ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

То, что Куроро сейчас тут… Хисока не удивлен; это скорее закономерно. После возвращения в мир живых они не встречались, и все, что Хисока знал о нем, это то, что тот решил покинуть свою команду и отправиться… куда-то там, признаться, Хисока не особо внимательно вслушивался. Наверное, тот решил посвятить время себе и саморазвитию, всей этой чуши, к которой обычно тяготеют люди без смысла в жизни. Хисока бы сказал, что и сам таковым был, но у него были более изощренные методы саморазрушения, включавшие в себя бои и пролитую кровь. Но уединяться и сбегать от товарищей, хотя они только рады будут тебя видеть?.. Глупость. Это просто обесценивает все, что произошло. Да, Хисоку злит присутствие Куроро рядом. Это как вновь ковырять старую рану. Но Куроро же убил его. Одолел два раза. Вырвал свою победу окончательно, и Хисока пообещал, что отстанет (другое дело, что к нему самому пристала Пакунода). А потом тот просто взял и свалил от своего сраного хэппи энда? Кто так вообще делает? Даже Хисока перестал фигней страдать после второго оживления. Потому что это разумно! В этом, черт возьми, заключается катарсис всей истории! Куроро должен был отказаться от грабежей, просто зажить счастливой жизнью где-нибудь… да где угодно, пусть даже в Метеоре, предотвратить появление таких же несчастных детей, как он сам. А что он сделал?.. Свалил в глубины Темного Континента! Как только добрался сюда, неужели через ту выжженную пустошь? Это так злит Хисоку, что он не может больше ничего вымолвить, просто сверлит его разъяренным взглядом. Нарушение всей логики. Ему должно быть плевать на Куроро, но он не может просто взять и проигнорировать настолько наглое нарушение всего адекватного, что только есть. Просто… нет слов! Пока эмоции в нем кипят, подобно воде, жрица поднимается на ноги и смотрит в сторону Куроро, который подходит к ним. Рядом они, конечно, выглядят потешно. Хотя не так потешно, как рядом с ним самим. Они молчат. То ли никто не хочет начинать разговор, то ли все жду друг друга. Немного забавно, но скорее раздражающе. Хисока чувствует, как закипает, и, не дожидаясь, пока Куроро наконец созреет на что-то, он разворачивается на каблуке и следует к выходу из храма, потому что, видят боги, ему еще докладывать Биски, что эта жрица от них отстала, и они смогут спокойно… что-то там сделать… черт, он даже не запоминал, что она говорила, настолько все эти исследования от него далеки! Позади он слышит голос, который одновременно навевает слишком много неприятных воспоминаний, и, вместе с этим, бесит до дрожи в руках. От злости, в этот раз. — Так быстро нас покидаешь? — Я с тобой разговаривать не собираюсь. Ты меня вообще бесишь, а еще я тебя ненавижу, — Хисока решает побыть откровенным, что значит отказ от образов и некоторой доли флирта в голосе. Не в таком облике. — Подумать только! Столько проблем для всех, а ты просто взял и… Тьфу. Отвянь от меня! У меня пипец какие важные дела. Исследование этого мира, вся эта чушь. Ну, знаешь? Как у настоящего, мать его, охотника. — Я бы хотел поговорить с главой твоей экспедиции. — Круто. Мне насрать. До свидания! Хисока ускоряет шаг. Он слышит позади шаги. Тяжелые. Значит, это жрица. Схватить за шкирку у нее не получится, рубашку ему так и не вернули, но вот под пояс она его без проблем хватает, прямо за ремень! Ну что за издевательство? Хорошо, что на форме нормальные крепкие ремни, остаться еще и без штанов, подобно новорожденному Адаму, Хисоке совершенно не улыбается. Хотя, конечно, эффект при возвращении на базу будет бомбезный. Неожиданно Хисока задумывается, не провернуть ли такой эксперимент, чтобы посмотреть, насколько сильно смутится Леорио, ведь только от него интересной реакции ждать и можно. Биски лишь повздыхает грустно об утраченном теле (Хисока вместе с ней), а Морена и бровью не поведет. От столь прекрасных размышлений его отвлекает подходящий Куроро, и Хисока раздраженно на него смотрит. Происходит битва взглядов. Он решает не продолжать. Это бессмысленно. Ему сейчас даже не хочется сражаться. Вот настолько все бесит. — Мы, — он кивает на жрицу, подразумевая, что они вдвоем, а не у кого-то эго настолько возвысилось, — сразу почувствовали ваш приход. И мы бы нормально поговорили, если бы ты не устроил беготню по городу. — Ага, а стрела мне в глаз тоже была дружеским приветствием, да? Жрица смущенно закашливается, когда Куроро поднимает на нее подозрительный взгляд. — Моя вина. — Ага. Просто взяла и выстрелила. А если бы там был не я? Я-то еще бессмертный! — Другие не похожи на генерала. Ах да. Этот таинственный генерал. Хисока косится в сторону Куроро, ведь тот в своей занудной манере может объяснить, о ком же идет речь (конкретнее, чем что-то про богов, системы, вещи, которые Хисоке кажутся скорее белым шумом, ведь в них нет никакого смысла), но тот молчит, и, значит, никакого продолжения. Сплошные загадки. Он вновь смотрит на жрицу, но та застыла, будто каменное изваяние. Лишь бы руки так крепко не держали. Шутка про штаны, конечно, великолепная, но ему хочется сохранить хоть что-то. Куроро смотрит ему в глаза, и в этот раз Хисока не отводит взгляд. Не моргает. Когда ты болен зобаэ, это легко. Твой организм — это совершенная машина, которая не нуждается ни в чем. Ни во сне. Ни в отдыхе. Да, это тяжело. Но ты можешь продолжать бесконечно. Ведь таково оно — проклятье бессмертия. В этот раз первым взгляд отводит Куроро, вновь глядит на жрицу. — Не трогай их. Пусть идут. И отпусти его уже ради бога. Пальцы жрицы разжимаются, и Хисока, словно кошка, ловко приземляется ноги и на руки. Пальцы неприятно скребут по бетону, он смотрит назад. На жрицу, апатичную, на Куроро, чье лицо кажется еще бледнее, чем в последнюю их встречу. Что-то его гложет. Почему-то он, дурак, все никак не может отпустить прошлое, хотя оно уже давно неважно. Может, не Хисоке об этом говорить, конечно же. Он и сам, несмотря на то, что заявил Мачи, что не беспокоится о прошедшем, все равно гонялся за призраками прошлого, которые, в итоге, привели его к проигрышу. К двум даже. «Кит», Новая Мекка… Все эти места стали свидетелями его позора. Но в конце концов, это была правильная логика. Прошлое должно остаться в прошлом. Неважно, сколько ошибок было совершено, их уже полноценно не исправить, можно лишь немного снизить урон. Хисока принял эту истину. С трудом, два раза умерев, но он сумел договориться даже с Фейтаном. Их ругань сейчас — скорее тень прошлого, нечто смехотворное. Они оба бессмертны, потому что были возвращены к жизни в одном и том же источнике. По сути, Куроро нет смысла больше тосковать. Да, он ошибся, когда доверился Хисоке много лет назад. Но почти все его друзья вернулись к жизни. Даже сам Хисока согласился держаться подальше. В чем причина этой апатии, этого желания сбежать? Ему так стыдно смотреть им в глаза за то, что он дерьмовый лидер? Но разве это имеет смысл сейчас? Редан до смерти предан Куроро. Говорят, что без лидера труппа найдет себе новую голову. Чушь. Без Куроро Редан тут же развалился. Он — не голова. Он — хребет этой группы. И почему именно Хисоке, тому, кто невероятно далеко от их нежностей друг с другом, это понятно, а самому Куроро — нет? Когда Хисока поднимается, отряхивая руки от пыли, Куроро подходит к нему. Тяжело отвыкнуть, что это теперь Хисока его ниже. Это так себя ощущал Гон? Ах, бедные маленькие люди… Грустно, невероятно грустно. Хисока кладет руку себе на бедро, чувствуя, что кожа начинает мерзнуть от совсем не теплой температуры тут (за беготней этого не заметить, там адреналин бьет в голову, все дела), и Куроро стягивает с себя плащ и протягивает ему. Это отличный, черт возьми, плащ. Он хорошо сшит. И материалы просто суперские… Хисока в этом очень даже разбирается, потому от подачки отказываться он не собирается. Шляпа тоже ничего, но ее клянчить он не будет, это уже чересчур. — Я не узнал тебя сначала, — признается Куроро, продолжая рассматривать Хисоку. — Мне надо извиниться за рубашку? — Да забей… Чем меньше этих рубашек, тем лучше, — Хисока щурит глаза. — Не так-то я и изменился. — Я не про лицо. Хотя тут я бы узнал тебя все равно. Я же видел тебя прошлого. Ах да. Помните, как Куроро просматривал воспоминания Хисоки? А ведь Хисока так славно забыл об этом, но теперь ему напомнили! Не злиться… Спокойно… Все будет хорошо. — Я скорее про то, как ты себя подаешь. И… — Куроро осматривает его с ног до головы. — Ты красишь волосы? — Нет. По крайней мере сейчас, — Хисока презрительно закатывает глаза и скрещивает руки. Но плащ хорош. Он еще и теплый. Что это за материал? Ему срочно нужно знать. Как он вернется, то обязательно сделает из этого миллион одежек, благо шить умеет. — Это последствия воскрешения. — Я не помню такого у других. — У других было больше частей тела. Хисока не уверен в причине собственной мутации. Возможно, волосы побелели не из-за особенностей нэн-лужи, и даже не потому, что от него остались только пальцы, а потому что на момент смерти уровень стресса зашкалил, и это не белизна, а седина. Причуды Темного Континента для него все еще крайне загадочны. Или кто-то в небесной канцелярии пошутил и решил сделать такой подарок исключительно ему. Или в его отрезанные пальцы закралась кровь Золдика, и теперь он на самом деле химера, которая сама об этом не подозревает… Но скорее всего стресс. Это же вроде как возрождение тела с нуля, то есть с заложенными на тот момент эмоциями. А урон откатывается назад. То есть, все началось с момента, как его обезглавил Нобунага. Хисоке все равно. Белые волосы — тоже стильно. Если надо будет, то покрасит. Он пробовал пару раз, красил кончики в разные цвета. Выглядело неплохо. Он просто пожимает плечами, а потом отворачивается. К сожалению, Куроро идет за ним. Черт. Он реально настолько сильно хочет поговорить с Биски? Зачем она ему? Или соскучился по человеческому обществу? Хотя жрица же умеет говорить… И не особо она от человека отличается. Хисоке вдруг хочется увидеть ее лицо. Очень сильно. — Я собираюсь назад. И не дай бог ты начнешь клевать мне мозг. — Обязательно, — слабо улыбается Куроро. Ну хоть на сарказм способен… В итоге их Новая Троица Друзей отправляется обратно, хотя Хисоке хочется, чтобы эти двое остались позади, потому что его не интересует, на кой ляд Куроро уединился именно в этом городе (возможно, сюда просто проще добраться, потому его выбрала и Биски; а может, это как-то связано с самой сутью лунных городов, которая Хисоке интересна крайне мало), и почему вообще жрица ищет того самого типа, на которого по неясной причине Хисока вдруг оказался похож. Но это любопытно. В смысле, не поиск жрицы, а этот генерал. Права ли Биски? Может, они реально очень дальние родственники. Не то, что Хисоку это особо интересует… Тема семьи — не то, что приносит ему хоть какую-то радость. К сожалению, теперь это даже не тайна. Он вновь смотрит на Куроро. Тот будто бы схуднул еще сильнее с их последней встречи, а она была много лет назад. Возраст начал сказываться — и пусть лицо осталось почти неизменным, но в уголках глаз появились морщинки, едва заметные. Может, мимические. Нэн — это такая вещь. Крайне любопытная. Кому-то сохраняет молодость совсем, а кому-то — нет. Но тут скорее всего замешано эмоциональное состояние. Куроро ведь у нас страдалец. Он все не может понять, что пришла пора стать эгоистом и возрадоваться, что почти все друзья вернулись. Пакунода рассказывала, что в их труппе (до того, как она действительно стала труппой) была еще одна девочка (точнее две, но вторая просто ушла), и что ту зверски убили… Если Куроро так гнетет ее судьба, он мог бы ее вернуть. Пакунода и Мачи отказались это делать из-за банальной морали, мол, бессмертие — это не шутка, особенно для ребенка. Но зобаэ… может, это не такое уж и бессмертие. Не бывает абсолюта. Даже эту болезнь можно как-нибудь прервать. Скорее всего если уничтожить все тело разом, например, сжечь при высоких температурах. Они были в месте, где запускались огромные ракеты. Их могло бы хватить. Богов и бессмертия нет. Сказки, придуманные кем-то. Даже у нэн есть ограничения. Так сильно хочется разозлиться на Куроро. Высказать, что Хисока думает о нем, таком убогом, что решил сбежать от друзей. Но почему его вообще должно это волновать? У Хисоки был шанс убить Куроро, два шанса, надо заметить, и он оба бездарно просрал. Надо быть спокойнее. И вообще, это не Куроро убил его во второй раз, это был Нобунага, и Нобунага свою порцию гнева уже получил. Хисока должен заключить какой-нибудь договор с собой, чтобы в случае случайного воскрешения Гона тот не пришел к нему и не свернул шею за то, что Хисока опять не соблюдает обещания. Он пытается, честное слово! Просто это сложно! Потому Хисока решает, что нет момента лучше для Практически Дружеского Разговора, тем более идут они сейчас неспешно, а до точки сбора, которую приметил Хисока (там горит огонек, значит — костер) еще идти и идти. И пусть прогулка по мертвому городу полна некоторого рода очарования, это все равно скучно. Все здания выглядят одинаково. Эй, Хисока все же не знаток архитектуры, окей? Не поворачивая головы, он роняет: — И что ты забыл в такой невероятно мертвой дыре? Судя по тону Куроро, тот улыбается. Это одна из его маленьких улыбок, которые так обожали «Пауки». Хисоку от нее тошнило. — Тебе так интересно? — Нет. Но мне скучно идти в тишине. А твоей дамочки я побаиваюсь. Что ты забыл в месте, в которое почти не попасть? Хисоке почти интересно, как именно Куроро сюда спустился, но, скорее всего сюда есть еще пути, помимо шахты. Просто это самый простой и быстрый. И, вероятно, безопасный. — Я искал подобный уголок. — Нахера?.. — Мирские тяготы приносят только проблемы. Хисока чувствует, как закатывает глаза. Ах, ну конечно. Взгляните на него. Вот до чего доводят теологические разговоры. Куроро так много трепался о боге, и теперь мнит себя… кем? Страдальцем? Непонятым мессией? Впрочем, Хисоке слишком наплевать, чтобы интересоваться настолько глубоко. — Мои решения каждый раз приводят к проблемам. В детстве, в юности. Даже сейчас. Твоя короткая смерть из-за стрелы — тоже моя вина, ведь я послал мою подругу. — Да, но выстрелила-то она. Ты здесь вообще при чем? — Потому что выйди навстречу вам я, то этого бы не было. Разве это не так? — голос Куроро начинает звучать снисходительно, будто он объясняет нечто крайне очевидное. Хисоку это медленно выводит из себя, хотя раньше он держался бы более отстраненно. Вот что делает воскрешение. — Даже все проблемы с тобой возникли из-за меня. Твое принятие в Редан, твое предательство. Гибель друзей. Хисока резко останавливается. Куроро едва не налетает на него. Медленно он оборачивается, смотря данчо в глаза, а потом почти по слогам произносит: — Нет. Это херня. Я убил твоих приятелей, потому что захотел. Если уж мы тут пытаемся выяснить, кто виноват, то это моя ответственность. А если мы зрим в истоки. то ты должен винить не себя, а Нико. Но почему-то ты вновь все берешь на себя. Не надоело? Твои приятели вернулись. Буквально из мертвых воскресли, потому что Гон доверил тебе тот секрет. Хватит строить из себя невесть кого. Иди, черт возьми, и встреть их, как полагается. А не прячься на краю света в окружении… — он критично осматривает жрицу. — Ну ладно, окружение у тебя довольно ничего. — Я не буду с тобой больше драться, — качает головой жрица. Да черт возьми! Но взгляд Куроро не меняется. Его глаза напоминают ночь — такие же темные и непроглядные, и Хисока вдруг ощущает невероятно сильное желание выцарапать их, чтобы больше не видеть этого усталого тоскливого взгляда. Но он сдерживается. В конце концов, приходится учиться на своих ошибках. Хисока это умеет. А Куроро? — Я понимаю, о чем ты. И ты, несомненно, прав. Но я совершил слишком много ошибок. Слишком много где оступился. — Люди ошибаются, — цыкает Хисока. — Это свойственно любому. Мне, тебе. Гону. Даже вечно правильной госпоже Чидль. Ты не будешь гением с самого рождения. Это очевидно. — Да, но некоторые вещи очевидны. А я их игнорировал. О нет, начинается… — И какие вещи ты мог игнорировать, когда был ребенком? Ты жил на помойке, — произносит Хисока намеренно очевидно снисходительным голосом и шумно выдыхает сквозь зубы, а потом тычет Куроро пальцем в грудь. — Окей, я пообещал себе, что забуду прошлое, но ради тебя я его вспомню. Я слышал от Пакуноды, что вы делали. Ничего там такого не было. Это я в детстве всегда прятал голову в песок, что и вышло мне боком, и ты знаешь это. Ты это видел! Так какого хрена ты тут устраиваешь? Куроро улыбается. О нет. Это опять та самая грустная улыбка. Спокойно, Хисока, ты обещал Гону, что не будешь его душить. Держись. — Паку просто слишком добра. — Нет, это ты слишком туп! — Если бы не я, то мы бы не начали смотреть то костюмированное шоу, — горько возражает он. Жрица слушает их ругань молча, не кажется, будто ее это особо интересует. — Мы мечтали о великом, о далеком, что и привело к тому, что нашу хорошую подругу убили. Если бы не я, то никто бы из Редана не стал преступником. Они просто послушались меня. Просто пошли за мной, потому что верили в мои слова, а я обещал так много. Что мы наконец-то завершим несправедливость в этом мире. Что сделаем его лучше для других детей, вроде нас. И что в итоге? Столько лет прошло, а ничего не поменялось. Все, чего я достиг — это сделал своих друзей убийцами, — под конец голос Куроро совсем садится, становится тихим, словно шелест травы. — Перед тобой я тоже виноват, Хисока… Нет. Хилоян. Перед тобой — особенно. Ведь если бы я увидел, кто ты такой на самом деле раньше, то… — Завались! От такого резкого крика даже жрица вздрагивает. Хисока чувствует, что он буквально кипит. Твою мать! Мало того, что обнылся, так еще и Хисоку в это втянул! Да и по такому поводу! Дебильнейшему! Да, он обещал Гону многое, но это уже слишком! И пусть он расстанется со своей маской на сейчас, пусть вечно умеющий держать себя в руках Хисока сменится на Хило — плевать! Нет сил больше терпеть этот бред! — Да кого это волнует! Особенно я! Я тебе вообще не приятель! Я вступил в Редан с одной целью — тебя убить! Потому что я такой же придурок! Мне в кайф было драться, слышишь?! Не нужна была мне помощь! Я насрать хотел на прошлое, оно меня не особо заботило до последнего года, когда ты полез мне в башку, и когда вмешался Гон с Каффкой! — он всплескивает руками и начинает кружить вокруг Куроро, хватая себя за волосы. Конечно же они побелели. Тут одни дебилы! Сплошной стресс! У него так морщины раньше срока появятся! — Ты должен прежде всего думать о себе! Но ты, идиот, решил все бросить, хотя у тебя была возможность просто забыть прошлое и начать жить заново с твоими тупыми приятелями! Да все они только рады будут! Твою мать! Почему я сумел договориться с Фейтаном, а ты тут разводишь сопли?! Просто вернись уже в Гойсан и извинись перед этой шайкой! Они так рады будут! Почему я тебе вообще это говорю, если это очевидно?! На этой эмоциональной вспышке силы Хисоки заканчиваются, и он просто тяжело дышит, понимая, что давно так не бесился. Наверное, с того момента, как его обезглавил Нобунага. Тогда он был зол просто до ужаса. И сейчас. Только в прошлый раз злость была оправданной, тогда Куроро хитро использовал слабость Хисоки против него самого, а в этот момент? Из-за какой-то чуши!.. Да если бы Хисоке сказали, что есть возможность вновь встретиться с братом, что можно попытаться начать все заново, и ничего особо не поменяется (все же, Редан уже взрослые люди, они не особо изменились, пока часть товарищей была мертва, с братом все сложнее), то он бы с радостью за это схватился! Кто вообще от такого откажется? Но нет. Куроро опять качает головой, и Хисока понимает — он достиг предела своего терпения. Прости, Гон, он правда не хотел. Он старался всеми силами, держался как мог. Но слушать эту чушь — выше его способностей. — Все равно я был вино… — Заткнись! Заткнись-заткнись-заткнись! Хисока бросается на Куроро, сбивает его с ног, а потом, оседлав сверху, начинает колошматить по лицу. Тот слабо защищается, а Хисока не использует нэн, чтобы не превратить голову этого бездаря в кашу, но, боги, как же ему хочется. Это же надо только подумать о том, что он такой весь виновный! Да, он принял Хисоку в отряд. Но Хисока его обманул. В этом вся суть! Мачи вон тоже злилась на себя, мол, как же так, как я могла ему довериться, но это нелепо! Хисока просто обвел всех вокруг пальца. Почему он вины не чувствует, а эти идиоты — да? Ну ладно Мачи. Мачи хотя бы потом перестала так думать. А Куроро? Вот, казалось бы, должен быть неглупый человек. Но развел тут драму на пустом месте… Лицо Куроро под кулаками постепенно покрывается ссадинами и кровью. Белая одежда пачкается алыми разводами. Завтра оно распухнет. Хисока не собирается останавливаться, но, когда он заносит кулак, а тот оказывается мягко обхвачен рукой жрицы, он не вырывается и просто опускает руку. Качает головой и поднимается на ноги, потирая сбитый в мясо кулак. Хорошо, что он бессмертный. Ему вообще наплевать. Хотя, признаться, по одной вещи от старого тела, помимо облика, он скучает. И это не зубный импланты. Это уничтоженный к чертям болевой порог. Потому что рука сейчас жутко болит. — Просто… твою мать! В бешенстве, пока жрица помогает Куроро встать на ноги, Хисока отворачивается и торопливо следует к месту встречи. Чертов Куроро. Вновь его взбесил. А Хисока так хорошо держался. Даже сохранял свой образ из прошлого все это время. Но нет, пришлось же показать, что у него на самом деле на уме, потому что этот дурак все не верит. И почему Хисока обязан ему это объяснять?.. Немыслимо. Когда они наконец добираются до нужной точки, по ощущениям проходит около часа. Лицо Куроро медленно синеет. Хисока вроде как должен гордиться этим, но он так зол, что не может даже смотреть в его сторону. Им не следовало работать вместе, вообще. Они как огонь с водой — несовместимы. Когда он замечает впереди Морену, которая выискивает гостей, то машет ей рукой. Морена же смотрит на него подозрительно. Еще подозрительней — на жрицу и Куроро. Последнего она легко узнает. Видимо, встречались на «Ките». — Ну ничего себе. Скажи пожалуйста, это ты специально нам проблем нашел на голову? — Конечно, — Хисока невинно хлопает ресницами. — Это же мое призвание. Не знала? Они оба гнусно хихикают. Морена — прекрасная женщина. Понятно, почему половина Какина ее не любит. Они просто ничего не смыслят. Пока они продолжают вести себя, будто им уже не далеко за тридцать, а лет эдак двенадцать (никогда не отказывайтесь от того, чтобы сохранить в себе капельку духа юности, без него можно стать унылыми нытиками, как Куроро), к ним подходит Леорио, и видя сначала жрицу (ее трудно не заметить первой), а потом — Куроро, он широко распахивает глаза и роняет изо рта палочку, которой безуспешно пытается заменить сигарету. Та падает на пол. — Ох, — Леорио растерянно смотрит на них всех. Особенно на Хисоку. — И что мы будем делать?