Посвящая вам мой последний осколок.

Шелестят страницы учебника, буквы мелькают перед глазами: Сатору вот уже битый час пытается отыскать в тех книгах, что выдала ему профессор Ванрукель нужное описание той картинки, которую увидел на холсте Гето. Кстати говоря, она спрашивала о предсказании, что получили эти двое на уроке, но Годжо сказал только о своем, а насчет Сугуру предусмотрительно промолчал, сославшись на то, что не горел желанием получить под дых за свое бескрайнее любопытство. Что-то ему подсказывало, что нельзя рассказывать об этом направо и налево, особенно пугливому преподавателю-сплетнице. Та, кстати, подсказала смысл предсказания Годжо. Смысл, оказывается, в том, что его нет вовсе. «Лист пустым быть не может, — сказала она. — Техника была неверной». Профессор с вероятностью в сто процентов поделилась бы с учеником значением мазни на холсте Сугуру, но слизеринец о ней и словом не обмолвился, о чем очень сожалел моментами, ведь никогда под предлогом «хочу лучше узнать о значении разных рисуночков на листиках» не проводил столько времени за пыльными учебниками. Ему каждые полминуты хотелось бросить все, послать к чертовой матери, каждые три минуты он отвлекался на самые простые вещи: то мимо пройдет знакомый и затянет в диалог, то он захочет выйти на перекур, то он захочет поесть, то он резко вспомнит о семье и задумается о ней, то вспомнит сюжет недавно прочитанной книги… Повезло, что вместо занятия у факультета окно, то есть свободное время на ничегонеделанье или подготовку к экзаменам. У кого как. А у кого-то так вообще третий вариант — искать трактовку предсказания человека, который тебя на дух не переносит. Пролистывая третью книгу под названием «Прорицание: редчайшие явления, опознавание и анализ различных магических предсказаний» от автора, что предпочел остаться анонимным, чихая из-за аллергии на библиотечную пыль в сотый раз, Годжо натыкается на сорок вторую страницу, на которой взглядом цепляется за «Шепот искусителя: глаз Дьявола». «О, у Сугуру как раз был изображен какой-то чертик. Не его портрет, конечно, однако…» — подумал Сатору и стал вчитываться, в каждой расписанной детали все больше узнавая в описании именно тот знак, что увидел на чужом холсте. Он почти успел обрадоваться, что наконец-то нашел то, что так долго искал, но вовремя увидел значение, отчего радость мгновенно померкла, а на лице начало транслироваться искреннее непонимание. — Великий Мерлин… — только и прошептал он. «Дьявол никогда не сумеет долго просидеть на плече человека, который не мечтает об убийствах себе подобных. Дьявол избирателен, он показывается лишь тем, на кого положил свой залитый кровью глаз. Кто по его прихоти сможет уничтожить целую империю, кто остался без маяка в кромешной темноте своей души. Забавный факт: когда долго закрываешь глаза на яркие краски, идешь рука об руку только с ночью, то постепенно влюбляешься и в тьму. Магу, что получил данное предсказание, нужно быть крайне осторожным со своими мыслями и желаниями — Дьявол все слышит, его покорные слуги найдут его везде, куда бы он ни пытался сбежать; они будут с великим наслаждением сводить его с ума, поедая кусочками рассудок, чавкая и брызжа ядовитой слюной». Сатору содрогнулся: все звучало так противно и страшно, проигрывалось в сознании закадровым голосом, который напоминал постукивание палки по морозной дороге. Он будто просачивался из-под земли, заставлял трястись от ужаса, чувствовать запах гнили. Каждое слово будто было прочитано кем-то или чем-то вслух, от этого становилось тошно, дурно, как никогда. Будто сам Дьявол ходил где-то за спиной, чеканил наполненные мерзостными описаниями предложения с жуткой улыбкой на лице. С каждым ударом пульса он приближался к спине Годжо все ближе… Пока не склонился над его ухом и не прошептал со злорадной интонацией: — Как же маг может обезопасить себя? Никак. Дьявол всегда отнимет то, что принадлежит ему, и каждая косточка избранного будет перемолота стальными зубами его приспешников, а череп на несколько столетий станет украшением полки для сувениров из глупого людского мира. Когда Годжо очнулся от неизвестных темных чар, то тут же захлопнул книгу, во внезапно окутавшей сознании панике отбросив ее куда подальше. Это явно были темные чары. Другому объяснению данный феномен не предоставлялся. Книга проклята, но откуда такому взяться у старой добрячки Ванрукель?! Сатору пообещал себе, что поразмышляет об этом позже. Сейчас он хотел выровнять сбившееся дыхание, переписать то, что запомнил и сжечь чертову книгу от греха подальше, но только взглянув на лежащий на столе пергамент, ужаснулся вновь. Все было уже переписано. От названия предсказания до его значения и совета автора. Каждая буква выведена безупречно обыкновенными чернилами. Но почерк был иной. Годжо никогда не писал так, никогда его каракули не смогли бы напомнить такое каллиграфическое письмо, какое сейчас красовалось на пергаменте. «Галлюцинации. Мне определенно стоит прекращать дружбу со своим воображением», — но как бы Сатору ни пытался искать оправданий действительности, как бы ни отрицал все происходящее, с каждой секундой постепенно осознавал — это все было взаправду. — Тяга к знаниям настолько стремительно угасла, что ты решил отшвырнуть это разваливающееся чудо куда подальше, Годжо? Думаю, такая древность стоит недешево, очень некрасиво с твоей стороны поступать с ней таким образом. — От внимания тщетно пытающейся согреться около камина Мэй-Мэй не ускользнуло то, с какой агрессией Сатору попытался избавиться от заинтересовавшего ее фолианта. Только заслышав голос подруги, слизеринец моментально попытался взять себя в руки, нервно улыбнулся прикрыл исписанную кем-то часть пергамента одной из оставшихся на столе книг. — Знаешь ли, у профессора Ванрукель имеются достаточно странные книги с таким же странным содержанием. Я долго пытался разобраться в нем, но либо прорицание дается мне максимально тяжело, либо во всем действительно вина неясного объяснения. Я психанул. — Девушка хмыкнула в ответ на бессовестную ложь, аккуратно поднимая учебник с пола. Годжо старался не выдать свое волнение и надеялся только, что она не возьмется за чтение объяснения какого-нибудь случайного знака любопытства ради, получив горстку неприятных ощущений. — Слава Мерлину, что меня никогда не тянуло к прорицанию как к предмету. — Мэй-Мэй вальяжно подошла к столу, за которым сидел ее друг и вручила ему книгу, до которой Сатору, признаться честно, в жизни больше дотрагиваться не собирался — она воспринималась так же, как, к примеру, гигантская сколопендра. Омерзительная и в целом страшная, даже смотреть на нее тошно. — Слушай, ты пойдешь на зельеварение сегодня? — К внезапным сменам темы слизеринка уже давно привыкла, все-таки дружба длиною в четыре года — не такой уж и пустяк, узнать человека и его повадки за это время — почти раз плюнуть, особенно при близком общении. — В моих планах прогулять его, но мне нужно кое-что узнать, а для этого нужно будет как минимум войти в кабинет. — Намеки твои за все годы я прекрасно понимать научилась, — Мэй улыбнулась. — Что там у тебя? Подсказать, придет ли на занятие главный зануда Гриффиндора? Он вчера отработку на две недели Ричи дал. Бедолага ходит теперь в совятню, фекалии птичьи соскабливает. — Уймись. Он немного пострадал на прорицании из-за меня, а я всего лишь хочу знать, пошел ли он все-таки на занятие или бродит где-то один, покалеченный. Сатору давно понял, что упросить Мэй-Мэй помочь даже в самом легком деле — та еще задача, а самостоятельно посетить местного доктора и спросить, приходил ли хотя бы к ней Сугуру и как давно ушел Годжо бы никак не смог — недавно по чистой случайности сломал шкаф со множеством наверняка важных скляночек с лекарствами в ее личном кабинете. Ну и вонь же тогда стояла… Конечно, большая часть не уцелела и с сильнейшим грохотом разбилась, но при следующей встрече слизеринца и доброго школьного доктора могло разбиться еще и лицо «несносного хулиганья», как его миссис Гринфилд и прозвала. Разумеется, «несносное хулиганье» могло попросить о помощи кого-то другого, но, во-первых, Мэй-Мэй просто очень вовремя оказалась рядом, искать других знакомых займет слишком много времени, которого никогда не бывает в избытке; а во-вторых, она хотя бы не распустит приукрашенные слухи. Не расскажет всем подряд о том, что-… — Кто-то научился испытывать чувство вины и даже переживать за кого-то кроме себя? — Верно, именно об этом. Слизеринец тяжело вздохнул, прикрывая глаза, унимая желание оправдаться. — Да еще и не кто иной, как сам Годжо Сатору, жизнь поистине любит преподносить удивительные сюрпризы. Услышав последние новости о взаимоотношениях между вами, я имею право считать, что пострадало только его бедное ментальное здоровье. Поразительно, что такое случается исключительно тогда, когда ты маячишь на горизонте. — Ты поможешь или нет? Одно слово в ответ. И сразу же уебывай на занятие. Пожалуйста. Опаздываешь. — В Сатору смешались сразу несколько эмоций: и злость, что его будто заставляют упрашивать совершить наилегчайшее действие, и смущение, что его носом тыкают в правду и насмехаются над этим, и раздражение, что о правде совершенно случайно узнала та, кому ее доверять не очень-то и хотелось. — Помогу, вежливый ты мой. — Я просил одно слово. Но спасибо. Почти сразу после окончания непростого для принципиального и злого Годжо диалога маги покинули гостиную Слизерина, но перед этим Сатору отнес книги к себе в комнату, спрятав в шкаф. Пройдя совсем немного, так как в тех же подземельях находился и кабинет, они тут же оказались около нужных дверей, за которыми уже слышался голос преподавателя, вещающего материал о химических соединениях разнообразных зелий. — Отправлю тебе письмо бумажной птицей. Мэй-Мэй на прощание улыбнулась, а Сатору притаился в коридоре так, чтобы его не заметили ни обернувшиеся ученики, ни профессор. Стал терпеливо ожидать, постукивая носком обуви по полу и прислонившись к прохладной стене. Задумался. «Торчу здесь, как дурак, когда мог бы сидеть как идиот на лекции и не получать по затылку от декана и отца немногим позже. Разве много отличий?» Годжо тихо усмехнулся. «О, разумеется. Гето — главное отличие. Все-таки мне кажется, что не пошел он на зельеварение, хоть я и решил это перепроверить — по его лицу, когда он уходил, было заметно, что совсем не о повторении задания от препода он будет думать несколько следующих часов напролет». После прочтения значения его знака на холсте Сатору понял причину удивления Гето, но так и не понял лишь одного — почему он сразу же покинул его, когда мог все объяснить? Ответить на заданный вопрос? «Боялся, что отвернусь от него, испугаюсь его? Боже мой, Сугуру этого не боится, а желает всем сердцем, я уверен. Но в чем тогда дело?» Лишние вопросы, лезшие в голову, заставляли сходить с ума. Слизеринец оглядел коридор, в котором провел вот уже пару минут в тысячный раз за все время обучения в Хогвартсе: приглушенный свет свечей, огонек на фитилях которых размеренно качался. Здесь было не слишком-то и комфортно, Годжо даже обсуждал это с Сёко когда-то, но та лишь пожимала плечами — мол, коридор и коридор, пусть и напоминает слегка усовершенствованный и украшенный проход в Азкабан. «И все-таки я волнуюсь. Знал же, что вряд ли Сугуру так резко подскочил и убежал из кабинета просто потому что так захотелось. Надо было догнать, но разве он бы мне позволил? Разве я бы себе позволил? У нас совсем не такие отношения, при которых можно так поступать, так я еще и вывел его из себя. Будто назло все события произошли именно в этот день»! Внезапно, прекращая поток мыслей, сочащихся чувством вины, сквозь тонкую щель между дверью и стеной пролетела совсем крохотная заколдованная птичка, аккуратно слепленная из бумаги. Несуществующими глазками она отыскала Сатору и порхнула в подставленные ладони — тут же магия рассеялась, предмет потерял свою душу, которую обрел всего на полминуты. Годжо мысленно поблагодарил Мэй-Мэй, разворачивая ее письмо.

«Гето здесь нет. Гриффиндорки, сидящие недалеко от меня, слишком громко и активно шептались, обговаривая его личную жизнь. Признаться, я узнала много нового о ваших с ним отношениях. Насколько давно вы начали мутить? Насколько огромно количество первокурсниц, которым ты разбил маленькие влюбленные сердца?

Сказали также, что видели его в библиотеке с перевязанной рукой за пятнадцать минут до начала занятия.

Твоя горячо любимая и оскорбленная твоим предательством, Мэй-Мэй».

Брови Сатору взмыли к потолку от удивления: он, конечно, знал, что о них с Сугуру много чего говорят, но чтобы что-то подобное?.. Он думал, в глазах всех учеников Годжо просто дурачится, издевается над Гето и не более, а они, оказывается, воспринимали все эти действия как флирт в его сторону. Пусть так, удивление все равно было приятным, что уж таить греха. Что ж, скорее всего, Гето и сейчас находится в библиотеке. И правда, почему Годжо сразу не подумал проверить именно это место? Сейчас он мчится по коридору, а огоньки свечей будто кричат прощания ему вслед. По пути он думал: «Наверняка я слишком спокойно принял тот факт, что за Сугуру буквально наблюдает какая-то темная тварь… Я даже не мог представить, каково ему на самом деле, когда узнал значение предсказания… Просто не подумал об этом. Вот черт». Открывая тяжелую дверь, за которой прячется огромный библиотечный зал с такими же огромными книжными полками, порядком запыхавшись, Сатору начал глазами искать того, за кем сюда пришел. За небольшими столами сидели ученики с различных факультетов, но в их внешности не присутствовали челка и темный пучок из волос на голове. Проходя вдоль пыльных стеллажей, Годжо надеялся лишь на две вещи: что найдет гриффиндорца где-то среди них и что не погибнет через время от собственной аллергии. Вдруг взгляд упал на знакомую фигуру, частично повернувшись боком к огромному окну — это был Сугуру Гето. Сатору негромко выдохнул с облегчением, схватившись за стенку стеллажа, находящегося рядом, прижался к ней, и почему-то, глянув на Сугуру еще раз, так и застыл, слегка приоткрыв губы. Он был похож на ангела в своем великолепии, пусть за ним и наблюдает дьявол: его силуэт до невозможности красиво обрамлял солнечный свет, просачивался сквозь темные волосы, мог бы даже согревать холодной осенью. Бледная кожа будто покрывалась золотом, черты лица были высечены точно из драгоценного блестящего камня руками талантливейшего скульптора всех времен — прямой нос, на кончике которого танцевал луч солнца, тонкие сухие губы, только что обведенные влажным языком. Сатору обратил внимание на то, как дернулся кадык Гето. Внезапно захотелось дотронуться до его шеи, хоть подушечками пальцев, хоть губами — это интересная и забавная идея, от которой кончики ушей странно розовеют. Когда-то ведь все равно понадобится сорвать какую-нибудь лекцию с помощью внеплановой драки, вызванную какой-то подобной выходкой? Однако сейчас хотелось только смотреть. Ничего не делать. Просто… наблюдать. Даже не касаться, не подходить дальше, а быть здесь, любоваться Сугуру, что был увлечен чтением настолько, что, кажется, даже не замечает чужого присутствия. И пусть. Пусть так продолжается еще хоть целую бесконечность. Его левая рука держала книгу за корешок, большой палец медленно поглаживал обложку. Это выглядело так восхитительно в глазах засмотревшегося Сатору, который еле-еле дышал при подглядывании за тем, кто с самого первого курса обучения в школе волшебства искренне ненавидел его, ежедневно осыпал проклятиями и оскорблениями. Чуть не убил несколько раз. Пока Гето любил ненавидеть, Сатору ненавидел любить — какие отношения называть особенными, если не такие? Гето чрезмерно красив, по-настоящему красив. Его точно бы взяли в модели: его прямая осанка, его пропорциональные черты лица, его идеальность. Искусство не может быть прекрасным, потому что на самом деле прекрасен только Гето. Он мог запросто переплюнуть всех девчонок в Хогвартсе, безмятежно читая в одиночестве и выглядя даже при этом сногсшибательно. Он изредка хмурился, на его лице показывались еле заметные морщинки, но каждая его эмоция, каждое его действие было наполнено безграничной элегантностью. Годжо был уверен — будь он на месте Сугуру, то если бы знал, что находится в этом разделе совершенно один, разместился бы на недалеко стоящем кресле в кривой позе, непристойно развалившись. А Гето… А Гето можно было назвать принцем. Очаровательным сыном правителя, образцовым и преуспевающим в учебе, милейшим в глазах всех без исключения. — Долго стоять там будешь? — Сугуру подал голос, а Сатору вздрогнул, вырываясь из объятий своих мыслей. — Уже с десяток минут жду, пока перестанешь чего-то выжидать. Как узнал, что я здесь? — Птичка одна напела, — фразеологизм принял чуть ли не буквальный смысл. — И, опережая твой вопрос о том, на кой я пришел к тебе, скажу, что хотел узнать о состоянии твоей руки. — Сатору неловко почесал затылок, подходя ближе к Гето, заглядывая в книгу, которую он читал до момента начала диалога. — Ох, Сугуру, книжка со слезной романтикой и мыльной драмой? Неожиданно. — Книга захлопнулась прямо перед лицом Годжо. — Не подумай, что я смеюсь над тобой… Не в этот раз. Расскажешь о сюжете? Каковы герои? Прогуляемся? Я хочу курить. Гето недоверчиво нахмурился, а Сатору был уверен — именно такая эмоция на его лице проявлялась каждый раз, когда он встречал среди строчек книги того самого второстепенного персонажа со странными замашками и глупыми шутками. В каждом произведении ведь имеется такой? — Слишком много вопросов, суетишься еще больше, чем обычно, Сатору. Сугуру был слишком… Вымотанным, что ли. Даже непривычно общаться с ним и не слышать давно переставшие обижать злые слова. Вблизи стало заметно, что лицо стало бледнее на несколько оттенков, хоть и все еще держало на себе измельченную золотую стружку, а в движениях виднелась усталость. Неужели так сильно по нему ударило то предсказание? Или было что-то еще, о чем известно только ему? Это заставляло Сатору еще больше винить себя в том, что не пошел вслед за ним после прорицания. Что не спросил о причине показавшегося ужаса на его лице, что оставил его одного. Годжо топил себя же, накручивал, как только мог все это время и прямо сейчас. Ему хотелось сразу спросить Сугуру о всем-всем, но, черт возьми, как же он боялся! Как же не хотел, чтобы его приняли за волнующегося по пустякам глупца, как же не хотел, чтобы его высмеял еще один человек за проявление обыкновенной искренности, как же не хотел раскрываться перед Гето в особенном смысле, ведь в его глазах он совсем не таким был на протяжении практически семи лет. Как же не хотел, чтоб на него вновь смотрели как на глупого мальца. Тут же пришла мысль, ответная на странные эмоции и чувства — разве Годжо ранее часто бывал рядом в тяжелые моменты с Сугуру? Разве часто он искал его, бежал к нему через весь громадный Хогвартс, разве часто показывал, что готов протянуть руку помощи? Верно, не так уж и часто. Он и не думал о Сугуру как о человеке, которому нужен кто-то, особенно если этим кто-то окажется именно Сатору. «Идиот, идиот. Почему я так резко начал волноваться о нем? Почему он не убил меня еще на первом курсе в первую нашу встречу? Почему не убил заклинанием на прорицании? Я бы не маялся так сейчас, не понимая, что со мной происходит и правильно ли я вообще поступаю, бесцеремонно врываясь в его одиночество только из-за своего эгоистичного желания помочь тому, кому моя помощь в хер не впилась». Конечно, доверия не будет. Конечно, искренности тоже. Скорее всего, глазами Гето весь этот спектакль видится как очередная игра заскучавшего Сатору. — Нет-нет, все хорошо, я просто хочу обсудить с тобой кое-что, — Годжо забрал книгу из чужих рук, поставив на полку. — Если что, я случайно запомнил страницу, на которой ты остановился — сто сорок девятая. А теперь пошли на перекур. Волшебники покинули библиотеку, а следом и сам Хогвартс, встретив в коридоре гуляющего призрака — сэра Николаса. По пути к месту, куда ноги сами вели, Сугуру тихо пересказывал то, что успел прочитать в книге, оставленной в библиотеке, а Сатору внимательно слушал, иногда удивлялся некоторым описанным событиям и курил раздобытые с помощью связей сигареты. А еще он удивлялся решению Гето просто поболтать с ним. Всегда все было вот так просто? Стоило только прибежать к нему в библиотеку и застать уставшим? Здесь, за пределами замка, было очень свежо и красиво: поля вокруг, усыпанные желтыми листьями, напоминали Годжо волшебные ковры, какие часто были во дворцах богатейших магов, чтобы призвать в дом осеннюю атмосферу; дул слабый ветерок, унося за собой сигаретный дым и играя с ним в догонялки, солнышко светило не так уж и ярко, прикрываясь пледом из серых облаков — даже оно приболело из-за вечных перепадов настроения погоды, теперь высовывается на показ людям достаточно редко. Сатору оглянулся, когда он и Сугуру отошли от школы волшебства на приличное расстояние, и не смог не восхититься — что ни говори о Хогвартсе, сколько не ругай его устои и правила, снаружи здание было величественным и загадочным, так и манило к себе, приглашая зайти внутрь, учиться колдовать и шаг за шагом постигать волшебство. Да, Хогвартс — действительно волшебное место во всех смыслах, как когда-то сказал директор. — Ты хочешь сказать, он буквально убил ее, хоть и любил больше, чем все существующее и наоборот?! Невозможно, у него даже рука не дрогнула! Не это я называю любовью. — Сатору удивился внезапному повороту событий, о котором только что рассказал Гето. — Думаешь, он не надеялся, что без ее смерти мир сможет обойтись? Что не сможет все-таки уберечь ее? — Гето попытался оправдать главного героя книги, слабо улыбаясь эмоциональной реакции Годжо. — Не знаю, что он там себе надумал… Конечно, его и понять можно, на второй чаше весов лежало слишком многое, но ведь можно было найти другой выход?.. Он есть абсолютно всегда. — Слизеринец совсем разочаровался в главном герое, думая теперь над тем, как он мог бы поступить, но не сделал этого. — А что бы ты выбрал, Сатору? Как бы ты поступил, если бы тебе ради спасения мира нужно было бы пожертвовать тем самым человеком? — Гето отвел взгляд, рассматривая солнечный круг в небе, что холодной осенью постепенно переставал согревать, но все-таки старался изо всех сил. — Я бы… — Годжо хотел пылко ответить, но внезапно понял, что нужно хорошо подумать, прежде чем что-то говорить. Поэтому шел молча еще несколько минут, в это время Сугуру подпалил кончик своей сигареты, а как только докурил до половины, решил заглянуть ему в глаза, намекая, что пора дать ответ и он ему очень интересен. — Я бы сделал все возможное и невозможное, чтоб спасти абсолютно всех. Ведь всегда существует третий вариант развития событий, пусть он и скрыт от глаз тех, кто настроен выбирать между двумя первыми. Гето ухмыльнулся сразу же после первого произнесенного Годжо предложения, поняв, каким принципом живет Сатору. Чертов спасатель. — Очень наивно с твоей стороны думать, что у тебя вышло бы совершить задуманное, Сатору… Ты все такой же ребенок. — Сказано это было без упрека, а даже с теплотой в голосе — Годжо заметил это и как-то грустно улыбнулся. — Что бы выбрал ты, Сугуру? — Пусть хоть весь мир полыхает синим пламенем, но тот, кто является для меня светом в моей кромешной тьме, выживет в любом случае, особенно если решать его судьбу выпадет шанс именно мне. Не раздумывая ни секунды, я направлю волшебную палочку не на него, а на тех, кто посмел ополчиться против него. И мне совсем неинтересно, сколько таких людей будет — дюжина, сотня, несколько сотен, тысяча или намного больше. Я бы сделал все возможное и невозможное, чтобы победить зло, однако я до последнего своего вздоха буду на стороне того, кто и является моим миром. Сугуру ответил сразу, не уходя в глубокие размышления, как это сделал Годжо. Тот слушал, на время вовсе прекратив дышать. Он был бесконечно восхищен. Ответом послужило многозначительное молчание. Сатору всегда говорил много, часто заткнуть его являлось максимально тяжелой задачей, но сейчас он задумался о своей вероятной наивности, которую в себе никогда и не замечал. Правда ли это? Действительно ли спасти всех — задача выполнимая, но только для героев магловских мультфильмов и детских книжек о добре, сражающегося против всепоглощающего зла? — Мы пришли, — Годжо остановился поодаль гремучей ивы, подняв голову и засмотревшись на практически голые ветви дерева. Бессердечная осень скидывала с нее золотые, красные и оранжевые листочки, а ветер нагловато и играючи подхватывал, унося с собой. А ива… Она и так была одинока, а теперь для нее и вовсе не представлялось возможности поговорить даже с шепчущимися все лето и весну маленькими детьми, убегающих от нее на бескрайние луга. — Ты серьезно решил сводить меня именно сюда? Я все надеялся, что мы свернем от ивы в сторону и твой путь просто лежит через нее, но оказалось, что место, которое и являлось твоим пунктом назначения — это чертово далеко не безобидное деревце, с которым все дистанцию в два километра держат. В чем смысл? Я бы согласился провести с тобой время где угодно, но около потенциально опасного магического объекта гулять… — Сугуру устало вздохнул, смотря на Сатору одним из самых скептических взглядов из своего душного арсенала. — Выключай старосту хотя бы на то время, когда ты находишься вне Хогвартса, хорошо? Мы ведь не попадаем в зону поражения. Не снесет она нам головы, не беспокойся. Повисла неловкая пауза, которая является частым гостем в диалоге после небольшого конфликта. Волшебники синхронно достали по пачке сигарет. — Ты сказал, что согласился бы провести время со мной где угодно?.. — Годжо удивленно похлопал ресницами, замерев с поднесенной зажигалкой к сигарете. — Чего же тогда от поездки в Хогсмид отказался, а? Сугуру по какой-то причине не ответил на заданные вопросы, а сразу перевел тему. — Сатору, ты хотел… — Поговорить кое о чем, я помню. Собираюсь с мыслями. Подожди немного, принц. — Вот он, момент, когда сердце снова начинает колотиться, захлебываясь в переживаниях хозяина. Осталось просто сказать. Просто снова спросить. Просто объясниться. Просто… — Я все понимаю, но… Как ты меня назвал? — Сатору в недоумении обернулся, чтобы посмотреть на лицо Сугуру. То выражало испуг с подмешенной к нему паникой, это не было похоже на отвращение даже отдаленно.