Miserere

«До меня дошли известия, что среди некоторых депутатов ландсрата ходят кривотолки о возможности заключения мирного договора с Архиврагом и её приспешниками. Подобного рода разговоры являются не только безнравственными, но так же безосновательными и глубоко ошибочными. Не стоит рассматривать монстров как иную нацию или культуры - они являются болезнью сродни гангрене или морового поветрия, и лекарство от сей болезни давно известно: это огонь и сталь».

— Из речи Святого Иосифа Заступника, великого магистра Священной Инквизиции, Щита Веры, на заседании ландсрата в 7121 г.

      Утро одной лескатийской девчонки началось не с привычной овсянки и маковой булочки, а с непонятного грохота где-то вдалеке, перемежавшегося не менее непонятной сухой трескотнёй. За окном суетились взрослые, зачем-то вытаскивая на улицу всякое барахло и сваливая его друг на друга: диваны, старые кровати, шкафы — всё шло в ход. Мать ничего не объяснила. Схватив дочку прямо из-под тёплого одеяла, она потащила её вниз, в погреб.       — Мам? Что случилось? — сонно пробормотала девочка, протирая глаза.       — Рени, солнышко, тебе придётся немного тут посидеть, — мать, обычно спокойная, сейчас выглядела напуганной до смерти. Она провела ладонью по мягким перышкам в висках дочери. — И сиди тихо, хорошо?       — Д-да… А… надолго?       — Недолго. Я позову, когда можно будет выйти.       Она чмокнула Рени в щечку и ушла, оставив её одну в полумраке. А грохот и трескотня наверху все усиливались и приближались. К ним прибавились и другие звуки — рёв моторов и стук колес по проселочной дороге, возгласы и крики на незнакомом языке, лязг металла и жалобные стоны ломающегося дерева. Даже в своем нежном возрасте, маленькая кикимора понимала, что наверху творится что-то очень страшное.       Девочка уселась на пол, уткнулась лицом в колени и зажала мягкие ушки ладонями, а инфернальная какофония даже не думала ослабевать — наоборот, нарастала в жутком крещендо. Рени сидела не шевелясь, боясь даже вздохнуть, пока не поняла, что, наконец, наверху наступило затишье. Набравшись смелости, она приоткрыла люк: наверху, мама пригнулась у окна, прячась за створками, а папа стоит у входной двери, крепко сжимая в руках тяжёлый колун. На улице снова раздались крики на грубом, чужом языке: кто-то стремительно приближался к их скромному дому.       По двери с силой ударили чем-то тяжелым: раз, два — а на третий слабенький замок сдался. Дверь вышибли; на пороге замер человек в черном, который тут же пролаял несколько команд на своем грубом языке. Рени юркнула вниз, пока её не заметили ворвавшиеся внутрь враги. Она снова зажала ушки, но это едва ли заглушило истошных воплей и последовавших за ними ударов. Даже когда наверху вновь наступила зловещая тишина, безумные вопли отдавались в ушах эхом. Маленькая кикимора хотела тоже закричать, но из груди вырывались только сдавленные всхлипы.       Она увидела родителей — а точнее, их тела — в следующий раз только спустя два года, когда лескатийские войска окончательно выгнали орденских оккупантов с севера страны. От непримечательной деревушки, что звалась Монруж и которой не повезло оказаться одной из первых на пути вторжения, осталась одна большая братская могила. Несколько сотен тел — монстродевы, их мужья и дети — убитые пулями и штыками, сброшенные в одну большую яму, закопанные и утрамбованные гусеницами орденских осадных машин.       В те трагические дни, подобная судьба ждала всех, кто вставал на пути Ордена и остановить его могла только сила. Маленькая Рени Арно, достаточно окрепнув, чтобы держать в руках оружие, присоединилась к борьбе.       Путь сопротивления оказался долгим и извилистым, заставив её бывать в самых разных местах и носить маски, подчас совершенно противоположные. Последней из них стала личина горничной Дины Кирк из Нойона. В конце концов этот путь привёл её к маленькому счастью.       Маленькому счастью, которое у неё пришли отнять.       Человек в чёрном и его подручные стояли на пороге, его ладонь сжимала рукоять пистолета. Рени — уже не Рени, а Дина — закрыла книгу и ласково коснулась плеча дочки, которая дремала у неё на коленях.       — Анечка, иди в другую комнату, — ребенок открыл глаза и зевнул, а затем с удивлением посмотрел на стоящий в дверном проёме отряд инквизиции.       — Мам?       — Иди. Маме нужно поговорить с дядей Лоттом.       — Ладно, — девочка снова зевнула. Анечка обожала истории о доблестных рыцарях Ордена, спасавших прекрасных дев от чудовищ. Так и в этот вечер, плавно перешедший в ночь, они с мамой успели прочитать одну из таких сказок. Иронично, что теперь на пороге появились орденцы — и вовсе не похожие на тех благородных героев.       Из гостиной, где у камина проходило их вечернее чтение, вели две двери: одна — в общий коридор, другая — в гостевую спальню, а из неё можно было выбраться во двор через окно. Дина закрыла за дочкой дверь. Если девочка сориентируется, у неё будет шанс сбежать. Если нет… Тяжело вздохнув, Дина повернулась к своим палачам.       — Чем обязана в столь поздний час, господин инквизитор? — он в ответ вытащил из кармана флакончик и поболтал содержимое внутри.       Знакомый флакончик, который каким-то непонятным образом исчез из столешницы сегодня.       Её духи из сока альрауне.       — Знакомая вещица? — сказал Эйно и от досады она прикусила губу.       «Проклятье. Так вот куда они делись… Ангельские сиськи, слишком я расслабилась здесь — совсем позабыла об осторожности».       — В первый раз вижу, господин.       — Все надеешься уйти от правосудия Богини… чудовище?       — Разве я похожа на чудовище? Кажется, с утра была обыкновенной горничной.       — Где чертов Фуллер? Куда вы его дели? — прошипел инквизитор, поднимая уродливый кусок вороненой стали. Он поймал мушку в прорезь целика и сжал рукоять пистолета покрепче, взяв горничную на прицел. — Отвечай, мразь.       — В безопасности, — скупо ответила она, опуская руки к бедрам в жесте обманчивой расслабленности. — Наслаждается лескатийским гостеприимством.       — В Лескатии? Когда вы, мать его, успели?       — Немного пространственной магии и никакого мошенничества, — она улыбнулась и развела руками.       — Руки по швам! Не двигаться! — крикнул инквизитор и Звездочет, повторив за наставником, тоже взял её на прицел и демонстративно передёрнул затвор. Он ступил внутрь, начав медленно обходить гостиную слева — то есть, вокруг стола с креслами и диваном и вдоль окон. А параллельно ему — другой аколит, на нетвердых ногах пересекавший гостиный зал вдоль стены. — Именем Всевышней Богини, возлюбленной всеми, и во славу Её, ты арестована, тварь. Есть вопросы?       — Как ваша рука? — полюбопытствовала Дина, не сводя взгляда со Звездочёта, который приближался к ней. — Все ещё болит?       — Смешно, — инквизитор фыркнул. — За каждое мгновение моей боли ты заплатишь сторицей. Посмотрим, кто будет смеяться тогда.       — Верите или нет, граната в комнате многоуважаемого доктора Шмидта была для меня такой же неожиданностью, как и для вас.       — Лжешь, — но она покачала головой и печально улыбнулась.       — Знала бы, что он оставит нам такой сюрприз — придушила бы лично. У меня ещё один вопрос… Что будет с моей семьей?       — Они будут взяты под стражу. Правосудие свершится.       — Понятно. Один нюанс, палач, — сказала горничная и её голос был убийственно холоден. — Твое правосудие здесь не в цене.       Дальше всё произошло настолько стремительно, что Эйно даже не успел нажать на спуск. В лицо врезалась тяжеленая книга. Он взвыл — нос сломался с мокрым хрустом, а острая боль пронзила всё сознание.       — Взять её! — заорал он, хотя аколиты уже и без команды понимали, что делать.       Из сломанного носа тонкой струйкой потекла кровь, растекаясь по губам металлическим привкусом. Эйно выпрямился, нащупывая взглядом Звездочёта, и скрипнул зубами. Тот не колебался: медленно выдохнул и нажал на спуск. Рой свинцовых шершней с рёвом вырвался из ствола автопистолета, сотрясая особняк грохотом выстрелов. На таком близком расстоянии промахнуться было почти невозможно…       Однако горничной хватило нечеловеческой скорости, чтобы уйти с линии огня. Пули изрешетили дверь гостевой спальни и разнесли её в щепки. Чудовища всегда брали индивидуальной силой и реакцией, тогда как Орден привык отвечать грубой огневой мощью. Но сейчас никакого огневого превосходства не было — лишь три человека, только у одного из которых непрерывно стреляющее оружие.       Которое вот-вот могло перейти во вражеские руки.       Горничная молниеносно бросилась к аколиту, едва дав ему поднять автопистолет. В тот самый момент, когда он потянул спусковой крючок и пули должны были без промаха поразить её прямо в грудь, ладонь в белой перчатке вцепилась в ствол и с силой толкнула, отводя его от себя в сторону. Очередь прошла мимо и попала в камин, едва не задев спешившего на помощь Шило. Каменная кладка взорвалась осколками, пуля рикошетом разбила окно, засыпав осколками пол.       В тот же миг, бледно-розовый кинжал обоюдоострым лезвием сверкнул в её руке. Звездочет с силой тряхнул автопистолетом, державшемся на ремне за его шею, силясь отбросить от себя разъяренное чудовище. Но её хватка была слишком крепкой, а Шило — слишком далеко, чтобы помочь. Кинжал вонзился в грудь аколита, вышел на пол-ладони и воткнулся снова — он двигался подобно иголке швейной машинки, нанося быстрые, резкие уколы один за другим. Ни крови, ни криков боли — только глаза аколита, расширившиеся в ужасе.       Он знал, каков укус демонического серебра: первые мгновения — лишь холод, а затем волны удушающей слабости накатывают одна за другой, пока не меркнет сознание. Собрав остаток сил, Звездочёт оттолкнул горничную и тяжело рухнул на пол, придавив своим телом автопистолет.       Ситуация становилась катастрофической. Боевой устав рекомендовал соотношение сил в девять к одному, а тут их всего трое, да и без помощи посланного на поимку Фуллера-младшего караула. Математика боя была критически не в их пользу.       Горничная вырвала кинжал из груди аколита прежде, чем он окончательно обмяк, и на миг встретила взгляд Эйно. В янтарных глазах полыхала ненависть — он не сомневался, что станет следующей целью её атаки. Но в этот момент, Шило налетел на неё подобно коршуну. Они закружились в безумном танце и тысячелетний спор стали с демоническим серебром завязался вновь.       Шило ударил наотмашь, заставив горничную попятиться, и клинок полоснул её по лицу — от одной скулы до другой вспыхнула ярко-красная полоса. Она будто не заметила раны; её ответная атака вынудила уже самого аколита отступить на шаг. И тут в другой руке чудовища возник второй, точно такой же розоватый кинжал. Она молниеносно кольнула сразу двумя лезвиями, но Шило неожиданно рухнул вперёд, широко шагнув и присев на одно колено. Он направил удар снизу вверх, и горничная вынуждена была отразить выпад скрещёнными клинками. Она тут же толкнула его, однако Шило кувырком откатился и поднялся на ноги.       Эйно, целившийся все это время, начал медленно давить на спуск, но остановился, когда враг оказался опять скрыт фигурой его аколита. Он вполне был готов пожертвовать Шило ради того, что бы пристрелить взбесившегося монстра, однако, шанс у него был всего один.       Поэтому он выжидал — сердце его билось ровно, а рука — оставалась твердой.       Один выстрел.       Все, что нужно.       Широкий замах горничной столкнулся с поднятой навстречу сталью. Мысок сапога аколита врезался в живот монстра, отбросив её назад. Буквально на мгновение, сражающиеся остановились, тяжело дыша и бросая друг на друга взгляды, полные обжигающей ярости.       — Обожаю свою работу, — хрипло рассмеялся Шило.       — Маньяк долбанный, — ответила горничная и плюнула на землю. Лишь мгновением больше продлилось их перемирие — аколит с ревом бросился в атаку. Снова рваный обмен ударами: Шило попытался ударить в голову, но горничная рухнула на одно колено и вонзила клинок снизу вверх, промеж рёбер. Шило, казалось, даже не сразу понял, что ранен, застыл, выпучив глаза, а потом отшатнулся и свалился за спинку дивана.       — И это всё, на что способна доблестная Инквизиция? — со злой усмешкой сказал монстр, переводя дыхание. — Трое на одного и вы меня только поцарапали. Она подняла кинжал и направила острие на Эйно.       — Бросай оружие и ползком ко мне!       — И потом?       — Пойдёшь со мной. Начальнице будет интересно с тобой побеседовать, — её взгляд недвусмысленно скользнул к его пистолету. Инквизитор понимал, что выбор у него невелик: бежать бесполезно, а точный выстрел потребует мгновения, которого у него может и не быть.       — И кто эта твоя начальница?       — Скоро сам увидишь. Ну? Сдаёшься?       — Нет.       — Ну тогда... — горничная подбросила кинжал и поймала его за лезвие, готовясь к броску. — Получай!       Эйно Керхонен не верил в судьбу. Жизнь, сотканная из болезненных ошибок и случайностей, маленьких и больших трагедий, смогла разубедить его в наличие какого-то высшего смысла.       Если Судьба и существовала, в её действиях не было никакой цели и смысла — она просто бросала кости, что последний забулдыга, проигравший все свои гроши и отчаявшийся отыграться. Может, эта высшая сила смотрела на их страдания и смеялась, а может, ей было все равно.       Так или иначе, но на этот раз кости упали шестерками кверху. В тот миг, когда замах горничной вот-вот должен был стать броском, нацеленным, без сомнения, точно в голову инквизитора, ей помешал Звездочёт. Находясь в полубессознательном состоянии, вызванном тяжёлыми духовными ранами, он выбросил руку вперёд и схватил Дину за ногу.       Она рефлекторно дернулась, пытаясь освободиться, и её оружие отклонилось с курса. Грозный кинжал, выкованный демоническими кузнецами, ударился об стену и со звоном упал на пол. Эйно выдохнул и плавно потянул спусковой крючок.       Он не имел права промахнуться. Раздался оглушительно громкий выстрел; «Милосердие», как и всегда, взбрыкнулось, подобно необъезженному жеребцу. Горничную отбросило силой удара к окну, выбив стекло. Крупные осколки градом просыпались на пол. Она смогла кое-как приподняться, а потом прикоснулась к груди ладонью и замерла, разглядывая собственную кровь. Струйка крови потекла с уголка её рта. Красное пятно быстро расползалось по белому кружеву.       — Аня... — прохрипела она, глядя на собственную ладонь. Из губ вырвался кровавый пузырь, и она медленно завалилась на пол.       Эйно выбросил гильзу на пол и зарядил следующий патрон. Он пересёк комнату и поравнялся с умирающим монстром. В стремительно стекленеющих глазах читалась мольба вперемешку с ужасом. Инквизитор на мгновение задумался, ища ответную реакцию внутри себя. Ни ненависти, ни сострадания. Она - враг. Врагов уничтожают. Истина, святая и непреложная.       Он выстрелил, превращая красивое лицо в обезображенный кусок плоти. Ещё одна гильза со звоном упала на пол. Эйно зарядил последний патрон и тяжело вздохнул. На счастье, в пачке оставалась ещё пара сигарет, так что он без промедления закурил. Распластавшийся на полу Шило мучительно застонал и вытащил застрявший в боку кинжал. Эйно подхватил его за руку и рывком поднял на ноги. Пришлось взяться покрепче, так как Шило все норовил упасть обратно.       — Не стану спрашивать как ты, и так вижу что дерьмово. Нужно перехватить ту мелкую поганку, пока она не ушла далеко. Справишься?       — Н-наверное... Ох, мама...       «Повезло нам всё-таки, что у этой твари был не пистолет, а не то полегли бы мы тут все. Дай Богиня мне больше никогда с горничными-убийцами не сталкиваться».       — А вы... куда?       — А я пойду проведаю, как там Фуллер-младший. Надеюсь, наши армейские друзья с ним справились.       «Ну, а если нет — ещё один патрон у меня найдется».

***

      Его веки задрожали. Сознание по крупицам возвращалось, а с ним — пришла и боль. Голова раскалывалась; последнее, что он помнил — удар прикладом в лоб, отправивший его в объятия тьмы. Фуллер-младший, едва разлепив тяжёлые веки, попытался осмотреться: перед глазами все плыло, мир вокруг превратился в беспорядочный калейдоскоп размытых пятен. Он попытался потянуться и понял, что его руки схвачены чем-то тяжелым и холодным за спиной. Из груди вырвался судорожный вздох.       — Ожил, — скупо констатировал чей-то тихий голос. — Взбодри его, Звездочёт.       Резкий всплеск — на голову обрушился ледяной поток воды. Милтон сдавленно вскрикнул и закашлялся. По телу прошла волна дрожи, а от холода зубы принялись выбивать чечетку. Его мысли оставались спутанными, но все же разноцветная мешанина стремительно приобрела остроту контуров, и то, что он увидел, ему не понравилось.       Стеллажи справа и слева, на которых аккуратными рядами лежали бутылки с драгоценным алкоголем. У дальней стены — дубовые бочки, где вызревало вино. Знакомый винный погреб, откуда он, бывало, брал бутылочку-другую для себя и Рени.       А прямо перед ним стоял человек в чёрном, облокотившись на тяжёлый стол. С безразличным видом он водил оселком по ножу с изогнутым, крюкообразным лезвием. Лезвие поблескивало в тусклом свете лампы.       — Какого… чёрта?.. — выдавил Милтон, чувствуя, как губы наливаются болезненной отёчностью. Судя по тупой боли в челюсти, после удара прикладом ему добавили ещё парочку, уже когда он был без сознания.       — Как всё же легко сделать другого человека беспомощным, — сказал инквизитор, словно размышляя вслух.       — Беспомощным? — фыркнул Фуллер-младший. — Я тебе покажу, какой я беспомощный… Сними только эти чёртовы оковы! Злость заполыхала внутри, рассеяв остатки оглушения. Его дом, его погреб. Эта мразь в черном.       — Будь при мне шпага, я бы в вас всех тут дыр понаделал, — прошипел он.       — Но.       — Но что?       — Но шпаги у тебя нет, — усмехнулся инквизитор, проводя оселком по ножу в последний раз. Он убрал брусок и поднял крюкообразное лезвие к свету.       — Ну-ну… Ещё не вечер, — пробормотал Милтон, шумно выдохнув. — Если ты рассчитываешь, что я буду тихо сидеть в цепях…       Эйно оторвался от созерцания холодной стали свежевального ножа и перевёл взгляд на арестованного. Когда-то он считал себя человеком — но давно перестал. Он видел их всех: злых, горделивых, смеющихся, плачущих, угрожающих и умоляющих. И все они совершали одну и ту же ошибку — полагали, что имеют дело с обычным смертным.       Нет, знал Эйно, он безгранично больше и безгранично меньше, чем просто человек. Он был безупречным инструментом, жерновами, неумолимо перемалывающими судьбы в пыль во имя Её правосудия. Что бы ни случилось, кто бы ни встал у него на пути, конец всегда будет неизбежен, ибо жернова вращаются медленно, но выхода из них нет. Он сделал шаг к Фуллеру, нависая над ним.       — Мейер. Виттман. Фогт. Кирк, — неторопливо произнёс он. — Все они считали, что их оружие или хитрость смогут меня остановить. Ошиблись. Думаешь, у тебя с твоей зубочисткой был бы шанс?       — Ты убил её, — прошипел он, не сводя с врага раскалённого ненавистью взгляда.       — Сопротивление при аресте, — дежурным тоном произнес инквизитор, будто бы читал рапорт.       — Будь ты проклят... Клянусь, когда я вырвусь из этих проклятых оков, клянусь... Ты пожалеешь о том дне, когда поднял руку на дорогих мне людей!       — Людей? — Эйно поднял бровь. — Ты это чудовище называешь человеком?       — Она моя жена! — разъярился он, пытаясь вырваться, и цепи, соединяющие браслеты на его запястьях, заскрипели, натянутые до предела. — И я не позволю какому-то ублюдку оскорблять моих близких!       — Полагаю, Ваш благородный отец в их число не входил? — укол пришелся в точку; ярившийся Фуллер-младший неожиданно замялся. Милтон покачал головой, не то сокрушаясь, не то отрицая.       — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь.       — Так просвети меня: чем заслужил старик Джон кинжал в спину от родного сына?       — Я не собираюсь потакать твоему больному любопытству, орденская псина.       — Не в настроении для беседы, лорд Милтон? Полагаю, у меня найдутся способы настроить вас на нужный лад, — Эйно тяжело вздохнул и поднес свежевательный нож к щеке Фуллера-младшего. Тот не шелохнулся — его глаза, налитые упрямством, смотрели прямо в глаза палачу.       — Я видел вещи, которые никогда не смогу забыть. Сотни раз поднимал своих людей в атаку и первым врывался в во вражеский окоп, с клинком и револьвером в руках. Убери от меня эту железяку, я её не боюсь.       — Не сомневаюсь. Она и не для вас, — Эйно отошёл в сторону и кивнул Звездочету.       Тот неспешно поднялся по лестнице и, отворив дверь, коротко что-то бросил наверх. Милтон почувствовал, как сердце уходит в пятки: они явно что-то задумали, и он не знал, что именно.       Ответ пришёл скоро: долговязый, худой аколит спустился в подвал, держа на руках ребёнка. Маленький монстр судорожно цеплялся за его ворот. Увидев отца, она залилась слезами.       — Аня...       — Папа!!! — заплакала девочка, увидев отца. — Папа, помоги!!!       — Нет… Ты не посмеешь! — взревел Фуллер-младший, дёргая цепи так, что звенья жалобно скрипнули. — Не смей к ней прикасаться, ублюдок!!!       В ответ — лишь равнодушный прищур Эйно. Он скрестил руки на груди, глядя, как Милтон беснуется в оковах.       — Звездочёт, будь любезен, усмири нашего подследственного, — произнёс инквизитор без тени эмоций.       Лысому аколиту не нужно было повторять дважды. Он всегда был скор, когда дело доходило до битья.       Кулак размером с кувалду врезался в солнечное сплетение с такой силой, что кресло, оторвавшись передними ножками от пола, повалилось назад и с грохотом рухнуло.       Молодой лорд лежал на боку, жадно хватая ртом воздух. В его бешено вытаращенных глазах не осталось ни капли былой непокорности — только паника и безграничный ужас.       — Гх-х… у-у…       — Прошу, только не говорите Звездочету, что он бьёт как баба. Его это, должен сказать, крайне огорчает.       Милтон не мог даже ответить: лёгкие не слушались, скрученные спазмом. А инквизитор уже стучал ладонью по столу, указывая аколиту, куда посадить девочку. Та всхлипывала, дрожа всем телом.       — Сюда, Шило, — приказал Эйно. Аколит усадил девочку на край стола, крепко держа за плечи.       — Не… не надо… — рыдала она, и инквизитор невольно поджал губы. — За что-о?...       Эйно посмотрел на маленького монстра. Теперь, когда чары амулета полиморфа рассеялись, она почти не отличалась от обычного ребёнка: только крохотные пёрышки на запястьях и в висках, да висячие уши сродни собачьим, напоминали о её нечеловеческой природе.       «И правда, за что?» — мелькнула мысль, которую он не решился бы произнести вслух. — «Разве ты выбирала, родиться тебе человеком или монстром? Разве хотела оказаться в немилосердных руках инквизитора, и отца-предателя?» Её вина была лишь в том, что она оказалась здесь. И столь тяжела эта вина, что он не имеет права оставить её в живых.       «Справедливо ли это? Скорее всего, нет. Но что нынче справедливо?»       — В-вы же… хороший! — всхлипнула Аня, задыхаясь от слёз.       «И почему ваш вид выбрал именно такую оболочку?» — мелькнуло в голове Эйно. — «Как же проще бы было, если б вы оставались лишь безмозглыми комками зубов и клыков…»       На миг его взгляд опустился на нож, поблёскивающий в тусклом свете. Опыт давно избавил его от дрожи, когда доходило до заплечных дел. Порой он ужасался тому, что может сотворить с плотью — но этот ужас постепенно отступал, заслоняемый рутиной. С ней было проще забыть о кошмарах. Его рука не дрожала. Но сердце тяжело сжималось в груди. «Долг. Честь. Верность. Ради Ордена. Во имя Её».       — Неужели… — вмешался наконец Милтон, судорожно переводя дыхание. — Неужели в тебе совсем ничего человеческого не осталось?! Это ребёнок! Она ни в чём не виновата! Я — твой враг, так бери меня, только не трогай её!!!       — Ваш отец, — процедил Эйно, стараясь не смотреть в глаза маленькому монстру. — Он умолял? Просил пощадить? И, если бы просил… вы бы его пощадили? Не важно... Хватит болтовни. Держи покрепче, Шило. Он занёс лезвие, и девочка в ужасе зажмурилась, всхлипывая:       — Папа-а…!       — Стой, стой!!! — закричал Фуллер-младший в отчаянии. — Я… Я расскажу всё, что хочешь, только не трогай её! — слёзы выступили у него на глазах. — Пожалуйста…       Инквизитор остановил лезвие в нескольких сантиметрах от дрожащего плечика ребёнка, а затем опустил его вниз.       — Рассказывай, — приказал он.       Звездочёт приподнял Фуллера-младшего и снова поставил кресло на ножки. Тот сидел, тяжело дыша, то заглядывая в глаза Эйно, то косясь на побледневшую Аню. Милтон судорожно глотнул воздуха. Он знал, что попал в ловушку, и уже не мог ничего изменить.       — Дина… — сорвалось с его губ дрожащим шёпотом. — Наша встреча в госпитале… Я… Она ухаживала за мной… я полюбил её, а потом… К исходу второй недели, я уже точно решил, что хочу быть с ней.       — А она? Проявляла интерес?       — Нет. Сначала держалась отстранённо. Пришлось... Побороться за неё.       — Сколько вы провели времени в госпитале?       — Три недели. Потом меня выписали, и я решил забрать её с собой.       — И как вам удалось «увести» с собой целую медсестру?       — Пришлось задействовать связи отца, — он горько усмехнулся. — Пригрозил, что если откажут… ну, что у них будут большие неприятности.       — Ваш отец знал о новой подруге?       — Нет. Тогда ещё нет.       — Понятно. Продолжайте.       — Я перевёлся подальше от фронта, устроился в штаб. Никого не удивишь тем, что у офицера появляется «горничная». Вот и я всем говорил, что Дина — просто служанка. На самом деле… звать её Рени Арно. Мы стали семьёй. Родилась Анюта, когда мы ещё были в Королевиче.       — Когда узнали, что ваша возлюбленная — монстр?       — Вскоре после того, как обосновались в штабе. Она сама пришла ко мне ночью, вся в слезах, и рассказала правду. И что? Я уже не мог оттолкнуть её. Сердцу не прикажешь, инквизитор.       — Н-да. Учтите, всё сказанное только усугубляет вашу вину… — Эйно на миг задумался, затем резко спросил: — Вы ведь прослужили в штабе второй армии три года? И всё это время скрывали не только монстра-любовницу, но и ребёнка?       — Да. Прятаться приходилось постоянно. А потом мне это надоело. Контрразведка, Инквизиция — везде шныряли люди с вопросами и подозрениями. Я решил вернуться домой.       — Кирк, она же Арно… Она ведь не простой монстр? Случайно не агент разведки?       — Из Лескатии. Думаю, вы догадываетесь, что это значит.       — Вы передавали ей сведения?       — Позиции войск, карты. Пару раз под руку попадались черновые планы операций… Брови Эйно поползли вверх. Сколько голов полетит после того, как результаты расследования станут известны, инквизитор даже представить боялся.       — Три года я был в штабе, и никто не заподозрил, что я… В общем, теперь вы знаете, да.       — А когда вернулись в родовое поместье, ваш отец…       — Я не сразу сказал ему о том, что у меня семья. Тем более дочь. Но когда сказал... Он души в Анюте не чаял, думая, что она обычная девочка.       — Тогда зачем вы его убили?       — Отец жив, — угрюмо поправил изменник. — По сути, у меня не оставалось выбора. Аня… сняла амулет полиморфа при нём, и всё раскрылось. Был скандал: отец потребовал, чтобы я убрал «этих тварей» из его дома. Иначе он донесёт в Вюрстбург, и тогда разговор будет совсем другой.       — И Кирк предложила выход?       — Да. У неё был припрятан флакончик с ядом из серого гриба, а ещё — одноразовый талисман телепортации, настроенный на Лескатию... Она пообещала, что моему отцу сохранят жизнь.       — И вы согласились?       — Угу. Рени взяла все исполнение на себя... Пришлось выдумывать на ходу. Капля яда в его лекарство, и он будто бы умер. Дальше оставалось только активировать талисман.       — Где этот яд сейчас?       — В лесу закопан. Могу показать, если надо.       — Хорошо. И дальше вы рассчитывали бежать?       — Да, куратор Рени должен был нас забрать. Но мы не успели — сказали ждать неделю или чуть больше, а у нас не хватило пары часов…       — Поэтому и тянули время, не сообщая в столицу, — кивнул Эйно. — Понятно. Только одно не сходится: откуда взялась граната в кабинете доктора Шмидта? Какую роль он играл в вашей истории?       — Клянусь, понятия не имею, откуда там граната взялась. Он не с нами... Мы и так на пороховой бочке сидели, зачем нам ещё больше внимания?       — В любом случае, так почему вы все ещё здесь, а не там?       — Нам не хватило считанных часов. Портал открывается в три по ночи.       — Вас кто-то должен был встретить?       — Куратор Рени. Она хотела лично убедиться, что все пройдет как надо.       — И как этого куратора зовут?       — Ризолетта. Риза. Кажется так, — это имя было знакомо Эйно и ничего хорошего оно не сулило. Он положил ладонь на кобуру и поджал губы.       — Понятно. Вполне в духе этой слабоумной.       — Вы знакомы?       — К сожалению, — Эйно взглянул на часы. До трёх ночи оставалось чуть больше сорока минут. Бесконечно долго, если нужно ждать в очереди на приеме к врачу или в одной из тысяч государственных контор. Катастрофически мало, если нужно спланировать и подготовиться к операции по захвату твари, которую он в лучшие годы смог разве что поцарапать. — «А учитывая, в каком состоянии мой отряд... Чтож. Бывали расклады и лучше».       — Где она вас должна была встретить?       — Через поле и рощицу за особняком, на вершине лысого холма. Он там один такой, не пропустите.       — Ясно. Шило, Звездочёт, ко мне, — он принялся лихорадочно соображать, перебирая все возможные варианты. — Слушайте сюда, план следующий...

***

      Последняя сигарета догорела у Эйно в пальцах. Он бросил окурок вниз по склону и снова проверил пистолет. Один выстрел. Один шанс исправить ошибку десятилетней давности. Если повезёт, удастся взять тварь живьём — но для этого план, сделанный впопыхах, должен сработать безукоризненно. А ведь наспех придуманные схемы почти всегда идут наперекосяк.       Стоявший на коленях пленник с холщовым мешком на голове зябко поежился и вздохнул. Сзади, чуть в стороне, разгорался костёр. В мёртвой тишине ночи он был видно как маяк: специально для того, кто должен был выйти из портала. Эйно стоял у самого центра площадки — на холме, где не росло ни кустика. Спуск по склону был пологий и открыт во все стороны, а напротив, шагах в двадцати, высилась молодая рощица. Узкая просёлочная дорога тянулась слева, петляя меж деревьев.       «Почему именно здесь?» — в который раз подумал Эйно, поводя взглядом по лысой вершине. — «Почему не где-нибудь в лесу?» Он увидел невысокий камень с тремя свежими засечками. Похоже, именно там должен был открыться портал. Амулет на его шее молчал, значит, нечестивой магии пока не ощущалось. Что ж, оставалось только ждать.       Взгляд Эйно поднялся к небу: тысячи звёзд искрились над головой, безмолвными свидетелями грядущей стычки. Смотрящему в небо только и оставалось что поражаться глубине замысла Всевышней, сотворившей все это одной лишь мыслью, да трепетать перед этим величием. А раз столь безмерно могуча и непостижимо мудра Богиня, то разве можно ослушаться Её?       Что, в конце концов, один человек перед Ней, как не пыль?       А раз человек — пыль, то как может рассчитывать он на Её милость? И все же, ожидая врага, Эйно беззвучно шептал одну молитву за другой.       Неожиданно, воздух в десяти шагах от него задрожал. Рябь, показавшаяся ему сначала возникшим совершенно не по погоде маревом, стремительно набирала плотность, превратившись в густой фиолетовый туман. Линия сияющей энергии разрезала его на две половины, а затем обратилась в вихрь хаотичной энергии. Амулет на его шее ярко загорелся, сообщая о крайне высоком уровне нечестивой энергии поблизости.       Из открывшегося портала шагнула фигура и сразу остановилась, прикрыв глаза ладонью.       Вернее, глаз.       Она была прекрасна.       Черная, сшитая по фигуре форма из юбки и кителя, отделанного серебром. Строгие черты лица с острыми скулами и подбородком. Аккуратно подстриженные серебряные волосы, заплетённые в две косички по обе стороны лица. Длинные, стройные ноги, обутые в высокие кавалерийские сапоги. Чуть смуглая кожа, указывающая на происхождение её предков из знойных южных краёв. Витые рога, венчающие голову. Два темных кожистых крыла, сложенные за спиной. Единственный алый глаз, подобный тлеющему углю и черная повязка на месте другой глазницы — горькое напоминание об их первой встрече. Массивный меч на поясе — не церемониальная сабля, как у него, но настоящий рыцарский палаш.       Она была чудовищна.       Если бы Эйно не знал, кто она такая, то подумал бы, что встретился с дочерью Архиврага. Мощь исходившей от неё ауры была подавляющей. Он бы солгал, если бы сказал, что в этот момент все его нутро не сжалось, готовясь к бою.       Суккуба моргнула раз, второй, а затем прекрасное лицо исказила гримаса ярости.       — Ты, — прошипела она и Эйно удивился тому, сколько ненависти можно вложить в одно слово.       — Я.       Она встала в боевую стойку; ладонь плавно легла на рукоять меча, а перепончатые крылья воинственно раскрылись, подобно парусам галеона.       — Без лишних движений, — спокойно сказал Эйно. — Ты на прицеле. Будешь дергаться — отправишься в ад с лишней дырой в черепе.       Её поза оставалась неизменной, но единственный глаз сощурился. Как полагал Эйно, в этот момент она обшаривала окрестности своим тонким чувством — то есть, искала присутствие чужой ауры поблизости, и она найдет её — на то он и рассчитывал.       — Нашел чем пугать, — пренебрежительно фыркнула она, но напряжение в еë позе не ускользнуло от глаз инквизитора.       — Ты за этим куском дерьма? — инквизитор ткнул стволом пистолета в затылок пленника, заставив его припасть лбом к земле.       Её ладони сжались в кулаки, но голос остался ровным:       — Считай, что так.       — Можешь забирать. Я нынче милостив... Конечно, сперва я хотел бы кое-что узнать.       — Упаси меня Темнейшая от твоей милости, — она усмехнулась, но в её улыбке не было ничего тёплого. — Чего ты хочешь, живодёр?        — Ответы, монстр. Мне нужны ответы, — произнес Эйно. Суккуба наклонила голову в сторону, размышляя, а затем кивнула и сказала, — Хорошо. Но ответь и ты мне, что с Диной?       — Она жива, — солгал он. — Пока жива.       — Понятно... Инквизиция никогда не меняется, — голос Ризы был низким, бархатистым контральто, угрожающим, но на удивление приятным.       — Начнем с простого: зачем вы устроили расстрел в кафедральном соборе?       — Мы устроили?! — опешила Риза и тембр ее голоса резко сорвался, превратившись в почти звериный рык.       — А кто же еще, если не вы?       — Да откуда мне знать?! Мы бы никогда до такого не опустились!       — Учти, монстр, его жизнь, — ствол пистолета упёрся в спину пленника, — зависит от правды, а ложь сократит её до мгновения.       Она молчала, сверля его взглядом, и наконец заговорила, почти шипя.       — Мы не убийцы. В отличие от вас, у нас есть честь.       — Честь? — насмешливо переспросил инквизитор. — Что ты знать о чести можешь, монстр? В вашей поганой натуре нет ничего, кроме похоти.       — Клянусь памятью леди Вилльмарины, ещë одно слово и... — её тонкий и гибкий хвост поднялся сбоку, направив заострённый конец в сторону Эйно — точно змея перед броском.       — Твоя леди Вилльмарина подохла, как вшивая псина. Хочешь отправиться вслед за ней?       — Не зли меня, Керхонен, — прорычала она, делая шаг вперед.       — Спокойнее, — предупредил он, ещё сильнее вжимая ствол в спину пленника.       — Скажи-ка мне лучше вот что: кто такой Шмидт? Где он сейчас находится?       — Не знаю, — твердо отрезала она, замерев.       — Лжёшь.       — А ты задаешь бестолковые вопросы, — она подозрительно прищурила глаз. — И если Дина в твоих руках, то зачем спрашивать у меня?       «Неужто начала догадываться, что твоя ненаглядная подручная мертва? Кажется, я выдал себя с потрохами».       — А зачем спрашивать у обыкновенного исполнителя? — он презрительно отмахнулся. — Я же знаю, что мозг этой операции — ты... Так где Шмидт?       — У своего магистра спроси! — огрызнулась она, чем действительно вывела Эйно из равновесия. Он ткнул рукоятью пистолета в спину заложнику, тот вскрикнул, стукнулся лбом о землю и снова поднялся на колени.       — Я ведь сказал, что мне нужны ответы, а не эта чепуха, — произнес инквизитор. Она отвела взгляд, уставившись в сторону рощицы, тяжело вздохнула и повернулась обратно. Выражение её лица стало невозмутимым.       — Вот ответ: это не мы. И кто этот проклятый Шмидт я тоже не знаю. А теперь, либо стреляй, либо отдай мне заложника.       — Придумай ответ получше к следующей нашей встрече, — прошипел он, демонстративно снимая пистолет со взвода и взводя курок снова.       — А ты всё ещё таскаешь этот хлам? — с насмешкой бросила Риза, кивая на его пистолет. — У тебя всего один выстрел.       — Больше и не нужно.       — Тогда стреляй, — она скрестила руки на груди. — Я жду.       Эйно ощутил, как напряглись мышцы в плечах, но виду не подал. Он давно усвоил: угроза всегда сильнее, чем действие. Пока он не спустил курок, у него был рычаг.       — Как только я нажму на спуск, — процедил он, — мой снайпер продырявит тебе черепушку.       — О, правда? — Риза хмыкнула, оскаливаясь. — А ты уверен, что он попадёт?       — Даже если не попадёт... — проговорил он, — да какая разница? Меня заменят, а заложников ты не получишь. Сколько твои ведьмы смогут ещё поддерживать портал? Пять, десять минут? Тебе не хватит, чтобы вытащить всех.       — Всех, возможно, и нет, — её голос прозвучал резко, словно удар стальным клинком. — Но одного ублюдка, который годами калечит жизни, я точно успею забрать. Думаю, тебе понравится в лескатийской тюрьме. Говорят, там любят таких, как ты.       — Ты ничего за меня не выторгуешь, с тобой даже договариваться не станут, — ответил инквизитор, пытаясь сдержать её агрессию. Время играло ему на руку — чем позже он приведёт в исполнение свой план, тем больше шансов, что он сработает.       — А ты забавный. С твоей хваткой мог бы работать у дануки — торгуешься, как на базаре.       — Проваливай, если у тебя нет ничего стоящего. Плевать я хотел на твои угрозы, — ответил инквизитор. Суккуба поджала губы, раздумывая, а затем, с тяжёлым вздохом произнесла.       — Тебе нужна сделка? Будь по-твоему: ты отпускаешь заложников, а я нахожу твоего Шмидта и вытягиваю из него всё, что смогу.       — Заложников? — усмехнулся Эйно. — Здесь только один, и он мне не особо нужен. Вот маршал в твоих руках — совсем другое дело.       — Это невозможно, — ответила суккуба. — Да и он сам не захочет возвращаться. Она тяжело вздохнула, её взгляд смягчился, но ненадолго.       — Я бы предложила себя в заложники, но тогда ничего не смогу сделать. Поэтому так: мой меч и моё слово в обмен на Милтона. Ты отпускаешь всех — и Дину, и её ребёнка, — после того, как я выполню обещание.       — Не слишком-то это и равный обмен, Ризолетта. У вас в руках будут два высокопоставленных офицера, а у нас — бестолковая горничная и её отродье.       — Это единственное предложение. Либо ты принимаешь его, либо я разворачиваюсь и ухожу.       Эйно понял, что она предлагает лучший из возможных вариантов. Время играть свою карту.       — Хорошо. Меч сюда, — приказал он, направив пистолет в землю перед собой.       С явной неохотой Риза сняла ремень и бросила меч к его ногам. Лезвие глухо стукнулось о землю, подняв пыль, и Эйно с трудом удержался от улыбки.       — А теперь иди, — инквизитор толкнул пленника в спину и тот, пошатываясь, направился в сторону Ризы. Она сделала шаг ему навстречу, широко раскрыв руки.       — К слову, — произнес Эйно. — Передавай Вилльмарине привет.       Её реакция была далеко за гранью того, на что был способен обычный человек, но на этот раз, ему удалось застать суккуба врасплох. Длинный, обоюдоострый кинжал с розоватым отливом вонзился в ее грудь со скоростью пущенной стрелы. Шило, стремительно срывавший с головы холщовый мешок, зашелся смехом.       Уловка внутри уловки.       Оружие врага, обернутое против него самого.       Одежда Фуллера-младшего, впитавшая его пот и кровь.       Невидимые ниточки, сплетенные в сеть.       Сеть, которая должна была поймать дьявола.       Ему удалось ошеломить Ризолетту, но очень скоро она возьмёт себя в руки и ударит в ответ со всей демонической мощью.       Шило, что нанес первый удар, не успел нанести второй: рука суккубы схватила запястье, стиснув, как стальные тиски. Он выпустил кинжал из ослабевших пальцев. В ответ последовал короткий тычок ладонью в солнечное сплетение. Удар выглядел слабым, почти небрежным, но Эйно знал, что мамоно способны скрывать невообразимую силу в своих телах.       Он надавил на спуск.       Резко.       С ненавистью.       Пуля просвистела над костлявой фигурой аколита — согнись он мгновением позже и его спина переломилась бы пополам.       Выстрел. Один шанс — и он тоже уходит в пустоту. Дымка, вместо цели, вместо Ризолетты.       Резкий порыв ветра раскинул пола плаща инквизитора в стороны. А это значило, что... Он крутанулся на месте и встретился лицом к лицу с чудовищем.       Темный рыцарь невозмутимо вытащил кинжал из своей груди и бросил на него короткий взгляд.       — Так ты убил её... — сказала она и её ладонь сжалась в кулак. — En garde!       Она вскинула руки, окруженные неземным розовато-фиолетовым сиянием и его амулет вспыхнул в ответ, сообщая о критическом уровне нечестивой маны.       Все было просчитано.       И все пошло наперекосяк. Импровизация была единственным выходом. Эйно схватил пистолет за ствол, размахнувшись им как дубинкой. Это был отчаянный жест, не удар, а попытка выиграть хотя бы еще один миг.       Подавшись назад и взмахнув обсидиановыми крыльями, Ризолетта с легкостью уклонилась, оторвавшись от земли. Она изящно взмахнула рукой и Эйно рефлекторно отскочил в сторону, закрывшись руками, что оказалось правильным решением —массивный рыцарский палаш со свистом рассек воздух, вращаясь в полете, охваченный фиолетовым магическим огнем.       Ему удалось ускользнуть от атаки.       Почти удалось.       Инквизитор не сразу понял, что демоническое серебро все-таки смогло его зацепить. "Милосердие" ударилось об землю с глухим лязгом, удерживаемое только страховочным ремешком. Правая рука повисла плетью и упорно отказывалась двигаться, как бы он не напрягал мышцы.       — Если твой снайпер и правда держит меня на прицеле, то ему самое время выстрелить, — сказала Риза. Держа обе руки на рукояти, она опустила меч острием вниз, коснувшись земли между ног. Её стойка была совершенно спокойной, со стороны она могла бы даже показаться расслабленной, но это спокойствие обманчиво.       И все же, она не атаковала.       — Я не сражаюсь с безоружными, — произнес темный рыцарь, отвечая на невысказанный вопрос. — Обнажи сталь, палач, или же... Ты сдаешься?       — Сдаться? — повторил инквизитор и сплюнул на землю. — Никогда.       Неловкими движениями, с большим трудом он вынул свою саблю. Эйно никогда не был хорошим фехтовальщиком, а за последние годы, применять это оружие ему приходилось разве что на церемониях.       И вот настал час вспомнить, чему его учили в академии. Он сделал пару неуклюжих шагов вперёд, напоминая раненого зверя.       — Вижу, ты не растерял за ушедшие лета храбрости, — сказал темный рыцарь, меняя стойку на боевую. — Хорошо. Так интереснее.       — Мне не выколоть тебе второй глаз, пока не приближусь, — отозвался инквизитор и Риза свирепо улыбнулась в ответ.       — Хо. Тогда подходи поближе, угощу тебя серебром от всей души.       Не смотря на браваду, у Эйно не было иллюзий насчет своих шансов — она легко разделается с ним врукопашную. Даже если бы его левая рука не была покалечена, а правая не стала бесполезным, непослушным отростком, ему нечего было противопоставить силе и скорости чудовища.       В этот момент, Эйно проклинал тилейскую нерасторопность. Меркатто и его люди, за которыми он послал почти час назад, все не приходили.       Он остался один на один.       Эйно крепче сжал рукоять сабли, игнорируя слабость в теле и острую боль в руке. Покалеченная левая рука болела так, словно в неë воткнули раскаленный штырь. Ему хотелось разжать ладонь, не терзать увечную конечность дальше, но он не мог позволить себе этого, даже если его шансы на победу были ничтожными.       Риза стояла перед ним, её фигура сливалась с фиолетовой дымкой, как тень, не имеющая веса. Она играла с ним, как кошка с пойманной мышью.       — Я жду, палач. Или же... Ты тянешь время? Ждешь подкрепления? Эйно сглотнул. Она догадалась.       — Я никуда не тороплюсь, — ответил инквизитор, пытаясь держать голос ровным. — А ты? Боишься подойти поближе? Её глаз блеснул алым.       — Боюсь? — она сделала шаг вперёд, её пальцы заскользили по рукояти меча. — Это слово не про меня, душегуб.       Он поднял саблю, с трудом удерживая еë в правильной позиции. Он попробовал вспомнить все, чему его учили: стойка, шаги, контрудар. Но против чудовища, которое двигалось быстрее ветра, всё это было бесполезно.       Риза мгновенно сократила расстояние. Её меч взмыл вверх, но внезапно остановился в воздухе. Она замерла, словно прислушиваясь к чему-то.       — Что-то... Не так.       Эйно ощутил холодный ком в груди — сердце будто остановилось. Это был шанс. Стиснув зубы, он шагнул вперёд, вложив всё отчаяние в один стремительный удар, направленный ей в шею.       Но Риза, словно почувствовав его намерение, отступила с лёгкостью кошки. Сабля лишь рассекла воздух, свистнув у её плеча.       — Кто? — глухо произнесла она, кажется, на мгновение ощутив что-то своим тонким чувством. Эйно понял, что его атака была обречена с самого начала. Но остановиться он не мог. Стискивая рукоять сабли, он продолжал двигаться, нанося удары, хотя ни один из них не достиг цели.       — Ты напоминаешь мне ребёнка, машущего палкой, — сказала Риза, её голос звучал с едва заметной насмешкой. Она двигалась легко, уклоняясь с грацией хищника. — Жалкое зрелище.       Сухой звон стал ответом на очередной выпад: Риза парировала удар с хладнокровной точностью, её меч отбросил лезвие Эйно в сторону. Этот манёвр стоил ему равновесия, и она воспользовалась моментом. Её клинок хлестнул по его сабле, Эйно пошатнулся, а затем упал на колени. Она поймала его саблю в воздухе и два клинка скрестились, словно лезвия ножниц, у его шеи.       — Доигрался? — прорычала суккуба, склоняясь ближе. — Конец.       Палач замер, ощущая холод стали у своей шеи. Он был почти разбит. Инквизитор был готов пустить в ход последнюю карту в рукаве, но... Может быть, ему удастся еще потянуть время, и переиграть исход дуэли. Ризолетта наклонилась к нему, ее губы едва касались его уха, горячее дыхание обожгло шею, но от холода в ее голосе по коже пошли мурашки.       — Единственный вопрос — что делать с тобой теперь...       — Пока я дышу, — прохрипел Эйно, — я буду охотиться на вас. И не прощу. Никогда.       Она отстранилась, несколько секунд растерянно смотря на него. В её алом взгляде промелькнуло то, чего он не ожидал.       Жалость.       — Ты и вправду так ненавидишь нас? — спросила она глухо, и он уловил в голосе темного рыцаря нотку истинного непонимания.       — Мне стоит убить тебя, — горько произнесла она.       Но жалость была ему ни к чему. Её ожидание, будто он сдастся и попросит пощады, лишь разожгло огонь внутри.       — Стоит, — сказал он, наконец. — Только кишка у тебя тонка.       На её лице появилась странная, усталая, безрадостная гримаса. В один миг, она будто бы постарела на десятилетие.       — Ты не понимаешь, — ее клинки опустились, коснувшись земли, и он чуть не упал лицом вниз вслед за ними. — Повелительница изменила нас, чтобы положить конец вражде. Зачем же вы всё продолжаете?       — Потому что… — Эйно судорожно вздохнул, чувствуя, как слабость одолевает его. — Потому что Орден помнит... Миллионы жизней, которые вы стерли в пыль... Наши предки, тысячелетиями умиравшие от ваших клыков, зубов и клинков. Орден помнит, помним и мы.       — Орден помнит, — фыркнула она и взмахнула мечом. — Орден тебя забудет, как и всех остальных, и ты это знаешь. Смотри, Керхонен: ты полностью разбит. Ради чего вы продолжаете? Ради чего губите себя и других?       — Ради Ордена. Во имя и во славу Её. Этот мир наш, и пока жив хоть один из нас, вы никогда его не отнимите.       — Ты не понимаешь, — её голос наполнился печалью. — Этот мир так же ваш, как и наш. Мы не пытаемся его отнять. Спроси жителей Полова, Лескатии, Умбрана, Сарона или Ронда… Скучают ли они по вашей власти? Страдают ли они, живя с нами? — Риза отвернулась, глядя вдаль, туда, где тени леса скрывали горизонт. — ...Или ты боишься, что ответ окажется не тем?       Свет портала позади неё дрогнул. Невидимая волна резанула пространство: время подходило к концу.       «Портал! Проклятье! Нет! Где же чертов Меркатто?!»       — Нам пора, — произнесла она. — Время вышло.       Она убрала его саблю за пояс и железная хватка сомкнулась на его плече.       — Нет… не смей меня тащить! — вскрикнул он, напрягая все мышцы.       — Прекрати, — процедила она сквозь зубы. — Я заберу тебя — хоть какая-то выгода с этой встречи…       — Если ты сделаешь это, дочь Кирк умрет!       Ризолетта замерла, словно его слова обрушились на неё тяжестью, которую она не могла сразу осмыслить. Её взгляд, который до этого был уверенным и решительным, вдруг стал колебаться.       — Что? — тихо произнесла она, обернувшись через плечо.       Эйно воспользовался этим мгновением, чтобы вырваться из её хватки, хотя это стоило ему последних сил. Он сделал шаг назад, пошатнулся и едва не упал. Изящные пальцы суккуба снова сомкнулись на его плече, но инквизитор продолжал смотреть в её единственный глаз.       — Ты слышала меня, — произнёс он хриплым голосом. — Если ты заберёшь меня, то она погибнет.       Риза нахмурилась, её лицо стало мрачным, как надвигающаяся буря.       — Это ложь, — сказала она, но в её голосе не было уверенности.       — Хочешь убедиться? Звездочет!       Он услышал треск ломающихся веток. Двое вышли из леса — грузный аколит и маленький монстр, дрожащий на ветру словно осиновый лист. Он направил ствол автопистолета на кикиморку и дослал патрон в патронник.       — Ты не посмеешь, — прошептала она, бледнея.       — Проверь, — бросил ей вызов Эйно. — Проверь, если тебе не важна её жизнь!       Её глаз вспыхнул алым светом, но на этот раз это была не злость. Это был страх. Страх ошибки.       — Анюта... — начала она, но её голос дрогнул. Девочка уже не плакала, только смотрела себе под ноги и молчала.       — Выбирай, Риза, либо ты заберешь ее, либо меня. Сила твоего портала уже на исходе, а если рискнëшь напасть, то она погибнет.       Тишина повисла на долгие секунды. Суккуба глядела на ребёнка, будто не веря своим глазам. Потом, испустив низкий хрип, отпустила Эйно.       — Отдай её, — прошептала она.       Инквизитор коротко кивнул Звездочёту. Тот толкнул девочку вперёд, и та, сбивчиво дыша, бросилась к Ризолетте. Суккуба прижала малышку к себе, прикрыла её крылом, и в её глазах вспыхнула чистая ярость.       — Ты перешёл все границы, Керхонен.       — И выиграл, — холодно сказал инквизитор. — Проваливай.       Она задрожала от бешенства, но всё-таки сделала шаг к порталу. Перед тем, как шагнуть в магический разрыв, суккуба выхватила его саблю и швырнула на землю, словно та обожгла ей руки.       — Мы ещё встретимся, — предупредила Риза, её голос сорвался на рык. — И в следующий раз я не буду колебаться.       Спустя миг фиолетовый свет поглотил её и девочку. Портал затянулся, будто кто-то резко дёрнул занавес. Остался только полу сгоревший костёр и обессиленный отряд инквизиции.       На холме повисла тишина. Эйно упал на колени, задыхаясь. Сабля поблёскивала в отблесках потухающего костра. Он потянулся за ней и дрожащими пальцами сжал рукоять.       — Слаб… — пробормотал он, стирая со лба пот вперемешку с грязью. Где-то рядом тяжело дышал Шило, не в силах подняться. Звездочёт подошёл, бросив обеспокоенный взгляд на своего наставника.       — Наставник? Эйно смотрел в ту точку, где растворилась Риза.       «Бой проигран. Дочь Кирк упустили. Нужных ответов не добились… Меркатто тоже не успел. Черт».       Мгновения тянулись, пока он не заставил себя подняться.       — Подождём капитана, — процедил он, вставая на ноги. Звездочёт хотел что-то сказать, но увидел выражение лица наставника и промолчал. Решив не тратить времени попусту, он пошёл к Шило, чтобы проверить его состояние. Инквизитор остался стоять у костра, устало глядя на темное небо, постепенно светлеющее на востоке.       — Пока я жив… — тихо произнёс он, пряча саблю в ножны. — Пока могу держать оружие — не отступлю.       Когда капитан Меркатто и его люди взбежали на вершину холма, то обнаружили там изрядно потрепанный, вымокший под дождем, и замерзший отряд инквизиции, сидящий спина к спине вокруг потухшего костра.       — Вас только за смертью посылать, капитан, — устало произнес Эйно.       — Мы мчались как могли, — возразил он.       — И всё равно опоздали.       — Стоило сообщить мне заранее, что вы собираетесь ночью охотиться на демонов... К слову, а где она?       — Сбежала через разрыв. Местность заражена порчей: выставите оцепление, пока не приедут наши специалисты.       — Я отдам приказ. А вы?       — Отвезите в штаб. Мне нужна печатная машинка и пачка бумаги. Впереди ещë много работы.

***

      В покоях магистра царила напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом бумаги. Магистр медленно переворачивал очередной лист дела, его взгляд, казалось, сверлил насквозь текст, выискивая каждую мелкую деталь.       Эйно стоял прямо, вытянувшись, словно перед лицом суда. Руки его были сцеплены в замок за спиной, а взгляд устремлëн куда-то в одну точку на стене. Даже дышал он почти незаметно, стараясь не отвлекать магистра от изучения результатов расследования.       Вернувшись лишь пару часов назад, у него ровным счетом не было времени на отдых. Даже привести себя в порядок он толком не успел.       Неуклюжий стальной великан — боевой автоматон — застыл в углу, неся свой вечный караул, и Эйно знал, сколь стремительно эта боевая машина может прийти в действие.       За все то время, что инквизитор докладывал магистру, он не проронил ни слова. Столь же безмолвен он остался, когда стал изучать дело самостоятельно. Впрочем, великий магистр сделал несколько заметок в паре листов, а один из документов даже изъял, поставив на нем свою резолюцию.       Тишина в покоях магистра была настолько густой, что, казалось, воздух сам цепляется за каждое движение, за каждый звук. Лишь шелест страниц напоминал, что время всё же идёт.       Эйно стоял, сохраняя невозмутимость, когда магистр, наконец, отложил ручку. Однако напряжение чувствовалось в каждой клетке его тела. Он был измотан: три дня, за которые ему удалось поспать не более четырех часов и пришлось побывать в трёх тяжелых боях поочередно - и это не считая всего остального умственного труда, которым он занимался непрерывно. А левая рука до сих пор болела до зубного скрежета.       Магистр взял один из листов с его доклада и ещё раз внимательно изучил строки, как будто видел их впервые. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами, напоминало каменную маску, лишённую эмоций. Но глаза — ясные, холодные, словно два осколка льда — выдавали то, что скрывалось за этим фасадом: непреклонность, проницательность и что-то ещё, едва заметное, почти неуловимое.       Наконец, он прервал молчание, отложив бумаги.       — Керхонен, — голос магистра был глубок, словно раскаты далёкого грома. — Ты осознаёшь, насколько серьёзным был твой провал?       Эйно молчал, удерживая стойку, но внутри его нутро сжималось. Он был готов к этому вопросу и тем словам, которые неизбежно последуют.       — Осознаю, господин.       — Ты упустил важного вражеского офицера, — Магистр подался вперёд, упершись локтями в массивный дубовый стол. — Убил одного из подозреваемых и не сумел предотвратить гибель другого. Ещё и подверг неоправданному риску жизни своих аколитов.       — Господин, моей целью было выяснить обстоятельства смерти лорда-маршала Фуллера. Я не знал об... Этой группе, возглавляемой доктором Шмидтом.       — Не знал? Твой долг — знать, — резко парировал магистр. — Кто виноват, что ты не провел надлежащую работу заблаговременно? И если ты пренебрегаешь своим долгом, Керхонен... То возникают серьезные вопросы об уместности ношения тобой высокого звания инквизитора.       Инквизитор хотел возразить, но слова застряли у него в горле. Магистр не был тем, кто принимает оправдания, и Эйно это знал.       — Есть ещё один вопрос, Керхонен, — добавил магистр после паузы, его голос стал тише, но от этого не менее угрожающим. — Ты отпустил отродье той мерзости, что скрывалась под личиной горничной. Скажи мне, почему? Ты сомневался в ее виновности? Эйно медлил.       — Нет, господин.       — Тогда почему?       — Я был вынужден отпустить ее, под угрозой захвата в плен.       — Насколько мне известно, у тебя при себе было оружие. Почему ты не мог направить его на себя?       — Я...       — Не важно. Ты этого не сделал, хотя должен был, — Магистр откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Я вижу сомнения в твоих глазах, и если ты сам их не искоренишь, это сделаю я.       Боевой автоматон в углу комнаты издал негромкий механический звук, будто подтверждая слова магистра.       Звук патрона, досланного в его роторную автопушку.       — Моя жизнь принадлежит Ордену, — смиренно произнес Эйно. — Живу, чтобы служить.       Магистр молча смотрел на Эйно, словно ожидая, что он вот-вот провалится сквозь землю под тяжестью обвинений. Взгляд Кальта был полон презрения.       — Твоя жизнь принадлежит Ордену... Керхонен, ты понимаешь, что это значит?       — Право наставничества, господин. Я могу быть лишен жизни или заключен под стражу в любой момент, по усмотрению моего наставника.       — Верно. Но это не все. Твой промах — это промах и того, кто наставлял тебя. Ошибка наставника — это ошибка всей инквизиции. А ошибка всей инквизиции — это удар, нанесенный по Богине, Ордену и человечеству. Каждая ошибка, какой бы малой она не казалась, сдвигает чашу весов победы в пользу врага. Теперь ты понимаешь?       — Да, господин.       — Хорошо.       Автоматон, не издав ни звука, начал двигаться за спиной у Эйно. Его тяжелые стальные шаги звучали словно удары молота по наковальне. Роторная автопушка опустилась и начала вращаться.       — Жизнь человека — должна быть потрачена ради Еë. Расходовать еë иначе — грех... — автоматон замер за спиной инквизитора и он принялся отсчитывать оставшиеся секунды жизни, измеряя их оборотами автопушки. — Но жизнь, что ведётся не ради Ордена и Богини — не стоит ни гроша. Избавившись от нее, мы ничего не теряем, а сохранив — не приобретаем. Понимаешь?       — Понимаю. Вы хотите приказать мне умереть, господин? — спросил он ровным голосом.       — Не сейчас. Я дам тебе последний шанс, Керхонен... Последний и единственный. Когда потребуется, тебе будет дано особое поручение. Ты выполнишь его, тайно, не задавая вопросов, и унесешь эту тайну с собой в могилу. Никто не будет знать о нем, кроме тебя.       Эйно не подал виду, но слова магистра его встревожили.       «Еще один заговор? Неужели даже магистр заодно с... Этими?» — подумал инквизитор, осознавая, что не знает о группе доктора Шмидта ровным счетом ничего.       Магистр кружил вокруг него, словно стервятник вокруг падали.       — Может быть, ты ещё не безнадёжен, Керхонен. Но сомнения и слабость не прощаются и не забываются. Они как ржа, разъедающая клинок... А ржавый клинок — бесполезен. Докажи, что я не ошибся, позволив тебе выйти из этих покоев живым.       — Будет исполнено, владыка.       Магистр отвернулся, давая понять, что разговор окончен.       — Уходи. И пусть это станет твоим последним провалом.       Инквизитор Эйно Керхонен резко повернулся кругом и быстро зашагал прочь, пройдя мимо державшего его на прицеле автоматона.       Шагнув в свой кабинет, Эйно закрыл за собой дверь и облокотился на неё спиной. Его пальцы дрожали, когда он потянулся к пряжке ремня. Каждое движение отзывалось болью. Оружие вернулось на стойку. Он отыскал пачку сигарет и закурил, наполнив кабинет табачной вонью.       В столе он нашел зеркальце и повинуясь мимолетному желанию, встретился взглядами со своим двойником.       Лицо, бледное и усталое, с ранней сединой в висках. Острые скулы и темные круги под глазами. Лицо человека, знающего только долг.       — И что теперь? — спросил он у самого себя. — Чем это закончится?       Ответа не было. Только отражение, в котором он с трудом узнавал себя.

КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА.