Miserere

«За каждым родившимся монстром, стоит нарушивший заповеди человек. Во все времена, наш худший враг — это мы сами».

— Инквизитор Капитул Викка, Сикар Гаэтон.

      «Он падал сквозь ночное небо, словно сорвавшаяся звезда. Там, высоко, его дружинники, верные князья-колдуны из Солнечного Братства, все ещё вели неравный бой с полчищами безбожных огнедышащих чудовищ, облаченных в броню из алой чешуи. Их герой и защитник рухнул на землю горстью обуглившихся костей, с которых струилась бронза расплавившегося царского панциря. И в тот момент, когда последний царь Нильша, Кесонас Светоносный, Щит Севера, погиб —  толпы горожан, тревожно наблюдавших за сражением в небесах, как один издали вопль, полный неизмеримого горя и отчаяния. Воины бросались на свои мечи, матери выхватывали младенцев из колыбелей и разбивали их о камни мостовых. Мужи рыдали над телами жён, сыновей и дочерей, павших от их собственной руки в отчаянной попытке спасти любимых от грядущего ужаса. Мудрецы-затворники из прославленной Белой Башни, бросались вниз с её высоких сводов, следуя за царем в последний путь. Нильш испускал свой последний вздох, а вместе с ним и весь Север».

— «Сага о падении Нильша», Лергос Летописец, 4117 год от сотворения мира.

      Клубы густого чёрного дыма всё ещё поднимались в оранжевом свете закатного солнца. Особняк больше не горел — гвардейцы успели вовремя. Однако запах гари и обугленные стены нижнего этажа напоминали, что в огне сгорели не только кабинет доктора, но и его тайны.       Доктор оказался не так прост. Его секреты стоили жизней.       Эйно сидел на краю просторного багажника служебной машины — «колодца» для арестованных, — лениво потягивая сигарету. Вокруг суетились люди, а его аколиты, как всегда, стояли рядом, переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу.       — Н-да, — произнес фельдшер Мартин, осматривая перевязанную Диной руку инквизитора. Перчатку пришлось разрезать и выкинуть. — Кровь остановили, но… Тут нужен хирург.       — Хирург? — отрешённо прохрипел Эйно.        — Кости целы, кажется, но вот осколок застрял крепко.       — Как жаль.       — Инструментарий у меня есть, но… — Мартин поводил рукой по клиновидной бородке. — Но я хирургии не обучен.       — Досадно.       — Вам придется ехать в город, — Эйно покачал головой в ответ. Непозволительная потеря времени.        — Попробуйте вытащить.       — Что? Но, погодите… А если я ошибусь и вы останетесь без руки?       — Тогда вам лучше не ошибаться, — Эйно поднял глаза и посмотрел на врача из-под тёмных, словно уголь, бровей.       — Извините, но я не могу так рисковать.       — А что остаётся?       — Я ведь говорю, поезжайте в город…       — И оставить вас наедине с врагом?       — Да ведь здесь целый батальон стоит! Этого что, мало?       — Мало.        — Я… Прошу вас! — Мартин взмахнул руками. — Не заставляйте меня это делать!       — Прошу прощения, — вставила Дина, сопровождавшая инквизитора с момента его ранения. — Но, мы бы могли попробовать вместе. У меня есть некоторый опыт в… подобных ситуациях.       Эйно кивнул, словно ожидая этих слов.       — Справитесь вдвоем?        — Господин инквизитор, прошу вас, поезжайте в госпиталь, — умоляющим тоном ответил Мартин. — Это же абсурд — горничная и фельдшер оперируют вместе! Просто смехотворно!       В общем-то, Мартин говорил правду — шанс на успех у горничной, даже с долгим опытом полевого врачевания, и деревенского фельдшера, был мизерный.        Но будь он проклят, если позволит слабости своего тела помешать исполнению священного долга.       — Нет, — Мартин побеждено опустил голову. — Пьер, в лазарет.        Лескатиец, сидевший на корточках рядом и, кажется, совершенно не встревоженный происходящим, кивнул и сел за руль. С некоторым трудом, внутри мотокареты теснясь уместились все, и Мартин, помедлив, сел последним на заднее сиденье.        — Это большая ошибка, — произнес он, пока двигатель кареты пробуждался. Они тронулись и за ними последовала серая гвардейская мотокарета с небольшой группой сопровождения из местного мотопехотного батальона.       Долго ехать не пришлось и вскоре мотокареты остановились у  приземистого бетонного здания. Оттуда высыпала двоица в серых спецовках с короткими рукавами.       Мартин выскочил навстречу, что-то скомандовал своим помощникам-санитарам и отряд направился внутрь.        Его разместили в приемном покое — Эйно, оставив все кроме формы в руках аколитов, занял кушетку. Шило и Звездочёт остались снаружи, вместе с гвардейцами, вставшими на стражу у дверей.       В такие моменты, инквизитор Кёркхонен искренне ненавидел человеческую плоть — такую слабую и хрупкую, словно глиняный сосуд.        Сосуд, недостойный возложенной на него священной миссии. А ещё больше он ненавидел свое скудоумие, чуть не приведшее к гибели всего отряда и срыву расследования.       Непростительно.       Вскоре, пришел санитар и отвёл его в пристройку, соединенную с лазаретом коридором. Эйно пришлось раздеться по-пояс, прежде чем проследовать внутрь.        По всей видимости, небольшая операционная, где оказался он, была достроена с расчетом на расширение Нойдорфа и лечебницы соответственно. Он занял место на хирургическом кресле, до неприятного холодном, пока Мартин и Дина, переодевшаяся в хирургический халат, о чем-то перешептывались, время от времени бросая на него напряжённые взгляды.        Доверять — всегда ошибка.       Доверять этим двум, одну из которых он подозревал в причастности к гибели маршала — было ошибкой вдвойне.       Но выбор стоял между позорным бегством и сворачиванием расследования на неопределенный срок и риском остаться калекой.        Иными словами, выбор был очевиден.       Закончив обсуждать предстоящее дело, они подкатили небольшой прямоугольный столик на колесиках. Он опустил туда свою руку.       — Так… Ладно. Вы ещё не передумали? — взволнованно сказал Мартин, в очередной раз протирая скальпель смоченной в спирте ваткой.        — Нет.       — Точно?       — Точно.       — Эх, вы не из тех, кто меняют свои решения, да?       Он заметил, как Дина взяла со стола какой-то шприц и направилась к нему.       — Стой. Никакого опиума.       — Что? — рассеяно сказал фельдшер. — Но…       — Правосудие Богини должно быть трезвым.       — Да ты что, спятил? — выпалил он, окончательно позабыв об этикете.       — Никакого. Опиума.       — Твою мать, — выругался фельдшер, бросив скальпель. — Тебе будет очень больно, понимаешь?       — Да.       — Ты будешь кричать.       — Найди кляп, — спокойно сказал инквизитор.       — Ну ты… — фельдшер запнулся, не найдя подходящих слов. — Дина?       Он повернулся к горничной, ища поддержки, но она предпочла промолчать и положить шприц на место.       Фельдшер остановился, растерявшись. Наконец, не найдя слов, он передал ему кусок толстой кожи. Эйно сжал его зубами. Он почувствовал первый укус скальпеля и подумал, давя стон, что, пожалуй, отказываться от опиума было ошибкой.       Но какой вред от ещё одной, когда вся жизнь соткана из ошибок?

***

      Они закончили, когда солнце уже зашло за горизонт и в Нойдорфе загорелись первые фонари. Его, шатающегося, под руки вели к карете аколиты. Осколок гранаты он забрал с собой, приказав упаковать его вместе с остальными собранными уликами. Рука ныла, плотно привязанная к туловищу медицинским лубком.        — Куда теперь, моншер? — осведомился Пьер, выпускавший облачка серого дымка в темное небо.       — В гостиный дом, а затем — в Оплот. Передашь вот это, — инквизитор выложил несколько свертков на приборную панель. — В лабораторию. Меня особенно интересует содержимое пузырька. Кроме того, передай настоятелю Диаболика мой приказ объявить в розыск доктора Ганса Шмидта из Нойдорфа, по обвинению в посягательстве на жизнь служащего. Вероятно, вооружен. Две недели назад выехал в Уэлспе.       — Угу.        — Приезжай, как будут результаты.       Они расселись по местам, тронулись и гвардейская мотокарета поехала следом.       Когда они добрались, хозяин гостиного дома уже спал и чуть было не обругал последними словами незваных гостей. Но увидев тройку в черном и полдюжины гвардейцев, быстро передумал и предоставил инквизиции свободную комнату — совершенно безликую, с двумя кроватями, двумя стульями, столом и окном, выходившим на улицу.       — Шило, ты первый, — прохрипел Эйно. —  Потом я. Звездочёт, ты — последний.       — Лучше бы отдохнули, — устало сказал Звездочёт. — Оставьте ночной караул гвардейцам.       — Да и что может случиться? В кровати граната окажется? — рассмеялся Шило. Бывший разбойник все так же улыбался, но было в этой улыбке что-то нервное, напряжённое.       — Разбудишь… уаааагх… меня, — ответил Эйно, зевая. Сил не оставалось совсем, так что он лег на кровать прямо в форме и уснул как только его голова коснулась подушки. Ровно через четыре часа, Шило разбудил его. Он занял место напротив входной двери и ночное бдение началось. Эйно держался изо всех сил, сверля глазами запертую дверь и подпирающий её стул. Измученное болью тело назойливо требовало отдыха — вещи, которой люди его призвания едва ли увидят до самого конца. Глаза закрывались сами собой, сон проникал в явь, рисуя странные и жуткие картины.         …Стул неожиданно падает и дверь медленно открывается, скрипя петлями.  Тьма по крупицам сложилась голову, увенчаную витыми рогами, с пылающим алым глазом.       Фигура, отчётливо женская под тяжёлыми латами из демонического серебра, выступила из темнота и замерла на пороге зловещей тенью. За её спиной возвышались мощные крылья, сложенные будто бы два лезвия косы.        Враг здесь. Враг пришел за ним.       Он хотел закричать — поднять тревогу, позвать на помощь своих верных аколитов, но дыхание будто бы окаменело, воздух сделался слишком тяжёлым, чтобы сдвинуть его простым усилием глотки. Чудовище шагнуло за порог и протянуло к нему закованную в латы руку, будто бы желая лишь прикоснуться, не веря в его реальность.       Каким-то титаническим усилием воли, ему удалось заставить свои конечности шевелиться.       Он выхватил пистолет из кобуры, мгновенно взвел курок, надавил…        …И его руку свёл болезненный спазм, вырывающий из объятий кошмара. Он распахнул глаза, ошарашенно водя взглядом по комнате. Дыхание сдавленными толчками вырывалось из груди.         Дверь была все так же закрыта, заперта на ключ и подперта стулом.        На всякий случай, он положил пистолет на колени.        Когда четыре часа прошли, Эйно разбудил Звездочёта и рухнул в кровать, сжимая в левой руке рукоять пистолета. Все произошедшее в этот день требовало осмысления и выводов, но это придется отложить до утра.

***

      Его разбудил запах еды.        Эйно с трудом открыл глаза и увидел, как Звездочёт и Шило сидели за столом, о чем-то тихо беседуя, а на столе дымился котелок.       — Кто готовил? — осведомился он, поднимаясь с кровати.       — Я, — ответил Звездочёт. — Продукты наши.       — Время?       — Семь утра, наставник.       — Плохо. Утренняя газета есть?       — Вроде… Принести?       Эйно утвердительно кивнул и аколит, пару мгновений поборовшись с замком, сбежал вниз по коридору. Инквизитор занял место за столом и принялся поглощать скромный завтрак — похлёбку из консерв с бобами и говядиной, а так же ломаных кусков галет. Он уже давно перестал обращать внимания на вкус еды — верующий должен быть счастлив всякому хлебу, что подаёт Богиня.       «А пока он даёт силы исполнять долг и дальше — то какая разница, что есть?» Он не успел выхлебать и половины, когда вернулся Шило. Вид у него был одновременно встревоженный и рассеянный — словом, совсем неподходящий аколиту Священной Инквизиции.       — Наставник… Тут, э…       — Что? — он принял протянутую им газету и развернул её. Строго говоря, необходимости в них не было — инквизиция получала разведданные по своим каналам и зачастую знала то, о чем другие ещё даже не начали догадываться. Но для Эйно это был ритуал — такой же, как утреннее бритьё и чистка зубов. День начинался неправильно, если он пропускал что-то из этого.        Впрочем, на этот раз чувство неправильности — скорее даже нереальности — вызвало не отсутствие газеты, а её содержимое. Его глаза бегали по первой полосе «Рассветного вестника» снова и снова, и буквы, такие знакомые, снова и снова складывались в одни и те же слова, осознать которые было невыносимо тяжело.       «Невообразимое в своей гнусности и богохульности преступление… двое нападавших, вооруженных украденными огнестрельным оружием, ворвались в Уэльспийский кафедральный собор… Шестьдесят семь правоверных, принявших мученическую смерть, четыре сотни пострадавших… Злодеи уничтожены отрядом Экклезия Миллитанс… На месте работает отделение Священной Инквизиции, храни её Всевышняя... Всемудрейший Патриарх, да преумножатся Его дни, лично обмыл тела павших мучеников и прочитал заупокойную молитву, а также пообещал обрушить огненное возмездие на всех виновных».       Эйно понял, что какая-то мелкая,  гадкая дрожь пробирает его каждый раз, когда он перечитывает проклятые строки. Что бы избавиться от неё, он перевел взгляд чуть ниже, на черно-белую фотографию.        Лучше не стало.        Воин Экклезия Милитарум, чье лицо было сокрыто священнейщим ликом Божьим исполненным в золоте, нес на своих руках худое, нескладное тело подростка, девочки или мальчика — определить было сложно — не старше пятнадцати лет. Белую рубашку подростка покрывал архипелаг темных пятен. Эйно посмотрел внимательней и понял, что весь пол собора за их спинами был покрыт такой же густой чернотой.  Кровью.       Он оторвался от газеты, уставившись в сторону Шила, но смотря сквозь него. Губы инквизитора сложились в линию и вопросы роились в его голове:       «Как?» — а самые важные — «Кто?» и «Зачем?»       Как они — весь Орден, включая Священную Инквизицию — могли допустить такое? Шестьдесят семь человек жестоко убиты — и не на поле боя! — но в самый священный, самый сокровенный момент — на молитве, да ещё и не где-нибудь, а в духовной столице Ордена.       Кто в их рядах своим преступным безразличием допустил это?        Кто отдал приказ?        Кто его исполнил?        Чья нечеловеческая злоба стоит за этим зверством?       Ответ на последний вопрос казался очевидным.       «Монстры».       Но даже для их омерзительного, ненавистного вида это было, было… Эйно хотел подумать, «Слишком бесчеловечно», но передумал, не желая сравнивать венец творения Богини с тварями, вылезшими из адской ямы.        Нет, это было бессмысленно. Чудовища были не диким зверьём, полагающимся исключительно на набор грубых инстинктов, но тварями разумными. Они обладали своей, пусть и извращённой, логикой, а кроме того, они были паразитами, нуждавшимся в людях — без человеческих мужчин, их ждало только вымирание. Поэтому они так упорно избегали убийства и делали все, чтобы захватить побольше пленников. Хоть некоторые чудовища и утверждали на допросах, что не способны заставить себя убить, он знал истинную причину — ими руководила не мораль, но целесообразность.        Логика видовой войны.       И исходя из этой логики, подобная резня была бессмысленной.        А кроме того, что могло бы ужаснуть его, будь он десятилетием моложе — исполнителями, на сколько он мог судить, были люди.       «У отца был личный врач, да вот только он уже как вторую неделю где-то в Уэлспе», — вспомнились инквизитору слова лорда Фуллера, а затем вспомнился оглушительный взрыв и последовавшая за ним мучительная агония в дыму и огне.  Эйно запустил свободную руку в карман и вытащил оттуда забытый в суматохе скомканый листок бумаги. Рисунок на его тускло-желтой поверхности не изменился — разве что стал ещё более истертым.        «Совпадение? Или…»       …Или он держал в своих руках ниточку к чему-то чрезвычайно опасному, грозящему жестокой смертью каждому, ведомое чьей-то чудовищной и злобной волей.        К чему?       Он должен добраться до истины, чего бы это не стоило. А для этого, его рука должна оставаться твердой, голова — холодной, а сердце — свободным от страха и сомнений.        Он должен быть решителен.       Его взгляд снова упал на фотографию героя и окровавленного мученика в его руках.       Ради них.        «Дай мне сил, Всемилостивая, спасти детей твоих», — беззвучно молился он, чувствуя себя песчинкой, подхваченной ураганом. — «Одари меня своим всезнанием, Премудрая, дабы мог я узреть врага Твоего».       — Ясно, — наконец произнес он, передавая газету грузному аколиту. — Продолжаем работать.       — Охренеть, — выдохнул Звездочёт, озадаченно почесывая лысую голову, пока его ленивые глазки бегали по странице. — Это… В первый раз такое вижу… Как?       — Наш враг — коварен и способен на все, — Эйно предпочел не высказывать свои сомнения в присутствии подчинённых, предпочтя, чтобы они видели его уверенным и решительным. — Тем больше поводов довести это дело до конца.       — Да уж, дожили… — Шило покачал головой. — Ладно там палкой по башке трехануть да кошель вытащить, но устраивать стрельбу в церкви… За что?       — Это нам ещё предстоит выяснить. Но не стоит обманывать себя, думая, что мотивы зла рациональны. Иногда за ударом кинжала стоит только злоба.       Пока Эйно отправлял последние остатки похлёбки в рот, его голова работала и уже вырисовывался план на сегодняшний день.       РГ-1 являлся образцом штатного вооружения армии, а значит, вероятно был похищен с армейских складов или тайно вывезен с линии фронта. И если проверка второго варианта была, с учётом всех обстоятельств, на данный момент невозможна, то с первым вариантом все было гораздо проще — и даже был очевидный вариант поблизости.        А иногда, самый очевидный вариант есть правильный. Вот только если версия с хищением была верна — то стоило ожидать сопротивления со стороны продажных военных.       Но оставался особняк с его обитателями и их тайнами — эту линию расследования тоже нужно было довести до конца.        А ещё был Мартин, проводивший осмотр тела — заняться им следовало как можно быстрее, пока он не пропал куда-нибудь вслед за доктором Шмидтом. Вот только одновременно быть везде невозможно.        — Слушайте сюда, — начал Эйно. — Шило, где наши сопровождающие из гвардии?       — Внизу сидят.       — Еду здесь подают?        — Ага... Вам стряпня Звездика тоже надоела?       Эйно запустил руку в карман, отсчитал четыре серебряные кроны и протянул их Шило.       — Значит так. Отвлеки гвардейцев — закажи им сосиски с капустой и горчицей, да по кружке пива. Скажи, что благодарность за службу. Пусть кушают и не вздумают куда-то уходить — никто в командовании батальона не должен знать, что мы с Звездочётом идём.       Разыграем им небольшой спектакль.       По правде говоря, ранение едва ли заставило хоть что-то внутри души Эйно зашевелиться. Он вообще чувствовал очень мало - разве что усталость в костях, будто он был дряхлым стариком, а не мужчиной в лучших годах.        Но что может быть страшнее инквизитора?        Только разъяренный инквизитор.        А некоторых людей стоило напугать.       — Понял! А как расправлюсь с этими?       — Наведаешься к Мартину — выясни, не составлял ли он отчёт после осмотра. Как закончишь — не спускай глаз с обитателей особняка. Особенно с лорда и его горничной.       — Ага. И в бане за ней тоже подглядывать?       — Да. Но осторожно.       — Заметано, шеф.       — Звездочёт, часы при себе?       — Угу.       — Засекай. Десять минут на то, чтобы отвлечь их.       Шило потянулся, зевая, и отправился устраивать диверсию — и Эйно заранее попросил прощения у Богини за то, что ему придется охмелить её слуг и ослабить их бдительность.       Когда часы отсчитали десять, инквизитор и аколит ускользнули из комнаты, обошли пировавших солдат и оказались на улице. Если Эйно правильно прикинул откуда вчера приехала карета, то воинская часть стояла где-то на северной оконечности села. Они шли, держась подворотен и крохотных дворов и уже совсем скоро, впереди замаячил невысокий бетонный забор, увенчанный колючей проволокой. Вход был один — перегороженные железные ворота, а слева — небольшая сторожка.       Эйно дал сигнал аколиту и замер, ожидая. Странно, но часовых на воротах он не заметил. Где-то снаружи должен был ходить караул, вот только минуты шли, а он все не появлялся. Прождав добрую дюжину бесценных минут, он махнул рукой, призывая продолжить движение.       «Безобразие».       Полу дремавший солдат на проходной — один-единственный! — не сразу даже и понял, что кто-то идёт. Лишь когда они почти прошли мимо, он опомнился.       — Стоять! Кто такие?!       — Инквизиция, — проскрежетал Эйно, постаравшись предать голосу интонацию пострашнее.       — А! А… Сейчас доложу, — он потянулся к аппарату на столе, но Эйно, метнувшись, с силой хлопнул по трубке, от чего солдат подскочил на табуретке, бешено выпучив глаза.       — Не. Смей. — для убедительности, Эйно выдернул из аппарата провод.       — Е-есть.       — Где командир?       — На совещании. Вроде…       — Это где?       — В штабе, второй этаж. Здание прямо.       — Узнаю, что доложил — и поверь, выговор будет последней из твоих проблем.       Они ступили на территорию части, оставив перепуганного солдата нести службу дальше. Орден стремился к унификации во всем, так что и часть была типичной: широкий плац в центре, где понуро висел приспущенный флаг Ордена на флагштоке, несколько двухэтажных казарм по правую руку, инженерная мастерская по левую, трехэтажный штаб по фронту, а за ним — ряды складов, мотопарк и стрельбище. Большая столовая стояла, окружённая казармами со всех сторон, а в отдалении возвышалась башня полевой жандармерии.        Сплошное железо, бетон и прямые углы.       Ничего лишнего. Стиль и эстетика, принесенные в жертву практичности, что, пожалуй, характеризовало всю архитектуру Ордена в новую эпоху.  Плац был пуст — только покаянные столбы уныло поскрипывали петлями.        «Завтракают? Похоже на то. Минут десять у нас ещё есть».       Они пересекли площадку напрямую и уже вскоре поднимались на второй этаж штаба. По пути им встретились несколько человек — в основном офицеры — бросавшие на пришельцев удивлённые и настороженные взгляды.        Второй этаж расходился в две стороны. Эйно наугад выбрал левую и очутился в небольшом помещении, с дверями расходившимися во все стороны. У одной из них стоял офицер, держа руку на кобуре. При виде инквизиции, он вытянулся по-стойке смирно и отсалютовал.       — Начальник там? — сказал Эйно, ткнув пальцем в сторону двери.       — Так точно. Но туда нельзя, совещание идёт.       — Жаль, — ответил инквизитор, и, подпрыгнув на месте, с размаху засадил по двери носком сапога. Она распахнулась настежь, с грохотом треснула об стену и замерла, едва не слетев с петель.        — Я вам, идиотам, ещё раз… — они переступили порог и в кабинете повисла оглушительная тишина. Пол дюжины офицеров сидели за длинным столом, во главе которого восседал человек в крученых погонах. Казалось, мгновение затянулось на целую вечность — только стук настенных часов слышался в тишине.       — Мы не помешали? — инквизитор почтительно снял шляпу и окинул взглядом собравшихся. Усатое лицо майора побагровело от ярости. — Будьте любезны, оставьте нас.       — Вы что себе позволяете?! — воскликнул офицер на ближайшем к нему стуле — лейтенант, судя по погонам — и с удивлением обнаружил себя лежащим на полу, когда точный пинок в ножку отправил стул в стену.       — Если вы не поняли, это была не просьба. Будьте. Любезны.       — В-вы… — офицер неловко поднялся, опираясь на стол, поправил очки и бросил взбешённый взгляд на инквизитора.       — Звездочёт, будь любезен, если господин лейтенант не поймет и во второй раз, помоги ему покинуть кабинет кратчайшим путем, — он подмигнул аколиту и кивнул в сторону окна.       — Окна хорошие. Жаль менять будет.        — Вон. Все — вон! — скомандовал майор. Стулья загромыхали и по полу тяжело застучала дюжина сапог. Когда последний скрылся за дверью, Эйно кивнул.       — Я полагаю, мы достигли взаимопонимания.       — Друэлла тебя раздери, ты что творишь?! — взревел командир батальона, вскакивая со своего кресла. — Бьешь моих офицеров, устраиваешь пожар в особняке, да ещё и сюда вломился без спроса! Как это понимать?!       — А как понимать вот это? — Эйно отодвинул пола плаща и показал руку на перевязи.       — Что? — хмурясь сказал майор.        — Ручная граната, модель один. Видели такую когда-нибудь?       — Конечно видел! Но причем тут…       — Один из подозреваемых имел тайник с ловушкой — натянутый запальный шнур, привязанный к столешнице. Так вот я и задумался: а откуда она взялась? И какая удача, ваш батальон совсем рядом — считай, рукой подать.       — Мы не причем! — отрезал майор. — Я лично склады вооружений проверял — все на месте.       — Неужели? Караул у вас тоже на месте?       — Естественно, все в строгом соответствии с уставом!       — Нет у вас караула. Периметр пуст — вы, считай, подарили целый батальон врагу. И теперь я думаю — дурак вы или изменник, господин майор?       — Да как же… — офицер хотел что-то добавить, открыл рот, затем постоял мгновение и закрыл обратно. Продолжил он уже более вежливым тоном.       — Что вы хотите?       — Все раздаточные ведомости за последние пол года, списки личного состава за тот же срок, особенно учитывая тех, кого командировали в зону боевых действий. Пожалуй, личные дела начальников складов и их заместителей тоже не помешают… — он обошёл стол, взял трубку аппарата связи и протянул её майору. — Канцелярию. Будьте любезны. ***       Неровные стопки бумаг возвышались на столе, почти погребя под собой инквизитора. Сигареты отправлялись в пепельницу одна за другой, пока он читал, сверял и проверял.        — Ага, вот оно… — он снова пробежался глазами по раздаточной ведомости. Некий ефрейтор Зель, три месяца назад, во время командирования в зону боевых действий, получил винтовку, сто двадцать патронов пачками по тридцать, две ручные гранаты, штык, лопатку, шлем, портупею и ранец с сопутствующей амуницией.        Некий ефрейтор Зель три месяца назад лежал в госпитале с пневмонией, откуда уже не вернулся.        В то самое время, когда он якобы снаряжался для военного похода.       Обман был настолько бесхитростным и грубым, что Эйно почти засмеялся.  Сличение подписи в ведомости с подписью в личном деле ефрейтора показало явную подделку.       «Даже здесь все гниёт без нашей твердой руки. Как же уследить за всеми вами, грешные дети Всемилосердной?»       Дальнейшее следствие дало три имени: лейтенант Виттман, штабс-сержант Мейер и лейтенант Восницкий.       И если уроженец Кашубии уже успел сгинуть где-то на фронте, то первые двое — начальник второго склада вооружений и его заместитель — все ещё несли службу в батальоне.        «А значит, пора вырезать эту опухоль».       — Господин майор, — окликнул инквизитор командира, пока тот, сидя на своем месте, смотрел то на окно, то на замершого у входа Звездочёта. — Будьте добры, позовите сюда командира отделения жандармерии.       — По-подождите, я…       — Не для вас.       — А! — с облегчением выдохнул майор.        «Ах ты мерзкая, старая каракатица, я же тебя насквозь вижу. Сколько ты задниц вылизал ради крученых погон? Небось, со счету сбился».       Майор, не торопясь, раскрутил ручку аппарата, бросил несколько коротких слов, и вскоре на пороге появился смуглый, сухощавый человек. Его крючковатый нос, серая фуражка и серебряный горжет на цепочке придавали облику жандарма строгую деловитость.       — Чем могу быть полезен? — спросил он, снимая фуражку. Мягкие южные интонации выдавали в нём уроженца Тилеи: тамошние виноградники, бешеная езда и улыбки, сияющие белизной, звучали в его голосе, словно отголоски далёких пейзажей.       — Капитан Меркатто, вас просил подойти… — майор кивнул в сторону Эйно. — Господин инквизитор.       — Капитан, будьте любезны, задержите лейтенанта Виттмана и штабс-сержанта Мейера, — сухо произнёс Эйно, не поднимая глаз от бумаг. Он ожидал чёткого «Есть!» и звонкого стука каблуков. Вместо этого последовала тишина.       — Могу я узнать, в чём их вина? — наконец нарушил молчание капитан, нахмурившись. Эйно с трудом подавил раздражение.       «Проклятье, вы тут все решили вставлять мне палки в колёса?»       — Вам недостаточно самого факта моего приказа?       — Вполне достаточно, но объяснение, я думаю, не помешает, — Меркатто скрестил руки на груди.       — И тратить на это время? — инквизитор отложил бумаги и пристально посмотрел на капитана. — Нет. Выполняйте.       — Простите, но я отказываюсь.       «Друэлла тебя побери, ты военный или барышня из салона?»       — Ваше согласие меня не интересует. Приказы исполняются, капитан, а не обсуждаются.       — Я не обсуждаю ваш приказ, господин инквизитор. Я отказываюсь его исполнять без должных оснований.       — Забыли, кому служите? Мне напомнить?       — Нет, господин инквизитор, я отлично помню, кому приносил присягу: закону, Ордену и Богине, а не вам лично.       Эйно ухмыльнулся и откинулся в кресле.       — Тогда представьте, что я и есть Она. Не ошибётесь.       Капитан скрипнул зубами.       — Какая наглость… Не помешало бы и вам вспомнить свою присягу. Но, знаете, это пустой разговор.       — Действительно, — согласился Эйно. — Мои полномочия позволяют мне отдавать приказы любому лицу, если они соответствуют закону.       — Любой законный приказ, — подчеркнул Меркатто. — А не всё, что взбредёт вам в голову.       Инквизитор вздохнул. Разговор затянулся. Пришлось пояснить:       — Лейтенант и штабс-сержант подозреваются в покушении на убийство священнослужителя.       Капитан прищурился.       — Кого?       — Меня, — спокойно ответил Эйно. — Со второго склада исчезли винтовка, две гранаты и множество патронов. Одну из этих гранат использовали при покушении на меня. А подозреваемый вот как две недели назад скрылся, направившись в сторону Уэльспе. Догадаетесь, где остальное оружие?       Капитан побледнел, осознав серьёзность обвинений.       — Я отдам приказ. Но если вы мне солгали…       — ...то гореть мне в аду. Выполняйте.       Тилеец ушёл, недовольно бормоча себе под нос, а Эйно закурил очередную сигарету.       «Вы меня когда-нибудь убьёте. Надеюсь, раньше, чем это сделают монстры», — подумал он, наблюдая за лениво струящимся дымом.       Работали жандармы быстро, так что первый арестованный появился в кабинете уже через считанные минуты. Того самого непонятливого лейтенанта в очках привели двое жандармов, держа под руки. На его запястьях красовались стальные браслеты, по линзам очков пошла паутина трещин, а на лице багровел отчётливый след от подошвы сапога.        «Не задалось у кого-то утро».       — А второй где? — уточнил Эйно, пока жандармы привязывали лейтенант к стулу.        — Богиня его знает, пока ищем, — отозвался один из них, взявшись за ремень автомата, висевшего у груди..       — Вот как? — Эйно подозвал жестом Звездочёта, вытащил у того из ножен кинжал и подошёл к лейтенанту. — Подержи его.       — Стойте, стойте, не надо! У меня есть права-А-А-А!!! — заверещал офицер, пока Эйно медленно вдавливал в его глаз острие ножа. Что-то влажно лопнуло внутри и лейтенант завопил фальцетом.       — Нет у тебя прав. И второго глаза тоже не будет, если не скажешь, где твой сообщник.       — Парк!!! В парке он!!!       «Прекрасно. Только побега мне не хватало».       — Плохо, — Эйно повернулся к майору, которого, кажется, тошнило. — Объявите тревогу! Никого не выпускать! Жандармы, за мной!       — Погодите, а лейтенант! — выкрикнул кто-то из присутствующих, но Эйно уже вылетел из кабинета. Его сапоги гулко стучали по лестничным ступеням, пока он перескакивал через две, а то и три за раз. Позади слышались тяжёлые шаги Звездочёта и топот жандармов. Они выскочили на плац, где инквизитор, не успев затормозить, врезался в солдата с котлом. Горячая каша выплеснулась на землю, а сам котёл с грохотом покатился прочь.       Эйно не остановился ни на секунду. Впереди мелькали стены, двери казарм и редкие пятна выщипанной травы. Тревожная сирена предательски молчала. Через считанные мгновения, они ворвались на территорию мотопарка, проскочив арку из труб.       На выезде, медленно разгоняясь, через ворота выползала гвардейская мотокарета.       — Заводите карету! Быстро! — крикнул Эйно жандармам.       — Какую?!       — Любую!       Первая попавшаяся карета была изрядно потрёпанным железным зверем для бездорожья. Высокий борт, угловатый кузов и вмятины на боках говорили о её бурной жизни, но выбирать не приходилось. Два оборота рычага — и двигатель взревел, словно раненное животное, выпуская в воздух облако сизого дыма.       Жандарм занял место за рулём, Эйно устроился впереди, стиснув скобу на приборной панели, а Звездочёт с другим жандармом уселись сзади. Железный монстр рванул с места, чуть не снеся стоявшего рядом «собрата». Охваченная лихорадочной спешкой, карета круто повернулась и понеслась к воротам, которые медленно сходились, закрывая выезд.       Сирена во дворе взвыла, как будто только осознала катастрофу.       «Сраный майоришка, Друэлла его подери. Тоже глаза мешают, видимо».       Закрывавший ворота солдат тупо уставился на мчавшуюся карету. Ворота почти захлопнулись.        — Не сбавлять ход! — рявкнул Эйно, перекрикивая оглушительный грохот двигателя.       — ЧТО?! — орал жандарм, обернувшись к нему.       — ТАРАНЬ ВОРОТА, ДЬЯВОЛ ТЕБЯ ПОДЕРИ!       Солдат, закрывавший ворота, с воплем бросился в сторону. Удар железного зверя в створки ворот был чудовищным. Металл заскрежетал, ломаясь, словно два ряда огромных железных зубов скреблись друг об друга. Инквизитора едва не выбросило через лобовое стекло; его рука судорожно вцепилась в скобу, а ногти стиснули металл так, будто он мог выжать из него спасение.       Ворота разлетелись, наполовину вывернувшись с петель. Передняя фара кареты разлетелась на осколки, а капот украсила глубокая вмятина.       Они проскочили сквозь проселочную дорогу, ворвались на поле за ней, и, не сбавляя хода, развернулись, возвращаясь на дорогу.       Штабс-сержант удирал, что было мочи — его мотокарета была так далеко, что казалась почти игрушечной. Кажется, кого-то сзади вырвало — Эйно не обратил внимания.       — Пресветлая помилуй! — выкрикнул жандарм. — У вас каждый день такое?! Эйно не удостоил его ответом.        Мотокарета мчалась на пределе. Металлический корпус дребезжал как консервная банка, по которой что есть мочи лупили молотком. Их подбрасывало на каждой кочке, пассажиров мотало из стороны в сторону, а водитель с трудом удерживал руль.       На очередном ухабе Эйно едва не вылетел наружу. Глухо выругавшись, он тут же осенил себя мысленным крестом, прося у Всевышней прощения за слова.       Но несмотря ни на что, расстояние между ними и беглецом сокращалось. Инквизитор, ощутив знакомое злорадное возбуждение, потянулся к кобуре. Стрелять в таких условиях было почти невозможно: левая рука плохо слушалась, мотокарету трясло из стороны в сторону, но он не имел права упускать возможность.       «От меня никто не уходит».       Но что-то в этой погоне было странно. Бежать из Нойдорфа было некуда. Дороги на восток, юг и запад патрулировались гвардией, а на ближайшем блокпосте преступника моментально схватят. Единственный путь — на север, в леса.       Однако штабс-сержант направлялся к Вюрстбургу. Это не укладывалось в голове, а затем его следующий манёвр окончательно сбил Эйно с толку.       Преступник резко прибавил скорость, увеличив разрыв, затем внезапно развернул мотокарету и рванул прямо навстречу. Жандарм, истошно завопив, начал уклоняться. Машины едва не задели друг друга, носы мотокарет заскребли с пронзительным визгом. В этот момент Эйно встретился взглядом с худощавым человеком в сером кителе. Он поднимал уродливый кусок оружейной стали, его палец — на спусковом крючке.  Эйно в ответ вскинул свой.       «К-92 «Перемирие». Семь патронов против моего одного. Бывали ставки и лучше».       Два выстрела раздались одновременно. Столб пламени и дыма вырвался из ствола «Милосердия», отправляя крупнокалиберную пулю в последний полет. Отдача больно ударила по запястью Эйно. Враг дернулся, но его крик потонул в грохоте выстрелов и рёве мотокарет.       Свинцовый шквал из пистолета штабс-сержанта обрушился на их мотокарету словно рой разъярённых шершней.        Первая пуля разбила лобовое стекло, и град острых осколков хлынул в лицо инквизитора. Он рефлекторно пригнулся, и тут же мысленно поблагодарил Всевышнюю: следующая пуля просвистела над его головой, пробив шляпу и срывая её с головы.       — Стреляй точнее, выродок! — захохотал Эйно, ощущая близость смерти.       Ещё один выстрел пробил дверцу и сиденье, чудом никого не задев. Штабс-сержант продолжал нестись вперёд, и его выстрелы, хоть и неприцельные, с такого расстояния всё равно представляли смертельную угрозу.       Второй жандарм, пытаясь разобраться с ремнём автопистолета, не успел поднять оружие, когда пуля угодила ему в грудь. Его вопль оборвался, а следующая пуля пробила шею. Салон мотокареты окрасился в алый.       Звездочёт, мгновенно среагировав, притянул умирающего жандарма к себе, используя его как щит. Перехватив автопистолет, он открыл ответный огонь, заставив окончательно оглохнуть тех, кто ещё хоть что-то слышал.       Дверца мотокареты превратилась в решето. Раскалённые гильзы сыпались на пол, одна из них попала точно в затылок водителя. Тот взвыл от боли, выгнувшись дугой. Тем временем преступник продолжал удирать, увеличивая дистанцию. «Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Две осталось. Одна на него, одна на меня».       — ЗА НИМ! ЖИВЕЕ! — надрывался Эйно, сам уже ничего не слыша. Жандарм, извиваясь, пытался достать обжигающую гильзу. Инквизитор резко дёрнул его за плечо и, не раздумывая, отвесил звонкую пощёчину.       — ЖИВО! ЖИВО! ЗА НИМ!       — ДЬЯВОЛОВО ДЕРЬМО! — выругался водитель, вдавливая педаль газа в пол. Мотокарета резко развернулась, бросая пассажиров из стороны в сторону. Холодный ветер обжигал лицо Эйно, а чёрная форма местами потемнела от крови. Сзади умирающий жандарм бился в конвульсиях, заливая алым Звездочёта, который невозмутим перезаряжал автопистолет.       «Ещё одна отнятая жизнь на руках этих выродков. Не прощу. Но время скорбить будет позже. Прими твою душу Всевышняя, безымянный мученик».       Предателю хватило сил на ещё один неистовый бросок — и как понял Эйно, прорывался он обратно в Нойдорф.       Его действия были явной импровизацией, но действовал он хитро — получил служебный пистолет, подобрал машину, рванул в парк как только его сообщника взяли. Ещё и смог ловким трюком чуть не перебить их всех — ведь знал, что его захотят взять живьём и не будут стрелять первыми.        Но тузы в рукаве заканчивались.       Эйно заметил, как мотокарета преступника замедлила ход, выехав на ровный нойдорфский асфальт.       Машина резко свернула за угол, исчезая из виду. Когда их мотокарета нагнала её, инквизитор увидел, что транспорт стоит брошенный, а водительская дверь распахнута настежь.       Эйно выскочил наружу, вцепился зубами в ствол пистолета, и, переломив, загнал новый патрон. След беглеца был очевиден: капли свежей крови на дороге тянулись в сторону переулка. На полу салона валялись гильзы. Вокруг брошенной кареты стояла растерянная горстка зевак, переговаривающихся между собой.       — Всем отойти! Инквизиция! — прикрикнул Эйно, расталкивая людей.        «Пора заканчивать. Далеко эта мразь не уйдёт — лишняя дыра в брюхе мешает».        Следы крови вели к промежутку между двумя одинаковыми выбеленными домами. Эйно прижался к стене, пистолет наготове. Звездочёт шел с другой стороны, разглядывая путь вперёд в перекрестье прицела.       Аколит высунулся, проверяя угол.       Хлопок прозвучал глухо, как удар доски о доску. Побелка стены у его головы разлетелась белыми осколками.       Он дал очередь в ответ, оглашая подворотню лязгом гильз, бьющихся о стены. Звездочет нырнул обратно в укрытие и Эйно отступил на шаг. Его дыхание замерло, кровь стучала в висках словно барабанный бой.       — Сарай! — крикнул он. — Сидит у стены!       Эйно кивнул аколиту, а затем очертил в воздухе полукруг и ткнул стволом пистолета вперёд. Они оба практически оглохли, так что проще было изъясняться жестами и надеяться на взаимопонимание.       «Обходи».       Звездочёт снова посмотрел в сторону, потом утвердительно кивнул и застремился обратно.       «Нужно отвлечь этого выродка».       Эйно подкрался к углу и крикнул:       — Мейер! Штабс-сержант Мейер! Хватит этого безумия, вы уже погубили одну невинную душу! Верховной ради, остановитесь, пока не поздно!        Над улицей повисла гробовая тишина. По всей видимости, штабс-сержант не счёл нужным ответить.       «Сдох, что ли?»       Эйно выглянул лишь на мгновение и сразу же спрятался. За углом был небольшой дворик с ухоженным газоном и деревянным сарайчиком, прислонившись к стенке которого сидел человечек в окровавленной серой форме.       Одной рукой человечек держался за живот, другая — безвольно лежала на земле, перебитая выстрелом.        Эйно высунулся снова и когда в его сторону никто не выстрелил, решил, что Мейер мертв — голова повисла, под бедрами расплывалась лужа крови.       — Сержант! Слышите меня?! Бросайте оружие! Сержант!       Эйно шагнул на газон, держа Мейера на прицеле. Приглядевшись повнимательней, он заметил поблескивающую на солнышке гильзу у оградки слева.        А на расстоянии вытянутой руки валялось и оружие убийцы — и судя по тому, что ствол «Перемирия» все ещё скрывался в ствольной коробке, как минимум один патрон в пистолете остался.       — Мейер! Вы живы?!       Наконец, штабс-сержант ответил, едва заметно дёрнув головой. Его веки затрепетали.       — Без глупостей, Мейер! Ответишь на наши вопросы — будешь жить! — это, конечно, была ложь — подойдя ближе, Эйно смог разглядеть и раны штабс-сержанта. Одно ранение, по всей видимости из крупнокалиберного пистолета — на левой половине груди, аккурат под сердцем. Ещё три — в области живота, по-меньше размером. Два в области правого плеча, одно — превратило локоть в месиво.        И того, семь пулевых, четыре — в жизненно-важные органы.       Они его изрешетили.       А он был все ещё жив.       «Живучий ублюдок».       Предатель прохрипел что-то невнятное и опять повесил голову. Звездочёт крался по другой стороне газона, держа врага на прицеле.       — Что? Где Шмидт? На кого вы работаете? — бросив вопросительный взгляд аколиту, инквизитор подошёл ближе к умирающему.       — На кого вы работаете?       И снова — какой-то невнятный, булькающий хрип. Инквизитор подошёл ещё ближе, не опуская пистолета.        — На кого?! Шабаш? — предложил он первое пришедшее в голову. — Маккай? Лескатия?! Отвечай!       — Ближе… — едва слышно прошептал изменник. Эйно, осторожно, сделал ещё один шаг, готовый в любой момент выстрелить.       — Тупой ублюдок, — прохрипел штабс-сержант и в этот момент Эйно увидел, как рука, прикрывающая живот, резко сжалась и начала что-то тянуть. Не успело пройти и удара сердца, как его палец надавил на спусковой крючок. На голове штабс-сержанта расцвела прекрасная роза, усыпая инквизитора алыми лепестками. Тело предателя вздрогнуло в последний раз и замерло, уже навсегда.       Эйно переломил пистолет и выбросил гильзу на землю, а затем зарядил очередной патрон.        Это была неудача — изменник унес свои секреты с собой. Звездочёт опустил оружие, увидев, что стрелять больше не придется.        Он посмотрел на инквизитора и в его глазах читался вопрос: «Что теперь?» Однозначного ответа у Эйно пока не было, но один вариант нашелся сразу.  Инквизитор жестом подозвал аколита к себе и крикнул:       — Обыщи!       Тот закинул автопистолет за спину и подошёл к телу.  Первой он вынул гранату, спрятанную под кителем. Им повезло — шнур запала был натянут, потяни умирающий преступник посильнее и взрыва было бы не избежать.        Эйно убрал свой пистолет в кобуру и опустился на корточки. Пальцы его левой руки сомкнулись на ствольной коробке «Перемирия». Он надавил на кнопку выброса магазина и прямоугольный кусочек оружейной стали выскользнул из рукояти пистолета. А парой неловких движений удалось извлечь и патрон из ствола. Магазин был пуст. Предатель израсходовал все патроны, кроме одного.        «Приберег последний патрон для себя? Что за тайну ты так старался сберечь?»       Клеймо на пистолете, как и положено, было в форме креста и шестерни. Рядышком был выбит серийный номер оружия. Эйно, на всякий случай, записал его, нечаянно перепачкав страницы блокнота кровью.       — Плохо, — вздохнул он и дрожащей рукой попытался утереть пот со лба, вместо этого ещё больше измазавшись алым.        Выезжая на это дело, на первый взгляд казавшееся не более, чем очередной бюрократической формальностью, он все же ожидал чего угодно.        Чего угодно, но не этого. Эйно вытащил зубами сигарету из пачки и с некоторым неудобством зажёг её, уставившись на тускло-желтый патрон из латуни, едва поблескивавший на солнце. Он покрутил его в руках, записал серию на днище гильзы и положил патрон обратно. Эта информация могла оказаться полезной.       «Или нет».       Результаты дальнейшего обыска тела штабс-сержанта были скудными. В нагрудном кармане кителя нашлось пробитое пулей удостоверение военнослужащего, на груди — овальный жетон с личным номером. В кармане брюк — пачка сигарет и коробок спичек. Словом, ничего, что вызывало бы подозрения. Единственной вещью, заинтересовавшей инквизитора, стала связка ключей во внутреннем кармане. Три ключа — два маленьких и один большой.       «Хм…» — Эйно, повинуясь больше интуиции, чем какому-то замыслу, взял большой ключ в руки и двинулся к двери сарайчика, жестом приказав Звездочёту идти следом.  Он с неожиданной легкостью отпер висевший на двери амбарный замок, затем, чуть приоткрыв дверь, заглянул внутрь, ожидая очередной ловушки.       «Чисто».       Сарайчик без окон был погружен во тьму, так что дверь пришлось оставить нараспашку. Он огляделся — старые инструменты аккуратно разложенные на столе, подпертым ведром с гвоздями и какое-то тряпьё в углу. Эйно провел ладонью по ножовке, а затем потер между пальцев собранную пыль.  «Ими давно не пользовались, но замок — хорошо смазан. Значит, для чего-то эта лачуга была нужна… Для чего?»       Он порылся в тряпках, но ничего не нашел. Эйно сделал шаг назад, затем шаг вперёд. Потом ещё раз и ещё. Одна и та же доска скрипела каждый раз, когда на неё наступали.       «Кажется, я догадался».       — Звездочёт? — аколит повернул голову на звук своего имени. — Разбери пол. Аккуратно.       Под "аккуратно" Звездочёт, с его неуклюжей манерой, понимал ровно одно: со всей силы врезать ломом по доске. К счастью, время на работу ушло немного. Под полом обнаружилось брезентовое покрытие, а под ним — толстый металлический люк с кольцом вместо ручки. Эйно потянул за кольцо, осторожно прислушиваясь. Люк открылся, и их взору предстал тайник, заполненный брикетами, запечатанными в вощёную бумагу.       — Да тут на весь район хватит, — сказал он.       — Это что? — аколит потянулся к одному из брикетов, но Эйно остановил его жестом.       — «Вещество четыре-дробь-четыре», оно же «нойонское мыло».        — А зачем ему столько мыла? — не понял Звездочёт.       — Взрывчатка это. Реагирует на высокую температуру и удары. Используется в основном для горного дела… В основном. Но, боюсь, господин штабс-сержант не уголь добывать собирался. Вот только, откуда он её взял? А самое главное, кому она предназначалась? — вслух размышлял сыщик, пока пепел с его сигареты осыпался на землю. Та опасно повисла на губе, угрожая упасть к "мылу" и досрочно отправить отряд инквизиции на небеса. На мгновение Эйно даже подумал дать смертоносной палочке упасть.        Но лишь на мгновение.       — Вот что, нужно обыскать и дом тоже. Гранату мы нашли, остались патроны и винтовка. Полагаю, они где-то там и скрыты… Если ещё не в Уэлспе.        — А это? — аколит кивнул на взрывоопасный клад.        — Если не трогать, то взорваться не должно… Наверное.       «Но Всевышняя его знает, вдруг и взорвется. Тогда похоронят нас в консервной банке». Звездочёт как-то встревоженно посмотрел на Эйно, но промолчал.       — Позовём подкрепление, участок нужно оцепить.       Оставив разгромленный сарайчик и остывающее тело преступника позади, они вышли обратно на улицу. Несколько жандармов стояли, оцепив подходы к дому, пока капитан Меркатто рассматривал расстрелянную мотокарету.        — Вы не солгали, — скупо сказал он, ворочая в руках гильзу. — Где он?       — Мертв. Загляните на задний двор, господин капитан, если хотите посмотреть поближе, — командир жандармов хмыкнул.       — Зачем? Убить его во второй раз я уже не смогу.       — Не сможете. Но, всё-таки, на задний двор вам заглянуть придётся. Там, в сарайчике, схрон со взрывчаткой. Нужно оцепить участок, собрать все оставшиеся доказательства… Могу я на вас положиться, господин капитан?       — А вы что будете делать? — Меркатто поджал губы.       — Обыщем дом негодяя. Что-то да наверняка найдем, — капитан повернул голову и Эйно проследил за его взглядом. Тело павшего жандарма лежало на земле у их мотокареты, накрытое белой простыней. Водитель сидел рядом, опустившись на корточки, стискивая свое окровавленное лицо ладонями. Голубой дымок поднимался от его сигареты.       — Действуйте, — ответил командир жандармов, будто бы давая свое разрешение. Не то, чтобы инквизиции оно было нужно.       Догадаться, что дом к которому прилегал дворик с сарайчиком принадлежал штабс-сержанту было не сложно. Попасть внутрь — ещё проще. Поворот ключа и они внутри. Эйно и Звездочёт шли, осторожно ступая по деревянным половицам, осматривая одну комнату за другой.        Семьи у Мейера не было, так что и этаж в доме был всего один, не считая чердака.       Мебель в комплекте с домом не шла, а закупить её изменник не побеспокоился, потому стук каблуков по полу отдавался эхом, отражаясь от стен.       Кухня была пуста, за исключением газовой плиты и ящика с консервами. Следующей комнатой оказался туалет, но и там нашлась только забитая пепельница. Звездочёт вскрыл бак унитаза и вздохнул, ставя крышку на место.        Жилая комната, как и ожидалось, была такой же аскетичной — матрас на полу был единственным удобством. Эйно вспорол его ножом и ничего не нашел.       «Занятно. Выглядит так, будто бы он недавно въехал. Но если верить удостоверению, он служит здесь уже шесть лет. Любой человек давно купил бы себе хоть какую-то мебель. Любой, да не он».       — Итак, остался чердак, — резюмировал инквизитор, смотря на люк с привязанной веревкой.       — Ловушки есть? — спросил Звездочёт, опустив ствол автопистолета.       — Безусловно.       — Я первый?       — В точку.       Лестница вверх с грохотом вывалилась из беззубой пасти чердака. Прощупывая путь вперед через прицел автопистолета, первый тяжело зашагал по ступеням. Наставник пошел следом, держа пистолет стволом кверху. На чердаке было темно — слишком темно, по мнению Эйно, так что он убрал пистолет в кобуру и чиркнул зажигалкой. Слабый, тусклый свет горящего фитилька едва рассеивал темноту.       Две пары сапог шли, поднимая столбы пыли и сыщик с трудом смог разглядеть чьи-то чужие следы впереди. Густой мрак наседал со всех сторон, а затхлый воздух удушал не хуже висельной петли.       «Какой-то чертов чердак, а чувство такое, что залез к Архиврагу в пасть», — тревожно думал Эйно, разглядывая путь вперёд. — «И с чем только я имею дело?»  Что-то едва заметно блеснуло внизу. Что-то длинное и тонкое, будто бы натянутая струна. Растяжка.       — Стой, — окликнул он Звездочёта. — Ловушка спереди.  Звездочёт буркнул что-то невнятное, сделал полушаг вперёд и остановился, уставившись себе под ноги. Эйно обошёл его, перешагнул растяжку и повел зажигалкой вдоль нити.  На конце её ждали два ствола обреза-горизонталки.        — Ясно, — Эйно, поставив зажигалку на пол, медленно и осторожно, практически на ощупь снял курки со взвода, переломил двустволку и вынул два крупных патрона, заряженных картечью. — Гражданский образец. Клеймо затерто, номер тоже. Хм…  Он поднес патрон на опасную близость к зажигалке и разглядел две некрупные цифры, выбитые на донце.       — Девяносто восемь. Свежие.        — Угу, и?       — По крайней мере мы знаем, что их заряжали недавно.        — Странно.       — Почему же?       — Ну, то есть, зачем тут вообще это дело натягивать? Чего не сразу на входе?       — Хороший вопрос, — кивнул инквизитор. — Ответ на него мы скоро узнаем. Они двинулись дальше и скоро добрались до конца чердака. Там нашлось округлое оконце, заколоченное и затянутое какой-то тканью изнутри.       — Чисто, — вскоре рапортовал Звездочёт, закончив осматривать дальний конец чердака. Он покрутился на месте и встал у стены, держа оружие наготове.        — Хм, — Эйно опустился на одно колено и поводил рукой по доскам, и заметил несколько царапин, характерных для резкого волочения какого-то объекта. Ко всему прочему, пыли рядом было совсем мало, что навело его на мысль.       — Тут что-то было. Какой-то ящик или сундук. Тяжёлый, видимо, потому в какой-то момент его пришлось волочь. Вот только где он теперь?       «Куда можно деть какой-нибудь ящик? Вариантов масса, на самом деле — закопать, спрятать в лесу, да хоть на складе оставить, особенно если ты там заведуешь», — Эйно вздохнул и потер переносицу. — «Слишком много вариантов. За какой схватиться первым?»       — Ладно. Можно было бы вскрыть здесь доски, но вряд ли мы что-то ещё найдем. Вот что… Здесь наверняка есть почтовое отделение. Возможно, какую-то подсказку удастся найти там. Отправляйся туда, запроси книги учёта исходящих и входящих сообщений и реестр почтовых отправлений. Хотя бы за пол года, если есть. Справишься?       — Есть. А вы?       — Вернусь с жандармами в часть, у нас есть задержанный, которого мы ещё не успели основательно допросить. Ну, а ты как закончишь — ко мне сразу. Времени у нас мало.       Они разошлись: Звездочёт — искать почтовое отделение, а Эйно — вернулся к жандармам внизу. Капитан Меркатто хмурился, но на просьбу отвезти обратно в часть не отказал. А рядом жандармы грузили изъятую с места происшествия взрывчатку, гильзы, оружие штабс-сержанта и его собственное тело, обернутое в синее армейское одеяло. Помогали им в этом несколько солдат из батальона, патрулировавшие поселок.        — У вас хоть какое-нибудь хранилище есть? — побеспокоился сыщик о сохранности улик, садясь в мотокарету.       — Найдется. Хотя с телом будут проблемы, своего морга здесь нет, — доложил командир жандармов.       — Вот как. Тогда придется просить наших прислать машину. Не хотел я этого делать, но что уж поделаешь. В батальоне аппарат со связью с центральным узлом в Вюрстбурге есть?       Капитан кивнул.       — У командира.       — Тогда, заглянем к нему. Кстати говоря, господин капитан…       — Чезаре, — произнес он. — Время для формальностей кончилось.       — Эйно, — он протянул здоровую руку и они обменялись рукопожатиями. — Так вот, Чезаре, скажи, а не знаешь ли ты, откуда Мейер мог взять взрывчатку?        — Догадываюсь, но… — тилеец вздохнул, сложив руки на груди и уставившись в окно, пока мотокарета двигалась с места. — Но догадка не из приятных.        — Поподробней?       — Пол года назад отправляли запрос в штаб полка. Мол, какая-то почва у нас не такая, а нам надо бункер строить. Пришлите, стало быть, взрывчатки — а там этого добра навалом. Запрос удовлетворили.       — Так?       — Хранилась она на инженерном складе в спецхранилище, за которое отвечает старший инженер — командир инженерно-саперной роты.       — Старший инженер. Понятно, значит…       — Но вот только он уже давным-давно командирован на фронт, — Эйно озадаченно поднял бровь и уточнил. — Тогда кто заведует спецхранилищем?       — Вот тут-то и проблема, — Чезаре взмахнул руками. — Никто иной, как лично командир батальона, майор Фогт!       — То есть, Мейер был с ним в сговоре? Хм…       «Это объясняет гораздо меньше, чем хотелось бы. А самое главное — почему Фогт не озаботился тем, чтобы прикрыть своего сообщника?» — думал инквизитор, пока осознание одной проблемы не заставило его практически подскочить на сиденье.       — Проклятье, да он же сбежит! Нельзя терять времени, быстрее, в штаб!

***

      Проблема из потенциальной стала насущной ещё в тот момент, когда Керхонен и Меркатто, пересекая плац, увидели распахнутое окно в кабинете командира. Какая-то фигура маячила за ним, то сгибаясь, то разгибаясь.       А когда входная дверь оказалась заперта, то проблема загрозила превратиться в катастрофу.        — Давай, собака! — рычал жандарм, размахиваясь автопистолетом как кувалдой. Приклад бился об замок, но без толку.       — Навались! — и сразу трое бойцов, взяв небольшой разгон, плечами приложились к двери. Лакированное дерево треснуло, острые щепки повылетали во все стороны, но потребовалась ещё одна попытка, чтобы окончательно сокрушить её. Холодный ветер ворвался внутрь одновременно с жандармами и инквизитором, расшвыривая по сторонам листы бумаги. Майор Фогт замер на подоконнике, безумно улыбаясь. Крепкая веревка была обвязана вокруг его шеи, кольца её — разбросаны по полу, а другой конец — привязан к толстенной ножке тяжёлого дубового стола. «Дерьмо. Ещё одна ниточка грозится вот-вот оборваться».       — Господин инквизитор и его шавки, ну надо же! — провозгласил Фогт. Неровное звено жандармов ощетинилось стволами автопистолетов. Раздались сухие щелчки затворов. — Как я рад вас видеть!        — Опустите оружие, — сказал Эйно, выходя вперёд. — Господин майор, вам галстук не жмёт?        — Ни капли, мессир!        — Может, всё-таки снимите его?       — И не подумаю! — захихикал майор, от чего жир на его щеках затрясся.        «Да что с ним такое?»       — Фогт, послушай…       — Послушать? Послушать?! Болван ты сраный, ты хоть знаешь, что ты сделал?!       — Исполнил свой долг. Мейер мёртв, и вам не обязательно повторять его путь, майор, — Эйно сделал осторожный шаг вперёд. — Ваши грехи ещё могут быть искуплены       «Только бы не прыгнул. Только бы успеть».       — Кретин в чёрном, ты убил его?! — майор Фогт громко рассмеялся, но он скорее рыдал, чем веселился. Эйно шагнул ближе, а Фогт, напротив, сделал шаг к краю. — Ты ничего не знаешь!       — Знаю достаточно. Мейер воровал оружие. Взрывчатку. Теперь я понимаю, что это происходило с вашего одобрения. Так, господин майор?       — Глупец. Он был лишь шестерёнкой, — голос Фогта дрогнул. — Маленькой, ржавой шестерёнкой в огромной машине, которой ты даже не видишь!       — Машине? Кто её создал? Лескатия? Шабаш? Кто?       — Ты даже представить не можешь, что это за сила! — верещал в истерике майор, слезы текли по толстым щекам. — Это машина, созданная для нашего истребления! Мы — скот! Свиньи, идущие на убой!       — Что это за машина? — Эйно сделал ещё шаг, едва заметно вытянув руку. — Вам ещё можно помочь, майор. Мне только нужны ответы.       — Хочешь ответов?! Ищи... Ищи наверху, палач! Если у тебя хватит смелости... — голос Фогта дрогнул. — Ведь у меня... не хватило.       Сапог майора скрипнул по деревянному подоконнику и грузная фигура начала заваливаться вниз. Эйно сорвался с места и перескочил стол, но его рука ухватила только воздух. Веревка резко натянулась и раздался сухой треск ломающейся шеи.       — Он прыгнул, — констатировал кто-то из жандармов.       — Однозначно.       Тело майора степенно раскачивалось на ветру подобно маятнику. Внизу, разинув рты стояли солдаты, ровными коробочками построившиеся на обед. Эйно шумно выдохнул и устало осел на командирское кресло. Его взгляд ухватился за какую-то бумажку, торчащую под кипой документов. Он вытащил её, развернул и прочитал.       «Впереди только боль».