ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Они покидают территорию лунного города довольно скоро и некоторое время идут по пещерам, скучным и серым, где единственным отвлечением от рутины остается разве что болтовня Биски об окружении — она явно готовилась к этому походу дольше, чем кто-либо тут, такое ощущение, что она знает информацию про каждый куст вокруг. Это по-своему похвально. Сам Хисока пока не знает, что ему думать; ему не особо интересно все, что их окружает, он никогда не страдал тягой к исследованию древних руин и пещер, в детстве он избежал фазы обожания города Ирка и его древней истории с пирамидами, но Биски вроде бы забавно болтает, и делать все равно нечего… Хотя дело, конечно же, не в ней, а в Куроро, что отправляется с ними. Он идет налегке, но на их консервы не претендует — умеет добывать еду сам, и это разительно отличается от Куроро, которого Хисока знал, потому что тот был таким же порождением бетона и стекла… Может, впрочем, это было обманчивое зрелище. В конце концов, Куроро родом из Метеора. Там тяжело выжить. В этом смысле Хисоке повезло намного больше — единственной дырой, в которой он побывал в детстве, был Амдастер, и пусть там тоже было не слишком легко жить, ему хватило с лихвой. Метеор — это уже слишком. К сожалению, Куроро из тех, кому нравится история, потому если говорит Биски, то болтает и он. Их речи перетекают одна в другую; от истории к архитектуре, от мифов до современности. Хисоке это не нравится. Не только потому, что его воротит от Куроро. Он, в конце концов, взрослый человек (пусть и выглядит сейчас юно, спасибо воскрешающей жиже), он может просто взять и проигнорировать это, тем более после столь освежающего года наедине с Фейтаном, а потом времени с Гоном. Да, спасибо Гону. Гон и правда поменял в его голове многое. Теперь понятно, почему Золдик за ним так носился, и почему Иллуми так его опасался. Потому что Гон — словно свет, за которым хочется идти и идти. Кто знает, что было бы, не окажись он рядом? Да, Хисока бы сбежал. Скорее всего даже сценарий с Каффкой прошел бы аналогично, и он остался бы со старым учителем один на один. Но не было бы спасения дальше. Он так и был бы калекой. Может, спустя столько лет было бы немного попроще, но он бы никогда не вернутся к своему пиковому состоянию. А сейчас… И ведь, самое смешное, это даже не Гон сделал. Это сделали Нобунага и Мачи, потому что он рассказал им про это сраное озеро, ведь понимал, что не вернется. Честно говоря, сам факт этого уже выглядит подозрительно, если учитывать, какая слава преследует Гона на Темном Континенте и в Гойсане в частности. Клеймят безумцем, разрушителем, но все это выглядит как-то неестественно… Да, возможно, это подстава. Вопрос скорее в поведении самого Гона. Хисока хорош во вранье, и он знает, когда люди начинают играть роли им крайне неподходящие. Из Гона выходит плохой психопат. Да, он нестабилен, агрессивен, порой даже слишком. Был, то есть. Но тот Гон, которого знает Хисока, пришел бы к Чидль и объяснил бы ей всю ситуацию, что привело бы к расследованию. Однако Гон этого не сделал. Он даже не сказал ничего своему лучшему другу, Золдику, что уже слишком подозрительно. Значит ли это, что Гону была выгодна такая слава? Но его убили… Хисока вновь косится на Куроро. Знает ли он что-то об этом? А Леорио, остальные? Или Гон стал для всех эдакой страшилкой, которую стоит опасаться? Однако, ответов на это нет. Задавать вопросы бессмысленно, если знаешь, что ничего не получишь. Потому Хисока просто фыркает и продолжает свой путь молча, потому что порой лучшее, что может делать человек — просто наблюдать со стороны.

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Они выходят наружу спустя пару дней путешествия под землей. Наконец-то исчезает клаустрофобия (он ею не страдает, честно, но так долго находиться в узком пространстве сложно, особенно если там человек, что лишил вас жизни), и Леорио первым озвучивает его мысль, которая заключается в основном во вздохе: — Ну слава богу! Действительно. Хисока вытягивает руки, зевает, чувствуя, как под кожей ходят мышцы. Все же такие приключения вовсе не для него. Хорошо было бы сейчас убить парочку человек по заказу Пакуноды, а потом развалиться у нее на диванчике и поиграть в приставку. Но нет, смотрите, он работает на благо Какина!.. Комедия, да и только. Кто бы сказал ему в прошлом — том прошлом, где он еще не встретил Фугецу — что он будет заниматься такой крайне благородной деятельностью, он бы повертел пальцем у виска. Хисока никогда не испытывал особой привязанности к какой угодно нации, включая ту, где родился, это же касается и понятия «дом» и «родина». Он вычеркнул их в тот день, когда умер Хилоян, а родился уже он. Да, это глуповато. Хисока умеет признавать, что не всегда поступает мудро. Проблема таких образов — образа Хисоки, которого знают, как Ленивого Бога Смерти — в том, что в юности ты придумываешь их и думаешь, что они невероятно остроумны и хороши, но чем старше становишься, тем более потешно это выглядит. К счастью, чувства стыда он забыл примерно тогда же, когда перековал себя в нового человека, но иногда накатывало, да-да… Так что новая жизнь после смерти — хорошая возможность создать себе не такой вычурный образ. Арлекины, несомненно, это крайне эстетично и стильно, но нужно что-то другое, и вот это другое он теперь и ищет. Место, куда их компания выбирается, напоминает руины такого же храма в лунном городе, разве что стены тут черные, и все окружение сгнило практически целиком. Тут даже смотреть нечего — ничего не сохранилось, кроме резных колонн, и они выбираются из храма, чтобы перед ними предстало огромное плато, по которому, видимо, будет пролегать их следующий путь. Оно напоминает гигантское озеро. Тут и там растут гигантские кувшинки, на которых можно станцевать, и еще останется место, но вода, к счастью, тут всего-то по колено. Где-то вдали высится огромная башня, а на горизонте Хисока начинает различать очертания гигантского древа, будто со светящейся кроной. Это и есть оно? Их цель? — Чертовски далеко, — лениво зевает рядом Морена. — Мы туда сколько будем идти, год? — Не стоит забывать, что Древо Познания — это иллюзия, — замечает Биски, осматривая их маленький отряд. Она упирает руки в бока и голосом, который больше подходит ее истинному возрасту, продолжает: — Оно может выглядеть так, будто находится далеко, но по факту гораздо ближе, чем мы видим. Господин Люцифер, ты вот общался со жрицей одной из старых цивилизаций, она что-то про это знает? Ну, может, случайно обмолвилась. — Никогда не верь ничему на Темном Континенте. Невероятная истина. Хисоке что, захлопать в ладоши? Чему он тут может верить, гигантским кувшинкам? Потому он просто заказывает глаза, и, не дожидаясь, пока Биски или Куроро что-то добавят, крайне скептическим тоном роняет: — Стоит ли вообще доверять тогда такому понятию, как Древо Познания? Вдруг это тоже иллюзия или миф? — Но жрица не единственная, кто говорила об этом, — возражает Леорио, и Хисока смеряет его взглядом. — Это ведь Халкенбург ее изначально заказал? Откуда у него информация? — От исследовательских групп? — Ага, а они ее откуда достали? — Ну… — Вот видишь! — он разводит руки в стороны, но потом горестно вздыхает, закатывая глаза. Небо тут, к счастью, уже нормального цвета. — Ладно, я, конечно, немного драматизирую. Очевидно, что оно существует, потому что местной жрице незачем об этом врать. Просто верить слухам здесь, где все, очевидно, хочет нас убить, просто выжидает — это глупо. И вообще, откуда мы знаем, что это Древо не охраняется какой-нибудь дрянью, которая нас всех убьет? Как было в Кер-Исе, — Хисока выразительно смотрит на Леорио. Ну уж он-то должен понять. Тот бледнеет. — Вот видишь. Но мы просто верим слуху про ветку, которая генерирует энергию… И все. — О, нет, к этому мы тоже подготовились. Биски смотрит на Хисоку и улыбается так, что тому становится как-то неуютно. Это улыбка такого же трансформатора по типу нэн, как и он сам. Что это еще значит… — Именно поэтому ты с нами и поехал. Ох, ну конечно!

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Но, признаться честно, это не слишком обижает Хисоку — он хотя бы понимает, что Фугецу решила отправить его не вместо Гона, как его нелепую замену, а как бессмертного солдата. Глупо, учитывая, что из реально опасного хацу у него разве что попытка имитировать «Солнце и Луну» со взрывами, но все еще лучше, чем просто какая-то нравоучительная попытка показать ему, что есть мир за пределами его обычного хобби. Хисока не собирается ее винить. Он любит людей, что могут не только схитрить, но и показать при этом свои искренние намерения, и в случае ошибки в дураках останется разве что тот, кто на это повелся. Главное, что вся эта шайка хотя бы подумала о том, что электрическую ветку им так просто не достать, и что скорее всего там будет страж или какой-то еще охранник… Учитывая увиденное в лунном городе — не жрицу, но ту дрянь, с которой она сражалась — Хисоке совершенно не хочется знать, что именно там его ожидает. Чудеса Темного Континента граничат с их ужасами. Они продвигаются по плато с кувшинками все дальше и дальше. Идти в воде неприятно. Хисока понимает, что ему жалко сапоги, пусть они и непромокаемые, и потому он снимает их и закидывает на плечо; к счастью, он бессмертный, потому такое пробовать может смело. Вода оказывается обычной водой, никакой кислоты или яда, им даже не нужно носить респираторы. Пока что живности не встречается; где-то вдали слышно какое-то завывание и будто бы кваканье, но путь относительно спокоен. Краем глаза Хисока замечает, что Куроро стягивает с себя ботинки тоже. У него-то сапог от Какина нет. И о чем он вообще думал, когда с ними увязался? Решил помочь кому-то и, хотя бы так, немного очистить свою совесть? Отвратительное зрелище. Ночуют они на одной из кувшинок, которая расположена рядом с другой, высокой; быстро разбивают костер, Морена и Биски засыпают быстро, Леорио отправляется на дежурство. Хисоке вновь не спится. В целом, ему не нужно спать, если так подумать. Он бессмертен. Сейчас у него идеальное тело, способное перенести что угодно. Потому Фугецу его и выбирает. Не только из-за доверия. Не только из-за связи с Гоном и личным знакомством с Леорио и Биски. А потому, что Хисоку невозможно убить, и он может извести стража Древа до той степени, что тот сдастся и отдаст им эту ветку. Черт… Почему-то его это бесит. Хотя это самое разумное, что Фугецу могла сделать в этой ситуации. Кто не воспользуется помощью своего бессмертного приятеля? Тем более у него к ней эдакая слабость, ну, знаете, симпатия, они вроде как тогда подружились, все такое? Когда он отходит к краю кувшинки, кивнув Леорио, мол, что он ненадолго, позади вновь слышатся шаги. Хисока тут же скрипит зубами. — Хватит преследовать меня, когда я хочу побыть наедине! Прошлого раза не хватило?! — но позади не Куроро для своего драматичного разговора, а все тот же Леорио, который смотрит на него удивленно. Хисока излишне драматично касается сердца. — Прошу прощения. Я думал, это опять этот говнюк. — Вау. Ты реально его не любишь. — А ты бы полюбил Джайро, начни он падать тебе в ноги? — фыркает Хисока с заметной насмешкой, и взгляд у Леорио тут же темнеет. Его тоже пытали, потому он должен понимать, насколько это неприятно. Конечно, Хисока теперь не тот человек… да и пытки были за дело, а не как с Леорио, но чувства-то никуда не денутся. Хисока будет помнить все злодеяния, совершенные против него. Слегка глуповато, но такой уж он человек. Помнит же Нико, несмотря на то, что прошло столько лет. Нико… Хисока слышал про него. Что то событие что-то в нем сломало. Может, он и правда исправился. Но Хисока все равно не забудет про то, что случилось, что дало рождение его новому «я». — Думаешь, миссия будет успешной? Когда он интересуется этим, Леорио как-то неловко улыбается. — Не знаю. Я очень надеюсь. Мне хватило несчастий за свою жизнь. — Знаешь, — Хисока вновь смотрит вдаль. На кувшинки, на далекое древо с золотистой листвой, — когда я услышал твою историю про Кер-Ис, я подумал, что это так… мерзко. В смысле, понимаешь? Ты наверняка слышал от Гона историю про мои пытки. Я этого заслужил. Как сильно бы я не ненавидел Редан, я спровоцировал их, и этот год был расплатой. В этом смысле у меня нет претензий к Куроро, потому я просто смешно кривляюсь. Но ты? — он критично его осматривает. Леорио выглядит так, будто поражен этим откровением. — Да-да, ты. Ты ведь добрейшей души дурак. Не обижайся, ты понимаешь, о чем я. Не про умственные способности, но про скорее духовные, — Хисока стучит кулаком по сердцу. — Не знаю, о чем думал Джайро, когда это делал. Мне такого не понять. Но… Гм. Как много обо мне Гон тебе рассказывал? — Я знаю твое настоящее имя. Гон… Нет, нельзя злиться, это было ожидаемо. Даже сейчас облегчит рассказ. Хисока вздыхает и упирает руки в бока. — Ты знаешь мою историю, и о том, что привело к рождению такого человека, как я. Пытка Джайро может стать для тебя таким же шагом. Не сразу, но что-то сломать. Позволь мне поинтересоваться, не сочти грубостью — но как ты сдержался? Взгляни на нас с Куроро. Мы изменились, когда жизнь решила нас проучить. Его дохлая подружка, и мой померший брат. Но ты разве что пристрастился к маку. Леорио растерянно на него смотрит и моргает. Он смущенно потирает затылок, улыбается неловко, и Хисока наблюдает за каждым его движением. Это все тот же Леорио, который браво и глупо просился на него с палкой во время болотного этапа экзамена на охотника. Тот же простофиля, которого покусали змеи. Он пережил страшное время, но это его не изменило. Но вот Хисока тогда не справился. Вряд ли дело только в возрасте. — Все просто, — вдруг выдыхает он. Хисока склоняет голову набок. Ответ звучит разочаровывающе просто, но крайне понятно. — Рядом со мной был Гон. Гон… Он действительно из тех, кого тут зовут зверьем конца. Такие люди не просто пишут историю и держат эволюцию цивилизации в железном кулаке, каждое их деяние отражается на ком-то. Хисока знает про парочку его приятелей, бывших врагов и соперников, встреченных на пути. Гентру с Острова Жадности (тот самый Подрывник, о котором столько трепались, и ради которого они сыграли в волейбол), муравьи-химеры из Восточного Горуто, политики, аборигены Темного Континента… Лишь Джайро не поддался на чары Гона, потому что Джайро — такой же. Гон из людей, что поставят точку в истории человечества, но также из тех, кто может обратить ее в запятую. Ему подвластно все. Хисока пристально глядит на Леорио, а потом оборачивается назад, в сторону далекой иллюзии неиссякаемого источника энергии. Он цокает языком. — Думаю, я все же попробую его воскресить. — Для этого тебе понадобятся его останки. Он резко оборачивается на Леорио и щурит глаза. — Не станешь возражать? Говорить, что это неразумно? — Как я могу, после чего, что я сделал?.. Но большего Леорио не произносит, и Хисока думает — что ж, настало время готовиться к тому, что он нарушит парочку законов мироздания ради человека, что обещал это сделать ему. Как интересно поменялись роли. Возвращение Гона — словно их шаги в этом гигантском море. Крохотная волна может отразиться за миллионы километров, и точно так же и сам Гон — стоит ему вновь распахнуть глаза, как миллионы падут.

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Плато кувшинок тянется на многие километры, но Куроро будто бы вспоминает наставления жрицы (то, ради чего он с ними, собственно, и пошел), и находит короткий путь, по которому они выбираются из огромного болота и ступают на твердую землю. Прекрасно. От влажности вьются волосы, и Хисоке совершенно не хочется блистать своими недостатками, у него, знаете, есть стиль, которому он должен следовать даже в таких джунглях. Жаль, что целиком его средства сделать себя еще милее тут не сработают, но на счастье Хисоки этому телу около семнадцати лет, оно не утратило юной красоты, унаследованной от матери, та самая херувимская нежность. Рядом с остальной шайкой он выглядит цветущим ангелом, и это слегка забавляет, особенно рядом с Биски, которая явно начинает точить на него зуб. Но это все в рамках дозволенного — в смысле, комедийного, потому что никто всерьез его за такую красоту убивать не собирается. Ну… наверное. Никогда не недооценивайте Бискет Крюгер, она может придушить вас, если вы симпатичнее. Может, это даже не шутка. Следом за гигантским озером начинается темный лес, в котором растут высоченные деревья. Их кроны высоки, а листва настолько густая, что света здесь почти нет, но видеть все еще можно. Стоит туман. Из-за темени кажется, что окружение приобретает монохромное освещение, и они кажутся несуразным ярким пятном на фоне этого черно-белого величия. Но Хисоку настораживает не это, а то, что вокруг не слышно ни единого звука. Будто даже природа замирает. Или тут просто больше никого нет. — Может, это из-за отсутствия освещения, — шепчет Леорио, когда он тихо об этом интересуется (все же, Хисока не ученый, а такому может быть и вполне логичное объяснение). — Мелкие растения тут совсем крошечные, потому что им нужно немного света, а зверям же надо что-то есть. Вот они скорее всего избегают этого места, чтобы было, чем кормиться. Например, живут все на озере. Ну да, звучит вроде бы даже разумно… — Я слышала об этом месте. Удивительно, что разговор про «ой у меня тут есть слушок…» начинает не Куроро, который сейчас просто напряженно смотрит по сторонам, а Морена, молчавшая большую часть дороги. Уж откуда она-то, такое же дитя бетона и стекла, об этом знает? Но взгляд у Морены в этот раз без той капельки ее блаженного сумасшествия, и Хисока смекает, что в этот раз разговор пойдет действительно серьезный. Хотя место это и не располагает к иным. — Даже не в Гойсане, еще в старом мире. Это из легенд и сказок, которые принесла с собой книга Дона Фрикса, и что потом выродились в легенды. Они не останавливаются, хотя для этого есть все основания. Нечто вроде страха гонит их вперед. — Это место называли лесом смерти. Вау, думает про себя Хисока, еще более претенциозное название не могли придумать? Хотя он понимает, откуда оно пошло. Плюс — это же порождение сказок, мутация истины. Нет смысла на это злиться. — Говорят, зашедший сюда должен встретить свое самое страшное воспоминание, а если не сможет — то сойдет с ума и умрет. — … и это все? — Разумеется, нет, — Морена закатывает глаза. — В сказке говорилось про мальчика, который пришел спасти сестру, и встретил воспоминание, где она умирает, и только потом он понял, что сестра умерла, и это и был его кошмар. Он смирился с ее гибелью и ушел… Вот и вся мораль. Что прошлое надо отпустить. Отстойная сказка, Хисоке не нравится. Где можно поставить ей ноль звезд из десяти? — Но, думаю, тут нет зверья не потому, что тут темно, а потому что нечто давит на разум, — она задумывается, и щурит глаза. — Как хацу. Как мы знаем, местные обитатели могут его использовать. Как те мутанты, о которых рассказывала Пакунода? То, что не страшно Хисоке, потому что он уже за гранью человечества. Он хмурит брови, но решает ничего не добавлять. Если это место и правда отгоняет от себя всех транслированием травм из прошлого, то им стоит быть осторожнее. И надеяться, что это не сама местность это делает, а живущие тут создания, пока что им не встретившиеся. С другой стороны, если даже предположить, что нечто такое тут происходит… Они с Биски смотрят друг на друга. Эта мысль рождается без лишних слов. — Тут что-то скрыто. — Какое-нибудь сокровище! — глазки у нее тут же загораются блеском. — Ох, нам очень нужна эта вещь! Отменяем охоту на ветку, нам нужно то, что тут скрыто! — А вдруг это какая-нибудь гадость? — занудным тоном встревает Леорио. — Например, святой труп! Ты же по камням угораешь, а не по такому! — Труп можно выгодно продать. Можно убрать Биски из Гойсана, пропитанного духом капитализма, но нельзя убрать дух капитализма из Биски. Продвижение вперед идет до той поры, пока они не доходят до перекрестка. Разделяться нельзя — это понимает каждый, не факт, что рации будут работать в этом месте, но им нужно все тут разведать, тем более, идут они довольно долго — пора сделать перерыв. В итоге каждый берет с собой горстку светящихся камней и оставляет за собой, помечая место, где был, а потом делятся на пары. Леорио идет с Биски, а Морена отправляется с Хисокой. Остается только Куроро, но… — Я иду с вами, — говорит он Хисоке, и тот думает — да, верно говорили про этот сраный лес, все кошмары тут как тут. Но он не возражает, потому что их пятеро, и Куроро не может оставаться на месте один. Как не хотелось бы Хисоке от него избавиться, но это просто безопасно. — Господа Биски и Леорио поищут укрытие. Мы разведаем обстановку. — Он тебя преследует, да? — шепчет на ухо Морена, обдавая ухо горячим дыханием, и Хисока пихает ее локтем в бок. — Отвали, окей? Оба хихикают. Но это место… Что-то с этим лесом не так. Не только ощущение страха… но и пустоты, однако он чувствует — впереди что-то есть, и это что-то настроено крайне недружелюбно. В какой-то момент их компания прекращает разговаривать друг с другом и переходит с быстрого шага на осторожный; затем сгибается и идет вприсядку, пока не достигает высокой травы. Наверное, это считается совсем жухлой растительностью для гигантского Темного Континента, но для места без солнца удивительно, что тут выросло хоть что-то. Хисока чувствует себя хищником на охоте, но тем хищником, за которым самим ведется охота. И, признаться, это ощущение ему не нравится. Они с Мореной идут вровень, почти пригнувшись к земле, Куроро чуть позади. Что-то не так… Бывает такое чувство, когда интуиция тебе кричит — берегись, впереди опасность. Не иди туда, молись. Поворачивай назад. И сейчас Хисока будто бы это чувствует. Он осторожно высовывается из травы вперед, не давая никому больше этого сделать — все же, он бессмертен, ему все равно, и понимает, что именно не давало ему покоя, и почему при ощущении, что впереди ничего нет, у него возникало чувство слежки. Впереди стоит тень. Это существо будто соткано из темноты; у него нет какого-то четкого «тела», однако его форма напоминает волка с множеством голов, каждый из которых горит ярким желтым блеском. Будто пламя. Волк просто стоит, опустив голову вниз, чего-то выжидает… Это не просто животное, понимает Хисока, жестом давая Морене и Куроро знак, что лучше двигаться назад. У этой твари явно есть интеллект. Она напоминает ему ручную собачку Золдиков на входе в особняк; у той псины тоже была пустота во взгляде, но она была умной. Тут — то же самое. Может, они дальние родственнички. Но, кажется, он высунулся слишком далеко вперед. Сложно судить по существам, которые не являются частью нормального материального мира. Может быть, волка тут и нет вовсе, а это просто иллюзия, то самое хацу, о котором говорила Морена — да-да, из сказочки. Стоит Хисоке моргнуть, как тень исчезает со своего места, но лишь затем, чтобы появиться прямо над ним. Он не шевелится, но поднимает взгляд. Видит, как рычит это волчье отродье. Гигантское. Наверное, метра три в холке. Из его рта (одного из ртов из множества голов) капают слюни, и одна капля падает ему на лицо. Что ж… Во всяком случае, это не наваждение. Приятно знать, что у него нет галлюцинаций. — Я отвлеку, — сквозь зубы цедит он, а потом резко бросается вперед, тогда как Морена и Куроро — в противоположную сторону. По логике волк должен кинуться за ним. У Хисоки тут самый сильный нэн, он ведь наверняка тут самый «аппетитный», плюс — это именно его волк заметил. Но вместо этого происходит нечто другое: тварь разделяется на три особи и гонится за каждым. Он не воет, он делает это молча, как и подобает стражу этого мертвого места. Одна тварь прыгает за ним. Хисока понимает, что разделяться смысла нет, он кидается назад, проскальзывает у волка между ног и бросается к человеку, что находится ближе всего к нему. Куроро? Черт с ним, ладно! Пусть зачтется как искупление долга! Куроро медленней его, потому что он никогда не специализировался лишь на ближнем бою (да, он сражался с патриархом Золдиков на равных, но как давно это было? он постарел), а Хисока юн и молод. Волк прыгает на него, и Хисока чертыхается про себя. Он действительно это делает? Какой позор. Отталкивая Куроро пинком в бок, он чувствует, как два волка вновь сливаются в одного. Огромная пасть нависает над ним. Что ж, настало время невероятных анатомических приключений. Какова на вкус бомба? Сейчас волчок и узнает. Хисока успевает только указать пальцем на Куроро и рявкнуть: — Тебе это зачтется! А затем на нем смыкаются челюсти, с хрустом.