, и о Предвестниках ее жители действительно ничего не слышали.       Тарталья презрительно фыркнул на замечание старушки:       — Вот как? — его веселое выражение лица осталось неизменным, но в глазах можно было увидеть тень беспокойства. Он, очевидно, переживал о благосостоянии своих людей. И Скарамучча не стал бы удивляться, узнав, что Тарталья винит именно его в угождении подчиненных в лапы зверя.       Когда наконец появился просвет в деревьях, обозначающий конец леса и окраину деревни, с ее величественными стражами руин, Брунгильда застыла. Скаррамучча, от внезапной остановки, чуть не наступил ей на пятки.       — Не шумите, — предупредила она, вводя гостей в деревню. Она со скрипом закрыла обветшалую калитку. — Все уже давно спят.       Снова во главе, Брунгильда направила их, хоть и было очевидно, куда они надвигаются. Их путь вел к большому дому посреди деревни, в тот самый, в котором недавно укрылись их солдаты. Здание выделялось своим существенным размером и центральным расположением на фоне других, наводя на мысль, о неком сельском совете в его лице. Это делало вопрос о ночлеге для их подчиненных немного сомнительным: откуда в таком месте взяться кроватям?       — Давно спят? — с ноткой иронии в голосе переспросил Скарамучча, в очередной раз удивляясь виду роботов-громадин, по ту сторону забора. — Мы же оставили вас всего на час, не больше. Хотите сказать, что за это время вы нашли жилище для нескольких десятков воинов и даже успели уложить их спать?       — А кто вообще просил их «укладывать»? — добавил Тарталья, хныча.       Тарталья был прав. Фатуи, несмотря на свои многие недостатки, стремились не отягощать местных жителей во время миссий, выпрашивая у них ночлег. Не далее, чем в нескольких часах ходьбы от деревни раскинулся постоялый двор, в котором и подразумевалась перекантовка. Гостиница, конечно, была не первой роскоши, что и следовало ожидать от подобной местности, но обещала путешественникам защиту от стихийных бурь. Если бы Скарамучча знал как всё обернется, то устроил бы сначала подчиненных в гостинице, и лишь затем, вместе с Тартальей, отправился бы в Лунницу. Пусть это и означало совершить большой круг.       По всей маленькой деревушке витала атмосфера упадка и забвения. Обветшалые загоны для скота, пустые и заброшенные, словно ждали возвращения животных уже несколько веков, но забвение поглотило их надежды. Заброшенные грядки, которые когда-то были источником изобилия и жизни, теперь лежали в запустении, и вилы, брошенные поверх вскопанной земли, тихо рассказывали историю угасающей жизни. Удручающая вонь мокрой, горелой древесины пропитала воздух. Поломанные камни были разбросаны на дороге, вероятно от того, что когда-то можно было назвать тропинками. Скрюченные, кривые крыши домов косились подчиненными силам ветра и времени, словно марионетки в руках неведомых сил.       Не знай Скарамучча истины, он мог бы ошибочно заключить, что деревня Лунница давным давно пала, оставив после себя одни только странные руины, без малейшего признака на жизнь.       — Сомневаетесь в моем гостеприимстве? — хмыкнула Брунгильда, едва ли прикладывая усилий, чтобы звучать оскорбленно.       — Нет, конечно же, нет, — отмахнулся Тарталья, кусая ногти и пытаясь выглядеть уверенным. — Просто, если это возможно, мы бы хотели встретиться с нашими собратьями.       Опасения Тартальи, хоть и были понятны Скарамучче, всё же казались немного преувеличенными. Не могли же просто так взять и исчезнуть столь огромное количество людей, как будто их поглотила земля. К тому же, какие-никакие, но то были два элитных отряда воинов, отобранных лично Пьеро и Царицей. И можно было со стопроцентной вероятностью полагать, что они обладали не только силой, но и мастерством, способным защитить их в случае необходимости.       — Ты, молодой человек, не слишком терпелив, — заметила Брунгильда. — Мы же уже почти пришли.       Тарталья встретил взглядом Скарамуччу, и в том мгновении последний уловил в лице коллеги легкое облегчение, мол «слава Царице, Скара. Кажется нас и вправду ведут к подчиненным».       И вот, их ноги уже ступили на крыльцо здания. Вблизи это сооружение казалось также более новым, чем окружающие его строения, и непременно оставалось гораздо менее поврежденным.       — Вы здесь живете? — поинтересовался Тарталья, внимательно осматривая стены. В его словах отражалась чистая простота вопроса, в отличие от более сложных размышлений Скарамуччи, на что тот закатил глаза. Скарамучча был готов задать свой собственный вопрос, полагаясь на предположение о сельском совете, однако, к его удивлению, Брунгильда таки подтвердила предположение Тартальи:       — Да, — кивнула она, после чего некоторое время потопталась, рося по карманам. Наконец, с добродушной улыбкой она произнесла:       — Ключи забыла, — и немощным кулаком постучала в дверь.       Смотря на ее столь доброжелательную улыбку, Скарамучча внезапно засомневался в своих суждениях. Возможно, она действительно была всего лишь самой обычной бабушкой, подумаешь, с кучкой управляемых культиваторов во дворе и гончей Разрыва в качестве питомца. Действительно, чего здесь такого? Она была нагла, да. Но ведь и таких старушек можно встретить целое множество. Просто получается, что именно он внушил Тарталье сомнения в ней, доведя его до такого состояния, что от тревоги его чуть-ли не трясло. От этой мысли Скарамуччу укололо нечто неприятное внутри.       Входная дверь вскоре распахнулась. На пороге предстал мужчина, заметно ровесник Брунгильды. Волосы на его голове росли лишь частично — только по бокам. Остальная часть головы, начиная от макушки, представляла собой гладкую лысину. У этого мужчины, естественно, тоже привлекали внимание ярко-голубые глаза, в которых сверкала звезда. Даже те две волосины, оставшиеся на его голове, были далеки от седины, обладая светло-блондинистым оттенком.       И если бы не следующие слова Брунгильды, Скарамучча бы даже подумал, что находящиеся перед ним люди — брат и сестра.       — Это мой муж — Ингвар, — представила Брунгильда. Скарамучча и Тарталья вежливо поприветствовали мужчину в ответ, назвав свои имена.       Не успели они толком зайти за порог, как послышался знакомый женский голос:       — Господин? — Это была Екатерина, выглядывающая из-за деревянной лестницы, которая возвышалась над холлом. — Вы вернулись!       Тарталья словно расцвел. Когда Екатерина подлетела к ним, он сразу же принялся расспрашивать ее о состоянии товарищей, на что она абсолютно заверяла в их целостности и сохранности. И вправду, ее словам было трудно не верить, особенно как опрятно и ухоженно она выглядела, несмотря на их долгое и тернистое путешествие.       Скарамучча вновь фыркнул, складывая руки на груди. — «И почему это обязательно делать в проходе?» — подумал он.       Пока его товарищи обменивались впечатлениями, Скарамучча успел внимательно рассмотреть открывшуюся перед ними парадную комнату. На самом деле, это был небольшой холл, больше напоминающий главный зал постоялого двора, но в нем царила особая атмосфера уюта и домашнего тепла. В отличие от чужой архитектуры снаружи, внутри, строение уже больше напоминало привычные, уже ставшие почти родными Скарамучче, избы. Они же, самые распространенные дома в Снежной, где жили почти все крестьяне. Поэтому он слегка удивился, заметив лестницу на второй этаж, так как деревенские дома обычно не располагали таким.       Здесь, также, проглядывалась знакомая, большая глиняная печь, уже давно не идеально белая, а покрытая сажей тут и там. Напротив небольшой кухни, находился весьма просторный, красный уголок, где стояли несколько столиков, придвинутых к диванам, покрытыми старыми одеялами с цветочным узором. Да и запах, наполнявший избу, был весьма приятным — аромат свежеиспеченных пирожков. С каждой минутой Скарамучча всё больше верил словам Екатерины.       — Ну, чего же вы стоите? — прохрипел Ингвар. — Проходите, не стесняйтесь. — Он велел им следовать за собой к самому просторному столику. Заметив, что к нему не хватает одного стула, Ингвар направился к соседнему столику за дополнительным, сопровождаемый упреками Тартальи, из ряда: «не нужно, я сам!» или же: «я могу и постоять, правда!», а также его попытками выхватить тяжелый предмет из рук дедушки. Но несмотря на беспокойства Тартальи, Ингвар таки разместил позаимствованный стул самостоятельно. Скарамучча словил себя на мысли, что Екатерина могла и пропустить ближайший разговор, и не обременять хозяина дома и своего начальника.       После того, как все устроились вокруг стола в уютном полумраке, Брунгильда заговорила, обращаясь к своему мужу, заставив Скарамуччу слегка растеряться. И слова и тембр, в котором они были произнесены были абсолютно чужды его слуху, словно чужой язык.       Бросив вопросительный взгляд на Тарталью, Скарамучча встретился с точно таким же недоумением в его глазах. Юноша покачал головой в знак незнания.       Скарамучча обратил внимание, что в последнее время часто обращается к Тарталье в моменты неопределенности, словно ища его поддержки. От этой мысли его немного бросило в дрожь. Бррр…       — Простите, о чем Вы сейчас говорили? — с нескрываемым удивлением спросил он, когда Брунгильда закончила свой таинственный монолог, в результате которого Ингвар покинул их.       — Что? — Брунгильда похлопала глазами, словно совершенно не понимая, в чем заключалось недопонимание.       — Это не общетейватский… — прошептал Тарталья. — Что это за язык?       — Да-да, — вторила Екатерина. — И нисколько не похож на снежный.       Снежный говор не являлся самостоятельным языком, а скорее разновидностью общетейватского, подобно многим другим национальным языкам. Конечно, в каждом таком диалекте присутствовали слова, характерные только для определенной нации. Была теория, что в древности, в Тейвате, было множество различных языков, которые со временем постепенно слились в один общий. Это объясняло небольшие отличия в лексике и стиле письма в разных странах.       Что касалось именно снежного диалекта — Скарамучча им в совершенстве владел. Более того, он следил за его развитием, от древности к современности. Таким образом, его мастерство в этом языке часто превосходило даже навыки тех, кто вырос на этих землях. И в чем он был уверен, как истинный эксперт, что язык, на котором говорила Брунгильда, явно отличался.       Последняя, кажется, наконец, осознала суть происходящего. Внезапно она жутковато улыбнулась, словно гордясь тем, что обратили внимание на ее непонятливую речь. — Я всего лишь попросила Ингвара налить вам чаю, — прошептала она.       Вопрос Тартальи о том какой это язык, так и остался без внимания. Скарамучча заметил, что Брунгильда довольно часто балуется таким, отвечая только выборочно.       Однако, в точности подтверждая ее слова, Ингвар уже через минуту вернулся, неся с собой четыре кружки с горячим чаем. Гости приняли напиток, выражая свою признательность, и вскоре мужчина вновь удалился.        Взобравшись на печь, он, видимо, готовился ко сну. Скарамучча, взглянув на это, недовольно покачал головой. Казалось, они так и потеснили хозяев дома своим присутствием. Решив, что ненормально заставлять владельца спать на печи в столь просторном своем же доме, Скарамучча заговорил:       — Давайте перейдем к делу, и после мы незамедлительно покинем…       Однако слова его прервала Брунгильда:       — Вы — Фатуи, скрываетесь за масками, из-за того, что испытываете страх перед своим отражением, подобно хиличурлам?       — Простите, что? — прыснул Тарталья. — Я, как и многие другие, не скрываем лиц за масками.       Кулаки Скарамуччи сжались под столом. «Это уже никуда не годится!» — возмутился он про себя. Создавалось такое впечатление, будто им предоставлялся ключ к тайне, но они даже не знали, какое замковое отверстие выбрать. И всё потому, что Брунгильда, будто заслоняла собою двери, совершенно отказываясь разговаривать по существу. Каким образом они должны были предоставить помощь, если им не сообщают даже самой проблемы?!       Он не сдавался, стараясь навести женщину на серьезный разговор:       — Мы установили специальное оборудование подле разлома. Оно очищает скверну и отпугивает монстров, собирающихся рядом.       — Нам это вовсе не нужно, — непоколебимо настояла Брунгильда.       Скарамучча грозил взорваться вторично за ночь; кровь кипела в жилах, будто редкостная лавина, несущая в себе неутолимое бешенство. Он действительно держал себя на волоске от края ада. От столь безудержной дрожи, даже колокольчики на его шляпе едва заметно затряслись и зазвенели.       Тарталья явно заметил бурную реакцию, и поспешил помочь, имея представление о гневе Скарамуччи и его последствиях:       — Почему Вы настолько ненавидите Фатуи?       Если честно, такой вопрос представился Скарамучче наиболее уместным, чем продолжать долбиться головой о стену. Он даже мысленно похвалил коллегу одобрительно кивая. Если бы Брунгильда хотя бы начала затирать о всех недостатках Фатуи, уже стало бы легче.       — Дитя, я вовсе не ненавижу Фатуи, — произнесла она с нежной улыбкой, плавно касаясь руки Тартальи, будто он был ей родным внуком. В ответ на этот неожиданный жест ласки, тепло, очевидно, вспыхнуло внутри юноши, отражаясь на его лице явным приятным изменением.       Среди двух мужчин, Брунгильде безусловно был ближе Тарталья. Пожалуй, это было связано с некоторой предвзятостью по отношению к чужакам, особенно характерной для старшего поколения. Скарамучча, несомненно, выделялся из общей массы жителей Снежной, даже одним внешним видом. И всё же, что бы кто ни говорил, он мог подтвердить, что прожил здесь гораздо дольше, чем практически любой местный житель, включая Тарталью. Тем не менее, давно привыкший, он не принимал несправедливость в отношении Брунгильды близко к сердцу. Он лишь волновался, как бы Тарталья не слишком сильно привязывался к невинной старушке, мешая заданию. Впрочем это казалось маловероятным, учитывая его безграничную преданность Царице, а значит и исполнению ее работы любой ценой.       — Вот скажи, — продолжала Брунгильда. — Какова цель Фатуи?       — Защищать страну, — без момента раздумий отозвался Тарталья. Конечно, первое чему учили на курсе молодого бойца — мораль армии.       Скарамучче такой ответ показался максимально поверхностным, и потому он решил дополнить его:       — Военно-дипломатическая организация, задачей которой является…       — Нет! — резко прервала Брунгильда. — Я спрашиваю, какова на самом деле цель?       — Служить Царице? — присоединилась Екатерина.       Тарталья слегка скривился в лице, Скарамучча не понимал чего от них добиваются, а Брунгильда тяжело вздохнула, изливая всю свою разочарованность на окружающих, которые, видимо, были настолько глупы, что не смогли постигнуть ее простой истины.       — Бунт против Селестии, — наконец прорвалась она. — Чего эта ваша Царица добивается? Собрала, видите ли, целый отряд элитных воинов, дав им эту глупую кличку — «Предвестники». Хорошо устроилась, смотрю так.       Скарамучча хотел было высказаться, но тут же закусил губу, передумав. Ему всегда казалось, что всё очевидно: Селестия и Архонты — те еще твари, несмотря на то, как слепо боготворят их в мире. Будучи тесно связанным с одной из богинь с самого рождения, тем простым фактом, что она была его матерью, бросившей его на произвол судьбы, он, как никто другой, мог поручиться за то насколько боги эгоистичные, жаждущие власти подонки.       В отношении Царицы он сохранял более менее снисходительное отношение, из ряда: «еще куда ни шло». Он принял тот факт, что она глубоко почитаема, как должное, даже слегка позабыв о ее статусе Архонта. Однако, если кто-то не испытывает к ней ни любви, ни уважения, как-раз таки из-за ее природы, Скарамучча был последним, кто осудил бы за такое.       По большому счету, несмотря на все попытки Царицы убедить саму себя в полной независимости от Селестии, она оставалась привязанной к ней, как ребенок к матери. И действительно, поднимать бунт против самой себя казалось чем-то странным и даже смешным. Конечно, истинные свои намерения она скрывала даже от своих глубоко любимых деток, но если опустить этот факт, всё выглядело немного жалким.       У Скарамуччи время от времени невольно всплывали различные предположения о истинных мотивах той, кому он предан. Однако для него это часто оставалось лишь мелькание мыслей на фоне общего равнодушия. В конечном счете, для него суть вещей сводилась к простому факту: быть членом Фатуи было ему выгодно, и это было важнее всего.       Но внезапно слова Брунгильды, точно как бы эхом, повторили ту новую цепочку мыслей относительно замыслов Царицы, которую он начал формировать еще со времени, когда они впервые переступили порог этого дома:       — Поймите, у нас создается такое ощущение, словно она просто пытается загладить вину перед нами.       — «Перед нами» это перед кем? — последним делом пытался уточнить он.       Пьеро как-то раз, ни с того ни с сего, решил поведать Скарамучче о своем трагическом прошлом. О нации без богов, позже уничтоженной ими же, о своей службе при последнем короле, который не внял его предостережениям, что в итоге и стало причиной его печальной участи. Действительно, типичная каэнрийская внешность — голубые глаза, украшенные характерной звездой в зрачке, блестящие светлые волосы и кожа, словно просвечивающая под искусственным ночным светилом, сотворенным ими же. Вдруг даже история с волком Разрыва начала приобретать большую логику. Оставалось лишь услышать это из уст самой хозяйки:       — Народ Каэнри’ах тебе о чем-нибудь говорит?       В сознании Скарамуччи что-то щелкнуло, словно выключатель: — Говорит предостаточно, — он внезапно поднялся из-за стола, и устремился к выходу. — Мы уходим.       — Что? Почему? — почти хором воскликнули Брунгильда с Тартальей. Последний вцепился в руку Скарамуччи, останавливая его, ощутимо нежнее, чем в предыдущий раз. Повернувшись, он заметил, как на лице Тартальи сверкало необузданное юношеское любопытство.       От такого внимания, Скарамучча почувствовал, как краска подступила к щекам, заставив его раздраженно потереть переносицу. Уловив себя на мысли, что рассматривать щенячьи глазки Тартальи становится невозможным, он вновь обратил взгляд на Брунгильду: — Раз вы так не нуждаетесь в помощи верных псов «какого-то Архонта», какой нам смысл здесь оставаться? — решительно заговорил он. — Вы не желаете даже допустить и мысли о рассмотрении наших дальнейших действий.       Брови брунгильды дернулись. Казалось, Скарамучча смог вывести ее на нервы, хоть в какой-то степени: — Даже если ты намереваешься сейчас уйти, как ты себе это представляешь? Твои люди явно измотаны. Ты же не собираешься будить их посреди ночи и вновь тащить через морозы по лесу?       Скарамучча невольно глянул на недоумевающую Екатерину. Хотя она, так же как и ее начальник, казалась свежей и бодрой, слова Брунгильды отражали действительность, и он неохотно вернулся на место. Это была вредная привычка Скарамуччи: напрочь забывать, что люди — просто люди, а не механические куклы, как он, и их выносливость значительно ниже. Именно поэтому он так не любил работать в команде, считая, что люди лишь замедляют его.       — Слушайте, — тяжко выдохнул Тарталья, — нам правда очень неловко перед Вами, госпожа. Вот почему мы бы хотели, чтобы вы посодействовали нам, предоставив необходимую информацию. Это поможет нам побыстрее уйти и не причинять вам дополнительных неудобств, задерживаясь здесь еще на одну ночь, и это в лучшем случае.       Скарамучча с некой гордостью отнесся к умению Тартальи избирать слова с исключительной точностью в подходящий момент. Ведь сам он редко мог похвастаться таким даром. У него попросту не хватало терпения!       — А вы мне вовсе не мешаете, — прозвучало ее абсолютно характерное заявление, игривая улыбка легко пляшущая на ее лице. Однако, столкнувшись с настойчивым взглядом Скарамуччи, порядком уставшим от этой игры, она таки сдалась:       Она внезапно поднялась со стола. Глаза ее скользнули по тонюсенькой книжной полке, позади ее сидения. Она была наполнена томами в кожаных переплетах всех размеров, упорядоченных по темам, со слоем пыли, придающим всему оттенок сепии в свете масляных ламп.       Ее пальцы легко скользили по корешкам, взглядом читая выцветшие золотые заголовки, пока один из них не попался. Она осторожно схватила его и отодвинула от соседей, подняв небольшой клубок пыли. Брунгильда сдула его и осмотрела обложку.       Возвратившись на место, она положила книгу перед ними, сказав:       — В этом тексте есть всё, что вы хотите знать.       Импонирующая блестящая, бежевая обложка, украшенная изысканными вставками богатого синего оттенка, застывшими в центре как островки роскоши. Умело выгравированная на белая роза, словно пленяла взгляды своей изысканной красотой и таинственностью. Светло-синие узоры, тянущиеся по краям обложки, с легкими вставками белого, неизбежно наводили на мысли о каэнрийцах. Однако, несмотря на всю изысканность, при первом взгляде на название: «Снежная Принцесса и Шесть Карликов», можно было понять, что внутри скрывается не более, чем простая детская сказка. И каким образом она могла подарить ответы — оставалось загадкой.       Скарамучча недоверчиво вскинул бровь, решив было уже, что с ними вновь сыграли злую шутку, но тут Тарталья с Екатериной как-то слишком сильно обрадовались: — Это же книжка, которую мама читала мне в детстве! — воскликнул Тарталья, поднимая книгу перед собой, крутя ее в руках, весело осматривая.       — Да, и мне тоже! — вторила Екатерина.       Создавалось такое ощущение, будто Скарамучча один единственный впервые в жизни стал свидетелем ее существования и единственный, кто не мог понять всего восторга. Поднимая руку ко рту, он прокашлялся, обращая на себя внимание Тартальи жестом.       — Ты никогда не читал? — слегка удивился Тарталья, перекладывая том в его руки.       Скарамучча покачал головой, принимая книгу. Раскрыв ее, он плавно рассмотрел страницы. И в самом деле, как и предполагалось для сказки, текст занимал всего лишь небольшую часть страниц — не более двадцати процентов, остальные же были разрисованы картинками. Характерные всякие принцессы, принцы, тролли или же не они — не совсем ясно.       Почитающий скорее историческую и документальную литературу, продвигающую логику и понимание мира, Скарамучча не мог даже и слышать о всяких детских сказках. Причудливые истории, рассказанные матерями при мерцающем свете ночной лампы, не привлекали его, поскольку он мало что знал о самом детстве, как таковом, а уж тем более не имел возможности испытать его на собственном опыте.       Он скользил взглядом по тексту и изображениям, стараясь разгадать их скрытый, общий смысл, но тщетно. Понимая, что необходим более тщательный анализ, он обратился к Брунгильде, в последней надежде на последнюю подсказку, не отрываясь от книги:       — Что-то еще?       Однако, как всегда, ее ответ был неопределенным и малоинформативным.       «Это даже отлично! — взволновался он про себя. За всю ночь, они впервые добились хоть чего-то. — Пусть тогда покажет где можно изучить хоть эту улику.»       — Не соизволите тогда показать нам тихое место, где можно будет почитать? — «Тихим местом» — Скарамучча вежливо намекал на комнаты.       Брунгильда, словно только и ждавшая момента, чтобы отправить гостей отдыхать, охотно согласилась провести их на второй этаж по скрипучей, деревянной лестнице. Всё это время Скарамучча, следовавший позади подчиненной и ее начальника, что-то бурно обсуждающих, не отрывался от чтения. Его глаза скользили по страницам, множество раз перечитывая те же участки текста, упорно пытаясь найти всевозможные зацепки. Лишь когда они достигли верхней ступени, он опустил книгу.       Когда они вступили в узкий, но протяжный коридор с несколькими закрытыми дверьми, Брунгильда, негромким голосом, видимо бережно охраняя покой тех, кто уже спит по ту сторону дверей, подробно объяснила им, устройство комнат: четыре из них были предназначены для подчиненных: две для девушек и две для юношей. Остальные две комнаты были отведены для Тартальи и Скарамуччи, расположенные в самом конце коридора.       Дождавшись, пока Брунгильда удалиться из виду, Скарамучча медленно приблизился к Екатерине. Ни без беспокойства в голосе, он приказал:       — Я знаю, ты утверждала, что всё в порядке, но обязательно убедись, что у девочек всё в порядке, а после доложи Чайльду.       Екатерина, видимо, испытала неподдельное удовольствие, когда столь «устрашающий» Сказитель обратился к ней, словно открыв для нее новый путь. На ее лице нарисовалась гордость, отразившаяся радостной улыбкой. «Будет сделано», — произнесла она, кивнув головой с изящным жестом уверенности. С шелестом ее юбки она поспешно скрылась за одной из дверей.       Скарамучча повернулся к своему спутнику. Несмотря на то, что они сидели рядом всё это время, присутствовало странное чувство, будто между ними прошла долгая разлука.       — Проверишь как там парни? — В отличие от более-менее приказательного тона, использованного для подчиненной, к Тарталье эти же слова звучали как дружеская просьба, пронизанная нежностью и теплотой. — А я пока попытаюсь разобраться с книгой, — добавил он.       Тарталья не сдержал ответной улыбки: — Не волнуйся, Мучча, — он похлопал его по плечу. — Расскажешь мне завтра, если найдешь что-нибудь, и подумаем вместе?       Скарамучча кивнул в знак согласия. В глубине души он признавал, что не прочь был получить помощь прямо в тот момент, особенно от того, кто знает эту историю с детства. Но нельзя забывать, что Тарталья, несмотря на всю свою силу, все еще оставался смертным. Неважно, насколько он крепок, его хрупкое тело требовало отдыха, чтобы не подвести в самый неподходящий момент.       Интересно, что, казалось бы, именно Скарамучча должен был быть хрупким и аккуратным, будучи всего лишь куколкой. Куклу разобьешь — и она разлетится на осколки, и потом попробуй собери. Но человеческий организм — другая история. Он, полный жизни, всегда найдет способ восстановиться. Всё это прекрасно, до тех пор, пока в один день, он не перестанет существовать. И напротив — ту же разбитую куклу могут склеить, и всё равно, что она уже не будет идеальной как раньше, главное — рабочей!       Вот она — простейшая истина их мира, осознав которую, кукла поклялась себе больше не привязываться к людям.       — Спокойной ночи, — пожелал Скарамучча, удерживая свой незаинтересованный взгляд. Тем не менее, он положил свою руку поверх той, что дремала на его плече.       — Спокойной, — ответил Тарталья, светло улыбаясь. Похоже, он даже не обратил внимания на отстраненный вид Скарамуччи, ведь всё его внимание было приковано к внезапному дружескому жесту. Воистину, настоящий оптимист.