Miserere

      Рыча мотором, патрульный катер полз по чернильно-черным водам канала, расталкивая носом плавающий мусор. Свет фар разгонял тьму, отбрасывая на водную гладь дрожащие желтые пятна. Гул мотора эхом отражался от облупившихся фасадов зданий. Экипаж был стандартным: рулевой, пулемётчик, помощник. Впрочем, на этот раз они ехали не одни. Троица инженеров расположилась в заднем отсеке катера, заняв скамьи справа и слева. Боец за пулемётом напряжённо молчал, прищурившись, разглядывая округу через прицел. Герберт машинально проследил за его взглядом. Заброшенные дома смотрели в ответ пустыми глазницами разбитых окон. Этот район пострадал в ходе боёв не так сильно, потому здания ещё частично сохранили свой прежний вид — резные фасады, обвалившиеся балконы, остатки лепнины.       Пулемётчик резко потянул рычаг — и прожекторная установка на пулемёте вспыхнула. Луч полоснул по верхним этажам, вырывая из темноты заброшенные фасады. Казалось, дома на миг ожили, но тут же вернулись в своё оцепенение. Всё обитатели этого места — вот уже пятнадцать лет как — его покинули. Ни одной мамоно здесь больше не осталось. И всё же... Тени прошлого, тени бывших хозяек этих улиц, будто бы всё ещё обитали здесь. Они смотрели на них с молчаливым укором, прячась в зевах пустых окон. Пулеметчик пробормотал что-то невнятное и дернул за рычаг снова, вырубая прожектор.       Когда-то здесь кипела жизнь. Эти дома, эти улицы, эти каналы были символом мира сладострастия и чувственных наслаждений — того самого мира, который Орден ненавидел всей своей сутью. Всё это давно прошло. Теперь здесь только патрули, колючая проволока, минные поля и наэлектризованные заборы. Теперь Де Рюа — мёртвый город, плацдарм Ордена в Закатном море, так же известном как море Асурамиса. Город, который внушает страх даже собственным защитникам.       Их задача? Сделать так, что бы Де Рюа оставался мертвым.       Герберт обернулся, бросив взгляд на могильный камень этого острова. Цитадель. Прямые, угловатые линии. Массивная башня из бетона и стали врезалась в небесный мрак, подобно рукояти кинжала, воткнутого в сердце острова.       На самой её вершине, мертвенным, тусклым голубым светом мерцало ядро — центральный узел анти-демонического барьера, первого в своём роде. Барьер не только защищал остров от порченной маны извне, но и подавлял её потоки внутри. Свет ядра стекал вниз тонкими магическими каналами, что расходились по всему острову, как артерии, питая подстанции в секторах. Вихрь энергии на вершине цитадели холодно вспыхивал в такт гулу, что, казалось, никогда не прекращался. Этот звук стал частью города, настолько привычным, что его уже никто не замечал.       Эксперимент оказался успешным. Даже здесь, в сердце некогда тёмного демонического царства, барьер работал идеально, подавляя демоническую энергию и поддерживая непробиваемый купол. Герберт краем уха слышал, что ещё одна такая цитадель, вдвое больше этого прототипа, уже почти достроена в Катаринаштадте, а её ядро готово к запуску. Ещё три проекта обсуждались в верхах, но где их планировали возвести, он даже не представлял.       Гул усилился на миг, и механический голос прозвучал из громкоговорителей, закреплённых на развалинах старых зданий и опорах мостов.       — Внимание. Время отбоя: двадцать три ноль-ноль. Объявлен комендантский час. Гражданским лицам находиться вне жилых зон строго запрещено. Орден следит за вашей безопасностью. Хвала Богине.       Герберт невольно поморщился. Городское оповещение всегда действовало ему на нервы. Будто тревожной сирены, что каждую неделю разрывала тишину в выходные, было недостаточно. К этому добавился и противный, холодный голос, лишённый всякой жизни, словно скрежет шестерней, отчаянно пытавшихся имитировать человеческую речь.       Да и какие тут вообще гражданские? Немногочисленные колонисты и без того редко покидали свои жилые секции, и то это были разве что те, кто работал в обслуживании цитадели и гарнизона. Остальные держались своих блоков, словно боялись, что мёртвый город поглотит их.       Герберт отвернулся от громкоговорителей, но не мог избавиться от ощущения, будто цитадель смотрит ему вслед. Её вид, её гул, её смысл — всё это давило.       Неожиданно ожила радиостанция, наполнив кабину треском белого шума. Тяжёлый металлический ящик с блестящими крутилками и шкалой частот, закреплённый в углу кабины, словно закашлял, пробиваясь сквозь помехи. Наконец, через хриплый треск донеслись слова:       — Гончая-один, Охотнику на прием.       Кабели тянулись от радиостанции к микрофону с крупной кнопкой на боку, закреплённому на кронштейне рядом с рулевым местом. Рулевой нахмурился и, зажав кнопку, ответил.       — Гончая-один на приеме.       — Гончая, вшей не видно?       — Никак нет. Все чисто.       — Принял. До точки сколько?       Рулевой посмотрел на хронометр, прикинул и произнес:       — Э-э... Примерно ноль-минус-три.       — Вас понял, Гончая. Оставайтесь на связи.       Радиостанция снова умолкла, оставив после себя слабый треск статического шума. Рулевой хмыкнул, продолжая смотреть на мерцающее в темноте русло канала.       — "Вшей", говорит, не видно, — проговорил он, качая головой. — Да кто сюда сунется... Уж точно не через щит.       — А говорят, за результат доплачивать будут, — лениво отозвался помощник, крутя в руках автопистолет и упирая его прикладом в сиденье. — Думаешь, правда?       Рулевой посмотрел на него через плечо, словно оценивая наивность вопроса.       — Правда-то может и правда, только хер ты где этот "результат" сделаешь. Сначала, знаешь ли, монстра найти надо, а потом его щёлкнуть и тушу сюда притащить.       Он фыркнул и добавил:       — Думаешь, они тупые совсем? Не понимают, когда по ним из пулемёта кладут? Эти "вши" наших катеров как огня боятся. Как тараканы на свету — разбегаются во все стороны, как мотор услышат.       — Это ты точно сказал, тараканы они и есть, — усмехнулся помощник, перехватывая автопистолет так, чтобы ствол смотрел вверх. — Мне кореш один сказал, что они там у пятого что-то мутят.       Рулевой хмыкнул.       — У пятого?       — Ага. Ну, у этой, у Миры, во. Летуны их там погоняли чуток, да они и свалили.       — Как всегда, — фыркнул рулевой.       — А ещё я слышал, в районе седьмой тоже что-то творится, — помощник сплюнул за борт. — Где Диана утонувшая, знаешь же?... Наши туда подошли. Потом им говорят, мол, надо глубже зайти, прибором что-то померять. Остановились, и видят, из воды пузыри идут. А там же эти, как их... сциллы, кракены...       — Скажи ещё, что шогготы, — скептически хмыкнул рулевой, но помощник только кивнул.       — Да, да, и они тоже! Кореш рассказывал, они там встали, смотрят — а по воде пятно черное растекается. Это пятно их лодку — хвать! — и давай тянуть. Даже стрелять начать не успели.       Рулевой чуть нахмурился, но помощник, увлеченный собственным рассказом, продолжил:       — Ну, они поняли, что дело плохо, начали пятиться. А пятно — бах! — и вылезла эта тварь. Чёрная такая, текучая... Вся из себя скользкая, кореш говорит, прямо жуть. Просто стоит на борту, улыбается. И катер под воду тянет... Кое-как ноги унесли.       Рулевой тяжело вздохнул, будто история помощника вызвала неприятное воспоминание.       — Жуть какая, а? — пробормотал помощник. — Утянут на дно морское, и ищи-свищи потом.       Наступила короткая пауза, нарушаемая только гулом мотора.       — Был у меня знакомый, — вдруг тихо заговорил рулевой. — Выпал за борт на патруле. Мы его тянуть начали, как он под воду ушёл.       — Ужас... И что, так и не вытащили?       — Нет. Но... — рулевой замялся, понизив голос, будто сам себе не верил. — Мы потом его видели. На островке стоял. Рукой махал нам. Улыбался.       Помощник резко выпрямился, бросив быстрый взгляд на рулевого, и нервно сглотнул.       — Точно он?       Рулевой пожал плечами.       — Кто ж теперь разберёт...       — Заканчивайте уже, сказочники, — грубо окликнул их пулеметчик, не отрываясь от гашетки. — Все уши своей чушью прожужжали. Шогготы, блин, кракены хреновы... Не смешите мой пулемет.       Рулевой бросил на него короткий взгляд, но предпочел не отвечать. Молчание повисло над катером, тяжёлое, как сырой воздух над каналом. Даже гул мотора казался приглушённым, словно сам катер не хотел нарушать тишину.       Помощник сидел, перекладывая автопистолет из одной руки в другую, то направляя ствол вверх, то снова опирая приклад на сиденье, то утыкая приклад в пол. Рулевой только хмыкнул, прокручивая штурвал.       — Не смешите пулемёт, — пробормотал он себе под нос.       Катер продолжил своё движение вперёд, расталкивая носом чёрные воды. Молчание разорвал лишь краткий металлический лязг — пулемётчик привычно проверил затвор. Вскоре перед ними показалась решетка секторных ворот. Ход мотора стал замедляться. Луч света упал на катер, выхватив её из темноты. Рулевой нажал на кнопку микрофона.       — Гончая-один на точке. Четыре-один-четыре-шесть-ключ-три.       — Слышим вас, гончая. Ожидайте.       Решётка поднималась медленно, с характерным металлическим скрипом. Вода стекала по звеньям цепей мелкими каплями, падая обратно в воды канала, пока наконец зазор не стал достаточным.       Мотор ровно урчал, когда катер плавно зашёл в шлюз. Всё выглядело привычно — стандартная процедура, к которой Герберт давно привык. Он машинально поднёс руку к глазам, заслоняя их от вспышки прожекторов, которые всегда включали при досмотре.       Когда зрение привыкло, он огляделся. Картина была знакомой до мелочей. На вышках, возвышавшихся над шлюзом, стояли двое пулемётчиков. Стволы их грозных орудий плавно развернулись, нацелившись на катер. Пулемёты были готовы к бою, хотя никто не ожидал, что придётся их использовать.       Слева, из узкой бойницы бетонного капонира, выглядывало ещё одно орудие. Кто-то за стеной держал палец на гашетке, лениво наблюдая за происходящим через прицел. Герберт представил себе этого стрелка: скучающее лицо, привычно сосредоточенное на рутине, и уставший взгляд, уже не надеющийся увидеть что-то новое.       Справа опускался трап. Их ждали — дежурный офицер и двое солдат были встречающей группой.       — Стоп-машина! — донёсся голос сверху.       Катер замер. Вода слегка взволновалась, но быстро успокоилась. Герберт невольно бросил взгляд на пулемётчиков. Всё происходило по привычной схеме, шаг влево — шаг вправо, отработанный механизм.       Он поправил ремень своей формы, ожидая начала стандартной проверки — рутинной процедуры, без которой здесь не обходился ни один выезд.       Трап гулко ударился о металл палубы. Сапоги застучали по металлическому настилу, и дежурный офицер ступил на борт. Он поприветствовал экипаж коротким, почти машинальным кивком.       — Документы, — бросил он Герберту.       Инженер, стараясь выглядеть невозмутимо, передал ему сначала своё удостоверение, затем папку с маршрутным листом и разрешением на проведение работ. Офицер раскрыл её, его взгляд забегал по строчкам, пока правая рука оставалась на кобуре. Привычка, но, без сомнений, красноречивая.       — Так, — пробормотал он, поднимая глаза. — Вы на подстанцию в секторе А?       — Нет, господин капитан, — спокойно ответил Герберт. — Мы направляемся на побережье, на шестой участок. Там блок требует обслуживания.       Офицер на мгновение замер, нахмурившись, затем посмотрел на Герберта пристально.       — На участок? — повторил он, явно недовольный услышанным. — Почему именно туда? Подстанция у нас в приоритете.       — Перебои в работе блока, господин. Сообщение с центрального узла цитадели.       Капитан поднял бровь.       — Странно... Почему мне об этом ничего не доложили?       Герберт кивнул на папку в руках капитана:       — Я проверил данные ещё перед выездом, господин капитан. Скорее всего, вас просто забыли оповестить — сообщение пришло напрямую в цитадель. В любом случае, перебои в блоке нужно устранить как можно быстрее.       Капитан медленно захлопнул папку, его испытующий взгляд скользнул по Герберту.       — И когда был зарегистрирован сбой?       — Минут пятнадцать назад, — Герберт пожал плечами, сохраняя нейтральный тон. — Мы сразу выехали.       Капитан посмотрел на часы, затем снова поднял взгляд на Герберта.       — Хм... Минут пятнадцать назад, — медленно повторил он. — Весьма вовремя вы приехали.       Герберт не дрогнул.       — Лучше реагировать вовремя, чем устранять последствия аварии, господин капитан, — отозвался он, чуть наклонив голову.       — Ладно. Но учтите, — его голос был твёрдым, — я хочу полный отчёт сразу по возвращению. И если хоть что-то окажется не так, вы ответите, господин оберлейтенант.       — Так точно, — коротко отозвался Герберт.       Капитан бросил взгляд на катер, словно надеялся заметить что-то, что подтверждало бы его сомнения, но ничего не сказал. Он развернулся, начал подниматься по трапу, но перед тем, как скрыться за дверью поста, обернулся:       — Как только закончите — сразу обратно. Подстанции нужно обслуживание уж точно не меньше.       — Конечно, господин капитан, — отозвался Герберт с едва ощутимым напряжением в голосе.       Когда шлюзовые ворота начали открываться, оберлейтенант почувствовал, как липкая влага проступает на ладонях. Повезло. Пока повезло.       Катер неспешно полз к цели, рассекая мутную воду канала. До места назначения оставалось совсем немного. Руины, заброшенные здания, баррикады, заграждения из колючей проволоки. Редкие пешие патрули, обшаривавшие окрестности лучами фонарей. Картина оставалась неизменной, пока катер, наконец, не приблизился к границе шестого участка. Шлюз, как и ожидалось, они прошли без задержек. Но дальше все должно было быть сложнее. Герберт вместе со своей группой техников выбрался из катера, ступив на узкую бетонную площадку у пристани. За их спинами возвышались толстые бетонные укрепления с орудийными башнями и пулемётными точками, обращёнными к побережью.       Внутренняя сторона участка выглядела куда как проще — заграждения из железных столбов с натянутой наэлектризованной колючей проволокой и каркасные ворота, вделанные в фундамент старого, наполовину разрушенного дома. На воротах, помимо металлической сетки, виднелась всё та же колючка, натянутая между массивных балок.       Часовой, увидев приближающихся техников, взял винтовку на изготовку и крикнул:       — Стой! Стрелять буду!       — Шарнир! — отозвался Герберт, не сбавляя хода.       — Штробург, — почти машинально бросил часовой, подтверждая пароль, и, закинув винтовку за плечо, позволил группе приблизиться.       Когда они подошли ближе, Герберт не теряя времени, представился:       — Оберлейтенант Зиг, — он протянул часовому своё удостоверение, а затем аккуратно вложил в его руки папку с документами. — Мы для обслуживания блока.       Часовой нахмурился, принял бумаги и щёлкнул выключателем, включая фонарь над воротами. Белый свет залил площадку, заставляя Герберта слегка прищуриться, пока солдат изучал документы и с каждой секундой он хмурился все больше.       — Мне никто не сказал, что вы придёте, — наконец сказал он, закрывая папку и бросая на Герберта подозрительный взгляд. — И, вашбродие, э-э... тут печать какая-то... не та.       — Ты тут недавно, да? — прервал его Герберт, намеренно не отвечая на замечание. Его голос звучал дружелюбно, но с лёгкой ноткой усталости, словно этот разговор был для него обычным делом.       — А... Я? — часовой растерянно замялся, услышав неуместное "ты" от офицера. — Неделю как, вашбродь.       — Понятно, — Герберт тяжело вздохнул и сложил руки за спиной. — Ну, что ж. Добро пожаловать. — Он сделал короткую паузу, выдержав взгляд солдата. — Это не последний раз, когда тебе забудут что-то сказать... Или забудут о тебе совсем. Привыкай. Это Де Рюа.       Солдат смутился, глядя то на офицера, то на бумаги в своих руках. Наконец, он набрался смелости и произнёс:       — Вашбродие, я... Не могу вас пропустить без приказа начальника участка.       Герберт замер на мгновение, обдумывая, а затем коротко кивнул.       — Ладно, зови начальника.       Часовой кивнул в ответ и неуклюже шагнул в будку, внутри которой стоял аппарат связи. Подняв тяжёлую трубку, он быстро накрутил рукоятку генератора.       — Господин вахмистр? — произнёс он через секунду. — Тут оберлейтенант из техников. Говорит, что на блок... Да, так точно. Понял.       Он положил трубку, выглянул из будки и бросил Герберту:       — Сейчас подойдёт.       Через пару минут в темноте за воротами показался свет фонаря. Вскоре на площадку вышел крепкий мужчина средних лет с угловатыми чертами лица, густыми тёмными усами и характерным видом человека, которого только что подняли с постели. Его шинель была застёгнута на все пуговицы, а из-под шинели выглядывал ворот толстого свитера.       — Кого там принесло... — проворчал он, подойдя ближе, а затем, прищурившись, разглядел Герберта. — Герб... Господин оберлейтенант?       — Ульрих, здравствуй, — сказал Герберт, пытаясь звучать спокойно, уверенно, как будто визит в такое время был совершенно обыденным делом. — Мы на обслуживание блока.       — Какое нах-... — Ульрих осёкся и громко закашлялся, явно сдерживая грубость. Он открыл ворота, шагнул наружу и тут же нахмурился ещё сильнее.       Герберт воспользовался моментом, чтобы схватить вахмистра за локоть и отвести его чуть в сторону, подальше от будки и взглядов часового.       — Какое к чертовой матери обслуживание блока? Ты время видел? — процедил Ульрих сквозь зубы, понижая голос. — Чёрт побери, Герб, ты ещё позже приехать не мог?       — Ну ты же знаешь наше начальство, — сказал Герберт, будто извиняясь, и пожав плечами. — В лепёшку расшибись, но сделай. У нас же половину инженерной роты перевели на материк из-за всех этих оргштатных мероприятий. Завал, понимаешь?       Ульрих недовольно покачал головой, потёр усы и пробурчал:       — И тебе прямо сейчас понадобилось всё это чинить?       — Увы, так приказали. Сказали, до утра весь сектор обслужить. Мы почти закончили, остался шестой блок и ещё пара мелочей, — Герберт развёл руками, стараясь выглядеть искренним.       Ульрих молча сверлил его взглядом ещё пару долгих секунд, затем шумно выдохнул и махнул рукой:       — Чёрт с тобой, Герб, — проворчал он. — Но если меня завтра отымеет наше командование, то учти, ты будешь следующим.       Герберт позволил себе легкую усмешку и хлопнул Ульриха по плечу, как старого друга.       — Не переживай, старик. Завтра я привезу тебе бутылочку чего-нибудь... согревающего. В знак признательности от инженерной роты.       — Согревающего, говоришь? — скептически хмыкнул Ульрих, его усы чуть дрогнули. — Ладно, тащите свои шланги и провода. Делайте, что вам нужно. Только без шума, ясно? Я тут спать собирался.       Он махнул рукой часовому, и ворота медленно заскрипели, открывая проход внутрь.       — Спасибо, Ульрих. Мы быстро, ты нас даже не заметишь, — бросил он, направляя своих подчинённых через ворота.       Ульрих остался стоять у ворот, бросая тяжёлые взгляды на команду инженеров.       — И не дай Богиня этот блок опять дымиться начнет как в прошлый раз. Никаких форс-мажоров, ясно?       — Ясно, ясно, — отмахнулся Герберт. — Мы же профессионалы.       Инженер шагнул внутрь, за ним последовали его люди. Как только они оказались за воротами, Герберт почувствовал, как нервное напряжение слегка отпускает. Всё идёт по плану. Осталось только сделать последний шаг.       Он бросил взгляд через плечо — Ульрих всё ещё стоял у ворот, скрестив руки на груди, и хмуро следил за ними. В глубине души Герберту было немного жаль этого угрюмого вахмистра. Ульрих ещё не знал, что это дежурство станет для него последним.       Вскоре, они подошли к блоку. Это было небольшое помещение, скорее даже бетонный бункер, спрятавшийся в основании обрыва. Над массивной металлической дверью висел тусклый фонарь, мерцающий, словно вот-вот собиравшийся погаснуть. Изнутри доносился приглушенный механический гул.       — Вот мы и на месте, — сказал Герберт, останавливаясь перед дверью. Он достал ключ и начал возиться с замком, оглянувшись на подчинённых.       — Блок вроде бы работает, — пробормотал один из техников, щурясь на слабое свечение, пробивающееся из-за дверного зазора. — Перебой-то какой был?       — Несущественный, — отмахнулся Герберт, на ходу выдумывая объяснения. — Система перегрузилась, потому что часть энергии ушла на калибровку локальных линий. Такое бывает.       — А они будто бы и не в курсе, что перебой был, — спросил другой техник, нахмурившись.       Герберт тяжело вздохнул. Он изобразил раздражённое выражение лица, как будто устал объяснять одно и то же.       — Вы ещё не поняли, где мы? Это Де Рюа, ребята. Половина сообщений теряется на этапе передачи, а другая половина — в мозгах начальников участков, которые обо всем забывают. Это вам не материк, здесь что-то работает, пока не развалится.       — Ну да... — проворчал первый техник, оглядевшись.       — Ладно, так, — резко сказал Герберт, закрывая тему. — Я зайду внутрь, посмотрю распределительные узлы, а вы пока проверьте внешние соединения. Всё должно быть в порядке.       — В одиночку-то справитесь? — с сомнением спросил один из них.       — Конечно, — уверенно ответил Герберт. — Я ж не первый день это делаю.       Герберт закрыл дверь блока, оставшись один. Пространство вокруг него наполнили лишь слабое жужжание механизмов и тусклый свет ламп-индикаторов на панели управления. Вдоль стен громоздились шкафы с рычагами, лампами и кнопками, а толстые провода змеились по полу, словно корни, питающие эту громоздкую машину.       Он медленно провёл рукой по холодному металлу центральной панели.       — Ну, старушка, — пробормотал он, усаживаясь на скрипучий стул, — станцуем напоследок...       Отточенные движения. Проверить показатели. Переключить режимы. Отключить защиту. Рука остановилась на рычаге. Штатная процедура требовала автоматической перезагрузки — при таком варианте, барьер не отключался, а лишь выходил на минимум, затем снова набирал мощность. Всё было рассчитано, чтобы не нарушить защиту.       Но сейчас Герберт собирался сделать то, что прямо запрещалось протоколом: выключить и снова включить блок вручную. Это займёт лишь мгновение — одну крошечную секунду. Но её хватит.       «Они не поймут», — подумал он, чувствуя, как пальцы дрогнули, прежде чем крепко обхватили рычаг. — «Никто ничего не заметит».       Конечно, обман неизбежно вскроется. Скорее всего, через пару часов, если не меньше. Но им должно хватить.       На миг перед его глазами всплыла та картина, которую он никогда не сможет забыть: белая пена волн, их катер, разбивающийся о скалы, и она — фигура, выныривающая из воды, как из сказки. Русалка. Морской епископ. Причудливая монстродева с перепончатыми ушами и глазами цвета морской волны. Подхватывающая его на пути в бездну холодных вод.       — Ты можешь остаться. Мы принимаем всех, — тогда тихо сказала она ему, врагу и захватчику. Без угроз, без давления. Она спасла его. Когда их катер ушел на дно, она вынесла его на берег, и именно эхо её слов в его душе стало тем, что окончательно убедило его пойти на... Что ж, он не хотел называть это предательством, но именно этим оно и было.       — Ради всех нас, — прошептал он и потянул рычаг вниз.       Гул механизмов резко оборвался, и в комнате воцарилась тишина. Лампочки погасли. На короткое мгновение было так тихо, что Герберт слышал, как бьётся его сердце.       Он снова двинул рычаг вверх. Машина застонала, оживая, свет вспыхнул вновь. Гудение вернулось. Он выдохнул и поднялся, бросив взгляд на панель. Всё выглядело как обычно. Герберт позволил себе короткую, почти незаметную улыбку.       «Теперь дело за вами, девочки».       Инженер открыл дверь и вышел наружу, где его подчинённые заканчивали свою часть работы.       — Ну что там? — спросил один из техников, вытирая руки о тряпку.       — Сбой. Перезагрузка всё исправила, — спокойно ответил Герберт, глядя на них так, словно ничего необычного не произошло.       — Тогда, может, возвращаемся? — предложил второй техник.       — Да, — коротко бросил Герберт, направляясь к катеру. Его шаги были спокойными, но сердце бешено стучало в груди. Он не оглядывался назад.       «Они ещё сами не знают, как будут благодарны».

***

      Три столетия над морем Асурамиса царил штиль. Даже Орден, казалось, забыл, что когда-то весь архипелаг Курт-Альф принадлежал ему.       Пятнадцать лет назад всё изменилось. Небеса разразились железным дождем, когда над островом замерли орденские небесные корабли — колоссальные дирижабли, несущие в своих чревах тонны смертоносного груза. Бомбы падали одна за другой, превращая улицы в руины.       Орденская эскадра встала на рейд у побережья, круша залпами палубной артиллерии немногочисленные укрепления. Морская пехота, поддержанная клириками и колдунами, высадилась на побережье. Железные колонны боевых автоматонов шли в авангарде, свинцовым шквалом сметая все на своем пути. Шаг за шагом они зачищали город, расстреливая защитников словно мишени в тире.       Мамоно и инкубы острова отчаянно сражались, но перед натиском боевых автоматонов, бомбардировок и штурмовых отрядов все было безнадежно. Не видя иного выхода, дива острова объявила всеобщую эвакуацию. Они ушли, спасаясь в море от истребления.       Дважды они пытались вернуть остров. Дважды атака захлебывалась, и бесценная русалочья кровь покрывала песчаные пляжи, смешиваясь с солёной водой. Орденцы закрепились надёжно. Несколько лет спустя они ввели в действие барьер, который сделал прорыв их обороны почти невозможным.       Теперь, спустя пятнадцать лет, настала пора возвращаться домой.       Глубоко под толщей воды пятно абсолютной тьмы дрожало в ожидании. Барьер, защищающий остров, замерцал, а затем — исчез, но лишь на мгновение. Второго шанса не будет.       Её рывок был молниеносным. Чистая чернота, меняя форму и растягиваясь, устремилась к заросшему водорослями выступу в скале.       Орденские инженеры сделали всё, чтобы остров стал неприступным: барьер, заграждения, минные поля, ловушки — каждая деталь служила единой цели. Но даже они не могли предусмотреть всего.       Старая труба, врезанная в скалу столетия назад, едва выглядывала из темной породы. Забытая, покрытая ржавчиной, она сливалась с окружающими её водорослями и камнями. Шириной не больше монеты в десять крон, она выглядела непроходимой.       Но не для неё.       Аморфное тело сжалось, приняло нужную форму и устремилось в отверстие трубы. Каждая капля её сущности постепенно заполняла это пространство, пока не скрылась внутри полностью.       «Я внутри», — прозвучал её голос в чужих мыслях. — «Двигаюсь дальше».       «Слышу тебя, Лаэс. Мы в тебя верим. Ты справишься», — отозвался голос на другой стороне телепатической связи.       Шогготка предпочла не отвечать — контроль за сложной формой требовал от неё полной самоотдачи. Её аморфное тело вытянулось в тонкий, черный шнур, каждый миллиметр движения давался ценой максимальной концентрации. На конце её вытянутого тела открылся желтый глаз — бесформенный, лишённый радужки и зрачка.       Ловушек в этой трубе быть не должно. Не должно... но слишком многое стояло на кону, чтобы она могла себе позволить ошибку.       За годы без обслуживания, внутренние стены трубы проржавели и покрылись соляными наростами, неприятно трепавшими плоть шогготки. Гул механизмов барьера отзывался даже здесь, наполняя трубу легкой дрожью. В одном месте, труба и вовсе рухнула, оставив щель столь узкую, что Лаэс пришлось на мгновение остановиться. Она напряглась, а затем отпустила, и её тело потекло дальше, огибая препятствие словно вода.       Труба резко уходила вверх. Теперь приходилось ползти в крутую гору, её тело с усилием цеплялось за стены, скользя и вытягиваясь, пока, наконец, путь не выровнялся. Впереди что-то изменилось. Её чувства уловили перемену: воздух стал суше, теплее, но нёс в себе привкус затхлости и тяжёлый запах плесени. Это был конец пути.       С последним усилием она высвободилась из железной хватки трубы. Густая капля черноты с мягким всплеском упала в стоячую воду небольшого резервуара, заполнив его мутным блеском. На мгновение всё замерло — её аморфное тело, неподвижное, казалось, впитывало в себя тишину этого заброшенного места.       И в этот же миг она ощутила это — тяжёлое, удушающее давление, проникающее в каждую клеточку её существа. Барьер. Он всё ещё работал, давя на неё словно невидимый пресс. Парадоксально, но дышать здесь было даже тяжелее, чем в море. Каждый вдох казался шагом против течения. Ей пришлось бороться с тяжелой дланью барьера, чтобы сохранить целостность своего тела.       Но она преодолела это. Линии начали соединяться. Формы — вырисовываться. Чёрная масса стремительно преобразовывалась, словно сама бездна находила себя в облике, столь непривычном, но странно естественном.       Она склонилась над мутной водой, где отразился её облик. Глаза остались прежними: яркими, лишёнными зрачков и радужек, жёлтыми маяками во тьме. Но всё остальное... На неё смотрела прелестная монстродева. Дочь Бездны. У неё были тонкие, почти хрупкие черты лица и изящный носик, который мог бы принадлежать фарфоровой кукле. Тело приобрело нежные, женственные изгибы там, где им полагалось быть.       Лаэс провела рукой по гладкой, влажной коже и откинула назад волосы — чёрные, будто вязкий мрак, собранные в подобие слизистого каре.       Её взгляд задержался на собственном отражении. Барьер тяжело давил, но, несмотря на это, уголки её губ приподнялись в лёгкой, спокойной улыбке.       Она справится.       Её глазам не нужно было привыкать к темноте — для неё она никогда не была преградой. Шогготка видела каждую деталь так отчётливо, словно над её головой сияло полуденное солнце. По всей видимости, в этом полузатопленном подвале когда-то был магический опреснитель — вещь, нужная скорее для приезжих людей, чем для мамоно. Теперь это место дышало запустением: лестница наверх обвалилась, превратившись в беспорядочную груду обломков. Ржавые инструменты валялись в воде, окружённые гнилыми остатками деревянных ящиков и тронутыми солью фрагментами разрушенного насоса.       Шогготка подняла голову. Через пролом в потолке проглядывало чёрное небо; свет далёких звёзд и алой луны с трудом пробивался сквозь призрачное сияние барьера. Она вытянула два длинных щупальца к краям пролома, цепляясь за острые края, и одним плавным движением выскользнула наверх.       Пулевые отверстия зияли на потрескавшихся стенах, будто пустые глазницы. На полу валялись гильзы, давно покрывшиеся ржавчиной, рядом с бурыми пятнами, которые время и пыль так и не смогли скрыть.       От дома осталось немного. Второй этаж обрушился полностью, его остатки угрожали рухнуть от любого резкого движения. Кривые обломки деревянных перекрытий, словно ребра, торчали из груды кирпичей и мусора. На первом этаже зияла огромная дыра в стене, из которой открывался вид на противоположный берег канала — заброшенный, мёртвый, но не менее враждебный.       Монстродева осторожно выглянула наружу, прислушиваясь. Где-то совсем рядом, за поворотом, слышался дробный топот полудюжины сапог по мостовой. Патруль. Луч света скользнул по стене.       — Проверь на десять, — раздался короткий, отрывистый приказ.       Шаги резко приблизились, и тень от винтовки, просунутой в оконный проём, дрогнула на потрескавшемся полу. Шогготка замерла. Солдат водил фонариком, обследуя интерьер мертвого дома: груды кирпича, полуразрушенные балки, осыпавшаяся штукатурка, черная плесень в углу.       Каждое движение света заставляло мельчайшие частицы пыли танцевать в воздухе. Она услышала, как солдат тихо выдохнул. Мгновения растянулись в вечность.       — Нихера тут нету, — пробормотал он и шмыгнул носом. — Все чисто!       — Подвал посмотри, — последовал новый приказ.       Солдат тихо выругался, перехватил винтовку за цевьё и начал неуклюже перелезать через оконную раму. Его амуниция зазвенела стропами и пряжками, сапоги со скрипом заскользили по раскрошившемуся кирпичу. Он приземлился с глухим стуком, быстро выпрямился и крутанул рукоятку фонарика.       Форма шогготки, растекшаяся по потолку, застыла прямо над ним, сливаясь с тенями. Она спрятала глаза внутрь, полагаясь на ощущение чужой ауры.       Молодой, неопытный... Раздражённый. И где-то под этим раздражением скрывался страх.       Солдат поводил фонариком по стенам, шагнул к пролому в полу и осторожно заглянул вниз. Если бы она хотела тихо обезвредить его, то лучшего момента не нашлось бы... Но вместо этого мамоно вытянула тонкий, словно паутинка, жгутик из аморфного тела. Он медленно, беззвучно потянулся к солдату. Крохотная капля, блестящая, как чернильная слеза, сорвалась с края жгута и упала ему на плечо.       — Твою мать... — солдат вздрогнул и резко выпрямился, фонарь дернулся вверх, осветив потолок. Луч скользнул по трещинам, выхватив из тьмы только расколотую штукатурку и остатки балки. Никаких признаков чужого присутствия.       Он что-то пробормотал себе под нос, быстро развернулся и торопливо пошагал прочь, на этот раз направляя фонарь перед собой.       — Чисто, — повторил он. В этот момент капля её естества вытянулась и едва заметно прикоснулась к амуниции солдата. Она слилась с ней, превратившись в ещё один небольшой подсумок. Теперь она не только слышала каждое их слово, но и чувствовала их присутствие, как будто сама шла среди них.       — Ра на марга, — пробормотал боец, на незнакомом ей языке, все еще нервно озираясь. Скоро он присоединился к остальным.       Она пошла следом.       Большую часть пути они проделывали в полной тишине, лишь изредка перекидываясь короткими фразами. Судя по всему, они возвращались к секторному посту. На какое-то время их пути совпадали.       Шогготка двигалась за ними, сливаясь с тенями и скрываясь в руинах, как хищник на охоте. Её аморфное тело растекалось по грудам кирпича, огибало полуразрушенные стены, перетекало через узкие щели, когда солдаты замедляли шаги или оглядывались. Они шли неспешно, длинной цепочкой. Изредка она слышала бормотание остальных членов патруля — они то жаловались на усталость и гудящие ноги, то ворчали на своего командира.       С каждой минутой они приближались к цели. Впереди тянулись узкие каналы, а за ними виднелись остовы сторожевых башен. Где-то вдалеке раздавался редкий металлический лязг, а время от времени ветер доносил обрывки радиопереговоров. Лаэс двигалась за ними беззвучно, невидимой тенью разрушенного города.       Наконец, они дошли до границы поста — узкого, укреплённого моста через канал, явно построенного уже в эпоху орденского владычества. Лаэс замерла в нескольких метрах позади, наблюдая.       Мост был перегорожен массивными электрическими заграждениями: два ряда высоких стальных столбов, между которыми тянулись сверкающие линии колючей проволоки. Вдоль всей конструкции мерцали крошечные лампочки-индикаторы. Путь через заграждения мог быть только один — через узкие ворота, которые отпирались при помощи пульта управления на противоположном берегу.       Солдаты сгрудились у ворот. Старший патруля, по всей видимости, сержант, достал из нагрудного кармана ключ, воткнул его в замок и провернул.       — Ворота! — крикнул он в сторону поста. — Пропустите Молот-Два!       Мгновение спустя заграждение с треском отключилось, а ворота начали медленно раздвигаться. Сапоги солдат загрохотали по металлическому мосту. Когда последний из них вошёл внутрь, ворота захлопнулись, но вот на ключ их почему-то запирать не стали. Вскоре, патруль оказался на другом берегу, а заряды электричества вновь пробежали по заграждению.       Шогготка замерла. Вариантов обхода не было: канал был перегорожен на обеих берегах. В темных водах - наверняка мины или ловушки. Она вытянула щупальце и коснулась воздуха рядом с заграждением. Волна слабого электрического разряда неприятно кольнула её, заставив на миг одернуть щупальце. Даже её аморфная плоть не смогла бы пройти без потерь, а давление на нити скорее всего активировало бы сигнализацию. Она задумалась.       Решение назрело внезапно.       Её глаза остановились на пульте, установленном у противоположного края моста. Единственный способ отключить заграждение — воспользоваться им. Проблема заключалась в том, что она не могла просто материализоваться и пересечь мост...       Однако, ей могли помочь те, кто уже находился на другой стороне.       Её "орган", который она незаметно оставила на ремне одного из солдат, всё ещё был на месте. С его помощью она ощущала слабое колебание его ауры — не прямой контакт, но тонкая связь, так, будто она стояла за спиной, тихо шепча в ухо. Она не могла контролировать его разум, но могла уловить обрывки эмоций, мельчайшие вибрации. Тревожность, раздражение... Страх. Неизвестность и тишина мертвого города пугали солдата похлеще любого монстра.       Лаэс решила сыграть на этом. Она направила легчайший импульс, похожий на внезапное ощущение чужого присутствия. Едва уловимый шёпот, услышанный лишь подсознанием.       Солдат вздрогнул. Его рука непроизвольно потянулась к плечу, куда незаметно переместилась её часть.       — Эй, вы это слышали? — раздалось в тишине. Его голос дрогнул.       Командир обернулся с раздражением.       — Что на этот раз?       — Кажется, что-то у заграждения... — он осветил мост фонариком, но ничего не нашёл. В его голосе звучало неуверенное сомнение. — Как будто движение. Шорох был... Или что-то такое.       — Движение? — командир закатил глаза. — Какое ещё движение? Ворота закрыты. Всё чисто.       — Разрешите, проверю пульт? — неуверенно предложил боец. — Вдруг что-то барахлит?       — Ну если отдыхать ты не хочешь... Валяй, — махнул рукой сержант. Лаэс затаилась в тени, следя за каждым шагом солдата. Молодой человек подошёл к пульту и склонился над ним, внимательно осматривая индикаторы. Она направила новый импульс, лёгкую волну тревоги. Ему показалось, будто за его спиной кто-то дышит. Он обернулся, но, конечно, никого не увидел.       — Тьфу... — пробормотал он, раздражённо потирая лицо. Затем, чтобы убедиться, что всё работает как надо, он машинально коснулся клавиш управления, отключив на мгновение заграждение.       Разряды потухли. Ворота раздвинулись, обнажая путь.       В тот же миг шогготка рванула вперёд, её тело растеклось по металлическому настилу. Она миновала заграждение, проскользнув на другую сторону за мгновения.       — Всё в порядке, — пробормотал он, отступая от пульта.       Сержант бросил на него недовольный взгляд.       — Что ты там так долго? Давай уже обратно.       Солдат кивнул, поспешно возвращаясь в строй. Он и не заметил, что незваная гостья уже пересекла преграду и растворилась в тени.       Шогготка замерла в укрытии за капониром. Она медленно отрастила тонкое щупальце-глаз, чтобы наблюдать за их действиями из укрытия, и улыбнулась про себя. Какие все-таки люди чудесные! Они всегда были её лучшими союзниками, даже если этого не знали или не хотели. Всё, что нужно — немного терпения. Терпения, любви... И нежного прикосновения к их хрупким умам.       Тем не менее, если ранее Лаэс была осторожна, то теперь ей предстояло быть осторожной вдвойне. До центра острова, а значит, и до цитадели, оставалось совсем немного. Шогготка выглянула из-за укрытия и медленно обвела взглядом пост сектора, раздумывая над дальнейшим маршрутом.       Она находилась во внутреннем дворе заставы. Прямо по курсу возвышалось бетонное двухэтажное здание с узкими окнами-бойницами — скорее всего, казарма или штаб. Из одного окна пробивался тусклый свет лампы, а где-то внутри слышались глухие голоса. На крыльце медленно потягивал сигарету солдат.       В стороне от казармы, расположилось одноэтажное, угловатое здание с толстыми бетонными стенами и железными дверьми, явно защищённое от возможных обстрелов. У входа дежурил часовой, а сама постройка источала тихий, низкий гул.       «Подстанция», — догадалась шогготка. — «Видимо, для барьера и для электричества сеть общая... Интересно».       Её внимание привлекло здание поменьше, напротив подстанции. Антенны, торчащие из крыши, и кабели, уходящие в землю. Возможно, там располагался главный узел связи или пульт управления сектором. Это могло быть полезным для неё... но и крайне опасным. Любая попытка проникновения могла поднять тревогу.       По периметру секторный пост защищал высокий забор из железных балок с натянутой между ними колючей проволокой, по которой периодически пробегали слабые электрические разряды. На углах забора к небу поднимались пулемётные вышки, а лучи их прожекторов медленно скользили по периметру, словно маятник старинных часов.       Где-то за казармой должна была быть станция патрульных катеров и разнообразные склады. На инструктаже перед заданием, ей разъяснили, что оборона орденцев строилась в несколько эшелонов, предпоследним из которых были посты секторов. Поэтому пост был рассчитан на долгосрочную оборону, имея все необходимое и даже с запасом.       Лаэс замерла в тени, пытаясь составить план. Её орган на ремне солдата всё ещё передавал слабое ощущение его ауры.       Путь лежал вглубь поста, туда, где скрывались внутренние ворота, ведущие к цитадели. Но для этого нужно было преодолеть весь двор, избегая прожекторов, патрулей и случайных взглядов. Она сосредоточилась, обдумывая, какой из возможных путей будет самым безопасным.       Дочь Бездны снова обратилась к ощущению чужой ауры — патрульный остановился на первом этаже. Лаэс полностью сфокусировалась на органе, скрывающимся на поясе солдата. Её взору открылось длинное помещение, с рядами оружейных пирамид вдоль стен и по центру.       Патрульные разоружались, передавая патроны и винтовки в руки дежурному. Кусочек её воли незаметно отсоединился и скользнул вниз, приняв облик небольшого насекомого, сродни жуку-носорогу. Она забралась под одну из пирамид и стала наблюдать. Солдаты выглядели уставшими, кто-то уже расстегнул китель, другой — зевал в кулак.       Дежурный, скрупулёзно проверив оружие последнего патрульного, бросил взгляд на часы и нахмурился. Он что-то сказал — слишком тихо, что бы форма Лаэс могла уловить его слова. Сержант кивнул и поплелся на второй этаж, в то время как остальные двинулись в сторону ближайшей двери.       Дежурный, закончив с приёмом оружия, махнул помощнику и направился к выходу. В этот момент её "жук" сорвался с места и побежал, перебирая лапами по бетонному полу, держась в тени дежурного. Дверь с глухим лязгом закрылась за ними обоими. Перебежав к ближайшему укрытию в виде небольшой тумбочки, она снова замерла, её взгляд скользнул по комнате.       Это был небольшой зал из которого в обе стороны расходился коридор. Под потолком тускло светила лампочка. Центральное место занимал длинный деревянный стол, покрытый разнообразными бумагами и журналами. Над столом был закреплён приоткрытый металлический шкафчик с ключами. Из угла доносилось шипение радиостанции. Она сфокусировалась на шкафчике. Орденцы услужливо подписали и пронумеровали все ключи — и её внимание привлек ключ, подписанный как "ВОРОТА № 2 (Тыл)".       Дежурный устало опустился в кресло, протяжно зевнул и откинулся на спинку, закидывая руки за голову. Его напарник, тощий юноша с потерянным взглядом, сидел рядом, грызя палец.       — Ну, Ларс, вот и половина смены позади, — лениво протянул дежурный, не глядя на напарника. — А потом ещё немножко, ещё чуть-чуть, и ты дома. Всего-то два с половиной годика осталось.       — Два с половиной... — прошептал Ларс, горестно качая головой. — Не верю, что выдержу тут.       — Да брось ты, — Курт довольно улыбнулся. — Нормально всё будет. Я вот пять лет уже тут, и ничего. Первые месяцы всегда тяжёлые, а потом — как по накатанной. Скука, конечно, но терпимо.       Ларс стиснул зубы, глядя в пол. Его руки дрожали, но он старался не поднимать взгляда на напарника.       — Курт... Ты же уезжаешь, да? — наконец тихо спросил он, едва приподняв голову.       Дежурный кивнул, его улыбка стала шире.       — Ага. Урвал себе месяц отпуска, представляешь? Завтра сменюсь, соберусь, и вечером уже на теплоход до Грейвика сяду. Пять лет пролетели, как один день, а там… да что там, отпуск сам всё за меня решит, — он мечтательно протянул, откинувшись назад и прикрыв глаза.       Ларс ничего не ответил, лишь снова потупив взгляд.       Шогготка осторожно прикоснулась к их эмоциям. Аура Курта — бывалого солдата, привычного ко всему, что приносила гарнизонная жизнь, — излучала спокойную, даже ленивую уверенность. Ему уже было всё равно. Его мысли вращались лишь вокруг предстоящего отпуска и далёкого Грейвика.       А вот аура Ларса... Юноша был на грани полного, всепоглощающего отчаяния. Его сердце сжимала боль, а в душе бурлил страх. Страх перед одиночеством, перед неизбежным завтра, перед самим собой. Этот страх стал ещё острее, когда Курт заговорил об отпуске. Финальным штрихом было кое-что, что сидело очень глубоко в душе Ларса, о чем он, возможно, и сам не догадывался — темная благодать изменит его гораздо глубже, чем обычного человека.       — Опять бить будут, — пробормотал юноша, уткнувшись лбом в ладонь. Дежурный ответил убийственно холодным взглядом и процедил:       — Пусть попробуют.       Слова Курта прозвучали уверенно и твёрдо, но Лаэс не могла не ощутить лёгкий укол сострадания.       «Ничего. Скоро все кончится».       Свет был слабым, но всё ещё слишком ярким для её следующего шага. Чтобы забрать ключи, нужно было вывести лампы из строя. Её взгляд остановился на выключателе, который находился у двери в зал. Внутри уже вырисовывался план.       Она медленно оттянула часть своей аморфной плоти и сформировала длинное, тонкое щупальце, которое в нескольких точках крепилось к стене, словно паутина. Оно скользнуло вдоль неё, подбираясь к выключателю.       Щупальце достигло цели. Оно осторожно дотронулось до выключателя и резко щёлкнуло. Помещение мгновенно погрузилось во тьму, свет пробивался только из коридора вдали.       — Чёрт... — пробормотал дежурный, вскакивая со стула. — Опять этот долбанный свет.       — Может, лампа перегорела? — предположил Ларс, растерянно озираясь       — Сейчас проверю, — проворчал дежурный, направляясь к выключателю.       В этот момент жук пробежал по полу, подобрался к столу и вскарабкался по ножке. Он поднялся к шкафчику и во тьме, извивающееся щупальце незаметно зацепило нужный ключик.       — Ну вот и все, — хмыкнул дежурный, щёлкнув выключателем обратно. Свет снова вспыхнул, осветив помещение.       — И стоило ли волноваться? — усмехнулся он, возвращаясь на своё место и не замечая, что ключа уже не было.       Лаэс плавно унесла свою добычу обратно в тень и медленно отступила к выходу. Всё прошло идеально.       Теперь оставалось лишь отключить заграждения у ворот и двигаться дальше к цитадели.       Она продвигалась вперед от укрытия к укрытию. Бочки, груды ящиков, темные углы — всё это становилось её временным убежищем, пока она ускользала от внимательных глаз патрулей. Наконец, шогготка скользнула в приоткрытый контейнер, растворившись в его тьме, и осторожно выглянула наружу. Двое часовых сторожили ворота. Один лениво прислонился к металлической опоре, надвинув на лицо шлем так, что виднелся лишь его подбородок. Второй, видимо, чтобы не замёрзнуть, то и дело переминался с ноги на ногу, похлопывая себя по рукавам. Прожектор медленно скользил вдоль забора, но его ритм был предсказуем.       Периметр шёл дальше направо. Бетонные плиты площадки там заканчивались лестницей, ведущей вниз. Лёгкий журчащий звук подсказал ей, что там, скорее всего, находился спуск к каналу или пристань. Лаэс на миг задумалась, прикидывая свои варианты. Её внимание привлёк тяжёлый металлический ящик с инструментами, забытый кем-то на деревянном козле. План вырисовывался рискованный, но рискнуть стоило.

***

      Чудовищный лязг вырвал капрала Кнудсона из полудремы. Он дёрнулся, словно ужаленный, откинул шлем на затылок и застыл, бешено вращая глазами, пока его руки машинально перехватывали винтовку. Тяжело дыша, он водил стволом туда-сюда, прислушиваясь к ночной тишине, и наконец уловил направление звука.       — Хельветтар аг сварр! — смачно выругался он, переводя дыхание и беря на прицел лестницу, ведущую вниз, к станции патрульных катеров. Его напарник — рядовой Нильс — мигом пришёл в движение, направив оружие в ту же сторону.       — Какого дьявола… — прошипел Кнудсон, оборачиваясь к Нильсу. — Эй, сходи, проверь.       — Как всегда я, — буркнул Нильс, закатывая глаза, но подчинился.       Когда Нильс уже удалился на добрую дюжину шагов, холодное око прожектора в последний раз скользнуло по фигуре Кнудсона.       

***

      Источником грохота оказался металлический ящик, упавший с деревянного козла наверху. Тяжело вздохнув, Нильс поднял упавшие инструменты и небрежно закинул их обратно, решив оставить ящик внизу.       — А то ещё снова грохнется, — пробормотал он, будто для себя.       Убедившись, что всё на месте, рядовой повесил винтовку на плечо и неспешно поднялся обратно. Он собирался крикнуть Кнудсону, что это был всего лишь ящик, но остановился в замешательстве. Напарника не было на месте.       Конечно, Кнудсон не был образцом воинской доблести и на службе частенько позволял себе расслабиться, но бросить пост? Это уже странно.       Сердце неприятно кольнуло тревогой. Нильс нахмурился, поправил ремень и снова перехватил винтовку. Махнул рукой караульному на вышке, но тот даже не шелохнулся. Это было хуже, чем просто странно.       Он сделал несколько шагов вперёд, остановился в нерешительности, потом заметил приоткрытую дверцу контейнера на краю площадки.       — Чёрт возьми… — пробормотал караульный, поднимая ствол.       Тень от дверцы контейнера дрогнула.       — Олаф? — позвал он, стараясь держать голос ровным. Шаг, ещё один. Его палец лег на спусковой крючок. — Олаф, мать твою, это не смешно!       В ответ — только тишина.       Его сердце заколотилось оглушительно громко. Нильс поднял ногу для очередного шага, но запнулся, лишь чудом удержавшись от выстрела.       Что-то скользнуло по полу.       Он не успел закричать.

***

      Бережно уложив обоих спящих мужчин внутрь контейнера и предусмотрительно разрядив их винтовки, Лаэс выскользнула наружу. На то, чтобы создать внутри себя железы и выделить усыпляющий токсин нужной консистенции, ей пришлось потратить немало энергии. До того как они очнутся, оставался примерно час, если орденцы не подымут тревогу раньше, а пропажу караульных неизбежно заметят.       Она пробежалась щупальцами по пульту и дважды провернула в замке ключ. Металлические створки ворот заскрипели, раздвигаясь, и их скрежет на миг разорвал ночную тишину.       Не теряя времени, Лаэс скользнула сквозь открывшийся проход, плавно растекаясь по земле. Заграждение за её спиной медленно закрывалось, снова запирая сектор. Она ненадолго замерла, прислушиваясь к звукам ночи, а затем устремилась к финальному рубежу своего пути.       Цитадель была совсем близко — её массивные стены и башни высились в ночи, зловещий вихрь на её вершине был столь близок, что заслонял даже алую луну.       Перед Лаэс раскинулась зона отчуждения — открытое, пустое пространство, откуда исчезли все следы прежней жизни. Старые дома были снесены, оставив после себя лишь неровные пятна земли и щебня. Мёртвое поле, где любое движение видно как на ладони. Здесь нельзя было спрятаться за развалинами, как раньше. Даже редкие холмы и высохшие деревья, судя по их обрубленным стволам, были целенаправленно уничтожены, чтобы ничего не заслоняло обзор.       На внешнем периметре ярко горели прожекторы, их свет играл на стальных бронеплитах. По периметру возвышались пулеметные вышки, а в стенах прятались огневые точки.       На уровне основания стен угадывались низкие капониры, ощетинившиеся стволами орудий. Прожекторы безостановочно прочёсывали тёмное поле зоны отчуждения, выискивая любую угрозу.       Четыре башни — четыре безмолвных часовых — окружали саму цитадель. На их верхушках в ожидании замерли стволы зенитных орудий. Если остров будет осажден, цитадель станет финальным бастионом обороны, и её создатели хорошенько потрудились, что бы любому штурмующему пришлось заплатить огромную цену.       Шогготка замерла на краю зоны отчуждения, её аморфное тело почти слилось с изрытым грунтом, становясь частью окружающего мрака. Она подняла взгляд на стены, охваченные светом прожекторов, и позволила себе короткую паузу, чтобы оценить всё, что простиралось перед ней. Если и можно было что-то сказать об орденцах — так это то, что они были дьявольски трудолюбивы.       «И сколько только сил на это было потрачено!» — подумала она, ощущая нечто странное — смесь восхищения и сожаления.       Цитадель была построена, чтобы стать оплотом их власти, символом несгибаемой воли Ордена, веры и решимости. Но как же человечно в этом было иное: страх. Страх перед неизбежным. Всё это — прожекторы, колючая проволока, бронеплиты и пушки — были не выражением силы, а отчаянной попыткой удержать то, что уже им не принадлежало.       «Боятся нас», — промелькнуло у неё в мыслях. Она склонила голову, следя за лучом прожектора, который скользнул по земле, как хищник, вынюхивающий добычу.       Цитадель была красивой и ужасной в своей функциональности. Для штурмующих — почти непреодолимой преградой. Для тех, кто внутри — клеткой. Если их оборона рухнет, это место станет не бастионом, а капканом. Выхода для гарнизона не было.       «Они готовы умереть здесь», — подумала она. — «Но ради чего? Ради гаснущего света их Богини? Ради очередного дня, прожитого в страхе?»       Она посмотрела на башни, где замерли зенитные орудия, и тяжело вздохнула, если этот звук можно было бы назвать вздохом. Как ни мощны были эти стены, это укрепление, оно не могло остановить перемен.       Не могло остановить её.       Времени оставалось всё меньше. Больше никаких задержек.       Её взгляд зацепился за сеть мелких трещин, уходящих от зоны отчуждения к подножью стены. Похоже, когда-то здесь проходила часть инженерной сети для отвода воды. Ветхие конструкции были засыпаны и забыты, но трещины остались. Узкие линии прорезали землю, едва заметные в тусклом свете прожекторов. Эти разломы могли стать её единственным шансом добраться до стены незамеченной.       Лаэс растеклась вдоль одной из трещин, превращаясь в тонкую, почти незаметную плёнку, и осторожно поползла вперёд. Каждое её движение было плавным, медленным, рассчитанным. Луч света от ближайшего прожектора пронёсся над землёй, задержался на долю мгновения прямо у неё над головой, но затем скользнул дальше.       Воздух вокруг становился тяжелее с каждым метром. Лаэс чувствовала это кожей — и это было не просто давление неразумной массы, но... Цитадель будто бы понимала, какую угрозу несёт ей приближение дочери Бездны. Понимала, боялась и ненавидела, с остервенением пытаясь раздавить её своей колоссальной мощью.       Внезапно издалека донёсся тяжёлый, мерный топот. Патруль. Лаэс вытянулась ещё тоньше, почти теряясь в трещине. Она чувствовала колебания земли под их сапогами. Её внутренний взор, чуткий как никогда, уловил движение — несколько человек двигались по краю зоны отчуждения, внимательно прочёсывая землю.       Она замерла, словно капля тёмной воды, впитавшаяся в землю. Один из солдат поднял фонарь, свет которого метался в темноте. Луч на миг остановился недалеко от её укрытия. Шогготка ощутила, как тонкие линии её аморфной формы напряглись, будто готовясь к прыжку. Луч двинулся дальше.       — Видишь что-нибудь? — раздался грубый голос.       — Пусто, — отозвался другой.       Солдаты продолжили свой путь, не заметив ничего странного. Лаэс, всё ещё вытянутая вдоль трещины, дождалась, пока их шаги стихнут вдалеке. Лишь тогда она осмелилась продолжить движение, всё глубже погружаясь в мёртвую зону.       Ключи пришлось бросить — чем ближе она подбиралась к основанию стены, тем уже становилась и без того узкая щель. Наконец, укрытие кончилось. Дальнейший путь предстоял по голой земле.       Точнее, голой она была лишь на первый взгляд. Холодный морской ветер пронёсся по открытой земле. Местами, в почве были небольшие, едва заметные возвышенности, неестественно выглядящие неровности.       Сокрушающее давление барьера мешало даже думать, но сфокусировавшись, ей все-таки удалось заметить определенную последовательность: несколько возвышений повторялись, почти что как на доске для шакеса. Дочь Бездны медленно вытянула тонкое щупальце, приподняла горсть земли и обнаружила крошечный металлический ободок, слегка выступающий из грунта.       Минное поле.       Даже её аморфная плоть была уязвима перед взрывом, а уж то, что мина привлечет слишком много внимания сомневаться не приходилось.       Её продвижение превратилось в танец. Каждый шаг она делала с величайшей точностью, форма шогготки перетекала вперед, избегая даже малейшего давления на почву. Один раз, даже несмотря на свою осторожность, она услышала тихий щелчок под землей. Детонации не последовало, но второго шанса не будет.       Наконец, она достигла основания стены. Бетонные блоки возвышались над ней, плотно подогнанные друг к другу и перекрытые бронелистами, но осевший грунт обнажил небольшой кусок фундамента. Она пригляделась и заметила крохотную трещину — настолько узкую, что даже отверстие трубы насоса-опреснителя показалось бы по сравнению с ней просторным.       Лаэс вытянулась в длинную, гибкую линию, просачиваясь в трещину. Даже для порождения Бездны это было слишком — на мгновение её охватило чувство клаустрофобии: бетонные стены давили со всех сторон, но она продолжала двигаться, ощущая холод фундамента. Вскоре трещина расширилась, и Лаэс вывалилась в технический тоннель. У неё не было легких в этой форме, но если бы были — она бы издала вздох облегчения.       Пахло ржавчиной и пылью. Кабели в изоляции бежали вдоль пола. На стенах поблескивали неизвестные шогготке приборы с перемигивающимися лампочками. Лаэс двигалась вперёд, её единственным спутником был тяжелый гул механизмов цитадели.       На пути ей попалась железная решётка, запертая замком. Примитивная система сигнализации тянулась к левому углу, где на панельке горела красная лампочка. Шогготка скользнула сквозь преграду, не нарушив сигнализации. Подобные препятствия встречались ей ещё несколько раз, но ни одно из них не могло удержать порождение Бездны.       Тоннель тянулся дальше, пока её взгляд не выхватил ответвление, откуда расходились кабели. Лаэс замерла, сверяясь с картой, оставленной в памяти после брифинга. Кабели должны были вести к подстанции, откуда энергия распределялась по всему периметру и самой цитадели. Где-то ещё глубже находилась геотермальная электростанция, питавшая весь остров.       Лаэс задержалась на мгновение, а затем двинулась дальше, свернув направо на следующем разветвлении тоннеля. Тоннель становился шире. Шум усиливался, становясь почти ощутимым. Впереди, из-за массивной металлической двери, доносился гул трансформаторов. Дверь выглядела крепкой, и к её неудовольствию, была заперта.       Диверсантка замерла. Взлом мог занять драгоценные минуты, и дверь вполне могла быть подключена к сигнализации, реагирующей на попытки вскрытия. Она попыталась ощутить ауры за преградой, но её чувства натолкнулись на привычное давление, исходящее от ядра барьера. Это место подавляло её способности, словно накрывало их тяжёлым колпаком.       Выбор был невелик. Она вытянула тонкое, гибкое щупальце и осторожно ввела его в замочную скважину. Медленно и методично Лаэс начала нажимать на штифты, прислушиваясь к их механическим щелчкам. Наконец, замок поддался.       Едва толкнув дверь, она услышала протяжный скрип ржавых петель. И одновременно с этим её внутреннее зрение уловило вспышку человеческой ауры — совсем близко, всего в двух шагах.       Тревога, шок, страх. Человек за дверью заметил её.       Она бросилась вперёд, мгновенно сокращая расстояние. Человек в поношенной спецовке едва успел поднять пистолет, но не успел нажать на спуск. Щупальце Лаэс обвилось вокруг его запястья, сжав его, как стальные тиски. Другое щупальце обхватило его голову, зажимая челюсть и не давая ни крикнуть, ни вдохнуть.       Её хватка усилилась, и суставы человека протестующе хрустнули. Ещё чуть-чуть — и его запястье бы треснуло. Пистолет выпал из ослабевшей руки. Лаэс тут же поймала его другим щупальцем на лету. Она плавно разрядила оружие, аккуратно отложив его в сторону.       Человек дёргался в её склизких объятиях, словно птица, угодившая в густую смолу. Его движения становились всё слабее, а надежда на сопротивление угасла почти сразу. Её плоть начала сдвигаться, медленно принимая привычные очертания женской фигуры.       Теперь, уже в человеческом облике, она склонилась ближе к нему, приложив палец к губам.       — Тихо, — прошелестела она. Её голос был мягким, но в нём звучало такое ледяное спокойствие, что человек перестал дёргаться, только тяжело задышал, его глаза широко раскрылись от ужаса.       — Я не причиню тебе вреда, — продолжила дочь Бездны. — Ты просто немного поспишь... и проснёшься в лучшем мире.       Холодное щупальце с жалом на конце мягко коснулось его шеи. Его взгляд на мгновение потух, а затем веки медленно сомкнулись.       — Спокойного сна, — прошептала она, склонив голову.       Человек обмяк, и Лаэс осторожно уложила его на пол, как будто укладывала ребёнка. Её глаза на миг задержались на его лице, прежде чем она бесшумно выпрямилась. Она огляделась: подстанция была невелика, но впечатляла своей сложностью. Трансформаторы, распределительные блоки и массивные панели, усеянные лампочками и тумблерами. Наружу вела ещё одна дверь. Она подергала ручку — не заперто. Шогготка аккуратно выглянула наружу — наверх вела длинная лестница, которая, скорее всего, выходила на первый этаж цитадели. Слишком рискованно. Необходим другой путь.       Под потолком расположилась решетка вентиляции. Лаэс приблизилась к шахте, её щупальце проверило решетку — заперта. Ещё одно движение, и замок поддался, открыв доступ в вертикальную шахту. Уже лучше.       Дочь Бездны забралась внутрь, расплющилась в длинную ленту и стала карабкаться вверх, цепляясь мелкими щупальцами с присосками за стенку шахты. Холодный воздух, циркулирующий по вентиляции, нес разнообразные запахи, будто живое дыхание цитадели: густая вонь табака, готовящейся где-то наверху еды, запах масла и металла.       А путь все шел вверх, вверх и вверх: снаружи цитадель казалась огромной, изнутри — бесконечной. Холод бетона и металлических опор. Стены, дрожащие от хода механизмов.       С чёткой периодичностью шахта расходилась в стороны вентиляционными каналами. Иногда Лаэс заглядывала в каналы, и иногда ей даже удавалось выхватывать отдельные сцены из жизни гарнизона: то напряжённую карточную партию между солдатами в казарме, то какие-то ночные работы по перетаскиванию тяжеленных патронных ящиков с места на место. Чаще, конечно, её встречали пустые подсобки и безлюдные технические помещения.       За одной из решеток оказался центральный диспетчерский узел — широкое помещение, от пола до потолка заставленное оборудованием с разъёмами и гнездами, в центре которого расположился длинный стол со множеством аппаратов связи. За другой — больничное крыло, где двое медбратьев пытались успокоить бредящего солдата. Тот все бормотал про какие-то тени, тянущие к нему когтистые лапы.       В очередном ответвлении, где-то на половине пути, ей открылась другая картина: трое в черной форме, глухих шлемах и тяжелых кирасах, со всех ног бежали по коридору. Они держали автопистолеты наготове, пальцы — готовые в любой момент сорваться на спусковой крючок. За ними, уже не так торопливо, шагали двое: человек с кручеными погонами оберста и высокий мужчина в черном плаще. Инквизиция.                    Лаэс замерла, впиваясь взглядом в эту процессу. Её аморфное тело слегка шевельнулось, словно от внутреннего укола. Отвращение всколыхнулось в её сознании, но она быстро подавила эмоции.       — ...Это не может быть случайностью. Сначала шестой участок, теперь караул пропал, — голос инквизитора был сухим и резким, словно хлесткий удар плети. — На территории лазутчик. Нужно объявлять тревогу.       — Сначала подтвердим. Не хватает ещё устроить панику, — спокойно ответил оберст, но в его голосе тоже сквозила напряжённость. — Отправлю группу прочесать периметр. Сообщение в сектор уже передали, они усилят поиск.       — Теряем время, — фыркнул инквизитор. Сапоги аколитов отбивали ритм уже где-то за поворотом, но инквизитор и оберст на мгновение задержались. Мужчина в чёрном плаще поднял голову, его глаза медленно оглядели стены, вентиляционные решётки... Лаэс затаилась, сжимая свою форму в крошечный узел.       Его взгляд задержался на решётке, как будто он почувствовал что-то. Мгновение длилось как вечность, но затем он отвернулся.       «Быстрее, чем я ожидала», — подумала Лаэс, оценивая сложившуюся ситуацию. Это значило только одно — времени у неё оставалось всё меньше.       Она продолжила свой путь наверх. Мимо неё проплыл открытый лифтовый пролёт, где сквозь металлическую сетку виднелась массивная кабина грузового лифта. Внутри — деревянные ящики с красными пометками и цифрами. Ещё выше — полутёмное помещение, заставленное разнообразными трубами и резервуарами.       Наконец, она достигла нужного этажа — двенадцатого. Здесь, в самом сердце цитадели, располагалось ядро барьера. Лабиринт вентиляционных шахт вывел её в укромное место, откуда открывался вид на огромное помещение: массивный, сферический зал с высоким потолком. В центре зала, подвешенный в сложной бронзовой конструкции, сиял ослепительный кристалл — сердце барьера.       Металлические створки вокруг ядра были частично опущены, оставляя лишь узкие зазоры, через которые пробивался яркий свет. Лучи касались стен зала, играя на шестернях, рычагах и проводах, уходящих вглубь стен. Аппаратура, окружающая ядро, была для Лаэс в равной степени прекрасной и пугающей.       Она видела механизм, но не понимала его сути — тонкая сеть гравированных пластин, трубок и блестящих металлов явно была создана человеческим гением.       Её взгляд скользнул по стенам. Там располагалась аппаратура помельче: мерцающие приборы, движущиеся шкалы, небольшие экраны, куда выводились графики, — всё это вибрировало в унисон с гулом барьера. Она не знала, для чего всё это нужно, но её чутьё подсказывало, что это были системы настройки и контроля, поддерживающие функционирование ядра.       На полу зала стояли три кресла с пультами управления. В одном из них сидел мужчина среднего возраста, с седыми висками и глубокими морщинами усталости на лице. Его форма техника была заляпана пятнами машинного масла, а руки были покрыты мелкими порезами и ожогами. Он сосредоточенно что-то записывал в журнал, сверяя данные на пульте.       Рядом с ним стоял юноша в строгом чёрном одеянии. Ему едва исполнилось двадцать, а может, и меньше. Светловолосый мальчишка выглядел так, словно его случайно затянуло в этот мир механизмов. На носу сидели круглые очки, а на поясе висела книга в плотной обложке. Его пальцы сжимали небольшой святой талисман — резной солнечный крест из серебра, который клирики Ордена использовали для своей священной магии.       — Он должен был вернуться ещё десять минут назад, — раздался голос техника, нарушив гулкое молчание зала. Мужчина недовольно скривился, склонившись над приборной панелью. — Снова где-то шляется, как будто работы у нас мало.       Клирик слегка пожал плечами, его руки нервно теребили крест.       — Может, его что-то задержало, — неуверенно предположил он.       Техник резко обернулся и бросил на юношу суровый взгляд.       — Задержало? Что может быть важнее чем это? Знаешь, сколько шансов на аварию, если эти штуки... — он показал на один из мерцающих приборов — ...синхронизацию потеряют? Даже твои чудеса тут не помогут.       Клирик отвёл взгляд, словно извиняясь.       Техник тяжело вздохнул и задумался. Затем, поколебавшись, он захлопнул журнал, проверил ремень, и решительно двинулся к выходу.       — Ладно, я пойду искать этого горе-колдуна. Без него и работать толком нельзя. Ты тут смотри, чтобы всё не развалилось, — бросил он через плечо.       — Но… — начал было клирик, но техник уже вышел через шлюз, оставив юношу в одиночестве.       Шогготка наблюдала за этой сценой, скрываясь за решеткой. Всё шло идеально. Ей даже не пришлось прилагать усилия: обстоятельства сами предоставили возможность.       — Ну вот... — вздохнул он. — Хоть бы вернулись быстро.       Пора. Решётка вентиляции с треском вылетела, словно пробка из бутылки. Аморфная форма шогготки обрушилась на пол бурным потоком, который почти сразу начал принимать изящные женственные очертания. Она не удержалась от игривой ухмылки. Наконец-то кто-то, с кем можно было встретиться лицом к лицу.       Одним взмахом щупальца Лаэс ударила по рычагу изоляции. Тяжёлые створки шлюза с грохотом начали опускаться, отрезая помещение от внешнего мира.       — М-монстр?! Всевышняя помоги! — вскрикнул клирик, судорожно хватаясь за талисман. Его голос дрогнул, он отступил на шаг, прижимая святую реликвию к груди.       — Монстр? — шогготка покачала головой, её тон был мягким, почти убаюкивающим, но в нём слышались отголоски бездонных глубин. — Ну зачем же так грубо? Меня зовут Лаэс.       Она слегка наклонилась, а её аморфная плоть на миг растеклась словно шлейф платья — так, будто она исполняла реверанс.       — А вы, доблестный защитник, как вас зовут?       Клирик стиснул талисман крепче, его руки слегка дрожали.       — Неважно, — прорычал он, собираясь с духом. — Именем Всевышней, ты не пройдёшь!       Она скользнула вперёд, её движения были гибкими и текучими, как у хищника, играющего со своей добычей. Щупальце, изящное и тонкое, вытянулось к клирику, но не торопилось нападать, словно проверяя его реакцию. А юноша все ещё сжимал реликвию, медленно отступая.       — Ах, вот как... — задумчиво протянула шогготка, бросив на него пронзительный взгляд нечеловеческих очей. — Ваша отвага похвальна. Но зачем же сражаться, зная, что это приведёт лишь к поражению?       Её губы изогнулись в лёгкой улыбке.       — Будьте благоразумны, господин. Бросьте эту безделушку, и я обещаю, что вы просто немного поспите, — проворковала шогготка, её щупальца покачивались в воздухе, словно полоски черного шелка на ветру. — Вы выглядите таким уставшим... Не пора ли отдохнуть?       Клирик, сделав ещё один шаг назад, неожиданно для себя упёрся в стену. Поняв, что отступать дальше некуда, он поднял крест. Юноша зажмурился, его губы зашептали молитву.       — Ты не пройдёшь, — вновь произнес он тоном, полным отчаянной храбрости. — Эксельсио!       Сияние окутало талисман, и внезапно пространство вокруг клирика вспыхнуло ярким светом, заставив Лаэс на мгновение прикрыть глаза. Из ничего явились фигуры, похожие на прекрасных бабочек, созданных из чистого солнечного света. Они порхали вокруг него, исполняя сложный танец, а затем, по его жесту, рванули к шогготке.       Её тело резко потекло в сторону, уклоняясь от первых ударов. Но эти светящиеся существа, хоть и хрупкие на вид, безжалостно преследовали её. Одна из "бабочек" врезалась в её бок, разорвав его в ослепительной вспышке света. Волна чистой агонии залила её бесформенную плоть. Лаэс дрогнула, но мгновенно среагировала, направив к клирику длинное, шипастое щупальце. Он успел уклониться, шагнув в сторону, и продолжил колдовать.       — Во имя света! — крикнул он, выпуская новую стаю.       Ещё несколько бабочек устремились к Лаэс, неотступно следуя за её движениями. Она метнулась влево, но одна из них догнала её и взорвалась, оторвав ей правую руку вместе с частью туловища. Аморфная плоть описала в воздухе дугу, шлепнувшись на приборную панель. Из массивной раны стремительно пролился чернильный поток. Шогготка издала болезненный вопль, её форма сжалась на полу.       Клирик ликовал. Он вытянул талисман перед собой, готовясь нанести завершающий удар.       — Сгинь! — торжествующе воскликнул он.       Но он не заметил, что оторванная рука словно змея ползла по полу, подбираясь к нему сзади. Когда клирик занёс длань для последнего заклинания, рука шогготки обвилась вокруг его голени. Он вздрогнул, взгляд его метнулся вниз, но было уже поздно. Конечность резко ужалила его, вводя яд прямо в кожу.       — Что... — его голос сорвался, а свет ауры стал стремительно угасать. Он пошатнулся, крест выпал из его руки и со стуком упал на пол. Клирик рухнул следом, тяжело дыша, отчаянно борясь с надвигающимся мороком. Лаэс с трудом поднялась, пока её форма вновь обретала целостность.       — Я же просила. Брось безделушку, — мягко напомнила шогготка, приблизившись к нему.       — Ты... не победишь... Всевышняя... Она... — пробормотал он, прежде чем тяжёлое дыхание перешло в слабое хрипение. Сонный токсин сделал своё дело.       — Всевышняя... Всевышняя, — повторила Лаэс задумчиво, поднимая талисман. Она посмотрела на него пару мгновений, а затем переломила пополам и отбросила в сторону. — Её здесь нет. Только ты и я, — она обернулась к сердцу барьера.       Массивный кристалл сиял, заключённый в механические объятия аппаратов. Каждая плита, каждый механизм, кажется, протестовали против её присутствия. Она вытянула щупальце, подобное длинному лезвию, и с лёгким усилием вонзила его в панель управления. Искры полетели во все стороны, гул механизмов стал прерывистым, будто сердце цитадели пропустило удар. Она нанесла новый удар, ломая шестерни, разрывая кабели. Последний рывок — и вся аппаратура вокруг кристалла обрушилась.       Барьер задрожал. Громадный кристалл вспыхнул, словно выдыхая последний раз, и его сияние угасло. Пространство вокруг неё наполнилось тишиной, такой глубокой, что она казалась оглушающей.       И затем это произошло.       Воздух дрогнул. Волна демонической энергии, задавленной барьером, стала стремительно подниматься. Невыносимая тяжесть на её плечах рухнула. Лаэс ощутила себя иначе. Сильнее. Свободнее. Мир вокруг неё стал ярче, чётче, будто кто-то снял фильтр с её восприятия.       «Барьер пал. Действуйте, сестры», — передала она телепатически.       Дочь Бездны позволила себе улыбнуться, ощущая как оживают потоки темной благодати. А вместе с пробуждением демонической энергии, пробудилось и кое-что ещё.       Этот долгий путь её изрядно вымотал. Она была голодна — голодна так, как бывают голодны только монстродевы. Взгляд мамоно обратился к павшему клирику. Его чудеса чуть не обратили её в пепел, принеся невообразимую боль... Но это не страшно. Она уже мысленно простила его. В конце концов, у них целая вечность впереди — что значит одно мгновенье по сравнению с ней?       Лаэс склонилась над ним, её щупальца мягко и осторожно обвили его тело, словно исследуя что-то хрупкое и драгоценное. Она чувствовала тепло его кожи, мерный ритм его сердца, ощутила тонкий, едва уловимый аромат духовной чистоты, который, казалось, исходил от самого его существа.       «Какой решимостью он горел в бою...» — подумала она, ощущая что-то сродни благоговению. Хрупкий человечек, полный несокрушимой веры. Её щупальца чуть сильнее сжались, ощущая каждую деталь его тела. Он был так юн, так беззащитен... и в то же время столь прекрасен в своей решимости.       «Такой прекрасный... такой сильный... но теперь ты мой», — пронеслось у неё в сознании, мысли раскалялись от жара едва сдерживаемого желания. Губы Лаэс дрожали, когда она нежно поцеловала его лоб, оставляя первый след своей демонической энергии на нем. Её прикосновения, сначала лёгкие, становились всё смелее, её щупальца скользили, избавляя его от более не нужной одежды.       Напряжение боя растаяло, уступая место иному пылу, который теперь властвовал над каждой клеточкой её формы. Она мелко дрожала, но не от усталости, а от разгорающегося желания. И всё же она оставалась нежной — её прикосновения были мягкими, будто она касалась чего-то священного. Она сняла с него рясу, а затем очки. Ей показалось, что его лицо стало ещё прекраснее, будто само совершенство скрывалось под этими стеклянными преградами.       Она восхищалась им в каждой ласке. Её движения были пропитаны не только страстью, но и безграничным благоговением. Его тело начинало отзываться, даже если разум ещё оставался в забытьи. Но скоро он очнётся. Очень скоро.       И тогда они растворятся в наслаждении.       Вместе. Навсегда.

***

      Щит барьера, столько лет защищавший оплот Ордена в этих водах, угас, исчезая в пустоте. Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими потрескиваниями исчезающих магических линий и мягким плеском волн у берегов. Но она длилась лишь несколько мгновений…       Затем тишину разорвал оглушительный, надрывный вой тревожной сирены.       Механический рёв прокатился по острову. Звук, столь привычный после всех учений и проверок... Но не он один. Голос цитадели, раздававшийся из каждого громкоговорителя, громыхал короткой и пугающей фразой:       — Внимание! Боевая тревога! Всем подразделениям немедленно занять позиции!       Свет прожекторов и сигнальных маяков полосовал ночное небо тревожным алым сиянием. Гарнизон острова пришёл в движение — суматошное, нервное, пока ещё неорганизованное. Солдаты и офицеры, не понимая, что именно произошло, метались в спешке, сталкивались, торопились к своим позициям. Гремели двери арсеналов, раздавались отрывистые выкрики приказов. Тёмные улочки Де Рюа, ещё мгновение назад мертвые и безмолвные, заполнились грохотом мотокарет и бронемашин.       Где-то далеко на западе и севере гарнизоны бастионов услышали нарастающий гул. Пока ещё с трудом различимый, почти сливающийся с другими шумами. Но опытный слух узнал бы его безошибочно.       Звук двигателей. Бомбардировщики Конкорда.       С юго-запада густая пелена тумана надвигалась на остров, медленно, но неотвратимо. Она скрывала за собой темные силуэты кораблей, которые растворялись в ночи, лишь изредка обрисовываемые вспышками маяков. Изящные, хищные тени шли, ощетинившись орудиями палубной артиллерии.       И всё же, помимо шума сирены, суеты и рёва техники, в ночи звучало ещё кое-что. Звук — тихий, едва уловимый. Ещё не все слышали его — только те, кто стоял ближе всего к глубинам. На береговых батареях, у радиолокационных станций, в самых крайних бастионах — именно они услышали это первыми.       Тонкий, нежный голос, словно шёпот самого океана. Словно зов пучины.       Он проникал в разум, не снаружи, а будто изнутри, наполняя мысли ласковыми, чарующими и в то же время тревожными нотами. Звук резонировал где-то глубоко внутри, как трещинка в стекле, готовая разойтись на сотни осколков.       Песня дивы моря, оборванная пятнадцать лет назад, раздалась над островом вновь. И теперь она не собиралась умолкать.