Бесценный приз

– Хочу с тобой увидеться, – произнес Сяо Цзинхуань, едва его лицо появилось над пластиной комма. Они с Линь Чэнем говорили по закрытой линии торгпредства, и подслушивать в этом разговоре было нечего и некому, но все-таки подобная прямота была не в характере принца Юя, любую правду склонного доносить намеком. Линь Чэнь поудобнее устроился в кресле, понимая, что разговор по комму не будет быстрым. Когда Цзинхуань чего-то по-настоящему хотел, то мягко стелил и околичностями подводил к просьбе; когда же он внезапно начинал требовать, считай, он был не в духе и не до конца уверен, что ему нужно. – И я рад тебя видеть. Что-то случилось? – Да ничего! – Цзинхуань выразительно отмахнулся. – Я что, не могу тебе предложить приятный вечер и свежие впечатления? Вежливо было бы смолчать о том, что пятый принц выглядел вымотанным, как врач после суточной смены, но Линь Чэнь всегда считал, что вежливость – не самый быстрый способ донесения своих мыслей до собеседника. – С таким усталым видом вряд ли ты сейчас в настроении придумывать для меня новые экскурсии по городским красотам и изобретать еще не виданные мною развлечения. С этой оговоркой – я полностью за. – Вот демон! Ты что, мысли по линии связи читаешь? Или заботы окончательно омрачили мою великолепную внешность? – Сяо Цзинхуань хмыкнул, почти раздраженно. – Да, верно, я устал. Люди – идиоты, кого ни возьми. Ты исключение, ладно. Понятно, что недавно свалившиеся на Сяо Цзинхуаня неприятности, все разом, заставляли его нервничать. Возможно, и заподозрить что-либо в отношении ланъевских гостей, но этого не узнаешь без личной встречи. – Я думаю, ты сможешь развить эту тему попозже, подсев ко мне вплотную, – мягко оборвал его Линь Чэнь. Он быстро произвел кое-какие прикидки в уме. – Позволишь мне забрать тебя часа через два? Считай, что это я перекидываю тебя через седло и краду. Не то, чтобы Линь Чэнь прекрасно знал лянскую столицу, но вот своего принца – уже неплохо. Маловероятно, чтобы амбициозный отпрыск императорской крови предпочитал простые радости. Поэтому – незамерзающее озеро за городом, лодка, принадлежности для рыбалки, ящик пива… Ладно, это был все же принц, не хрен собачий, поэтому была арендована не тесная посудина с дощатой скамьей и веслами, а просторный катер со стеклянным дном, где нашлось бы место комфортно присесть, и экранирующий купол на нем тоже имелся. Но лицо Цзинхуаня выразило приятное изумление, когда, приземлившись, Линь Чэнь помахал запястьем со зримым образом ключ-карты и повел их к отдаленному причалу. Здоровенная термосумка с узнаваемой эмблемой пивной марки плыла за ними в воздухе на гравиподушке, точно послушная собачка на поводке. – Ну, – произнес Линь Чэнь, когда лодка отплыла на середину озера, удилища были разложены в сложном порядке, пара банок холодного пива выставлены на откидной столик, а купол проверен на непроницаемость, – можешь начинать жаловаться, приятель. – Кто тебе сказал, что я собираюсь жаловаться? – Цзинхуань побарабанил пальцами по жестяной банке так, словно это был бокал с коллекционным виски. И добавил, вопреки своим же словам: – Люди – идиоты. Прежде – министр Хэ с семейством, теперь – гун Цин с семейством же. Стоило ли тратить такие деньги на системы безопасности, чтобы их администрировали криворукие болваны, а в закрытых данных тем временем рылись крысы, только и ждущие, как бы продать сведения на сторону? Теперь шурин Чжу кивает на головотяпство Бай Е, тот в ответ сыплет обвинениями в намеренной подсадке “крота” в его персонал, и оба со своими жалобами друг на друга и воплями о помощи заявляются ко мне, а на простейшие вопросы только и могут отвечать: “Я не знаю!” А Управление Надзора тем временем открыло дело о злонамеренном нарушении антимонопольных законов концерном “Байхуо”. И мне бы очень хотелось знать, с чьей подачи! – Сочувствую и понимаю. Если бы среди моих подчиненных творилось такое разгильдяйство, я бы им такого с рук не спустил. – Я не верю в случайности. – Принц Юй отпил по-плебейски пива из банки, изобразил гримасу и повторил глоток побольше. – Особенно такие совсем случайные случайности, вроде бы следствие простой человеческой глупости, которые рушат твою налаженную схему в критический момент. Отец был до крайности недоволен – а он в последние дни вообще не в духе. – И тут понимаю. – Линь Чэнь покивал благосклонно и посмотрел ласково, словно и не он устроил всю эту заварушку. – Полагаю, что в тонкостях этого дела имперский принц Лян понимает больше моего. И все же… ты хотел просто стравить пар или услышать от меня какой-то ответ? – Спасибо, что хотя бы слушаешь. Я не настолько обнаглел или отчаялся, чтобы заставлять тебя работать советником, – твердо ответил Cяо Цзинхуань. – Есть Лао Цзе с его секретариатом, пусть они свое жалование и отрабатывают. Еще не дозрел, понятно. Линь Чэнь вручил своему принцу удочку и вторую банку пива и приготовился ждать. Пиво и медитативное занятие делали свое дело, лицо Цзинхуаня становилось мягче, задумчивость проступала на нем постепенно, как окраска на препарате при проявлении. – И все-таки, в выигрыше от происходящего точно Цзинъянь. Но “в выигрыше” – не значит “сам устроил”. Мой братец-солдафон не злой гений и виртуоз разведки, поверь, я его не первый год знаю. Но кто еще тогда мог разыскать и бесследно вывезти свидетелей из закрытого Округа, в котором Бай Е – царь и бог? – Виртуозы разведки служат в разведке. – Линь Чэнь пожал плечами. – Я человек штатский… но разве военная разведка не всем таким занимается? Наверняка у твоего младшего брата на флоте есть какие-нибудь такие… умельцы. Сяо Цзинхуань благодушно фыркнул: – Только не сболтни такого в присутствии настоящих военных, засмеют! Военная разведка и внутриимперские тайные расследования – это как морская свинка и настоящая откормленная свинья. – Он вздохнул, подпер щеку кулаком. – Да, Бюро госбезопасности такое бы потянуло. Но глава Ся никак не мог… А, гуй подгорный, у меня уже начинает по-настоящему болеть голова! На нужное упоминание Линь Чэнь решил сразу сменить тему. Рано еще. – Положи эту дурацкую удочку и иди-ка сюда. Я, может, ничего и не понимаю в разведке, но в возможностях человеческого тела кое-что соображаю. – Трахаться прямо на этой лодочке? – весело удивился Сяо Цзинхуань, но послушался. Линь Чэнь, не удостоив это заявление ответа, устроился на сиденье у него за спиной и начал медленно разбирать заплетенные в узел волосы и массировать шею. На Мэй Чансу он набил руку так, что мог бы оставаться лучшим в этом городе массажистом, даже не приходя в сознание. Но Мэй Чансу был сложным объектом, у которого душевное расстройство вызывало проблемы с легкими, а дисбаланс серотонина – зажимы в мышцах, а Цзинхуань – всего лишь человеком, самую малость просидевшим сегодня днем лишнего за комм-пультом. А еще Чансу был его другом и соратником – а кем в конце концов должен был стать Сяо Цзинхуань, Линь Чэнь не произносил лишний раз даже мысленно, чтобы не сглазить успех дела. Очень скоро его пальцы поднялись от шеи к волосам, а из рукава появились гребень и пузырек душистого масла. – Приятно? – М-м… – Цзинхуань откинул голову и зажмурился. – Угу. И пахнет неплохо. – Можешь не спрашивать: имбирь, палисандр и белый сандал. – Линь Чэнь мерно продолжал расчесывать тяжелую ухоженную шевелюру, не жалея масла. – Как, отпускает? А гребень – с микротоками, забирай себе и не забывай пользоваться. Он хотел было добавить: “Знаю, что я сейчас кормлю твою паранойю,” – потому что тот наверняка дома прогонит невинную вещицу через контроль-камеру или отдаст своим безопасникам на проверку. Но передумал: лишь глупцы произносят вслух очевидное, а в глазах Сяо Цзинхуаня он не хотел выглядеть глупцом. Так что он просто наклонился и поцеловал своего принца в шею. Цзинхуань длинно выдохнул открытым ртом, но даже попытки повернуться не сделал. Устал, задумался, злится, поддался простейшему массажу? И ведь не играет, судя по пульсу. Что ж, самое время поиграть с ним самим. – Ты зря недооцениваешь эту посудину. Если грамотно распорядиться местом… – многозначительно сообщил Линь Чэнь тому на ухо, развернул за плечи и аккуратно опустился перед ним на колени на дно лодки. Полы халата растеклись по прозрачному пластметаллу. Под коленями Линь Чэня просматривалась серо-зеленоватая холодная глубина, в которой наверняка ходили какие-нибудь неуловимые рыбы. – Ты что? – спросил Цзинхуань оторопело. Привык, что инициатива за ним, или, наоборот, не привык к сексу на открытом месте, где все просматривается на пол-мили в стороны? Линь Чэнь не стал объяснять, что против любопытства рыб под днищем он ничего не имеет, а всем остальным наблюдателям защитное поле не даст разглядеть что-либо интересное. Все равно не время спорить, когда уже расстегиваешь ширинку. – Вспомнил о твоем высоком титуле и решил почтить на коленях, – фыркнул он, прежде чем приступить к делу. Большего, чем один минет, Цзинхуаню сегодня не светило, и стоило отсосать ему идеально, чтобы хорошенько перетряхнуть мозги. Они двое вообще-то не договорили. И судя по всхлипу и вздрагивающим бедрам любовника, Линь Чэнь отлично справлялся с этой задачей. Да и невелика наука – не репликационная математика: сосать крепко и тщательно, размеренно, помогая себе рукой и языком, пропуская в горло… И только идиот предположил бы, что он делал это хладнокровно, мысленно читая какую-нибудь древнюю поэзию для соблюдения ритма. Или, как говорили древние, “закрой глаза и думай о великой цели”? Черта с два, Линь Чэнь был нешуточно возбужден и обуздывать это возбуждение не считал нужным. Он позволил себе бессмысленное довольное мычание, а уж Цзинхуань, должно быть, прочувствовал этот звук всем членом, раз совершенно бесцеремонно вцепился любовнику в волосы. И кончил весьма скоро, в своем темпе и на своих условиях. – Ну и ты и властный сегодня, твое высочество, – хрипловато протянул Линь Чэнь, утерев рот и потянувшись за пивом из сумки-холодильника. – Ты тоже… умеешь удивлять, – отозвался Сяо Цзинхуань. Глаза у него еще были полузакрыты, а грудь вздымалась частым дыханием. – Как я… гм… как теперь о тебе позаботиться? Линь Чэнь не спешил ответить – потянулся, поднял руки, перекрепляя натуго заколку на растрепавшихся волосах. Но уж с гормональными реакциями собственного тела он способен был справиться без дискомфорта. – Не хочу на скорую руку. Хватит того, чтобы ты хорошо подумал, чем меня порадуешь в следующую встречу. Сегодня мы балуем тебя. В твоей предвыборной борьбе я тебе не помощник, но как химик, торговый представитель и любовник дорогого стою. Можешь воспеть мне хвалу и заодно чего-нибудь попросить. Сяо Цзинхуань покачал головой. – И не придумаю даже, что, ты меня и вправду балуешь. Разве что переманить на мою сторону твоего чудо-андроида? – А на кой черт он тебе: на грудь повесить, как медаль? Сяо Цзинхуань испустил смешок подвыпившего человека, еще вменяемого, но давшего себе небольшое послабление. – А что он зачастил к седьмому братцу? – Ты, конечно, дивно молодо выглядишь, но, полагаю, уже миновал детские годы, когда было достойно ссориться с братьями из-за куклы, – поддел его Линь Чэнь и не без результата. – Ты прав! Но Сяо Цзинъянь ужасно меня раздражает. Тем, что ему начало ни с того ни с сего везти – и тем, что он не осознает, как это случайное везение скоротечно. Был бы он умнее – отступился бы вовремя. Знает же, что в борьбе за пост наследного он мне все равно не соперник: у него не хватит финансов – ни своих, ни заемных, – и на его стороне нет никого из близких к власти силовиков. Но он упрям, как… как бык. Буйвол, вот. Было у него в детстве такое прозвище. А сейчас, в годовщину, он совсем бешеный сделается. – Скажи, почему на нашем свидании мы вдруг обсуждаем твоего младшего брата и его день рождения? Вот это был хороший, самый правильный вопрос. – Какой день рождения? – изумился Цзинхуань. – А, годовщина! Я, знаешь, на минуту забыл, что ты не лянец. На днях ровно три года, как разгромили военный мятеж, в котором лишился головы его дружок Линь Шу. Думаешь, почему Цзинъянь до сих пор один? Отец точно догадывается, что седьмой брат голубее летнего неба, раз позволяет ему ходить неженатым. Сяо Цзинхуань помолчал и добавил зло: – Или отец благоволит седьмому? Ни жены от него не потребовал взять, ни в расследовании мятежа не дал замазаться, а ведь эти двое были как нитка с иголкой, Цзинъянь не мог ничего не знать. Разве что отец приказал Ся Цзяну… отец приказал… Принц уже сам мыслил в нужном направлении. Оставалось совсем легонько подтолкнуть. – Ся Цзян – это тот самый глава Ся из Бюро госбезопасности? Ты про него сегодня что-то уже говорил… – Линь Чэнь сосредоточился и воздел палец. – А, вспомнил! Что его люди вполне могли бы вывезти ваших неудобных свидетелей тайком, но им незачем. Да? Лицо принца сделалось мучительно сосредоточенным. – Хочешь сказать, что дело о заводах в Биньчжоу открыли по такому же прямому отцовскому приказу, каким он приказал убрать имя Цзинъяня из дела о мятеже? – Что-о? – удивился Линь Чэнь. – Я хочу сказать? Я эти заводы видел всего раз в жизни, по твоей, между прочим, просьбе, дорогой Цзинхуань, и глаза бы мои больше на это захолустье не глядели. И вообще, тебе не кажется, что моя сегодняшняя попытка дать тебе развеяться и отдохнуть перетекает в утомительные разговоры о политике? Обидно. Неужели я плохо постарался? Намек был понят. Сяо Цзинхуань полез к нему с извинительными поцелуями, серьезные разговоры прекратились, пиво заканчивалось, и у них были все шансы вернуться в город до темноты. Мысль, которая пришла принцу Юю в голову и от которой Линь Чэнь постарался его отвлечь, должна была укорениться не спеша, чтобы дать плоды. *** Мэй Чансу застыл в своем любимом кресле в цзинъяневском кабинете, стараясь сохранять полную неподвижность, хотя это было и нелегко. То ли зубы стучали, то ли хотелось нервно вышагивать из угла в угол и что-то выкрикивать. Причина этих нервов только что была вынута из считывателя и лежала на столе между ними. Маленькая, неприметная причина, размером не больше ногтя на большом пальце. Но в современный информационный век даже такая физическая карта памяти была вещью скорее символичной и весьма редко встречающейся. – Ты, – медленно протянул Цзинъянь, – либо провокатор, либо святой, Мэй Чансу, если сумел это получить. На “ты” они перешли совсем недавно и совершенно ненамеренно. Мэй Чансу надеялся, это было то самое “ты” с которым генерал Cяо Цзинъянь обращался к своим доверенным офицерам. – Я – вряд ли, но, возможно, боги решили присмотреть над нами с небес, – отозвался он. На карте было письмо от офицера Ся Дун с прилагаемыми к нему материалами, включая записи допроса. И пусть на этих записях ее голос звучал обезличенно, зато прилагаемая записка не оставляла никакой двусмысленности. “Я, Ся Дун, благодарна господину Мэй за открывшуюся правду и всегда плачу свои долги. Ваше высочество Сяо Цзинъянь, вы можете использовать предоставленные мною материалы по своему усмотрению и всецело рассчитывать на меня в вашем деле в дальнейшем. Но я настоятельно прошу вас быть осторожным; как вы понимаете, я передаю вам содержимое этой карты в обход любых инструкций о секретности, подписок о неразглашении и внутренних правил моего ведомства. Если она попадет не в те руки, камера дезинтегратора обеспечена и мне, и вам. Хотя вам, возможно, почетное положение даст право на смерть в бою вместе с вашим флотом. Как видите, прецеденты есть”. Преступление, вменяемое Се Юю, считалось особо тяжким, направленным на подрыв безопасности Империи, к тому же в открывшемся деле он проходил как главный организатор. Ради того, чтобы имя бывшего наследного принца не прозвучало в материалах следствия, бывшего же маркиза фон Стейниц, лощеного и чопорного вельможу, через слово поминавшего в своих речах “честь офицера и дворянина”, теперь представляли публике как массового убийцу и наркобарона. Подобное преступление каралось полной конфискацией имущества, казнью и вычеркиванием семьи из родовых книг Империи на пять поколений вперед, хотя сестра императора Сяо Лиян уже пала к его ногам с прошением избавить от этой участи ее с Се Юем маленьких детей. Она же умоляла брата о хотя бы малом снисхождении к ее супругу и отказа пока не услышала. Словом, положение было удобно двусмысленным в тот момент, когда офицер госбезопасности Ся и провела с подследственным очередной допрос, не дав ему при том ни малейшей возможности усомниться, что она говорит голосом главы Ся. А затем она предоставила запись этого допроса Цзинъяню и Мэй Чансу. Ся Дун виртуозно жонглировала данными, сам Мэй Чансу так никогда не смог бы, да и не обучали его сверх обычного взломам базы данных и информационной разведке: ни в бытность младшим командующим флота, ни в статусе ланъевского андроида. Сырая запись разительно отличалась от отредактированной, помещенной ею в базы СБ, однако в подтверждение подлинности именно первой из двух на карте были немало дополнительных документов, которые Ся Дун слила из архивов госбезопасности… Но отнюдь не профессиональное совершенство работы офицера Ся вышибало у Мэй Чансу сейчас слезы из глаз. Признание Не Фэна, на котором основывалось все обвинение, было сфальсифицировано по личному приказу Ся Цзяна, и Се Юй прекрасно знал это. “Свирепая ярость”, корабль авангарда, на котором размещалась ставка генерала Не, был заранее обозначен как первоочередная цель; орудия главного калибра станции “Мэйлин” должны были разнести его в пыль именно затем, чтобы никто и никогда не получил возможности оспорить этот первоклассный удобный донос. “Я сверила сигнатуру на записи этого послания – и она действительно принадлежит Не Фэну, – прокомментировала это место записи Ся Дун. – У меня сохранилось достаточно его личных сообщений включая те, что он отправлял мне с борта корабля. Вот только если разложить их по времени и посмотреть, то видно, что ключ флотской записи по соображениям безопасности периодически менялся. Не реже раза в три месяца. Не Фэн ушел в дальний поход почти на полгода, но ключ на пресловутом сообщении оказался в точности такой, как был в последних полученных мною перед его отбытием письмах. Вероятно, оттуда он и был взят”. По словам Се Юя, второй по важности целью на уничтожение значился линейный крейсер “Самшитовый лес”, флагман флота “Чиянь”. Гранд-адмирал Линь Се тоже не должен был уйти из этой бойни живым. Желательно, вместе с семьюдесятью тысячами человек личного состава под его началом, но главное – со всеми своими офицерами. “Всю сорную траву под корень, а недобиткам – трибунал. Чтобы некому было поддержать военный мятеж Сяо Цзинъюя”, – подтвердил на записи бывший командующий оборонной крепостью. Мэй Чансу в этот момент обнаружил, что вцепился в запястье Цзинъяня со всей дури, оставляя ему на память синяки от пальцев – а руки генерала Сяо, дубленые от “космического загара”, были не то что нежные ручки какой-нибудь девицы. А сам Цзинъянь замер и стиснул зубы, точно от боли, но никак не физической. Заговорил он лишь когда запись закончилась, данные скопированы, а крошечный, но такой могущественный кусок пластика и наносхем убран далеко и надежно. – Нет сомнений: причина происшедшего в том, что Ся Цзян хотел уничтожить старшего брата. Служебный подлог, массовые убийства и подрыв обороноспособности страны для него были за это вполне приемлемой ценой. Почему? – Никакого военного мятежа никто не замыслил, конечно. – Мэй Чансу покачал головой. – Я бы… старшие офицеры бы знали, – поправился он под пронзительным взглядом Цзинъяня, – капитаны, штаб, все. Генерал Не знал бы тоже, он был дружен с гранд-адмиралом. Даже если быть циником и не верить в лояльность принца Ци и семьи фон Лютцовых, командующий флотом не в состоянии провернуть подобное без поддержки капитанов кораблей. Это не наземные части, которые можно переформировывать между лояльными командирами на ходу… Он захлопнул рот, спешно пресекая урок военной тактики от инопланетного штатского советника боевому генералу. – Разумеется, – подтвердил Цзинъянь. – До сегодняшнего дня я лишь доверял порядочности принца Ци и главнокомандующего Линя. Но сегодня мы получили доказательство, и теперь обязаны узнать, что под этой горой тел захотел спрятать Ся Цзян. Нам в точности ясно, куда целиться, и у нас есть доверенный наводчик на той стороне – значит, мы непременно узнаем. – Но ты понимаешь, что расследование в этом направлении навлечет гнев императора и, следовательно, опасность на тебя и всех твоих людей? Что император никогда не признает своей неправоты в этом деле, даже если был обманут главой собственной имперской Безопасности? – Разумеется, – повторил Цзинъянь еще раз так же уверенно. Потом помолчал, коротко кивнул, точно своим мыслям, и произнес с безошибочно узнаваемой интонацией приказа: – Идем, Мэй Чансу. Тут близко. Мэй Чансу отлично помнил расположение комнат во дворце Цзинъяня, а в его личном крыле – особенно. Раньше по тому коридору справа располагалось какое-то скучное техническое помещение, а сразу за ним – вроде бы четвертая малая столовая. Сейчас вместо столовой оборудовали нечто вроде пафосной приемной: стояла резная мебель, на стенах висело антикварное оружие за силовыми витринами, а панели из белого шелкового дерева между ними были расписаны под древнюю живопись. Цзинъянь мазнул по одной панели рукой и она оказалась дверью, которая плавно отъехала в сторону; должно быть, там стоял биометрический замок. За дверью была алтарная комната. Бронзовая жаровня на треноге, душистая кора и смола, терпко пахнущая даже сквозь мешочки, полка с несколькими именными табличками, а в стакане, сделанном, как Мэй Чансу с удивлением опознал, из под оружейной гильзы – посеребренные ножницы, пучок ароматических палочек и тонкие трубки химических зажигалок. И, конечно же, усиленная вентиляция, которая сделала бы честь и хорошей лаборатории. Помещение было оборудовано основательно и давно. Ниже полкой, чем таблички, что-то поблескивало: округлые фигурки будд и звездных старцев из обливной глазури. Лу-син с младенцем, Шоу-син с персиком, Фу-син с гусем. Более зоркие, чем у человека, глаза Мэй Чансу разглядели, что у старца Лу в зеленом халате был обломан кусочек на подоле. – Это мой семейный алтарь, – внезапно произнес молчавший Цзинъянь у него за спиной. – Эта комната не тайна, просто посторонним сюда хода нет. Тут стоят таблички тех, кто близко связан со мной фамилией и кровью. Третий брат, он умер в детстве. Первый брат Цзинъюй. Да, дагэ по приговору лишён доброго имени и титула, но не фамилии Сяо. Я приношу возжигания его духу вместе со всеми. “В первую очередь – его духу”, – перевел мысленно Мэй Чансу. Таблички Линь Шу здесь не было и не могло быть: молодой командующий был принцу слишком дальней и некровной родней. Вот только обливные фигурки были чайными богами с его собственной чабани – и если была какая-то вещь, которую они с Цзинъянем по праву могли назвать своей общей, это была та самая чайная доска. Сколько разговоров они за ней провели за чаем, а в последние годы бывало – что и целовались над нею… Мэй Чансу вздрогнул и отмер. – Для меня честь быть допущенным сюда, Сяо Цзинъянь. Казалось, пояснив Мэй Чансу ситуацию и получив его ответ, принц забыл о его присутствии. Он уверенными движениями вывалил в чащу треножника кору, срезал прядку коротких волос с собственного затылка и кинул туда же, переломил палочку-зажигалку и без колебаний опустился на колени перед алтарем. – Я, Сяо Цзинъянь, в канун трагедии армии “Чиянь” клянусь своим добрым именем и жизнью в присутствии почитаемых духов, что выясню и вытащу на свет всё о том, как очернили принца Ци и семью Линь. Когда я взойду на престол, то сниму несправедливые обвинения и покараю виновных. Ни ради выгоды, ни из страха, ни по приказу, ни из сыновней почтительности я не закрою глаза на несправедливую смерть моих брата и друга. Он договорил и припал к полу в земном поклоне. Мэй Чансу почувствовал, как его пробрало дрожью – в таких случаях говорят, “почувствовал, как кто-то прошел по твоей могиле”. Без сомнения, Цзинъянь давал эту непререкаемую и пафосную клятву покойному Линь Шу в той же мере, как и остальным, и фарфоровые смешные фигурки имели сейчас не меньший вес, чем настоящие поминальные таблички. Он опустился на колени так быстро, что стукнулся ими о паркет. – Я, Мэй Чансу, признаю Сяо Цзинъяня своим господином и союзником, обязуюсь повиноваться его приказам в этом деле и приложу все силы, чтобы помочь выяснить правду. Уже лежа лбом в пол, он почувствовал, как его мягко и уверенно берут за плечо, поднимая. Цзинъянь посмотрел на него и веско произнес: – Добро. Нам предстоит много работы. И я рассчитываю, что ты, Мэй Чансу – интриган, подарок и инопланетная диковина – наконец скажешь мне тогда свое настоящее имя. – Д-да, – пробормотал он, хотел прибавить что-то более осмысленное, но ураганный приступ кашля не дал ему этого сделать.