ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

— Эксперимент? Хисока еще раз глядит на тело под простыней. Наконец, он решается; кладет тело спящего ребенка на стул рядом, а сам подходит к столу, обходит его кругом, а затем упирается руками в него. Честно говоря, хочется стянуть простынку, посмотреть, что там внутри, но даже в кошмарах нужно соблюдать какие-то рамки приличия. Потому он просто смотрит вниз — на очертания лица, проглядывающие сквозь белую простынь. Невозможно сказать, лицо ли это Гона или какое-то другое (кошмары частенько бывают гротескны), но вроде бы похоже… Ростом, конечно, выше, плечи шире. Не стоит забывать, что в последний раз Хисока видел Гона в позднем подростковом возрасте, он мог еще измениться, и так, что Хисока бы его ни за что не узнал. Мысль о том, что Гон теперь выглядит старше его, невероятно смешная, и Хисока хмыкает, впрочем, ее не озвучивая. Он еще раз смотрит на Леорио. Тот достает из кармана пачку сигарет. Это кошмары, так что все в порядке — все это не взаправду. Не стоит осуждать, даже если это те самые маковые самокрутки, о которых они говорили ранее. Неведение — страсть, от которой нужно избавляться… Сладостное забытье… Но Леорио это понимает, и потому Хисоке нет смысла беспокоиться. Он даже выбрался из собственного кошмара. Это хорошо. Признаться, ему совсем не улыбалось разбираться не только с Куроро и его травмой из-за смерти Сарасы, но и Леорио, который все никак не может покинуть сердцем Кер-Ис. Щелкает зажигалка. — Да. У меня и Аллуки, — он опасливо смотрит на Хисоку, потом поясняет: — Это младшая сестра Киллуа… У нас был заказ от Первого Принца Какина. Сестра? Хисока задумывается. Ах. Младший брат Иллуми, на которого велась охота. Значит, теперь сестра. Кажется, Киллуа еще тогда что-то такое говорил… когда велась эта забавная маленькая гонка… Хисока плохо помнит. Он и Аллуку-то почти не запомнил — просто розовое симпатичное пятно. Если сестрица объединилась с Леорио, значит, навыки у нее отличные. — Она разве не кудесница? Может исполнить любое желание? — Наника — да, — Леорио мешкает. — Но Наника теперь не исполняет желания. Мы решили, что это опасно. Наника не глупая, она довольно охотно пошла на контакт. Может, потому что мы нашли ее родственников тут. — Родственников чего? Второй половинки личности? Что-то Хисока не очень понимает. — Нет. Наника… это не раздвоение личности. Это газовая форма жизни аи, отсюда… в смысле, с этих земель. Когда Леорио это говорит, Хисока просто одаривает его улыбкой, давая понять, что ни черта в этом не смыслит. Это что же получается, все эти невероятные силы — это подарок с Темного Континента? А стоит ли ему вообще удивляться, если он ожил, хотя от него осталось несколько пальцев? Тут логика не работает. Темный Континент работает по своим правилам. — На самом деле я думал, что эта ловушка, где мы оказались, тоже одна из таких угроз Темного Континента. Только та дарует наслаждение, а эта — кошмары. Вспоминается разговор с фантомным Нико… — Что-то мне так не кажется… — на него удивленно смотрят, и Хисока лениво поясняет: — Твои кошмары были связаны с одиночеством и страхом увидеть кого-то другого рядом с собой. Ну, это крайне образно говоря, но ты вроде не хотел, чтобы тот хрен, Джайро, до тебя добрался, разве нет? И чтобы кто-то еще увидел вот это, — обводит рукой простыню и тело под ней. — Но мой кошмар был связан с конкретной личностью, и когда иллюзия сломалась, мне удалось поболтать с механизмом, который скрыт за кулисами. Леорио просто склоняет голову набок. Он ждет продолжения. — Это не одна из великих угроз, но защитный механизм. Вроде нэн-конструкта. Да так-то и опасности могут быть не настолько страшны, если ты думаешь не задницей, а головой. Как Аллука… то есть как Наника, разве нет? Защитный механизм охраняет некое сокровище, как предполагает Биски. Если это нечто дорогое, они могут это продать и неплохо навариться… Главное не говорить Фугецу, а то официально экспедиция спонсирована Какином, и не дай бог они наложат свои лапки на их добычу. В доле с Биски Хисока готов быть. С целой империей — ни за что не свете. Все правительства слишком жадные. Но это не так интересно. Сокровище они увидят, потому что Хисока — такое золотце, сломал иллюзию (не стоит аплодировать). Он снова смотрит вниз, на простыню, а затем — на Леорио. Сцена выглядит абсурдно, но что уж тут поделать? — Что за эксперимент? Воскрешение не звучит как нечто за гранью морального горизонта. В смысле, взгляни на меня. Но Леорио отчего-то молчит. Его сигарета пеплит. Недолго, впрочем; он выбрасывает ее на пол, а затем, не поворачиваясь к телу под простыней, бормочет так тихо, что едва можно услышать: — От тела осталось не так много. Нам пришлось сшивать его из разных кусков. — Ну, Гон вроде бы мастак терять или ломать руки. — Если бы только в них было дело, — невесело улыбается Леорио, а потом устало смотрит Хисоке в глаза. — Замену рукам и ногам мы нашли. Донор был бы только за, но она была мертва к тому времени. Проблема заключается в голове. Несколько секунд висит философская пауза. — Че? — После убийства голову забрали. Пришлось сшивать из имеющихся кусков. Потому я виноват не только перед ним, — короткий смешок. — Но и перед тобой. Шестеренки медленно вращаются в голове. Нобунага убил его, обезглавив. Гон говорил ему — я верну тебя к жизни, даже если от тебя останется лишь одна голова. Значит, он забрал ее с собой. Позже Нобу и Мачи воскресили его, протестировав ту странную лужу, использовав только пальцы… значит, голова должна была остаться… Мысль настигает Хисоку так внезапно, что он даже не удивляется. Просто моргает несколько раз, после чего косится вниз, на простыню. Затем тянет руку к краю. Медленно приподнимает Не совсем как смотреться в зеркало, но есть нечто похожее… И цвет волос старый. Видно, что нанесенные во время последней охоты раны остались, точнее есть шрамы. Очень странно. Как смотреть в воду. Вроде бы то же лицо, а немного иное. Он возвращает простыню на место, а потом снова смотрит на Леорио, который тянется за сигаретой пачкой вновь. Вот, значит, за что он извинялся? — Ты действительно так сильно переживаешь из-за этого? — Это кощунство. Преступление против человечества. Нельзя просто так брать и… собирать это чудовище… Мне стоило отказаться, но я все еще питал надежду, что все удастся, — на его губах вырастает невеселая улыбка. — У Гона есть куча двойников, но никто из них не подходил. Не из-за генома или чего-то эдакого, нам был нужен человек со схожим темпераментом. — И ты выбрал меня? — Разве это не так? Туше. Хисока немного думает, затем фыркает. — За что ты извиняешься? — Поиздевался над трупом Гона и твоим. Разве тут есть чем гордиться? — Трупы — это просто трупы, — философски замечает Хисока. — Они не обидятся на то, что ты над ними надругался, хотя можно ли вообще этот эксперимент назвать таковым? Ты ведь попытался вернуть приятеля, а в таком деле все средства, как известно, хороши. То, что я ожил — это вообще аномалия, — он ведет пальцем по краю простыни. — Ты никак не мог догадаться, что я спонтанно оживу и вдруг появлюсь. Так что не задумывайся. Я жив. То, что случилось с частью моего старого трупа… кого это волнует? Если Гон вдруг оживет, то у него хотя бы будет симпатичное лицо. Впервые за его жизнь. Ладно, шучу, у него милая мордашка. Хисока беззаботно смеется, но Леорио становится еще угрюмей. Он так и не закуривает, просто убирает пачку сигарет обратно, после чего тихо произносит: — Он не оживет. — Да блин! В этот раз-то что такое? — Видишь ли… Наверное, кошмары способны реагировать на такие упоминания; Леорио не договаривает, потому что иллюзия вокруг них меняется. Скорее всего, предполагает он, Леорио этого не видел, но сцену реконструировали, вот и сумел вообразить. В комнату вторгается несколько черных фигур — они выглядят как оперативники, не яркие бойцы Ассоциации, а просто как сборище наемников. Строятся группой, два стоят у выхода, а третий подходит к телу под простыней, достает пистолет и наводится на голову, следом за чем раздается выстрел. Вся сцена длится считанные секунды. Значит, делает вывод Хисока, кто-то узнал про этот небольшой эксперимент и послал группу зачистки, чтобы Гон уже никогда не вернулся к жизни. Кто-то крайне богатый, потому что отряд оперативников выглядит хорошо снабженным. И если они сумели прорваться в место, которое принадлежит Бенджамину… Кто его враг? Ох, кто именно из его врагов?! Он слегка усталым взглядом смотрит на Леорио. — Поверить не могу, что мою несчастную голову опять искалечили. Сначала взрыв, потом пытки, следом был Фейтан, а теперь это! — Тебе же нравится число четыре. Хисока загадочно улыбается. — Я рад, что ты не потерял чувство юмора, и даже в своем кошмаре способен отпустить ехидную шуточку в мой адрес. Но я напомню, что это делает нас еще больше похожими, а это дорожка в ад. Следи за собой, Леорио. Одного меня миру было достаточно, твоей эволюции в нечто эдакое этот мир точно не переживет. Но делать в этой иллюзии больше нечего. Кошмар раскрыт. Тайна стала явью. Хисока… не чувствует желания осудить Леорио. Ну да, его голову использовали в этой невероятно странной попытке воскресить Гона, ну и что? Голова — это не он. Это просто часть его тела, теперь ему не столь нужная. Если бы Гон с ней вернулся… было бы странно, но Хисока бы привык. Они теперь разного возраста, так что никаких неприятных напоминаний о брате не случилось бы. Он в последний раз он бросает взгляд на белую простыню, по которой медленно расползается алое пятно, а сам думает — наверное, именно так Леорио и нашел это тело. Смотрел на в очередной раз убитое тело друга, которого так и не смог вытащить с того света. Жаль. Но что поделать?.. К счастью, у них есть еще один способ вернуть его. Вероятно, как подозревает Хисока, Леорио смутно знал про воскрешающее озеро, но не знал Бенджамин, и потому его решили вернуть столь… экстравагантным методом. Без разницы. Главное, чтобы от тела остался хоть кусочек. А дальше они уж как-нибудь разберутся. Он подхватывает спящее тело со стула. Куроро в глубокой отключке. Пускай. Хисоке не хочется разбираться сейчас и с ним. — Не беспокойся, — говорит он Леорио, когда тот равняется с ним. — Мне плевать, винить я тебя ни в чем не стану. Гон, если вернется… когда вернется, — поправляет он себя, — тоже не будет тебя в чем-то обвинять. Ты же его друг, должен знать. Он лишь посмеется над тем, насколько абсурдный путь ты выбрал. В ответ тишина, лишь горькая улыбка. Они выходят в коридор. Что ж, теперь надо найти выход из этого кошмара, и не дай бог они угодят в чьи-то еще воспоминания. Хисоке уже достаточно кошмаров и травм, серьезно, время — ценнейший ресурс, и пусть теперь его навалом, он бы не хотел попросту торчать в иллюзии, где каждому полощут мозг из-за каких-то там старых случаев в жизни. Прошлое должно остаться в прошлом. Он, кажется, наконец-то усвоил этот урок полностью. Задумавшись, Хисока вдруг роняет: — Как много людей знают о том, что вы тут провернули? — Только заказчики и мы с Аллукой. Хм… — А Киллуа? Леорио просто смотрит на него, и ответ ясен без слов. Можно было бы предположить, что тот тоже замешан в этом деле, но, видимо, нет? Странно. И ему ничего не сказали? Хотя Хисока даже не видел Киллуа в последнее время. Они поссорились? Да чтобы Гон с Киллуа разругался… звучит нереально. Они идут по коридору, пока не доходят до определенной двери — ничем не отличается, но Хисока чувствует, что нужна именно она. Он дергает за нее, потом, задумавшись, передает спящего ребенка с рук Леорио, намекая всем видом, что если встретиться опасность, то ему проще будет с двумя свободными руками драться, а Леорио все равно у нас не боевой — так что пусть проследит. Да и, признаться, не особо-то сильно Хисока хочет таскать на себе Куроро… Они еще не прошли все стадии злости и принятия, чтобы вот так друг с дружкой миловаться. Хисока все еще зол. Да-да, никаких убийств, но злиться-то никто не запрещал! Вполне себе справедливое занятие! Однако вместо ожидаемого выхода из иллюзии их ждет… … очередной кошмар. — Ой, да ладно! Это уже не смешно! Я начинаю выходить из образа милого сентай-героя, начну ругаться! — Хисока хочет кого-то пнуть, но прохожие рядом будто намеренно расступаются, при этом все равно их игнорируя. — Вы прикалываетесь. Леорио, у меня кончается терпение. Если я вдруг начну что-то громить, пожалуйста, не останавливай меня. Честное слово, я задолбался. Если этот механизм кошмаров сказал ему, что Хисока может выйти, и тот согласился это сделать после того, как вытащит всех, кто тут застрял, то почему их закинуло в новый кошмар?.. Погодите. Хисока делает шаг, но резко останавливается. В толпе на городской улице — этот кошмар про Йоркшин? — он выглядит нелепо в костюме, но не перед проявлением подсознательного ему стесняться. Если он так подумал, и, если нэн-защита согласилась, значит… тут есть кто-то еще. И этого кого-то еще ему тоже нужно вызволить? Ну и? Хисока критично осматривает окружение. Йоркшин, утро, куча офисного планктона куда-то плывет. Кто боится клерков? Морена или Биски? Слишком равны шансы, потому что обе они выглядят так, будто им наплевать на нечто настолько… обыкновенное. Он оборачивается к Леорио. Тот же косо глядит по сторонам. — Ну, полагаю, мы встретим еще кого-то. На кого ставишь? — Давай разведаем что ли… Может, какой-то еще путешественник, угодивший до нас. Ой, это что, разумная мысль со стороны господина Паладинайта? — У тебя такая рожа ехидная сразу, вижу, что думаешь про меня гадости, — Леорио угрожающе щурит глаза. — Признаюсь тебе в одном: раньше я тебя до усрачки боялся, потому что ты был очень опасен, но теперь я вижу, что ты все время просто врал, и на самом деле ты не такой уж и страшный. Я всегда хотел спросить, зачем ты помог мне на экзамене? Вспоминается с трудом. Бой на туманном болоте… Леорио, который прыгает на него с палкой… Хисока задумчиво скребет подбородок. — Из-за Гона. — Только из-за него?.. — А ты думал — ты меня впечатлил? — Хисока лукаво улыбается, потом тащит Леорио за собой, вперед. — Нет. Я думал тебя убить, настолько позорным было то выступление. Но когда Гон выскочил, чтобы спасти твою задницу, у меня прямо сердечко екнуло. — Он тебе нравится, да? О нет, только не такие разговоры. — Гон впечатлил меня, как человек, — не увиливает Хисока, не оборачиваясь. Они идут вперед, к сердцу Йоркшина. Вокруг так шумно, так много людей. Это, наверное, самое начало дня. Кто не в офисе просто вышел купить себе кофе и пончиков. — Он невероятно сильный и смелый, а при этом еще и с огромным потенциалом. Золото, а не мальчик. Если ты хочешь поиграть в психолога, то да, думаю, я проецировал на него некоторые знакомые образы. Но это неважно, потому что мы подружились, когда игрались на Острове Жадности, очень тесно, между прочим, — Хисока намеренно произносит это так, чтобы у Леорио загорелись от смущения уши. Двусмысленность — такой невероятный инструмент для таких ситуаций. — Две недели вместе, не отходили друг от друга ни на шаг. Киллуа так бесился. — И как вы там… игрались? — Гон не рассказывал? — Хисока смеется, когда Леорио трясет головой. — Мы учились играть в вышибалы. — Че. — Не за каждым словом скрыт пошлый подтекст. Учись читать между строк, дорогой Леорио. — Та пошел ты знаешь куда с такими шуточками? — Ой, а куда? Попытка удушения заканчивается тем, что толпа ненароком выносит их на площадь с огромным стальным шаром посередине, где играет незатейливая милая музыка. Сначала Хисока просто смотрит на эту громадину секунду, потом поднимает глаза выше и видит над собой огромную колонну, уходящую в небо — он мгновенно узнает ее, потому что она всегда красовалась во всех фильмах, снятых в Йоркшине, а также на сувенирных открытках. ИТЦ. Гигант стекла и бетона, царь всех брокеров и сердце биржевого рынка. Прекрасное здание. Но… — Погоди-ка. Эту же херню взорвали, разве нет? Хисока, вот кто тебя, дурака, за язык тянул? Кто, спрашивается? Стоит ему лишь произнести эти слова — накатывают мимолетные воспоминания, потому что он помнит это даже не из всех книг, что берет у Пакуноды, чтобы нагнать мир, а из рассказов Гона еще в Амдастере — как сверху раздается оглушительный взрыв. Сначала Хисоке кажется, что он глохнет, а потом — что вокруг становится слишком жарко. Но нет смысла волноваться, потому что это фальшивая реальность. Он просто смотрит наверх, где ярким фиолетовым пламенем загорается часть небоскреба, пораженная сильным взрывом, а потом распахивает глаза. Единственный человек, кто видел это, из тех, кто был в экспедиции — Морена. Она была с Гоном в Йоркшине, ведь тот на нее охотился. Выходит, ее кошмар? Но она никогда не вспоминала это, ни разу не рассказывала, в отличие от Гона, который говорил, что по неизвестной причине это воспоминание заставляет его чувствовать себя неуютно. Логично было бы, если бы это был кошмар Гона. Но Гон мертв. Гона тут нет. Проекция? Они с Леорио хорошо знают Гона. Куроро тоже. Воплощение их мыслей после разговора о том? Или Морена врет, и уничтожение ИТЦ тоже ее травмировало? Но она была за километры от места взрыва, здесь ее быть не должно. Плюс она пережила дерьмо хуже, потому что она — незаконный ребенок предыдущего короля Какина. Когда Хисока оборачивается на Леорио, тот, видимо, думает то же самое. Они мгновенно отсекают от себя все ненужное, вроде жалости к окружающим людям, потому что не существуют — это лишь воображение, имитация настоящих жителей Йоркшина. Но, кажется, не только они будут об этом гадать; Куроро медленно приоткрывает глаза, пробужденный громким взрывом. Когда он смотрит на Хисоку, тот вздыхает с облегчением, потому что вместо травмированного ребенка перед ним тот самый лидер Редана… пусть и выглядящий как тот самый травмированный ребенок. — С возвращением в мир живых, данчо. Тот смотрит на Хисоку мутным взглядом, явно все помнит, потому вопросов о дурацком костюме нет. Потом глядит на свои руки, а затем — на Леорио. Тот без лишних слов опускает его на землю. Сейчас Куроро самый низкий в их компании. О, ему не нравится. Ему точно не нравится. Это черта всех низких ребят, да? Погодите, у них тут чрезвычайная ситуация, надо сосредоточиться… — Чей это кошмар? Есть идеи? — это вопрос Куроро, как тому, кто не участвовал в обмене Взглядами. — Мы думаем на Морену. Кажется, после такой восхитительной головомойки голова у Куроро не варит. он потирает виски, а потом щурит глаза, смотря наверх. Небоскреб пылает. Красиво. Но неприятно. Хисоке в целом все равно, но он примерно представляет, почему Гона так пугало это воспоминание. Есть в этом что-то… неправильное. В этом взрыве. Ради чего? Громкого заявления? Это ведь тот Джайро сделал, верно? Хисока любит выступления, но это уже слишком. — Нет, это не Морена… — наконец, произносит Куроро, убирая руку от лица. — Почему ты так уверен? Она единственная, кто видел это вживую. — Но ее тут нет. А все, кто встречал кошмары, были прямо рядом с ними. Хм… Хисока вновь бросает подозрительный взгляд наверх, на горящий небоскреб. Может ли это и правда быть воссозданием их общих воспоминаний? Или последнее испытание от местного механизма защиты? Нэн — вещь непредсказуемая. Она может как угодно среагировать даже на простую мысль. Тогда нужно как-то закрыть это воспоминание. Принять его… или сделать что-то. — Ладно, мне нравится теория, что это последствие нашего разговора, — Хисока выразительно глядит на Леорио. — Сраная защита подумала, что сделает нам такой подарочек напоследок, а то мы слишком быстро со всем справились. Я сгоняю наверх, разберусь, а ты пока отойди подальше от этого здания, а то вдруг я ненароком ускорю его падение. Кошмары работают черти как, ты это знаешь. И, не дожидаясь ответа, идет к небоскребу, хотя люди бегут оттуда прочь. Этой дорогой шел Гон когда-то? Невероятно. И как ему только смелости хватило не только смотреть на взрыв со стороны, но еще и сунуться внутрь. Это ведь там ему оставили шрам через лицо, это сделал Джайро… Будет ли Джайро наверху? Хисока сомневается. Он решает игнорировать лестницу, вскидывает руку вверх и с помощью «Жвачки» прикрепляется к самому далекому возможному этажу, и вот так несколько раз преодолевает почти все лестничные проемы, по которым бегут люди. А Гон ведь шел. Почти под сотку этажей преодолел пешком. Но Джайро внутри не будет по одной простой причине — Хисока его никогда не встречал. Леорио — да, но отразятся ли воспоминания Леорио тут… Кажется, Гон говорил, что дрались они где-то в зале. В пустом, полуразрушенном. Хисока видит его двери впереди, закрытые, и думает — да, тут и будет конец этому сладкому сну. Он вздыхает, хочет зачесать волосы назад, но потом вспоминает, что на нем этот дурацкий шлем… Издержки образа, черт возьми. Ладно уж, поиграем в героя. Почему нет? Он опирается руками на дверь, давит внутрь. Те со скрипом открываются… Когда Хисока входит внутрь, вопреки его ожиданиям тут очень темно. Двери медленно захлопываются за ним, и несколько секунд он просто стоит во мраке, дожидаясь, пока хоть что-то произойдет. Джайро тут, как и ожидалось, нет. Либо он не появился. Но тут не может быть настолько темно. Взрыв произошел с утра. Даже если предположить, что ставни на окнах были закрыты, но в зале все равно должно быть немного, но светлее, чем сейчас. Легкий ветерок треплет его волосы. Стоп, ветерок? Хисока ощупывает себя. Никакого костюма. Настоящее тело вернулось. Он вернулся в реальность? Хисока резко оборачивается, но никого вокруг нет, и это вынуждает его нахмуриться. Ну и какого черта? Он на такие игры не подписывался. Это он дурит всем голову, а не ему! Пока он ощутимо злится, сзади раздается шаг. Теплое дыхание щекочет кожу над ухом, а низкий баритон, растягивающий гласные, произносит: — Маленький крольчонок… допрыгался. Хисока щурит глаза. — Эм… Прыг-прыг? Оборачивается. Перед ним, чуть согнувшись, стоит фигура. Отчего-то даже в темноте ее видно, будто над ними невидимый прожектор, освещающий лишь их двоих. Мужчина, одетый в черную броню; на плечах рваный плащ с меховым воротом, а на голове — непрозрачный шлем. Лишь часть лица видно, и тонкие губы, накрашенные алым. Хисока смотрит на это. На видимую часть его лица. Шестеренки в голове прекращают вращаться. Настает время теорий. — Ты, — осторожно произносит он, — и есть тот человек. Бессмертный Генерал Запада.