ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Когда Куроро говорит — когда он начинает свои невероятно длинные скучные речи, полные тайных знаний и всяческих деталей, интересных лишь узкому кругу людей (не Хисоке, в общем) — его голос начинает усыплять, больше похожий на шипение змеи, размеренное и тихое, но в то же время спокойное. Он словно река — холодный медленный поток, так и голос Куроро всегда одинаков, всегда равнодушен. В нем почти не бывает эмоций. Раньше Хисока думал, что Куроро просто любит выпендриваться на пустом месте, дескать, он такой загадочный. Это было бы не просто нормально, это было бы довольно очевидно, потому что речь идет о Куроро Люцифере, который всегда был в Редане чуть ли не самым главным Мистером Помпезность (он всегда воровал вещи чисто из эстетического удовольствия, хотя, как понял Хисока позднее из разговоров с Пакунодой, изначально так не было, это потом уже в голове что-то перестроилось, и Куроро стал эдаким Робин Гудом, которому лишь бы поднасрать Большому Брату) но, однако, Куроро просто таков и есть. Что Паку, что Нобу, что даже Мачи отзывались о нем, как о довольно спокойном. Возможно, все дело в смерти их подруги в детстве. В некотором роде у Хисоки есть опыт с детскими смертями, но, знаете, у него всегда в голове был бардак, так что отпечаталась лишь одна. Но в этом они, если гибель этой Сарасы и правда настолько впечатлила Куроро, очень похожи. Возможно, потому Куроро и дал Гону его спасти, хотя знал про план сразу же. Некая солидарность, сочувствие. Другое дело, что Хисока намека не учуял и пошел в разнос, но это уже другая история, сейчас совершенно неважная. Он пытается учиться на своих ошибках, окей? Это сложно! Но, возвращаясь к теме утомительных разговоров Куроро Люцифера, именно одна из таких сейчас и происходит — он говорит, говорит много, и Хисока, облокотившись на камень рядом, может лишь вздыхать и охать, потому что это крайне долго и нудно. Ну, то есть, классика Куроро Люцифера. — Лунные города содержат в себе знания прошлых цивилизаций… В частности, секреты о том, как можно «вознестись». Хотя, разумеется, это не совсем корректный термин в данной конкретной ситуации… Полагаю, людям проще признать становление кого-то божеством, чем просто сказать, что кто-то преодолел человеческие ограничения, хотя, в некотором роде, это и есть настоящая божественность, потому что богов не бывает без людей, а раньше богами называли просто крайне влиятельных персон, о которых начали слагать легенды… Твою ж маму. — Я услышал об этом от госпожи Ибараки из Такетнана, полагаю, вам она известна, и потому решил отправиться сюда для того, чтобы не только уединиться вдали от своих людей, которым я приносил лишь неудобства своими решениями, и кто смотрел на меня, как на эти самые божества, хотя я таковым не являюсь, но, и чтобы изучить данный феномен самостоятельно. Тут я встретил госпожу Халдею, — жрица показывает знак пис. — Вместе мы начали изучать старые документы, точнее изучение начал я, а госпожа Халдея соизволила мне помочь, потому что желала передать кому-то сведения… Это так… нелепо. В смысле, не то, что Куроро сбежал, словно последний трус, они это уже обсудили, и даже Леорио помог кое-как залатать тому лицо, потому что Хисока постарался от души (не надо благодарностей, все для вас, все для вас), а про становление богом и так далее. Богов не существует. Им много говорили о них в детстве, всем, кто рос в старом мире, потому что верования для старого поколения — словно топливо, на котором они живут, кое-как дотягивая до следующего дня. Но боги, в конце концов… Просто выдумка. Другой вопрос — зачем это Куроро, но Хисока устает спорить, и потому просто лениво слушает, чувствуя, что медленно закипает. Он косится на жрицу. Как он назвал ее, Халдея? Несмотря на огромный рост, особых различий с человеком нет, то есть, она Просто Очень Большая, и на этом вся разница завершается. Может, это какая-то мутация. На Темном Континенте все весьма огромно. Даже пенисы. Хорошо, норма пошлых шуточек на сегодня выполнена, можно вернуться к разговорам более серьезным, то есть, этой самой унылой болтовне про богов и так далее, ну, понимаете, то, что тут пытается задвигать Куроро, потому что он весь из себя такой умный… — Ты че, угораешь, типа, по большим цыпам? Тридцать годиков, здравствуйте. Возможно, стоило задать вопрос иначе. Куроро затыкается на полуслове и странно на него смотрит, то ли смущаясь, то ли не совсем понимая, что ему нужно ответить, а Леорио и Биски просто глядят на Хисоку, словно на умалишенного. Но ему бояться нечего. Он бессмертный! И вообще, судя по тому, как хмыкает Морена, шуточка отличная, да-да… Одна лишь жрица никак не реагирует. Она молчит где-то около полминуты, а потом довольно равнодушно замечает: — То, что ты подразумеваешь… Интимная близость… Между нами ее не было. Мы просто преследуем одну и ту же цель. Вот и все. Но достаточно твоих глупых вопросов, — Хисока закатывает глаза, потому что у него охрененные вопросы, не надо тут ля-ля-ля. Жрица выразительно смотрит на остальных присутствующих, хотя ее глаза все еще скрыты тканью. — Я бы хотела узнать, что вы забыли в таком месте. Неужели вас тоже привело желание узнать про вознесение? — Бегу и плачу. Хисока с Мореной хихикают, когда Леорио пытается пнуть его под колено. Биски просто смотрит на него с видом, как родная мамочка осуждает нерадивого сына, и, черт, это реально неприятно, знаете ли? — Мы ищем путь к Древу Познания. — Потерянная Технология? — пардоньте? — Не знала, что люди про нее знают. — Ну, нам известно довольно мало… — Биски многозначительно двигает бровями, но ее очарование работает лишь на мужчинах возрастом старше двадцати трех лет. Складывает ручки у лица в замок, вся такая нежная и милая. — Было бы просто чудесно узнать что-то еще! Я просто обожаю всякие сокровища, и… — Это источник энергии, — ласково подсказывает Морена, и Биски бросает на нее раздраженный взгляд. Непонятно, смешно ли жрице, но даже такая сухая вобла, как Куроро, наконец разрождается смешком. Она вновь молчит, будто раздумывая, потом медленно качает головой. — К сожалению, это не моя компетенция. Мне известно лишь то, что это источник энергии. — И ветка? — Морена улыбается шире. Хисока тяжело дышит. Ох. Черт. Она будет каждого поправлять, да? Не смейся… Это не смешно! — И ветка, — соглашается жрица, явно нераспознавшая в этом иронию. — Она далеко. Я из другой касты. Мы занимались астрологией и движением звезд, но, к сожалению, звезды больше не двигаются. Ха-ха-ха, что? — Метеоритные дожди случаются, когда заставивший их застыть бог засыпает, — произносится это так, будто самая очевидная на свете штука. Хисока задумчиво скребет пальцем подбородок, гадая, на что же в принципе способен нэн, если такое возможно. — Гм, прошу прощения. Не все звезды. Я говорю о тех, что достаточно малы, и витают на орбите. Включая старые спутники. А, тьфу… Ну это еще можно вообразить. — Что это за астрология такая, что базируется на метеоритах? — хмурится Леорио, и жрица склоняет голову набок, отчего ее лицо становится немного видно. Хисока видит один глаз. Золотистый. Красные волосы… Гм. — В смысле, это же просто мусор. — Часть метеоритов — это разрушенная шестая луна. … все, понятно, Хисока совершенно не хочет этого знать! Луны, метеориты… Он что, астролог? Или астроном. Он не разбирается в тонких космических материях. С драками все намного проще. В драке не нужно думать о том, какая звезда сегодня на небе, и какой дурак держит ее в одном месте, потому что… ну… возможно, ему просто не нравятся метеоры. Единственное, что требуется Хисоке — разве что математика. Ну и физика, верно. Остальное — от лукавого. Он стонет и откидывает голову назад. Как же это уныло. Черт. Фугецу не стоило его нанимать на эту миссию, он для этого не создан! Это Гоновские штучки, не его! Тут даже дело не в том, что ему нравится работать в городе, это просто… слишком странно. Неправильно? Тут слишком много нюансов и загадок, на которые ему наплевать. Пока он раздраженно мечтает о том, чтобы вернуться обратно в Гойсан, он слышит осторожный вопрос со стороны Леорио: — Откуда ты знаешь наш язык? Тебя научил… Леорио все еще боится Куроро, это очевидно, потому не договаривает. И злится, это точно. Из-за Курапики. Жрица же резко качает головой. Ох, значит, у них не было приватных сессий наедине, где она училась всем синонимам «маленькой смерти» на всех языках мира? — Меня научил Дон Фрикс. Фрикс? Хисока тут же косится на жрицу. Леорио мгновенно мрачнеет, а Биски откашливается, но, впрочем, она одна выглядит слишком спокойно с этой информацией — даже Морена и Куроро щурят глаза, демонстрируя, что Гона хорошо помнят, и такое странное совпадение — это что-то за гранью нормального. Но Хисока понятия не имеет, что это… ну, может значить, кроме как то, что когда-то давно жрица встретила предка Гона, и тот научил ее вот так заковыристо говорить. Он барабанит пальцами по камню рядом. Гон… Гона бы это заинтересовало, да где сейчас этот Гон? Гниет где-нибудь в земле. Жаль. Очень и очень жаль. Черт. Хочется курить. Но самокрутки Леорио он ни за что не тронет, вдруг там опять мак? Подсаживаться на такую дрянь не хочется, точнее подсаживаться снова. Он уже все перепробовал в пору бурной молодости, а теперь, когда организм юный, прекрасный и здоровый, губить его повторно вот совсем нет желания. Это и называется — учиться на ошибках. Он хороший мальчик, правда! — Я прошу прощения за возникшую ситуацию, — жрица склоняет голову в поклоне. — Сюда уже пытались сунуться люди извне, их возглавлял генерал. Генерал… Опять он… — Бессмертный Генерал Запада, — добавляет жрица. Погодите… Это разве не тот черт, что взорвал бомбу под Такетнаном? — Именно он, — кивает Биски. — Я рада, что ты не слушал мое объяснение жопой! — У меня отличная жопа, — игнорирует ее Хисока, впрочем, огрызаясь, а потом с подозрением смотрит на жрицу. — И зачем ему сюда соваться, если он и так бессмертный? Тупо! — Полагаю, он что-то ищет. Ищет. В лунном городе, где говорят про вознесение? Чушь! Боже, какая чушь! Но Хисока решает умолчать. В конце концов, этот генерал и правда сюда сунулся… а перед этим взорвал бомбу прямо под Такетнаном, и это ладно, в смысле, конечно, бомбы — это отстой, Хисока слишком близко с ними познакомился и теперь никому не может их рекомендовать, но проблема то заключается в том, что жрица перепутала его самого с генералом, то есть, мордашки у них похожие. А это может привести к серьезным проблемам. Хисоке бы не хотелось убегать от разъяренных аборигенов, кто бы подумал, что он и есть этот самый генерал. Пусть свое бессмертие себе в одно место засунет, хрен моржовый. Он косится на жрицу, когда она поднимается на ноги. — Мне нет больше смысла здесь находиться. Генерала тут нет, — она явно смотрит на Хисоку, но не озвучивает, что у нее в мыслях. — Мне нужно возвращаться к наблюдениям. Ты останешься? Это вопрос Куроро. Давай же, думает про себя Хисока, свали вместе с ней, не мозоль мне глаза, но нет, конечно же этот ублюдок решает остаться, чтобы обсудить еще какие-то вопросы с Биски, потому что, наверное, ему просто очень нравится бесить Хисоку. Гаденыш. Слушать эту болтовню Хисоке совершенно не хочется, потому он поднимается с места и кивает Морене, единственной его родственной душе здесь, любящей хаос, и не любящей некоторые проявления прошлого, следом за этим направляется к выходу из пещерки, практически повторяя путь жрицы, только вот ее самой тут уже нет. Он выходит на край скалы, откуда видно лунный город — величественный и мертвый, как и все на Темном Континенте. Фальшивые боги, застывшие метеоры и космический мусор, взорвавший бомбу бессмертный генерал… Все это походит на лихорадочный сон. Но Хисока не удивляется. Скорее его это раздражает. Он привыкает к нелепым моментам еще при знакомстве с Иллуми, в котором определенно точно течет кровь с Темного Континента (и это касается не только физиологических особенностей (нет, без вторых пенисов), но и поведения, потому что Золдики просто отбитые, настолько, что самому Хисоке как-то неловко рядом с ними находиться), но одно дело — Иллуми, один в его жизни, и другое — сошедший с ума мир вокруг. Черт. Кто же такой этот генерал? Хотя, стоит ли ему волноваться? Судя по всему, спонтанные родственные связи на Темном Континенте могут быть не только его особенностью, но и Гона. Но Хисоке не нравится. Совершенно не нравится, черт бы его побрал. Все этим спонтанные открытия… Ему наплевать, кто ему тут родственник. Это не его дело! В смысле, его не касающееся. Хисоке вообще наплевать на такое, спасибо, ему хватает знания, что где-то до сих пор жив Нико, отчего у него зубы сводит. А еще и такое… Он ходит кругами по краю. Ладно, опустим схожесть с генералом. Может, это какая-то мутация. И, предположим, его предки действительно пришли с Темного Континента, они были подвергнуты мутации, потому ему передался этот ген, и мутация генерала стала причиной, почему они похожи, но… нет, это глупо. Он не генетик, но это даже звучит неразумно. Жрица сказала, что они очень похожи, раз она не стала медлить и сразу же в него выстрелила. Настолько, что она запуталась, хотя она явно из тех, кто головой думает. Но потом погоня мимо озера… Тогда она уже не была уверена на все сто, но все равно пыталась его догнать. Хисока взглядом ищет рядом хоть что-то, напоминающее отражающую поверхность, но не находит. Он любит красоваться перед зеркалом (всегда надо выглядеть с иголочки, особенно если рядом стоит Нобунага, его природное уродство (тот бесится, когда Хисока ему такое говорит) прекрасно оттеняет его ангельское лицо, да-да-да), но никогда особо не анализировал, насколько он в юности был похож на себя в дальнейшем. Да, у него был сломан нос один раз, он сросся не так, как было, но уродливей не стал. Плюс на лице так и осталась пара шрамов, которые он скрывал косметикой и хацу. Схожесть… Есть ли кто-то с таким же взглядом, кто-то с такой же улыбкой, кто-то… Позади раздается шорох, и Хисока резко оборачивается. Он видит Куроро; тот смотрит на Хисоку так, будто не ожидал его тут найти, но потом просто подходит ближе. Вдвоем они смотрят на мертвый город под ногами, на побелевшие от пепла здания. Лунный город… Интересно, их столько же, сколько и лун?.. … нет! Стойте! Ему не интересно! Нет! — Наблюдаешь? — Отвали, — Хисока решает не быть очаровательным херувимом и говорит довольно грубо, как и должен разговаривать убийца в свои тридцать с хвостиком лет. — Меня от тебя тошнит. — Все такой же злобный, — Куроро будто и не обижается. Он улыбается и складывает руки на груди. Когда он смотрит вниз, задумчиво, Хисока невольно его рассматривает. Морщинки (от стресса), запавшие глаза, не аккуратно лежащие волосы. Даже побрился не так ровно, как обычно. — Не надоело самому? — Мне? Нет. Я буду вечность злиться. Благо теперь у меня есть такая возможность. Но я не стану тебя убивать, — тут же добавляет он. — Не потому, что я тебя простил, я не настолько благородный. Будь моя возможность, я бы тебя прямо на месте придушил. Но я уважаю память Гона, а он ради меня рискнул очень многим. Было бы жалко вот так легко избавляться от его доброты. — Ты злишься, потому что я тебя убил? Хисока закатывает глаза. — Это не главная причина. — Удивительно. — Я по твоей апатичной роже вижу, как тебе удивительно, — последнее слово Хисока передразнивает тоном Куроро, а потом замечает: — Я зол, потому что ты влез ко мне в голову. Только Пакунода видела эти воспоминания. Это мое, твою мать, сокровище. Самая страшная тайна. А ты, говна кусок, просто ворвался внутрь и все посмотрел. — Я думал, ты не заботишься о прошлом. — О нем действительно нет смысла беспокоиться, — соглашается Хисока. — Но я все еще не люблю его вспоминать. Есть вещи личные, и мое прошлое — одна из них. Понимаешь, это рушит весь образ. Только Пакунода и знала, потому он работал. Но теперь ты не увидишь во мне жестокого психопата, врага… — … только такого же травмированного ребенка, — завершает Куроро. Неважно, чья это смерть. Матери, брата или Сарасы. Все травмы от потери близких одинаковы. Куроро выбирает целью разрушить преступную сеть, но сам становится ее звеном, и пусть он и позволяет себе вольности, есть правила, против которых даже он не пойдет, особенно если они касаются самих устоев Темного Континента. Хисока решает перевоплотиться в брата, и это заканчивает тем, что он действительно почти забывает настоящего себя — но Фугецу пробуждает в нем эти эмоции, вынуждает давно уснувшее нутро разбить фальшивый образ самоуверенного фокусника, и, словно птенец из яйца, изнутри проклюнулся он старый, Хилоян. Фугецу… Фугецу тоже потеряла сестру. В этом они и правда очень похожи. Стала ли его жизнь ей уроком? Черт. Он так и не спросил у нее, передал ли Гон ей ту самую кассету! Если маленький паршивец этого не сделал, то Хисока его вернет к жизни, а потом тут же убьет! Хотя, конечно, уже поздно… — Когда ты вступил в Редан, — вдруг начинает Куроро, — у Пакуноды было очень странное лицо, когда ты дал ей коснуться своей руки, а она спросила тебя про твой страшнейший секрет. Ах да. То самое собеседование в Редан, ну, помимо охоты на предыдущего члена. Хисока хорошо его помнит, потому что он узнал причину реакции Пакуноды примерно тем же вечером, когда она в лоб его спросила — почему назвался иначе? — Я попытался узнать у нее, что же она увидела у тебя в голове, но она так и не призналась, — Куроро немного думает. — Но она сказала, что доверяет тебе, потому что увиденное ее не испугало, скорее расстроило. Я много пытался выяснить, что именно она такое узрела, но она так мне и не сказала. — Потому что Паку не такая скотина, как ты. В ответ Хисока слышит слабый смешок. — Думаю, если бы я знал с самого начала, я бы вел себя с тобой иначе. Если бы не попытался держать тебя за цепь на шее, а показал бы, что мы на самом деле довольно похожи. Как думаешь, удалось бы тебя переубедить? Мальчик, нашедший свою лучшую подругу, порубленной на куски… Мальчик, нашедший своего старшего брата, стоящего над трупом близнеца… Хисоке хочется сказать — да ни черта подобного. Но он понимает, что если бы Куроро не вел себя, словно самоуверенный и высокомерный говнюк, то, может быть, Хисоке бы вскоре надоело, и он бы ушел из Редана искать себе новую жертву. Да, сильные противники — это невероятно. Но Хисоке тошно видеть кого-то, кто похож на него самого. Как напоминание о больной ране. Он решает отмолчаться, но Куроро понимает, что у него на уме, потому не настаивает на ответе. Он просто выдыхает, шумно, а потом смотрит Хисоке в глаза. Какой же неприятный у него взгляд. Хисоке он никогда не нравился. Слишком высокомерный. Слишком… невозможно прочесть. Но теперь Хисока знает всю подноготную Куроро. Впрочем, взаимно. — Тебе стоит поменьше беспокоиться обо мне, — замечает Хисока, и это не флирт или игра, это разговор двух взрослых людей, которые прошли все возможные стадии ненависти друг к другу. — Я тебе не друг. Неважно, что у меня за прошлое. Ты должен беспокоиться о команде. Понимаешь? Ты хотя бы слушал, что я тебе говорил? — Когда делал из моего лица отбивную? — Да, да! Куроро хочет ответить, но отчего-то он медлит. И это злит Хисоку еще больше, отчего тот всплескивает руками. — Довольно!.. Ладно, давай начистоту. Вот прямо настолько искренне, насколько можно. Это я должен перед тобой извиняться. Понимаешь? Потому что я начал ту долгую игру, я связался с Курапикой и слил ему все данные, это из-за меня сначала умер Увогин, а потом Пакунода. Но я не извинюсь, потому что пошел на хер! — он грозит пальцем. — О чем ты вообще скулишь? — Неважно, что думаешь ты в этом случае. Я глава. Я не обнаружил в тебе гнилое яблоко. Это моя ошибка. Я не могу вести труппу, если столь многие погибли из-за меня. Как и Сараса. Сараса… Некоторые детские трупы слишком сильно гнетут психику. Мертвые дети — это время! Невосполнимый ресурс. Хисока это понял. С трудом, но Гон вбил в него это сокровенное знание. А вот почему Куроро не может этого осознать — вопрос любопытный, даже скорее с нюансом. Он так легко вырезал клан Курута, а тут — сплошь забота о ком-то из прошлом? Или о своем враге? С другой стороны, это все может быть помешательством. В том смысле, что Куроро потерял большую часть своих друзей, и, пусть сейчас они живы, эта травма не покинет его, потому что над ним дамокловым мечом висит Вина. … что, несомненно, глупо, потому что ну позвольте. Это Хисока убил часть из них. Если уж сыпать шишками, то на него. Зачем себя винить? Куроро, вон, его целый год пытал. Изощренная мастерская месть. Хисока и сам остался бы в восторге, но тут и обида закрадывается, не позволяет оценить мастерство затеи в полной мере. — На твоем месте я бы не сидел на заднице ровно, особенно в столь забытом богом месте, — замечает он. Хисока оглядывается по сторонам. Да, несомненно, прекрасно, тут есть некая очаровательная атмосфера, все такое, но Куроро ведь сюда пришел просто сдохнуть, это очевидно. Уединение, как же. Такой предсказуемый. Смотри, до чего ты докатился. Раздаешь советы человеку, который был виновен в двух твоих смертях. Если у мира есть чувство юмора, оно хуже, чем такое же у Хисоки. — Но ты меня все равно бесишь. Потому пинать я тебя не буду. Не хочешь действовать? Пожалуйста. Я не настаиваю. Сиди и обрастай тут мхом дальше. А я, прекрасный, пойду и дальше приключаться, ля-ля-ля… — И что ты предлагаешь? Хисока очаровательно улыбается Куроро. — Ничего. Подавись и сдохни. На этой ноте он резво разворачивается на пятке и плетется обратно, думая о том, что надо бы достать себе майку, а то эта легкая эротика продолжается уже некоторый час, и, несомненно, пусть в этом есть свой шарм, это совершенно не то. Спросите у Биски. Он просто падает на расстеленный спальник рядом с Леорио, отчего тот едва не взвизгивает, а потом забирается ему под руку. Лицо его очаровательного соседа стремительно меняет цвета на те, что присущи в основном бабуинам. — Ты какого хрена творишь?! — Цыц, — шикает на него Хисока и с умилительным видом прикрывает глаза. — Пора спать.

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Но, конечно же, Куроро не может просто взять и не нагадить. Когда он встает перед Биски и говорит одну фразу — всего одну фразу — Хисока давится своими консервами на завтрак, потому что этот ублюдок произносит одно: — У меня есть определенная информация от Халдеи и из местных источников, я могу вам помочь. А за это вы доставите меня обратно в Гойсан. — По рукам, — солнечно улыбается Биски, и они пожимают руки. Пока это чудо происходит, Хисока на заднем фоне старательно изображает котика, которого сильно тошнит, над чем потешается во весь голос Морена. Это совершенно не то, о чем он говорил! Это точно заговор! Куроро решил его вывести из себя, да?