ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Разумеется, судьба вновь приводит их в «Алый Бриз». Киллуа не знает, зачем сюда приходит именно он — возможно, из какой-то слабой надежды, что он сможет разубедить Гона поступать глупо, а может, потому что хочет за всем проследить. Все это лишь неясные материи, вопросы без ответов. Все они не имеют смысла, потому что по пути Киллуа все равно не отговаривает Гона и просто следует за ним тенью. На пороге их встречают как родных, невзирая на произошедшее, потому что при любых обстоятельствах Гон тут — почетный гость; Киллуа лишь горько иронизирует над тем, что сейчас тут начнется бойня, а в них видят простых постоянных клиентов. Не это ли ирония! Найти Панду не так уж сложно — как понимает Киллуа, Гон просто ищет Юйди, а с Юйди у них особая связь, не такая, как была с Хисокой, или какая есть сейчас с Киллуа, но тоже крепкая, темная. Это та связь, от которой мурашки идут по коже, на которую не хочется смотреть, потому что обычно так спеваются дикие волки, которым хочется еще и еще крови. Юйди замечает их приход заранее, и потому, когда они поднимаются на второй этаж, выжидающе смотрит прямо с лестницы. Панда, разумеется, сидит рядом с ним, лениво раскинувшись на диване. Он жует что-то, напоминающее вяленое мясо, и, в отличие от своего босса, на Гона не обращает ни малейшего внимания. Лишь косится хмуро, когда Гон подходит ближе — в своей броне он выглядит устрашающе, чем мог бы без нее — и не ударяет кулаком по столику, отчего тот со звоном начинает дрожать, предчувствуя гибель после второго такого удара. — Какого хера это было?! — И тебе здравствуй, — Юйди откровенно веселится, хотя взгляд его весьма холоден. — Не думал, что ты посмеешь высунуть нос после всей этой истории с Лунцзю. О чем ты вообще думал? Сбрендил? — Не делай вид, будто ты не имеешь к этому никакого отношения! — рявкает Гон низким утробным рыком. Пальцем он тычет в Панду, который еще больше хмурится от такого. — Это бы послал эту свою ебалку меня подставить, да?! Чтобы он проследил за мной! — чем дольше Гон говорит, тем сильнее напоминает его голос визг. Лицо у него искажается в гримасе бешенства. — Мразь! Я думал, мы друзья! Юйди щурит глаза и откидывается назад. — О чем ты? Я никому такого приказа не давал. Мне, вообще-то, нравился Лунцзю. — Но это твоя шавка шла у меня по пятам! — Можно и повежливей, — бубнит Панда. Все это вновь настораживает… Киллуа хорошо знает, что если Гон захочет, то может легко изобразить нужную ему эмоцию. Он, несомненно, величайший дурила всех времен, но это не отменяет факта, что в нужной ситуации он легко соврет. Ему вспоминаются слова Церредриха, желание Замзы посмотреть на разрушение мира, все нелепые пророчества, которые они слышали по пути. Даже Дюллахан уверена, что Гон чокнулся. И дело даже не в Юйди, хотя Юйди, несомненно, заложил кирпичик в основу этого образа, дело просто в том, что Гон сам по себе — психопат. Это было ясно еще при их знакомстве на экзамене, где Гона совершенно не волновало происхождение Киллуа, или где он был скорее взбудоражен встречей с Хисокой, хотя остальные дрожали от одного лишь взгляда на него. Может ли это тоже быть игрой? У Гона есть повод использовать нэн-бастер. Он вполне мог использовать своего клона, чтобы устроить красивую подставу самому себе же. Юйди же… Киллуа еще раз смотрит на него, пристально. Юйди выглядит недовольным, хоть и улыбается, заметно, как раздраженно барабанит пальцами по столу. Панда тоже выглядит напряженным. Нельзя им верить… Но пока что все слишком странно складывается. Но что сделает Гон? Сейчас именно его действия и решат все вопросы. Потому Киллуа не влезает и испытывающим взглядом смотрит на друга. Но тот весь нацелен на Юйди. Когда он сжимает кулак, кожа на перчатках неприятно скрипит. — То есть, говоришь, не твоих ручонок дело? — Мне незачем подставлять тебя, незачем уничтожать Лунцзю, где у меня было полно связей, теперь бесполезных, — Юйди наконец перестает улыбаться и скалит зубы. Огонек в его глазах начинает приобретать угрожающий оттенок. — Единственный, кто одержим идеей справедливости — это ты. Я сразу сказал тебе, что меня просто забавляет идея арбитров, но как игра, не нечто серьезное. Мне наплевать на то, что там кто делает. Это твоя больная идея. Даже Хитклиффу нет смысла тебя подставлять, потому что это его бывшая вотчина. Тот же жует мясо, не отвечая, продолжая сверлить Гона недовольным взглядом. Гон косится на него, и потом — вновь на Юйди. Киллуа видит, как он медленно тянет руку к шее. Там, кажется, кнопка активации шлема, зашитого в воротник. Можно снять, а можно просто… О черт, запоздало понимает он. — Жаль. Очень жаль. — Не делай глупостей, — предупреждает его Юйди низким угрожающим тоном, хотя очевидно, что если Гон сейчас откажется, то он легко забудет эту историю. Не делай… Ах, если бы только… Когда глаза Гона закрывает стекло шлема, а сам он бросается вперед, словно молния, Киллуа отшатывается назад. Перед его глазами словно происходит вспышка: с такой силой Гон отталкивается от пола, что сдирает к черту весь паркет силой удара. Юйди даже не сопротивляется, он просто дает схватить себя за грудки и швырнуть в стену, пробить собой стену и выкинуть себя на улицу. Наверное, запоздало размышляет Киллуа, он просто не хочет разрушать любимый бар из-за идиотского конфликта. Идиотского… Он идиотский только в том случае, если Гона подставили, и это был не Юйди! Но кто?! В ином же случае… Все это заходит на крайне опасную территорию, потому что кто-то из них в этом замешан! Черт, как же это сложно!.. Краем глаза Киллуа замечает, как медленно отползает от дыры в стене Панда, продолжая сжимать в зубах мясо. Внизу доносится ропот, сюда медленно поднимаются зеваки, явно услышавшие грохот, вызванный сломанной стеной. Понимая, что мешкать нельзя, иначе момент будет потерян, Киллуа быстрым шагом подходит к Панде и хватает того за грудки, отчего тот едва не давится собственным же мясом; подносит к себе и низким голосом рычит: — Что ты знаешь об этой ситуации?! — Да ничего! — беспомощно ворчит тот, повисая на кулаки Киллуа, будто культ с картошкой. Он вскидывает руки, оповещая, что сдается и сопротивляться не намеревается. — Ну, кроме того, что это точно не Юйди. Это же безумие!.. Только полный идиот использует нэн-бастер! Его же поэтому и изгнали из вольных охотников — потому что он был против стариканов, которые видели в нем последнее средство спасения!.. Пульс у Панды ровный, значит, он не врет. Либо не знает, либо это точно не Юйди. Но Гон подозревает, что это мог быть только он… Значит, это в любом случае ненужный глупый бой! Потому что либо они сейчас перегрызут друг другу глотки из-за глупости, либо из-за того, что Гон разыгрывает этот спектакль, в котором нет ровно никакого смысла!.. Но не мог же Гон чокнуться, да? Не мог же он решиться на такой страшный шаг, как использование нэн-бастера ради каких-то там идеалов?! Киллуа выпускает ворот Панды, и тот торопливо уползает прочь. Сам он достает телефон и быстренько набирает единственный подходящий сейчас номер: — Дюллахан, — выдыхает он в трубку, и слышит оттуда короткое: — Место. Он называет. Затем элегантной походкой подходит к дыре в стене и, игнорируя крики сзади, сигает в нее, чувствуя, как по венам начинает бежать знакомое щекочущее чувство — электричество. Белой стрелой он мчится вперед, по крышам, ощущая как воздух режет кожу из-за огромной скорости. Найти Гона и Юйди легко — нужно лишь следовать разрушениям, и довольно скоро он вылетает прямо на место их схватки, заведшее их в районы трущоб, где точно не будет жалко ничего порушить. Делает ли это Юйди намеренно из-за своей любви к Гойсану и новой цивилизации, что приняла его, как родного, или же это просто глупое совпадение — как знать. Но Киллуа понимает, что сам конфликт сейчас не имеет смысла!.. Ведь либо не виновен никто, либо Гон творит чушь! Можно ли его еще спасти, если он уже взорвал бомбу?! Киллуа боится отвечать себе на этот вопрос. Схватка Гона и Юйди напоминает стычку двух бешеных собак. Видимо, тот тоже дерется в основном как усилитель — техники удара Юйди напоминают бокс, а пальцы он использует как лезвия. С Гоном они сходятся в ритме схватки, который больше напоминает вальс двух убийц, потому что каждый пытается добраться друг до друга быстрее, и это выглядит грязно, кроваво. Настоящая бойня двух псов. Киллуа замирает на крыше, чувствуя, как напрягается. Будто натянули тетиву. Вот так ощущал себя Гон, когда видел схватку Хисоки и Куроро? Если стиль боя Юйди напоминает спортивный, бокс или муай-тай, то Гон использует все, что попадется ему под руку. Киллуа ощутимо вздрагивает, когда они оба обмениваются ударами. Шлем уже давно сломан. Гон целится кулаком Юйди в голову, но тот уклоняется в последний момент, отчего кулак Гона врезается в стену позади и расшибает ее на множество бетонных осколков. Пинком в грудь Юйди отшвыривает его прочь, и Гон катится по земле, плащ пачкается в грязи, но почти через мгновение он вскакивает на ноги и тянет руку назад, где Киллуа видит торчащую из земли арматуру. Замахиваясь, Гон швыряет ее в Юйди с такой силой, что арматура, будто копье, со свистом разрезает воздух, но тот намеренно не уходит, просто бьет кулаком вперед — столкнувшись с его рукой, копье просто сминается, а у того на коже ни царапинки. Но Юйди будто что-то выжидает… Гон же продолжает швырять в него все подряд, пока его противнику это не надоедает. Медленным шагом он идет вперед, и его грозная фигура на фоне разрушений выглядит устрашающе. Никакой урон ему не помеха. Не будь Киллуа уверен, что это был не он… он бы не усомнился — Юйди и есть один из гонцов конца света. Видимо, Гон понимает неэффективность этой тактики и вновь бросается на Юйди. Он прыжком добирается до него и бьет с ноги, Юйди останавливает его локтем. Потом пытается пнуть в подбородок, но и эту атаку Юйди предугадывает, хватая Гона за лодыжку. Он швыряет его на землю, перекидывая через себя: Гон едва успевает защитить голову руками, когда его со всей силы впечатывают в землю, так, что остается след. Киллуа видит, как в эту секунду меж его зубов начинает течь кровь. Когда Юйди вновь собирается ударить им о землю, в полете, прямо за мгновения до столкновения с землей, Гон изворачивается и плюет кровью в лицо Юйди, отчего тот закрывает глаза. Это позволяет Гону выкрутиться из захвата и отскочить в сторону, и, пока он пытается отдышаться, Юйди медленно стирает кровь с глаз. Они оба ухмыляются, будто бы оба неимоверно счастливы быть тут, сражаться, будто не поиск правды сейчас влечет их двоих, а простой азарт от кровавой бойни. Они вновь бросаются друг на друга, Юйди оказывается быстрее, он бьет Гона в нос, отчего тот отшатывается, потом еще несколько ударов. Раздается влажный хруст, Гон тихонько взвывает, но Юйди продолжает бить его техниками, которые кажутся Киллуа смутно знакомыми… Пока он не вспоминает: ну конечно, это стиль борьбы его деда. Сам Киллуа так и не наловчился его использовать, хотя отец пытался научить, в ту пору Киллуа думал лишь о том, чтобы сбежать из дома поскорее и найти себе занятие по душе. Кажется, Дюллахан говорила, что Юйди — из того клана, от которого пошли Золдики?.. Все уходит настолько далеко? Последним ударом Юйди отправляет Гона в полет по земле. Вновь. Тот поднимается на ноги, кровь хлещет у него из разбитого носа, потов рявкает что-то, но Киллуа не может разобрать — он лишь видит, как Гон хлопает в ладоши и сжимает руки пистолетиком, после чего произносит то, что он способен прочесть по губам: — Бумага. Энергия срывается с его пальца. Но Юйди оказывается быстрее, вновь, он уходит от атаки, и мощный шквал сносит ближайший дом, вынуждая Киллуа в ужасе поразиться тому, насколько выросла духовная сила его друга, что даже слабенькое хацу, которое он едва освоил на Острове Жадности, стало оружием настолько губительным. Он должен вмешаться? Или же остаться в стороне? Юйди явно играется, но вот от Гона так и несет давящей неприятной аурой, будто булькающей — он то неимоверно силен, то слабее, чем во время охоты на муравьев. Может, только поэтому они и не разнесли ближайший квартал. Но затем он вновь срывается с места и бьет ногой, Юйди блокирует его атаку, но вот ударная волна сносит здание позади вновь. Хорошо же, что тут никто не живет!.. Не живет же, да? Киллуа с опаской смотрит на плюшевую обезьянку, лежащую рядом. Та выглядит замызганной. Ох, черт. Но прежде, чем он срывается с места, сверху доносится свист. Гон и Юйди одновременно поднимают головы, и в этот раз последний уклоняется от атаки заметней, быстрее — потому что место, где он стоял, насквозь прошивает огромный стальной гарпун, в котором без труда узнается оружие Дюллахан. Сама она приземляется на него сверху, с легкостью балансируя на одной ноге, после чего с прищуром смотрит на Юйди и Гона, двух застывших. Поначалу взгляд ее цепляется за их общего друга, будто оценивая, но потом она разворачивается к Юйди и скалит зубы. В темноте лунной ночи ее глаза, кажутся, начинают гореть золотым, словно у настоящего хищника, и искаженный череп никак не делает ее человечней. — Так и знала, что ты попытаешься пришить моего протеже. — Не лезь не в свое дело, — строго отчитывает ее Юйди. — Это здесь не играет роли. Голос Гона звучит с надрывом, безумно, как никогда до этого — но отчего-то на Киллуа накатывают воспоминания о безумной ночи в Восточном Горуто, когда Гон смотрел на него со слезами на глазах и указывал пальцем на Неферпитоу, склонившего перед ним голову. — Помоги мне! Эта дрянь меня подставила! Столько людей умерло!.. Но не все ли тебе равно, Гон? Как смешно, что Дюллахан, знающая Гона меньше, доверилась ему целиком. Спрыгнув с гарпуна, она перехватывает его поудобней, после чего наклоняется вперед. И Киллуа знает — сейчас она бросится в атаку. Так она и поступает. Они с Гоном с двух сторон начинают атаковать Юйди, не давая ему передышки, ни единой возможности вздохнуть спокойно. Стиль Гона напоминает хаотичную рваную атаку, он все в нее вкладывает, не обращая внимания ни на раны, ни на текущую из носа кровь, заливающую ему броню и воротник. Стиль Дюллахан же… явно не предназначался против людей, она — вольный охотник, охотник на чудовищ, убийца китов, но не людей, но двигается она идеально, не делая ни единого лишнего движения, а гарпун в ее руках превращается в опаснейшее оружие возмездия. Словно отражение Гона, она бьет быстро и элегантно, не размениваясь на замахи. Это завораживает. Прямо сейчас перед Киллуа танцуют танец смерти, и он впервые видит его исполнение на троих. Юйди становится нелегко. Вмешаться и помочь ему?.. Но он позвал сюда Дюллахан, это будет странно… Плюс Юйди — ублюдок… Но он же не виноват в этой ситуации, как бы иронично это не звучало, сейчас он на стороне правды! Это Гон, все Гон… Это началось из-за Гона! Но кажется, не только его посещает мысль о том, что пора это заканчивать. Юйди вдруг останавливается. Рукой он выбивает гарпун у Дюллахан, а потом заносит руку и одним сильным резким ударом бьет Гона прямо по голове, буквально вбивает его голову в пол, с таким жутким хрустом, что Киллуа передергивает. Тот так и продолжает лежать на земле, явно теряя сознание, а Юйди и же потирает кулак и агрессивно смотрит на Дюллахан. Никто из них не обращает внимания на Киллуа, который стрелой спускается с крыши и подбегает к Гону, извлекая его голову из земли. Стекло на шлеме треснуло окончательно, крови немеренно. Надо скорее оттащить его к Аллуке, иначе… — Я же говорил тебе больше не вмешиваться в мои дела. По позвоночнику Киллуа пробегает холодок. Он осторожно поднимает голову и видит, как Юйди с Дюллахан смотрят друг на друга без улыбок. В руках у нее уже зажат гарпун, и они начинают кружить друг вокруг друга, словно дикие хищники. Голос Юйди похож на рычание зверей из глубин Темного Континента — низкий, утробный, пугающий. — Я не люблю использовать нэн на полную. Это повышает загрязнение разума. — А что, испугался меня? — хмыкает Дюллахан. Юйди же скалится. — Я еще тогда тебе сказал, что надо работать вместе. Не моя проблема, что ты зассала. — Я не согласна с твоими взглядами на старейшин. — Они — зло. Тормозят прогресс. Это их вина, что нэн-бастер существует. Этот олух Охабари просто любит творить чушь, вот и согласился его изготовить. Охабари?.. Тот самый кузнец, что создал тот странный меч?.. — Надо было убить тебя тогда. — Тогда — бой одного удара. — Хочешь церемониальной смерти? Валяй. О чем они? Когда Дюллахан и Юйди встают друг напротив друга, Киллуа настораживается. Он ощущает давление нэн, видит, как наклоняются они вперед, будто застывшие в ожидании бегуны. Дюллахан заносит назад гарпун, а Юйди расправляет пальцы… Проходит секунда, и они срываются вперед, отчего земля под их ногами трескается в пыль. Секунда, две… Один удар. Они оба тормозят по разные стороны друг от друга, спиной к спине. Потом Юйди выпрямляется и хрустит шеей. — Я говорил тебе не заигрываться. В эту секунду из плеча Дюллахан, рассеченного пополам, начинает хлестать кровь, а сама она дергающимися движениями заваливается на землю. Киллуа видит счастливую улыбку на ее губах, покрасневших от крови, она роняет гарпун, и тот со стуком падает на пол. Но она не выглядит злой или расстроенной, скорее умиротворенной… Это странное зрелище. Киллуа в ужасе смотрит на Гона у себя в руках, потом перекидывает его к себе на плечо и бежит к Дюллахан, падая перед ней на колени. Увиденное… его не радует. Ровно от груди до плеча идет разрез, насквозь. Тело едва держится вместе. То, что в эти секунды Дюллахан жива — заслуга не иначе того, что она мутант с Темного Континента. Когда Киллуа падает перед ней на колени, она улыбается и тянет к нему руку. Ее пальцы на ощупь холодные, и, кажется, сил говорить у нее почти не остается, или она пытается сберечь их, потому что он ощущает в ту же секунду на коже ногтем одно — разбуди Гона. Гон… Киллуа опасливо косится в сторону Юйди, но от того не разит жаждой убийства. Он лишь цокает — разочарованно, словно ему и самому не нравится такой исход — после чего сплевывает кровь на землю и ворчит: — Я же говорил тебе… Не лезть в это. Киллуа просто дает ему уйти. Если подумать, Дюллахан могла не вмешиваться. Она могла решить конфликт мирно. Но она сама согласилась на этот странный поединок одного удара, сама его проиграла. Наверное, потому у нее сейчас такой умиротворенный взгляд — ведь это не проигрыш, когда над тобой издеваются, это поражение в схватке, когда противник соглашается уважить тебя. Наверное… это почетная смерть для вольного охотника. Он кивает и тут же начинает расталкивать Гона. Тот просыпается только к моменту, когда Юйди уже далеко уходит. Взгляд его мутный, он стаскивает фрагменты шлема с головы и склоняется над Дюллахан, явно не очень все понимая — лицо у него залито кровью, досталось ему знатно. Но потом осознание кликает в его голове, он распахивает глаза и ахает — и это вновь напоминает того Гона, которого Киллуа хорошо знал, который хороший на самом деле парень, что поможет всякому, кто его попросит, даже если это убийца вроде Хисоки. — Дюллахан!.. — Хорошо… — на выдохе шепчет она, и с каждым вздохом из нее уходит жизнь. — Ты… быстро очнулся. Подойди… ближе. Когда Гон склоняется перед ней, хватая ее за руку, он торопливо спрашивает: — Это Юйди тебя ранил?! Я убью его, не волнуйся! Киллуа, звони Аллуке! Сейчас мы тебя подлатаем, и… — Не… надо. Это был… ритуальный поединок. Выжить после него… позор. Гон нелепо моргает. — Да это чушь! Все ритуалы! Жизнь надо ценить! — Гон. На губах Дюллахан играет улыбка. Пузырится кровь. Ах, понимает Киллуа, она умирает, теперь уж точно. Они наблюдают ее последние мгновения. — Я жила… сотни лет. Я уже… устала жить. Но я убила… Астерия. С твоей помощью. Увидела… расцвет нового мира. Это было… отличное… завершение. Я… рада, что мы… встретились. Не вини… Юйди. Он мог… отказаться. Он ненавидит… ритуалы. Но согласился… из-за почестей. Ради тебя. Не он… взорвал… бомбу. Это был… Она манит его пальцем, Гон склоняется… Она что-то шепчет на ухо, но Киллуа не может ни расслышать, ни понять — но в глазах Гона вдруг что-то меняется. Он не верящим взглядом смотрит на нее, и она медленно кивает, закашливаясь кровью. — Откуда? — Кое-что… сопоставила. — Кто это?! — встревает Киллуа, но его будто игнорируют. Дюллахан смотрит наверх, на лунное небо. Отсюда видно, что их несколько — то, что не рассмотреть в старом мире. Затем она толкает гарпун к Гону и постепенно стихающим голосом бормочет нечто страшное, отчего не только у Киллуа, но заметно, что даже у Гона встают волосы на затылке дыбом. — Помнишь?.. Что я тебе говорила… про нэн. В гробнице. Я… завещаю тебе… свое сердце. Я умру… но ты… должен получить мой опыт. Тогда… я продолжу жить. В тебе. Слышишь, Гон? Откажись, думает Киллуа. Это зверство. — Я помню, — произносит Гон. Он сжимает ее ладонь крепче, и взгляд его теряет потерянные напуганные нотки, вновь приобретает уверенность, ту, что так напугала Киллуа до этого. В этот раз это не истерика, о, нет, это гнев, и это гнев страшный. — Я приму твое сердце. Не беспокойся. — Вот и… славно. Не грусти… Фрикс. Все… будет хорошо. Когда она закрывает глаза, Гон не шевелится. Киллуа же чувствует, как его начинает трясти. Это его вина. Не надо было ее сюда звать. Юйди бы просто выбил дерьмо из Гона и ушел бы. Да, точно. Дюллахан полезла, потому что… почему? Она была уверена, что Гон невиновен? Но ее уже не спросить, и все потому, что он виноват! Он так виноват, он позвал ее сюда, он… Это его вина, о, боги, лучше бы он сам разобрался, самого себя не жалко, но Дюллахан… Да, они мало знали друг друга, но они провели вместе год, стали друзьями!.. Дюллахан помогла им в Кер-Исе, они подружились!.. И он позвонил ей, зачем?! Это его вина, это его вина, то все… только его вина!.. Когда он прячет лицо в ладонях, ему сложно сдержать всхлипа. Черт! Он так размяк!.. Он так сглупил!.. Все как в тот день, когда он увидел Гона в момент убийства Неферпитоу! Он опять ничего не может сделать! Он чувствует тяжелую руку на плече, а когда поднимает глаза, то чувствует, как его тянут вперед. Гон прижимает его к себе, а когда Киллуа икает, не особо понимая, что происходит, он неожиданно спокойным голосом произносит: — Не кори себя. Ты не виноват. — Но… — Хорошо, что ты ее позвал. Я кое-что понял. Что, хочет спросить Киллуа. Чье имя она тебе назвала? Он ничего не произносит. Лишь утыкается носом в плечо Гону и сжимает ее в объятиях крепче, чувствуя, как тот гладит его по волосам, по спине. Будто они вновь вернулись в прошлом, будто… Ему не хочется говорить, не хочется думать, хочется просто быть в этом моменте всегда. Перестать заботиться о страшном будущем, которое ждет их совсем скоро. Потому он просто бормочет тихое — прости меня — и Гон хмыкает. Виноват ли он?.. Кто взорвал бомбу?.. Ему просто не хочется знать. Затем Гон разжимает объятия и поднимается на ноги. Киллуа вздрагивает, когда тот срывает с пояса нож. Он знает, что сейчас будет. — Что ж… Во славу новой жизни, не так ли? На мгновение они пересекаются глазами, и Киллуа хочется сказать — не делай этого, одумайся. Но он не произносит ничего, и Гон, словно чувствуя, что никто ему не помешает, опускает нож прямо вниз, вскрывая грудную клетку Дюллахан. Хрусть-хрусть-хрусть. Чавк-чавк-чавк. Эти звуки будут сниться ему в кошмарах.