ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

— Я собираюсь немного разведать обстановку, — произносит Гон, когда они с Киллуа покидают трущобы. С его головы все еще капает кровь, но он не обращает на нее внимания, будто бы так и надо. Взгляд его предельно серьезен. — Мне нужно кое-что проверить. Будь добр, не лезь. Я не люблю угрожать друзьям, и я знаю, что ты это расследуешь из искренних чувств, потому лезть в бутылку и устраивать истерику, как в Восточном Горуто, я не собираюсь. Но я серьезно. Мне нужно побыть одному. По разным… причинам. Киллуа смотрит ему вслед, когда он уходит, но потом его словно бьет током, и он кричит: — Чье имя она тебе назвала?! Но в ответ Гон лишь машет рукой на прощание. Не сказать даже, что смерть Дюллахан его тронула, но Киллуа видит знакомую с охоты на муравьев нервозность в жестах и взгляде, дикий блеск, который он хорошо помнит с того момента, как Гон увидел Неферпитоу. Ему нужно влезть, нужно продолжить искать правду, Киллуа знает это, но когда Гон вяло улыбается ему — эта улыбка не жестокая, не опасная, а просто уставшая — он мгновенно теряет все желание и дальше в этом участвовать. Потому он просто провожает Гона взглядом, а сам оборачивается назад, на труп Дюллахан, с которым разбираться придется ему. Что ж… Обреченной эскадре это точно не понравится, размышляет он и достает телефон, где ищет номер Годивы. Гон это или нет, Киллуа сказать не может. Это одна из тех неопределенных единиц, загадок, где нет четкого ответа. Гону нет резона так поступать. У Гона есть множество причин выбрать именно такой путь, потому что он становится опаснее, его действия отражают Хисоку, но если Хисока был шутом, он развлекался чисто для себя, то у Гона эта установка, что он должен принести покой — и все из-за Джайро. Церредрих прав, что нельзя полагаться лишь на спекуляции, но он прав и в том, что Гон меняется, и теперь его действия не столь предсказуемы. Что он может задумать? Зачем ему уничтожать Лунцзю? Жив ли сейчас Демиан, или Гон предает и его яду нэн-бастера?.. Один ли нэн-бастер, или легендарный изготовитель оружия сделал еще множество? Вопросы без ответов.

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Его, как почетного гостя с корабля Дюллахан, приглашают на проводы. «Красная Селедка» сегодня закрыта только для своих, но этих «своих» тут множество: куча людей, которых Киллуа никогда не видел. Разумеется, среди них нет Гона, но зато тут обнаруживается Леорио — видимо, Ибараки расценивает его как «своего» из-за знакомства в Кер-Исе; где-то на фоне бегает Замза, помогая Годиве разносить напитки. Несмотря на печальный повод, обстановка весьма жизнерадостная, и Киллуа размышляет, что таким образом — этой веселой пьянкой — Ибараки отдает почести своей подруге, зная, что та бы скривила страшную рожу, узнай, что ее похороны стали бы причиной для скорби и тоски. Но Киллуа не хочется разговаривать ни с кем из эскадры или Замзой. Он просто подходит к Леорио и кивает ему, садясь рядом. Они чокаются кружками крепкого алкоголя, который, как поясняет Ибараки ранее, добывают из мозговых желез эфирных китов. Воистину, Темный Континент — место чудес и странностей. Старый друг выглядит немного иначе, чем Киллуа помнит его в последний раз; у него эта дурацкая козлиная бородка, которую хочется выщипать, волосы на затылке собраны в куцый хвостик, но, в целом, это все тот же Леорио, просто слегка повзрослевший (постаревший?). И, кажется, его вытаскивают прямо с работы, потому что на нем лабораторный халат. Теперь он и правда выглядит как настоящий протеже Чидль, хотя, как Киллуа знает, он там скорее на полставки из-за всей ситуации в Кер-Исе, что отпечатывается страшным клеймом на памяти Леорио, порой не давая спать по ночам. Они вдвоем смотрят на то, как Ибараки зачитывает грандиозную речь о похождениях Дюллахан, где ей поддакивают близнецы. Длится эта история уже час и заканчиваться в ближайшее время явно не собирается. — Как ты? — вдруг интересуется Леорио, и Киллуа ведет плечом. Разумеется, вопрос не про Дюллахан. Леорио не дурак, понимает, что тут Киллуа поддержит Ибараки — и пусть потеря была страшна, но лучше проводить человека на тот свет весело, чтобы на той стороне он ухмылялся почаще. Дюллахан бы понравилось. Дюллахан даже не стала бы винить его, Киллуа, в своей смерти, хотя если бы он не пригласил ее, то Юйди просто выбил бы из Гона все дерьмо и ушел… От мысли об этом он крепко сжимает кружку, слишком, отчего та едва не идет трещинами, но затем разжимает пальцы. Но Леорио спрашивает про Гона. — Не знаю… Я должен что-то сделать, но… — Ты думаешь, это был он? Киллуа поджимает губы и опускает взгляд вниз. — Сердце говорит мне, что это не так. Но против логики не попрешь. — Я бы поверил твоей интуиции, — фыркает Леорио, пригубливая стакан. Он пристально наблюдает за Ибараки, которая доходит до начала истории Дюллахан и эфирных китов, многолетней гонки за легендарным гигантом небес. — Но я знаю, как иногда желаемое разнится с действительным. Но сам я не верю. Хотя… Знаешь, говорят друзей и родных тяжело осуждать. Думаешь всегда, что это неправда, что они не виноваты, хотя по факту это может оказаться истиной. — Да. В этом проблема. Киллуа барабанит пальцами по стакану и поджимает губы. — Потому я не знаю, что делать. — Но ты отпустил его, верно? Дал уйти… когда Дюллахан убили. — Она ему что-то сказала. Назвала виновника… — Ну если Дюллахан думает, что это не он, то я бы поверил ей. — Но она тоже могла ошибаться, — тихо вздыхая, Киллуа прячет лицо в ладонях и качает головой. Даже пить больше не хочется, и он ставит полупустой бокал на стол. — Я очень хочу верить, правда! Я что угодно сделаю, лишь бы это оказалось просто подставой! Но Джайро сейчас не активен, никто не думает, что это он, а единственный человек, кто еще контактирует с клонами — это сам Гон! И он легко мог вынудить двойника войти в вечное зэцу… Может, он попросил у Каффки нэнорезку, я не знаю! Суть в том, что слишком много доказательств против него, но… Я знаю, что это не он! Знаю!.. Но я не могу заставить себя в это полностью поверить! — Я думаю, тебе нужен перерыв. Когда Киллуа поднимает глаза на Леорио, тот с кривой улыбкой машет рукой близнецам; те, уже отвлекшись от рассказов Ибараки, явно ищут себе новую жертву для гаданий и, возможно, соблазнений. А с Леорио станется на них запасть, он еще на экзамене показал себя, как человека с крайне широкими рамками допустимого. Это его немного веселит; но потом он смотрит на Ибараки, как та трясет кулаком, пока вспоминает все охоты, как Годива рядом изредка поддерживает ее нелепыми выкриками вместе с Росинантом… Ему становится тошно от самого себя. Глупо из-за этого грустить. Может, он все же не создан для мирной жизни. Когда он был Золдиком, то ему было наплевать на весь мир, он был сам по себе, но сейчас он слишком размяк, стал цепляться за ценности… Может, Иллуми все это время был прав. Без друзей намного проще. Когда он переплетает пальцы в замок, напряженно смотря в пол, Леорил легонько похлопывает его по плечу. Его прикосновение теплое, приятное. Леорио… хороший человек. Если Леорио верит Гону… должен ли Киллуа ему поверить?.. Они же друзья… Он должен заткнуть логику… Но… Почему это так сложно?! Что он должен делать? — Отдохни, Киллуа. Леорио вертит в руке бокал, затем выразительно на него смотрит. — Ты худо выглядишь, почти зеленый. Чидль и остальные этим займутся. Она не настолько глупа, и, поверь, если Гон реально все это устроил, она поймет — а на ложь она не купится. У нее нюх как у ищейки, — он со смешком стучит по носу, после чего разваливается на лавочке. Впереди Ибараки все еще рассказывает про китов. Годиве надоедает, потому она с близнецами играет в карты, один лишь Росинант поддерживает эту историю. — А ты вообще охотник-гурман. Возьми перерыв, уезжай к черту из Гойсана. Вон, напросись в новую экспедицию. Заодно голову прочистишь. Это хорошее предложение, но Киллуа способен лишь слабо улыбнуться. Ему и правда хотелось бы отправиться в новое приключение на корабле, правда хотелось бы прочистить голову. Но Дюллахан мертва; его лучший друг сходит с ума и носится по подполью, вырезая синдикаты, потому что по его мнению там состоят лишь злодеи, хотя сам он ничуть не лучше. В такой ситуации… как он может просто взять и бросить все ради какого-то покоя на сердце? Это будет эгоистично. Но на пару деньков… Тем более, у него есть пара мест, куда он должен заглянуть. Киллуа поднимает глаза на Леорио и вяло улыбается. Он позволяет приобнять себя за шею и приваливается головой к плечу друга, чувствуя стойкий запах одеколона и сигарет, идущий от его одежды. Как же ему хочется позабыть обо всем, притвориться, что все хорошо. Что они вновь беззаботные дети, которые открывают для себя неизведанный мир. Впереди их ждут веселые деньки на Острове Жадности, и даже Хисока там будет не опасным убийцей, а странным компаньоном, который поможет одолеть Рейзора… Но ничего не будет прежним. Гон изменился. Хисока мертв. Прикрывая глаза, Киллуа зарывается носом глубже в воротник Леорио, надеясь, что все это страшный сон, а когда он проснется — вокруг будет лишь спокойствие и тишина.

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Он возвращается в Гойсан и некоторое время просто бродит по улицам, не зная, куда себе деть. Идти к Церредриху не хочется, голова вообще не настроена на работу. Искать Демиана? Но они не друзья. Можно было бы заглянуть к Аллуке, но у Киллуа есть это стойкое ощущение, что Гон будет частенько наведываться к ней, чтобы подлатать раны, потому что они друзья, потому что он не умеет сдерживаться и останавливаться, из-за чего его будут ранить и ранить… И сейчас он боится даже смотреть на него. Что он найдет там? В его глазах? Вдруг… Нет. Лучше об этом не думать. Потому Киллуа просто бредет вперед, не пытаясь найти ответов. Он игнорирует звонки, он ночует в мотелях, кафешках и ресторанах, где закидывает голову на спинку стульев; эта пустота понемногу приводит в порядок его мысли и чувства, хотя глубоко в душе все еще царит хаос. Он не знает, что должен выбрать. Это вопрос без правильного решения. Как ни крути, взорвал ли Гон бомбу или нет, сейчас он ведет себя слишком опасно, неадекватно даже. Все это… дурно закончится. С этой мыслью Киллуа неторопливо выходит к месту, которое не ожидал, что увидит. Это та самая небольшая идзакая, где они пили с Церредрихом; однако, к его удивлению, там сидит не его новый босс, а человек, который тоже носит эту кличку, который когда-то давно забрал у Курапики его семью, кототорый… Взгляд Киллуа скользит по белесым уже шрамам на руке Куроро, оставленным Хисокой, но потом спешно отводит взгляд. Он просто садится рядом и закатывает себе сразу целую бутылку — ему понадобится много выпивки, чтобы хотя бы немного захмелеть. Куроро же (кажется, будто он вообще не меняется за все это время) выглядит равнодушным к внезапному гостю. Они не так хорошо знакомы, как с Гоном, но все равно знают друг друга, а порой этого достаточно. Куроро… знает Гона… — Что ты думаешь обо всем этом? — вдруг спрашивает он. Губ Куроро касается едва заметная улыбка, когда он наливает себе маленькую пиалу алкоголя. Он молча отпивает ее, потом вертит в пальцах, будто пытаясь найти что-то в прозрачных каплях, оставшихся на дне. Киллуа же смотрит на то, как на дне пиалы нарисована яркая трехцветная рыбка. Потом он медленно качает головой. — Ну, это весьма интересно. — Скудная реакция, признаюсь. — А что ты ждешь? — фыркает он, разводя руки в стороны. — Я считаю, что это на него не похоже, но в то же время, скажи мне, что Гон Фрикс чокнулся и решил взорвать бомбу в центре города, я просто подумаю: «ах, вот оно и свершилось». Такие вещи легко подмечать, когда работаешь вместе. Ты ведь и сам видел, верно? Нет, хочется сказать Киллуа. Гон не такой. Да, думает он. Это и правда на него похоже. Он ничего не произносит, и это само по себе красноречивый ответ. Куроро берет в руки хлебную палочку и закусывает ее, после чего потирает руки, и Киллуа знает, зачем — пальцы быстро мерзнут, если их пересобирать с нуля, Аллука рассказывала. Кровообращение никогда не придет в норму, и, хотя Куроро выглядит нормально, одна его рука никогда не станет такой же сильной, как прежде, а все потому, что Гон поддался эгоизму Хисоки и позволил тому начать последнюю охоту. — А сам? — Я… Не знаю. Что тут еще ответить? Он мучается этим все последние дни. — Не думаю, что тебе нужно воспринимать это слишком серьезно, — равнодушно замечает Куроро, откусывая еще от хлебной палочки. Он вертит ее между пальцами, после чего указывает ею на Киллуа. — Гон Фрикс уже большой мальчик, он сам разберется. А если нет, то мы увидим очередную трагедию. В любом случае, прошлого не исправить. Бомба взорвалась. Если ее взорвал Гон Фрикс, я думаю, у него была причина. Если его подставили, то тогда нет смысла беспокоиться. — Причина взрывать бомбу?! — Может, — будто не слышит его Куроро, — где-то в Лунцзю прятался враг. Кого он ненавидел, Джайро? Разумеется, я просто теоретизирую… Но представь себе врага хуже. Возможно, одного из его двойников. Нет возможности его найти, и этот враг опасен, он принесет много вреда в будущем. Тогда можно пожертвовать тысячей человек ради спокойствия в дальнейшем. Или, возможно, бомбу похитил не он, но он нашел ее и стоял перед выбором, где либо взрыв тут, либо ее используют в Гойсане. Чтобы дать понять, что он ищет виновных, он отсылает своего двойника для подрыва… — Это все равно недопустимо, — хмурится Киллуа, и Куроро просто пожимает плечами, будто такие объяснения ему сойдут в самый раз. Хотя, чего с ним говорить? Он — убийца ничуть не лучше Гона, для него такие действия — так, пустяк, просто шутка. Ему бы уйти прочь, закрыть этот нелепый диалог, но Киллуа не хочет вставать. Потому он просто сидит на месте и смотрит на бутылку, к которой после прикладывается. Скажи ему пару месяцев назад, что он будет страдать от подобной головной боли и будет запивать горе алкоголем… Он бы не поверил. Невольно он поднимает взгляд выше, к звездному небу, а потом вдруг — совершенно неожиданно для себя — интересуется: — Ты говоришь так, потому что тебя это не касается. А если бы Гон действительно вернул Хисоку? Что, если бы ты встретил убийцу своих друзей прямо тут, рядом? Сумел бы ты тогда здраво рассуждать? Ему кажется, что в эту секунду пальцы Куроро сжимает пиалу чуть крепче обычного, но потом он покачивает головой с таким видом, будто бы этот вопрос мучает его уже некоторое время. Хотя… Неудивительно. Гон ведь обещал сделать это, возвратить Хисоку к жизни. А Гон очень упертый. Значит, Куроро готовился к такому заранее. — Я был бы зол, конечно. Но это уже в прошлом. Хисока убил моих друзей — я пытал его. Он сделал это вновь и лишил меня Фейтана — я убил его. Мы квиты. Если бы я встретил его, я бы просто одарил его неодобрительным взглядом… — он медлит. — Но на этом все. Я тоже жалостлив, Золдик. Мою лучшую подругу детства порубили на органы люди из подполья, а потом я работал с ними. Порой приходится отсекать свои чувства, чтобы достигнуть чего-то. Отсечь чувства, чтобы достигнуть чего-то… Стоит ли поступить так с Гоном? Киллуа неожиданно задумывается. Разделить веру и логику; послушать только одну сторону и не метаться из стороны в сторону. Так будет разумно. Но что он выберет? Поверил ли в Гона, несмотря ни на что? Или предаст сердце, но выберет самый логичный вариант?.. Кажется, у него уже есть идея. Не то, что Куроро помог достигнуть ему этой мысли, но скорее показал пример, а остальная картинка сложилась сама собой. Как ни крути, но Киллуа — Золдик, а значит он умеет выбирать что-то одно, не пытаясь метаться между разными вариантами. Это у него в крови. — Если бы мне пришлось просить Хисоку о помощи, чтобы спасти оставшихся друзей, я бы упал перед ним на колени. Но другой вопрос, помог ли бы он мне? — Куроро с горьким смешком качает пальцем, а потом наливает себе еще алкоголя. — Тот Хисока, которого я знал, только посмеялся бы. Но Хилоян, которого знал Гон… думаю, он был бы зол, но в конце концов согласился бы, потому что Гон помог отсечь ему фальшивую персону и открыть настоящее нутро. — Всепрощение, да? — Это не прощение, — Куроро трясет головой. Он водит рукой из стороны в сторону, позволяя алкоголю перекатываться в пиале, после чего указывает ею на Киллуа. — Это логика. Потому что он будет бояться, что я убью его, а если поможет мне, то я буду ему должен. И это развяжет ему руки. Хисока не дурак. Он это поймет. Но все это лишь пустые разговоры, верно? — он криво улыбается. — Хисока все еще мертв, как и мои друзья, прошлое не вернуть. А Гон Фрикс гоняется за тенями. Свершится ли когда-нибудь его страшное обещание вернуть мой кошмар к жизни? Кто знает. Сам Киллуа теперь тоже не уверен. «Как и мои друзья»… Внезапно, что-то щелкает в голове у Киллуа, когда он разжимает пальцы на бутылочном горлышке. Он смотрит на Куроро, что в задумчивости глядит прочь, явно вспоминая павших друзей, а потом обращается воспоминаниями к поездке к усыпальнице, путешествию на корабле. Захоронение диктатора. Плоть, которая не умирает. Зобаэ в его первозданном виде, способное отменить смерть. Помедлив, он осторожно смотрит на Куроро, а потом — на владельца идзакаи, но тот слишком занят своими делами в глубине лавки. Когда его дергают за локоть, Куроро едва не роняет пиалу. — Эту информацию знаем только мы с Гоном, — шепчет Киллуа. Потому что Дюллахан мертва, а остальным нет дела. — Наша подруга из местных показала нам субстанцию, которую королевство Ишвальда использовало для бальзамирования. Эта вещь способна откатить любой урон, словно его и не было. Гон… собирался использовать его для того, чтобы вернуть Хисоку. Но я не уверен, что теперь у него получится. Не только потому, что у него нет времени. Но… — Отправляйся в Такетнан, поищи бар «Красная Селедка». Найди там женщину по имени Ибараки и скажи, что тебя прислал Киллуа Золдик, — он лезет в карман и протягивает скидочный купон из бара, след, что он точно там был. Куроро смотрит на него, не мигая. — Попроси рассказать об этой субстанции. И верни уже своих приятелей. Если уж хоть кто-то в этом мире заботится о том, чтобы нарушить все законы логики и обернуть время вспять, то пусть хотя бы у тебя выйдет. В отличие от Гона… Тебе я хотя бы могу доверять. Сам же себе Киллуа… уже не уверен. Он поднимается на ноги и затем смотрит вдаль — в темные улицы ночного города, где где-то сейчас Гон рыщет в поисках своего заветного виновника. Сказала ли Дюллахан ему имя того, кто взорвал бомбу? Или она соврала, а Гону прошептала совершенно другое имя, участвуя в его спектакле? Ответа на этот вопрос нет. Сам Киллуа же… приходит к решению. Он не знает, устраивает ли оно его или нет, но, наверное, оно будет наилучшим в этом случае. По крайней мере его сердце спокойно. — Но зачем? Он оборачивается. Куроро смотрит на него пристально, он весь напряжен, натянут, словно тетива. Что-то подозревает?.. Но Киллуа… Нечего скрывать. Есть причина, по которой он отдает этот секрет. И она довольна проста. Неожиданно, когда он пришел к выводу, стало намного проще. — Я уже сказал тебе, данчо, — издевательски передразнивает он Хисоку. — Просто потому, что хотя бы кто-то в этом проклятом городе держится за старые ценности. Так хотя бы кто-то будет счастлив. Малая жертва ради счастья многих… На что он пойдет? Но Киллуа уже знает. Он быстрым шагом удаляется прочь, и путь его лежит по направлению к возвышающейся вдали башне, на которой ярким зеленым неоном написано «КОРПОРАЦИЯ НЕФРИТ ЭКСПРЕСС». У него есть пара незаконченных дел, и, если он все правильно понял… Если его догадка верна, то там он сможет найти свои ответы. В этот раз окончательно. Да. Так будет правильно. С этой мыслью Киллуа уходит прочь, не обращая внимания на Куроро, что продолжает смотреть ему вслед настороженно. Когда же его след окончательно теряется в темноте, он опускает взгляд на недопитую бутылку, а потом рука Куроро невольно тянется к телефону. Кажется, пора сделать пару звонков.