ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

За свою долгую жизнь Юйди видел множество государств, которые образовывались на его глазах и затем крошились под собственным весом. Множество царей, которые были любимы народом, а потом их голова болталась на пике, пока тот самый простой люд радовался их гибели. От древности до современности, от падения одной цивилизации до другой, от одного Зверя Конца до следующего. Ничего особо не меняется. Люди стабильны, как может быть стабильно существование рода, который каждый раз сам приносит себе погибель. Время скоротечно. Для человека, подобного ему, подобная концепция не имеет никакого смысла, потому что он выше этого, он — вне его, постоянная переменная, которая лишь меняет оболочки. Как и люди, он тоже подвержен грехам, но Юйди знает, где вовремя остановиться и поставить точку, потому что за плечами у него огромный жизненный опыт. Друзья, семья — все это просто небольшие ступеньки на пути к высшему, к вечной жизни, к состоянию, которое можно назвать Великим Му. Не имеет значения, кого он убил вчера или на прошлой неделе, главное — лишь будущее, недостижимое. Кальпы имеют тенденцию заканчиваться. Звери Конца имеют тенденцию умирать и убивать предыдущих. Все это просто людские крошечные беды, его не интересующие. Но бывает даже в этом колесе Сансары нечто, что его, Юйди, все равно привлекает. Бывают люди, которые выбиваются из состояния нулей и единиц, которое запрограммировано им самой природой. Эти люди — это самое Великое Му, которое и всегда, и никогда, и тут, и там, и живо, и мертво — обычно и становятся Зверями Конца, революционерами и носителями новых идей и вирусов. Обычно потом они становятся скучнее. За свою жизнь Юйди встречал несколько подобных, один из которых стал диктатором, а его смерть обозначила рождение Ишвальды, а вторая молилась фальшивому богу на луне, который по факту был… Впрочем, об этой особе лучше без лишнего повода не говорить. Она все слышит, потому что для нее Юйди является частью великого механизма, который и называется существованием. Но вот Звери Конца до того, как они полностью принимают свой сан и становятся просто скучными источниками бед — это, несомненно, весьма интересное явление. Каждый из них несет в себе какую-то частичку безумия, нечто новое, что заставляет Юйди с интересом за ними наблюдать. Он смотрит за рождением тирании, смотрит за колыбелью Ишвальды, и теперь, когда Гойсан становится больше, он вновь наблюдает. Взгляд его пристально обращен к Гону Фриксу, но не только Гон Фрикс несет в себе этот опасный геном, который приведет его к познанию Великого Му. Джин Фрикс (его оригинал), Паристон Хилл, Церредрих Хой Гоу Джоу… И Джайро, особенно Джайро, чья риторика и является синонимом Великого Му. Все они впятером могут сотворить нечто новое. Никогда еще на одном клочке земли не было столько потенциальных кандидатов на становление новым Зверем Конца. Может, никто из них и не станет. Все это просто громкие слова. Цивилизации умирают по множеству причин, не только из-за ярких людей. Те просто привлекают к себе больше всего внимания. Как и он сам. В каком-то роде Юйди тоже Зверь Конца, только его цивилизация уснула так давно, что никто уже и не вспомнит. Но это мысль сейчас не о нем. Это не самоанализ. Юйди стоит в кабинете напротив красивого резного стола, позади него трясется Хитклифф, который до сих пор не отошел от увиденного, а в кресле прямо перед ними восседает во всем своем величии четвертый принц Какина, Церредрих, который вертит в руках человеческую голову. Для любого другого человека это должно быть омерзительно, но Церредрих, как это известно, предпочитает быть на своей волне, где кровь и внутренние органы — это естество, это нормально. Уродство его привлекает. Юйди не может его за это судить. За столько лет он уже перегорел к концепции отвращения. Глаза у Гона Фрикса закрыты, в этот раз — навсегда. Церредрих продолжает осматривать его голову, не обращая внимания на то, что кровь залила ему стол и одежду. — Золдику это не понравится, — замечает Юйди, и Церредрих бросает в его сторону уставший взгляд. — Поверь, это совершенно неважно. Главное, что он сыграл свою роль идеально, — он бросает быстрый взгляд на пейджер. — Совсем скоро он позвонит мне и попросит увольнительную, потому что он многое обдумал, и это «многое» его не устраивает как в нем самом, так и в его новой жизни, и наши пути разойдутся. Жаль, конечно, но мне он больше не нужен. Я получил от Золдика все, что хотел. Он исполнил свою роль идеально. Настает момент для грандиозного сокрытия покровов. Хитклифф позади замирает, настораживаясь. Крыса везде крыса, но эту информацию он унесет с собой в могилу, Юйди чувствует. Сам же он просто кладет руку на бедро, демонстрируя, что он не намерен терять время задаром. — Признавайся, зачем был этот маскарад? — Ты про взрыв бомбы? — лицо Церредриха мгновенно озаряет солнечная улыбка. Он быстро отвлекается от своей новой игрушки. — Ах, небольшой эксперимент. А что, натурально получилось? Я играл как мог. К сожалению, актер из меня пока никудышный. — Я начал понимать это, когда на меня напала Дюллахан. Потому что мы с тобой контактировали, а она мгновенно почуяла, что во всем виноват ты. — Дюллахан — это?.. Он не запоминает имен тех, кто уже мертв, рассеянно замечает про себя Юйди. Он качает головой, намекая, что теперь это неважно (теперь это и правда не имеет никакого смысла, потому что Дюллахан умерла и стала частью истории, жаль, очень жаль), после чего скрещивает руки на груди. — В чем смысл твоего эксперимента? Церредрих вновь возвращается к рассматриванию своей новой игрушки. Скорее всего он поместит эту голову в формалин и поставит храниться в банке к себе на полку, потому что ему нравится собирать останки людей. Странное хобби, но Юйди все равно. Он просто смотрит на мертвое лицо своего бывшего подельника, молодого, который сгорел, будто звезда в пламени собственных амбиций. Многие так уходили. Гон Фрикс — не исключение, он станет просто одним из многих, кого будут иногда вспоминать, как одну из страшилок подполья. — Киллуа Золдик принес мне на хвосте интересную информацию… Говорят, если множество молитв или страхов устремится на одного человека, он сможет стать подобием бога, — опустив голову, четвертый принц выразительно глядит на Юйди. — Разумеется, меня это заинтересовало. Киллуа Золдик был достаточно наивен и напуган за своего друга, чтобы мне поверить, а Гон Фрикс был достаточно безумен, чтобы сыграть по моему плану. На себе тестировать я это не хотел, но с Фриксом было связано столько страшных историй, что он просто сам напрашивался на кандидатуру. Вот поэтому я и взорвал ту бомбу. Нэн-бастер похитить было легко: всего-то надо было найти Четвертого, одного из оставшихся двойников, взять у него напрокат одну из неудачных копий, которые наклепал Джайро, и вуаля — нэн-бастер взорван, Гон Фрикс стал известен, но… Он опускает взгляд вниз и разочарованно цокает языком. — Он так и не «вознесся». Не стал богом, он остался просто грязной шавкой, которая решила пойти вразнос. Это меня невероятно разочаровало… Я ожидал чего-то интересного, понимаешь? Восхитительного!.. — он всплескивает руками. — Но вместо этого вышло так, что я увидел просто мальца с дурной головой, ради которого потратил ценный экземпляр. Лучше тебе не знать, что есть еще нэн-бастеры, думает про себя Юйди. Но вслух произносит: — Потому что это миф. — Но мифам свойственно появляться из были, — с улыбкой добавляет Церредрих и качает пальцем, после чего постукивает им по столу, оставляя еще больше кровавых следов. — В общем, это был своего рода небольшой эксперимент, и не скажу, что он удался… Жаль! Не то, что я мегаломаньяк… в смысле, да, но я не мегаломаньяк с жаждой стать богом, но если есть такая возможность — почему не попытаться? Это же так интересно! Юйди решает оставить это без какого-либо комментария. Он просто пожимает плечами, потому что он уже слышал подобные речи. Многие хотят «вознестись» и стать «богом», но Гон был прав в том, что богов не существует — все это просто люди, которые преодолели все возможные лимиты. Им свойственны людские ошибки, глупости, и так далее… Это касается и Гона Фрикса. Вероятно. Взгляд Юйди вновь приковывается к отрезанной голове, затем он поднимает глаза на Церредриха. — Ты позвал меня не только ради того, чтобы раскрыть свой план и поболтать о философии. — И ты вновь прав, мой очень мудрый друг! Церредрих тут же оживляется, в глазах его появляется блеск. — Я хочу нанять тебя… — Как Золдика? — перебивает его Юйди и хмыкает. — Вот обрадовал предложением. — Ну почему сразу как его? — Церредрих морщится. — Мне нужен человек, которому я могу доверять. Ты пришел мне на выручку за хорошую сумму, мы можем договориться о чем-то большем, что не даст тебя перекупить. Ты явно не из тех, кто гонится за моральными принципами, как Киллуа Золдик, а мне это и нужно. Понимаешь, о чем я? Взаимовыгодное сотрудничество, больше интересного для тебя и меня… Он не заканчивает фразу, легкомысленно взмахивая рукой, и Юйди только хмыкает. Ну, разумеется. Как же может быть иначе? Задумчиво он смотрит в окно. Чувствует, как замирает позади Хитклифф, ожидая решения. Он, конечно, легко пошел за Юйди, но одно дело следовать лишь за ним, и совсем другое — быть подчиненным Церредриха. Совершенно разные вещи, исход которых слишком непредсказуем. Потому что Церредрих, к сожалению, из тех людей, что крушат цивилизации своим эго. Впрочем… не то, что Юйди это особо важно. Лишь бы было весело. За столько веков ценности начинают приедаться, и становится интересней жить одним днем. Он еще раз смотрит на голову Гона в руках у четвертого принца, глядит на его губы, подрагивающие в предвкушении, а потом вздыхает, и этот вздох говорит о столь многом, что, в общем-то, ответа и не нужно. Потому Юйди задает вопрос иначе: — Сколько платишь?