Дни конца цирка

– Просыпайся, принцесса, солнце уже почти село! – полог шатра всколыхнулся, когда Лукреция привычным движением ударила по нему локтем, – Вставай, скоро твой выход! Астарион открыл глаза и разочарованно выдохнул – глупая, ненужная привычка, от которой за 210 лет он так и не сумел отказаться. Полотно ткани, плавное перетекавшее от потолка в стены, все еще трепетно колыхалось, отчего мягкий лиловый свет магического кристалла на доли секунды отражался на нем то сильнее, то слабее. Свечение угасало, а значит закат был почти на исходе. «Чертовка не соврала» – тут же пронеслось в голове. Вампир потянулся всем телом, зевнул и лениво сел на лежанке, попутно разминая плечи, прокручивая руки в суставах. Шея неприятно хрустнула от наклона, и Астарион поморщился. Он все еще был в прекрасной форме для столь древнего существа, хотя Лукреция с удовольствием поспорила бы, кто тут древний, а кто – малыш, у которого молоко еще на губах не обсохло. К слову о пересохших губах – вампиру требовался легкий завтрак, для которого на шатком прикроватном столике был заранее заготовлен небольшой кувшин с кровью. Не самая свежая, добытая на рассвете, но сейчас вполне сойдет. В несколько больших глотков он осушил ставшее вязким, тягучим содержимое и направился к сундуку с одеждой и инвентарем для представлений. Обычный вечер метателя ножей в цирке. Уже неделю они стояли в Даггерфорде, развлекая местную, не слишком взыскательную публику предсказаниями, фокусами, шутками (Капля, точнее то, что от него осталось, и то, что смогла из него заново вылепить Лукреция, все еще был звездой дневной программы) и, конечно же, смертельным номером от эльфа-вампира. Выступал он, естественно, только по вечерам, что шпрехшталмейстер высоко ценила: публика к этому времени уже просаживала в цирке добрую половину своих денег, изрядно напивалась, а после выступления Астариона так и вовсе пускалась в раж. Дамочки норовили выцепить красавчика после шоу и затащить его в темный уголок, а их кавалеры, окосевшие от дрянного вина, с аналогичными намерениями устремлялись к его симпатичной партнерше. Сегодняшний вечер должен стать заключительным, и Цирк Конца Дней снимется с места и вновь отправится в дорогу на рассвете. Впереди лежал замок Драконьего Копья, а дальше они наверняка отправятся во Врата Балдура – туда из замка вела прямая дорога. Вот уже 10 лет Лукреция избегала Врат. Меж некроманткой и вампиром сложился негласный договор: цирк туда не возвращается, а Астарион всегда поддерживает ее решения. Сперва он не мог вынести даже мысли о том, чтобы вновь увидеть крепость на Змеиной скале, башню Рамазита, площади и улицы города. Его съедала злоба, ненависть к каждому камню в кладке стен дворца Зарра, к каждой пылинке, парившей в воздухе его коридоров, к городской страже и Огненным Кулакам, что два века не видели у себя под носом вампирское логово, к порядкам и законам Врат, что не смогли защитить его, судью, от линчевания толпой гурцев. Буквально все в городе напоминало ему о пережитых страданиях и испытанной боли, но что еще хуже – теперь к тому же все пропиталось ядом предательства. Знойным, зеленоватым, словно некромантский огонь в факеле Мистического Падальщика, склизким и едким одновременно. Врата Балдура предали его опять, снова, вновь, только теперь у этого предательства было собственное лицо, и больше всего на свете Астарион мечтал забыть о нем раз и навсегда. Но шли дни, месяцы, годы, гнев постепенно отступал, подобно волнам, убегающим назад в море, обнажая под собой влажный, соленый от слез стыд. Злость и жажда мести, что когда-то гнали его в город, затмевая собой даже страх превратиться в иллитида, теперь казались грязью на стекле: протри его и увидишь нечто совсем иное. И когда ярость прошла, а впопыхах принятое решение осталось, он ощущал именно стыд – странное, столь незнакомое, несвойственное ему чувство, порождение того самого предательства, только лживого, и теперь это было очевидно. Тогда-то и пришло понимание всей неправильности поступка, но к тому моменту Цирк уже прибыл в Малхоранд – царство легенд на далеком востоке Фаэруна. С заговора Мертвой Троицы миновало уже 10 лет. За 10 лет все дороги Фаэруна были изъезжены, и теперь неизменно вели вновь к жемчужине Побережья Мечей. Врата Балдура возродились словно феникс: город смахнул с себя пепел от горящих обломков и словно лес после пожара он пробился на свет обновленной порослью. Большой, шумный, богатый, процветающий. Молва разносила, что торговля там идет бойко, в порт денно и нощно прибывают корабли, поля за пределами городских стен колосятся, в лесах не переводится дичь, законы справедливы, стража зорка, а горожане рады всем и каждому, кто готов честно трудиться. Сказочки для детишек, не иначе. Но даже детишки знают, что сказка – ложь, да в ней намек: коли город так хвалят, то деньги в нем действительно водятся. И наверняка оседают в карманах жителей, а значит туда всенепременно должен наведаться цирк, втридорога заломив цену за представление. И разношерстная публика пойдет, сметая с прилавков бесполезные безделушки и бесконечное количество раз просматривая одно и то же шоу, разинув рот. Из шатра Астарион вышел как всегда в безупречном виде: черный бархат сюртука ярко оттеняли золотистые пуговицы, узкие кожаные брюки плотно прилегали к бедрам, высокий ворот рубашки скрывал единственный недостаток на теле вампира – две некрасивые неровные отметины на бледной шее. Его партнерша – соблазнительная тифлингша с пышными формами, миниатюрными рожками на голове и ярко-красной кожей – сидела неподалеку, закинув ногу на ногу, и со скучающим видом подбрасывала в воздух один из кинжалов. – А ну отдай, – прошипел вампир, поймал лезвие в полете и тут же прокрутил его уже сам: то ли оценивая посредственный баланс, то ли красуясь. – В прошлый раз ты уронила его, и нож затупился. – Я помню, – Лерисса закатила янтарные глаза и раздраженно цокнула языком. – Как я выгляжу? – Астарион решил не обращать внимания на показательное недовольство тифлингши и пару раз обернулся вокруг своей оси. – Как всегда: прекрасно, – безучастно ответила она и поддела землю носком туфли. – А ты как всегда многословна, – снисходительно выдохнул он в ответ. – Как сегодня публика? Много народа? – Агаааа, – все с тем же отсутствием интереса протянула Лерисса, – пара дварфов подрались во время выступления Капли. К Зетхино пристал какой-то местный лордишка, все пел, какая она тонкая, звонкая, зеленая… – тифлингша с отвращением фыркнула, – я пошла рассказать Лукреции, но она послала меня куда подальше, сказала, что так он потратит больше денег в цирке, а мне лучше смотреть да учиться, как разводить гостей. – В этом она права, – согласно кивнул Астарион, и девушка бросила на него взгляд, ничуть не уступающий по остроте его кинжалам. – Что ты так на меня смотришь? – тут же изобразил недоумение он, – Я сказал «она права», потому что она права. Сколько бы я ни учил тебя, все без толку. Ты невероятно хороша собой, сладкая, – он обвел ее фигуру жестом в воздухе, – но пользоваться этим совсем не умеешь. И гости видят в тебе не партию на вечерок-другой, а охранника, место которого по случайности занял Клаус. Лерисса нахмурилась и отвернулась, сложив руки на груди. – А может я не хочу быть чьей-то партией на вечерок-другой? – язвительно спросила она, и Астарион усмехнулся, обнажив пару острых клыков. – Милая, мы, конечно, иногда чудесно проводим время вместе, но нужно уметь разделять работу и личное. – А я для тебя работа или личное? – девчонка быстро нашлась и испытующе заглянула вампиру в глаза. Поймала его на его же словах. – Ты – моя партнерша по номеру и иногда по постельным играм, но мы говорили не обо мне. Я-то всегда нахожу общий язык с гостями, а ты… – Ой все, хватит, – отмахнулась Лерисса и направилась в сторону главной цирковой площади. С другой стороны шатров доносилась музыка, мигали вечерние огни, слышался смех, звон, стук. Цирк давал финальное представление, и на площадке, кажется, собрались все горожане. Астарион на минуту поддался вороху мыслей в голове и почти завороженно наблюдал за мелькающими тенями вдалеке. Он уже почти забыл, как Цирк Конца Дней выглядел днем. В первый раз они оказались в нем на том самом злополучном представлении, когда вместо Капли на сцену вышел допельгангер. Тогда началась такая суматоха: справа и слева летели огненные снаряды, он почувствовал волну от заклинания, что пронеслась мимо него, помнил, как в воздухе зазвенел металл, зажужжали стрелы… Теперь все это казалось воспоминанием из другой, короткой, но яркой жизни. Жизни, от которой от отказался. – Ты идешь? – Лерисса окликнула его и нетерпеливо дернула хвостом. – Иду, – голос вырвал его из размышлений, и Астарион, встряхнув головой, зашагал вдоль ряда шатров к закулисью основной сцены. Начался очередной рабочий вечер. *** – Прекрасное выступление, мой милый, – Лукреция хлопала в ладоши, когда Астарион спустился с подмостков и небрежным движением руки поправил выбившиеся из прически локоны. – Шарман, шарман! Публика в восторге: дамы очарованы, их кавалеры в приступе ревности, словом, ты как обычно был не превзойдён. От сладкой патоки комплиментов Лукреции у кого угодно бы свело зубы, но Астариону она всегда была по душе. – Спасибо, дорогая, – в ответ он улыбнулся распорядительнице цирка слегка вымученной, усталой улыбкой. Номер был довольно коротким, но требовал концентрации всех сил, и теперь Астариону не терпелось поскорее прошмыгнуть в свой шатер и «перевести дыхание», как люди говорят, прежде чем отправляться на растерзание к восторженной толпе. – Конечно, не столь феноменальный вечер, как тот в Невервинтере, но все же вышло неплохо. – Так, так, так, ты сегодня, кажется, не в духе, раз вспомнил Невервинтер, – Лукреция прихватила его за локоть и пристроилась рядом, стараясь идти в ногу. – Нет, что ты, – неубедительно отозвался Астарион. – Просто неплотно позавтракал, надо бы отправиться на охоту. – Успеется. Нам надо поговорить. «Поговорить». Никогда «поговорить» не несло ничего хорошего, это уж точно. «Поговорить» шпрехшталмейстер хотела, конечно же, о Вратах Балдура. Он давно ждал этого разговора, еще с того момента, как они отбыли из Лускана, и их маршрут стал складываться весьма определенным образом, но стыд по-прежнему сковывал его язык, едва в голову приходила мысль обсудить все с Лукрецией и удостовериться в своих догадках. – Мы едем во Врата, – отчеканила она. – А ты не любишь прелюдии, – губы его скривились от резкости ее слов, рука невольно дернулась, но Лукреция сжала его локоть сильнее, не давая вывернуться и сбежать. – Ох, мальчик мой, в моем возрасте баловаться прелюдиями – только тратить время зря. Я предпочитаю сразу переходить к основной части. Так что да, мы едем во Врата. – она смотрела вперед и никак не отреагировала, когда Астарион повернулся лицом к ней, хотя совершенно точно ощущала на себе его взгляд. – Я знаю, что у тебя тяжелые отношения с этим городом, и что последнее, чего бы ты хотел, это вернуться туда, но я должна думать о заработке. Врата нынче разбогатели, а где деньги, там и я. Так что собери волю в кулак, сожми свою очаровательную задницу и приготовься встретиться лицом к лицу с городом, что напоминает тебе только о двух веках страданий. Ах, если бы он напоминал ему только об этом… Астарион прикусил губу и промолчал. Он был многим обязан Лукреции. Она приютила его, когда, казалось, весь мир отвернулся от него. Она дала ему работу, честно платила за нее, помогала с суровой вампирской бытностью, пуская в ход все свои некромантские возможности. Она даже разрешила ему пить кровь посетительниц (или посетителей) цирка, но только с их же согласия. Она даже организовала ему полностью затененную повозку, чтобы караван Цирка мог ехать днем, а Астарион не боялся сгореть на солнце. Лукреция стала его подругой. И теперь он должен был ответить ей равноценным жестом – проглотить горькие воспоминания и отправиться за звонкой монетой в самый богатый город Побережья Мечей. – Ничего не имею против Врат, – показательно равнодушно сказал он и взглянул в сторону, словно пытался разглядеть что-то вдали. – Не грусти, котеночек, город уже не тот, что прежде. Твоя старушка Лукреция навела справки, и говорят, там многое изменилось. – она одобряюще улыбнулась и подмигнула ему. – К тому же сперва мы заглянем в Рейтвин, в Ривингтон, а уже потом займем какое-нибудь симпатичное местечко в Нижнем городе. – Пф, – прыснул вампир, – «в Нижнем городе». Район бедняков и придурков. Лукреция засмеялась, прежде чем ответить. – Ты слишком долго старался даже не вспоминать о нем, чтобы быть в курсе последних новостей. С тех пор как ты сбежал… – Я не сбежал! – тут же возмутился Астарион и таки вывернулся из крепких пальцев Лукреции. – Называй это как хочешь, – как ни в чем не бывало продолжила она, – С тех пор как ты уехал с нами, Нижний город превратился в обитель городской знати, а вот бедняков и придурков, как ты выразился, наоборот, оттеснили подальше от берега. Сам увидишь. Порядки во Вратах так сильно переменились? А как же дворцы, роскошные особняки, ресторации и галереи Верхнего города? Куда они делись? Ах да… Возможно ничего из этого не осталось, все было разрушено во время нападения иллитидов. – И как скоро мы отправляемся в путь? – Астарион встряхнул головой, словно пытаясь выкинуть из нее непрошенные мысли. – На рассвете, – ответила Лукреция. – Я заново зачаровала для тебя полог повозки, он совсем как новенький. И могу прислать Лериссу, если захочешь. Составит тебе компанию в пути. – Я не против, – Астарион попытался выдавить из себя максимально вежливую улыбку из возможных, хоть и знал, что Лукреция видит его насквозь. – Вот и славно, мой хороший. У нас впереди еще целый месяц пути, так что успеешь привыкнуть к мысли о Вратах. Уж не знаю, от чего ты там сбежал… – Еще раз: я не сбежал, – совершенно серьезно ответил вампир. – Да, да, да, – распорядительница цирка помахала рукой в воздухе, явно выражая свое отношение к его словам, – но все будет хорошо, я обещаю. Я своих в обиду не даю. Ты же помнишь, в каком состоянии ко мне прибыл Капля. Ноги отдельно, руки отдельно. Ух, – Лукреция поморщилась, – А я вернула его к жизни. – Это не жизнь. Капля стал такой же нежитью, как я, – в его голосе слышался не то укор, не то высокомерное указание на очевидность фактов. – И теперь вы оба – звезды моего цирка! – Лукреция видела только плюсы в подобном состоянии Капли, а также в возможности рекламировать свое предприятие как «шоу мертвых». Она бы и Лериссу прикончила и тут же воскресила, если бы это позволило продавать билеты дороже, но природный жар молодой тифлингши и могильный хлад двухсотлетнего вампира слишком роскошно контрастировали на сцене. – Так что давай, сходи в лес, поешь как следует, а мы пока начнем собираться. И не опаздывай, котеночек, я не хочу снова смотреть как твое очаровательное личико покрывается безобразными солнечными ожогами, а затем снова спускать на тебя дорогое целебное масло. – Я бы сам регенерировал, – Астарион закатил глаза и скривился. – Я знаю, знаю, но ты бы не успел до вечернего выступления, а я не могу рекламировать красавчика-вампира, а потом выпускать на сцену уродливое обожжённое нечто. – А ты и после не слишком-то нежничаешь, – ехидно заметил он. – Звездочка, если после мой визави остается способен ходить и разговаривать, то это уже само по себе нежность с моей стороны, – Лукреция одарила его самой обворожительной из своих улыбок, старчески потрепала по щеке и ушла, шурша длинными юбками.