Miserere

      Усталость словно цепями сковывала тело, но сон упрямо не шел. Эйно ворочался в кровати, меняя позу за позой, но ни одна из них не приносила облегчения. Наконец, он открыл тяжелые, налитые свинцом веки и уставился в серый потолок.       Перед глазами — гладкая бетонная плита. Под ней, словно вечный страж, висела одинокая лампочка в защитном бронекорпусе.       Квартиры инквизиторов были такими же суровыми, как и их рабочие кабинеты. Никакого уюта, только строгий минимализм и функциональность. Полежав еще немного, Эйно с досадой отбросил одеяло и резко сел.       События последних трёх дней не давали покоя. Слишком много произошло, слишком много вопросов остались без ответов.       И тут ещё магистр со своим проклятым поручением. Эйно знал, что из дела изъяли все улики, так или иначе связанные с доктором Шмидтом, и был почти уверен: копии документов, которые он предусмотрительно сделал, пригодятся. Но как именно?       Он провёл ладонью по лицу, прогоняя остатки дремоты. Ситуация не оставляла иллюзий: да, ему даровали власть, доступную немногим, но он оставался лишь исполнителем — шестерёнкой в огромном механизме. А теперь его втянули в игру, правила которой оставались непонятными. Кто её ведёт? Ради чего? Какую цену предстоит заплатить за победу?       — Хельветти… — тихо выругался он, потирая виски. Сейчас было бесполезно гадать. Ответы требовали ясной головы, а для этого следовало хотя бы немного отдохнуть.       Инквизитор медленно наклонился, шаря под кроватью в поисках тапочек, накинул на плечи плащ и наощупь отыскал пачку сигарет на прикроватной тумбе. Зажав одну в зубах, он замер на мгновение, вдыхая запах табака. Хорошая сигарета всегда помогала избавиться от лишних мыслей, оставляя только покой и ясность.       Отключив сигнализацию на двери, Эйно шагнул в тёмный, тихий подъезд. Металл и бетон, ничего лишнего. На ступенях шелушилась краска, и под ногами чуть слышно хрустели её облупившиеся слои. Двадцать шагов вниз — он знал каждую ступень чуть ли не на ощупь.       Путь был привычен, но сегодня казалось, что за каждым углом прячется нечто чуждое. Он попытался отогнать тревожные мысли и открыл подъездную дверь, вдохнув холодный ночной воздух. Сделал шаг вперёд — и вместо твёрдой земли нога провалилась во что-то жидкое и вязкое.       Он не успел отпрянуть — правая нога зацепилась за порог, и Эйно полетел вперёд, в пучину тёмных вод. Ледяная мгла сомкнулась вокруг, заглушая все звуки. Он панически принялся грести, но руки и ноги увязали в липком сопротивлении. Ни дна, ни света сверху — лишь кромешная тьма.       В панике он разинул рот, пытаясь вдохнуть, но вместо воздуха почувствовал на языке вкус гнили, сырости и ржавого железа.       Где был подъезд? Куда делись ступени? Он ведь был в городе, откуда здесь взяться этой пучине?       Разум не мог найти ответа; это место было чужим, неправильным. Эйно судорожно замахал руками, пока странное течение не подхватило его и не понесло наверх. Он вынырнул, жадно вдыхая воздух, и обомлел от ужаса.       На чёрном небе не сияла ни одна звезда. Пропал и привычный спутник — Веспера. Там, где могло бы быть солнце, чернела дыра, окружённая багровым ореолом. До самого горизонта тянулась густая и вязкая субстанция, которую он изначально принял за воду, но цвет и запах не оставляли сомнений: это была кровь.       Поток выталкивал его вверх и вверх, и так пока не вытолкнул его полностью. Он рухнул на четвереньки, барахтаясь в липкой крови, и с трудом встал, оглядываясь. Кровавый океан казался бесконечным, но теперь доходил ему только до колена. Все это не могло быть реальностью. Но где же он?       Эйно стоял, пошатываясь, его дыхание было рваным и тяжелым. Кровь, гадкая и вязкая, обтекала ноги, оставляя на коже липкий след. Гладь кровавого океана, на первый взгляд спокойная, медленно перекатывалась алыми волнами, будто дышала сама. В нос ударил густой, солоноватый запах.       На горизонте, среди беззвёздной тьмы, высились остроконечные заснеженные вершины — словно останки древних исполинов, полузабытых временем. Их белизна мерцала мертвенным светом, резко контрастируя с багровой бездной вокруг. А между пиками виднелись крохотные пятна снега — островки посреди кровавого океана.       Эйно провёл рукой по лицу, размазывая багряную пленку, не столько пытаясь очиститься, сколько убедиться, что это всё действительно происходит.       — Это... сон, — пробормотал он, голос его дрожал. — Сон. Просто кошмарный сон.       Но ледяной холод крови, обтекавшей ноги, опровергал его слова. Здесь было слишком реально, слишком ясно, чтобы быть простым ночным кошмаром.       Он снова посмотрел на небо. Там, где когда-то висела Веспера, привычный спутник их мира, зияла пустота. Вместо солнца — чёрное пятно, окружённое красным ореолом, будто открытая рана во вселенной. Оно пульсировало, напоминая огромный, бесконечно далёкий глаз, что наблюдал за ним.       — Где я? — выдохнул Эйно, обернувшись, словно ища ответ у пустоты.       Ответа не последовало. Лишь едва слышный шёпот скользнул по воздуху, так тихо, что невозможно было разобрать слов. Он звучал не как голос, а как эхо мыслей, не принадлежащих никому.       Эйно сделал шаг вперёд: ноги упёрлись во что-то шероховатое и холодное, покрытое коркой льда. С каждым шагом багровая жидкость становилась мельче, пока не упала до уровня щиколоток.       Заснеженные вершины впереди тянулись к нему, будто манили.       — Это сон... — тихо проговорил Эйно, сжимая кулаки. — Просто сон.       Эйно шагал вперёд, кровь хлюпала под ногами, каждый шаг отдавался эхом в звенящей тишине. Заснеженные вершины впереди казались единственным ориентиром в этом кошмарном мире, поглощённом алым и чёрным. Их холодное сияние манило, как путеводная звезда, хотя он знал: ничто хорошее не ждёт его на этом пути.       Тишина наваливалась, словно воздух вокруг сгущался с каждой секундой, становясь всё тяжелее. Его шаги звучали неестественно громко, будто весь мир затаился, слушая и запоминая каждое движение.       Он остановился на миг, оглянулся. Ничего. Ни теней, ни шорохов — только безбрежная кровавая гладь и бескрайняя пустота черного неба.       — Это просто сон, — повторил он, словно эти слова могли стать для него оберегом.       Но ни холод, пронзающий до костей, ни запах крови, от которого кружилась голова, не оставляли места для сомнений. Это было слишком реально.       Эйно двинулся дальше. Каждый шаг приближал его к заснеженным вершинам, но их холодный свет всё равно казался неизменно далёким. Время словно утратило смысл, растянувшись в одно длинное мгновение.       И всё же... здесь было что-то ещё.       Или кто-то.       Неуловимое чувство, словно чей-то взгляд прожигал затылок. Он обернулся, и его рука машинально скользнула к пустому поясу, где обычно висела кобура.       Ничего. Алая гладь, уходящая вдаль за горизонт. Белые зубья, попирающие небосвод. В этом проклятом мире картина была неизменной куда ни глянь.       Сколько бы ни длился марш инквизитора по кровавому океану, его путеводная звезда не приближалась. Куда бы он не повернул - мертвенное свечение оставалось вдалеке, манящее, но недостижимое.       Казалось, он идёт уже вечность, но ноги не уставали, а сердце билось ровно. Это было ненормально. Всё вокруг — тишина, безмолвное море крови, застывшие огни на горизонте — буквально кричало, что этот мир чужд живому.       Лишь холод был реальным.       Так продолжалось, пока в один момент Эйно просто не очутился у подножия горы. Только вблизи он понял, сколько колоссальны эти белые вершины - они возвышались, насколько хватало глаза, подобно столпам, на которых держался мир.       Снег, белый и сверкающий, кружился в замысловатых спиралях, но не оседал вниз. Его движение казалось противоестественным: он словно стекал вверх по склонам, затягиваясь в мрачное пятно на небе, там, где должно было светить солнце.       Эйно следил за этими снежными вихрями, пытаясь осмыслить странное зрелище, пока взгляд не упёрся в крутой склон, покрытый ледяными кристаллами. Сомнений не оставалось — здесь не было иного пути, кроме как вверх.       Он приблизился, чувствуя, как ледяной холод горы пронизывает до костей, и положил руку на первый выступ. Лёд был гладким, как стекло, но почему-то не скользил. Сделав глубокий вдох, Эйно начал карабкаться.       Каждое движение было чётким, почти механическим. Эйно упрямо цеплялся за скалы, поднимаясь всё выше сквозь зловещую тишину. Лишь порой снежные вихри взрывались жалобным воем, похожим на хор призрачных голосов.       С каждым метром нарастало чувство чужого взгляда. Казалось, кто-то невидимый наблюдает за ним из этой тишины, не вмешиваясь, но всматриваясь с холодным вниманием.       Так продолжалось, пока Эйно, ухватившись за очередной выступ, не вскрикнул от боли и резко отдёрнул руку. Он глянул на свою ладонь, белую, как снег: по пальцам струилась кровь. Место, которое показалось выступом, оказалось отверстием. И его окружало то, чего там быть не должно было.       Человеческие зубы.       Эйно замер, не в силах осознать увиденное. Его рука, ещё секунду назад цеплявшаяся за лёд, теперь сжималась в кулак; кровь капала на ледяной склон. Одним резким движением, он смахнул с выступа снег.       Пустые глазницы смотрели на него немым укором, будто пытаясь заглянуть прямо в душу. Челюсти, изогнутые в немыслимом выражении агонии, были широко раскрыты, словно в крике, который навсегда застыл на пороге смерти.             Эйно сглотнул, чувствуя, как по спине пробегает холод. Череп был не просто вмерзшим в лёд — он был частью горы.       Он невольно опустил взгляд и заметил, что под снежной коркой проступают сходные очертания: черепа, рёбра, переломленные кости, неестественно выгнутые, но пугающе знакомые. Глазницы, зубы, челюсти, застывшие в последнем крике... Это была не гора, но кладбище.       Нет.       Не кладбище.       Свалка, где тела не похоронили — а просто сбросили одно на другое.       Эйно снова посмотрел на череп. Теперь он понял.       Он стоял на братской могиле, в которую какая-то чудовищная воля столкнула все человечество.       Нет.       Всё живое.       Рана на руке горела, кровь капала на лёд, оставляя алые пятна и подтверждая реальность происходящего. Паника уже поднималась, но Эйно стиснул зубы, не позволяя ей взять верх.       «Я инквизитор. Я не имею права бояться. Страх повергает веру».       Он принялся шептать молитвы — одну за другой, до тех пор, пока не понял: в этом месте их никто не услышит.       Эйно продолжил восхождение.       Пустые глазницы смотрели ему вслед, будто бы осуждая за то, что он дерзнул быть живым, когда все живое погибло. Лед скользил, а бесчисленные кости омерзительно хрустели под ногами.       Он ощущал себя песчинкой в этом бескрайнем кошмаре, но его воля не дрогнула. Впереди было что-то, что он должен был увидеть.       И что бы это ни было, он встретит это с поднятой головой.       Чем выше поднимался он, тем больше тускнел призрачный свет вершины, и так, пока он не оказался на пике.       Остановившись на краю костяной горы, Эйно огляделся. Под ногами лежали останки миллионов — каждая кость, каждая челюсть, каждая пустая глазница безмолвно свидетельствовала о том, что жизнь здесь угасла навсегда.       Казалось, это место вобрало в себя всё существование и обратило его в прах.       Он, последний живой, стоял среди этого бесконечного кладбища.       Взгляд его упал вдаль, на кровавую гладь океана. Посреди этой густой, тягучей массы, как нечто невозможное, возвышалось одинокое дерево.       Его ветви простирались к тёмному небу, уходя так высоко, что их концы терялись в темноте. Корни его уходили в кровавую пучину, древесные жилы пульсировали, насыщая багровые листья, светившиеся мягким светом.       Инквизитор взглянул на дерево — и ощутил, что оно смотрит на него в ответ.       В тот миг он понял: перед ним что-то, чего не должно существовать. Выбранный сущностью облик был лишь прикрытием для чего-то бесконечно большего — словно сама вечность.       Или её конец.       Оно заговорило без слов, задав вопрос, чьего смысла Эйно не мог постичь. Мир задрожал от его голоса, волны пошли по кровавой глади, предвещая свирепый шторм.       Он почувствовал, что сходит с ума. Тело трещало по швам — что-то рвалось наружу. Инквизитор упал на колени, обхватив голову, и бесконечная тишина поглотила последний звук.       Эйно Керхонен открыл тяжелые веки. Одинокая лампочка в бронестекле все так же висела под потолком.       — Сон. Просто сон... — пробормотал он, пытаясь успокоить нервы.       Но в ту ночь он больше не заснул.