Бесценный приз

Линь Чэнь не имел ничего против того. чтобы немного поругаться с Чансу. Тот и пар вовремя сбросит, и текущую диагностику даст провести в полном объеме без возражений и жалоб на скуку. И сам Линь Чэнь развлечется пикировкой. – Ты с ума сошел? – шипел Мэй Чансу, как недовольная пустынная гюрза. – Зачем вы двое разгуливали у всех на виду, да еще демонстрировали вашу связь напоказ? Меня Цзинъянь чуть живьем не сожрал. Сожрать его хотели, видите ли! Так и хотелось попросить показать белый бочок и укус на нем. А если пока укуса нет, нечего и хвастаться. – А тебе что, память отшибло? Зачем ты потащил своего Цзинъяня в императорские сады, прекрасно знал же, что мы с Цзинхуанем пойдем туда! – Я никого не тащил, просто я ему внезапно понадобился. Сяо Цзинъянь без моей подсказки решает, куда ему идти, он принц, а не моя кукла! – Так у меня тоже принц, а не девица из монашеского пансиона! – отрезал Линь Чэнь и осекся, наконец-то внимательно разглядев показатели. “Вот же гуев задохлик!” – захотелось ему дословно процитировать из одного трехмерного романа о фантастических похождениях отважного воина и его умного, но слабосильного советника. В своей полной функциональности ланъевский андроид мог бы поднять штангу над головой, не сбив идеальный ритм сердца и легких, но этот… талантливый оператор умудрился всего за вечер разбалансировать свою оболочку и теперь дышал всхлипами, часто и неглубоко. Ну да, и стероидные гормоны, и синтез глюкозы – все к черту, будто и не налаживал их Линь Чэнь неделю назад; а норадреналин, “гормон гнева” – и вовсе пиками, высокими как горы Ланъя, и разгоняется по замкнутому кругу. Линь Чэнь еще в начале их предприятия предположил, что Мэй Чансу будет стрессовать от необходимости постоянно представать в нынешней, сотканной из сплошной лжи, личности перед близкими людьми. Но, кажется, предохранителей для компенсации этого стресса он встроил в искусственную оболочку недостаточно. – Не будем ссориться, а? Ты сейчас для этого не в форме, сам посмотри. – Что?! – Чансу обеспокоился, дернувшись в ложементе капсулы. Прищелкнув пальцами, Линь Чэнь раздвинул экран диагностики и отправил выше и правее, чтобы из капсулы его было хорошо видно. В медицине бывший военный понимал немного, но уж пляшущие как змеи графики не мог не разглядеть. – Давай, сделай поправку на сбой обменных процессов – сейчас я настрою тебе дополнительную процедуру для его балансировки, ага! – и постарайся не злиться. Чансу задышал тяжело, но ничего не ответил, и Линь Чэнь быстро продолжил: – Твой принц с моим принцем столкнулись случайно, честное слово… и давай сочтем произошедшее небесполезным. Да, Сяо Цзинъянь узнал про мои близкие отношения с его братом – зато у тебя осталось меньше сведений, которые приходится от него прятать. И это упрощает дело. Линь Чэнь оптимистично счел дальнейшее молчание знаком согласия и принялся за дело. Сперва он уперся подбородком в сомкнутые кулаки, уставившись в стену, словно искомая процедура могла выпрыгнуть на него оттуда, а когда не помогло – потряс головой, открыл библиотеку и начал быстро выцеплять из нее все компоненты, что могли бы пригодиться. Мэй Чансу честно молчал: не ворчал, не жаловался, не мешал ему работать. Но все-таки один раз заговорил: – А ведь я хотел сперва тебя отчитать как маленького, а затем похвастаться, как ловко разрешил проблему Цзинъяня, пока ты прохлаждался в садах. По дурости, да? – Это биохимия – дурная штука, а ты не при чем, – коротко буркнул Линь Чэнь, жонглируя кусками кода на кончиках пальцев и делая часть расчетов прямо в уме. Следовало поспешить; молодой командующий уж точно не заслужил этой дурацкой гормональной бури, – Не обижайся – всё позже расскажешь, ладно? *** Ночь после этого Мэй Чансу провел в медкапсуле и в состоянии, похожем на оглушение после контузии – все эмоции доходили до него словно через вату, и мысли ворочались медленно и лениво. Это было не больно и даже не дискомфортно, но Линь Чэнь трижды напомнил ему, где у него под рукой тревожная кнопка, да еще несколько раз за ночь возникал в лаборатории бесшумным белым призраком – проверить, как проходит компиляция. Зато утро после вышло дивным, каких давно не случалось – ясным, четким, радостным. Мэй Чансу даже пошутил, не переборщил ли мастер с эндорфинами, и совсем не ожидал, что Линь Чэнь всерьез полезет проверять. Проверил, показательно всплеснул руками, не отказав себе в удовольствии тем же движением и размять плечи, и прочертить верхними кончиками крыльев эффектную дугу в воздухе, оскорбленно сообщил, что он в таких вещах не ошибается, и удалился к себе отсыпаться. Поразительно, сколь многое зависит в нашем теле от примитивных процессов, которые мы даже не осознаем. Особенно если это тело искусственное, а саму связку между типовой оболочкой и ее оператором Линь Чэнь перестраивал на ходу, нечаянно превращая Мэй Чансу то в болезненного хлюпика, то в чувствительную барышню. Но, если подумать, каким еще должен быть андроид, безуспешно рыщущий в поисках подходящего для запечатления хозяина? Обмороки и непоследовательность – признаки дисфункции идеального разума. Вот хитрец Линь Чэнь, придумал ему такую легенду, которая даже его собственные промахи оправдывает! Но одно у ланъевского андроида не отнять – красавчик. Значит, основным занятием Мэй Чансу между аналитическими выкладками было светить приметным лицом в лянской столице и собирать информацию. Один такой удобный случай выпал ему через неделю прямо на галерее Имперского Совета. Доклады с кандидатурами на высокие посты, разумеется, подавались императору лично, но в традициях Лянской империи было именно публичное зрелище: выступления сановников и канцлера с представлением кандидатов, прилюдные прения перед князьями, зачастую переходящие в весьма колкие дебаты. Благородная публика, удостоенная приглашения, имела привилегию наблюдать это зрелище сверху. Линь Шу считал это представление на редкость занудным и в свое время посещал Зал Совета лишь пару раз, по строгому требованию отца-командующего. Но тамошнюю особую обстановку – императорский трон на помосте, ветвистые древа светильников, кованые решетки поверх алых витражей на окнах и архаично низкие столики высшей знати – нельзя было забыть и за много лет. Зрительскую галерею отделял звуковой щит, пропускающий звуки снизу ясно и четко, но отсекающий неподобающий шум для самих заседающих. Поэтому гул голосов, шарканье ног, хлопанье сидений и постоянные возгласы ”Тише, мешаете!” были для галереи Совета такой же обыденностью, как и для зрительного зала в театре. Мэй Чансу попытался отрешиться от всего этого постороннего шума, разглядывая фигуры внизу. Князь Ин, княжна Цинхэ, принц Чжунь… он узнал не всех и, сосредоточившись, попытался прибавить зрительному аппарату резкость, как ему то показывал Линь Чэнь. Тем неожиданней был для него раздавшийся совсем рядом радостный голос: – О, господин Мэй! А я-то думал, вы ли это? Веселый круглолицый парень в черно-белой спортивной куртке, шлепнувшийся в кресло рядом, оказался Му Цином, младшим братом Му Нихуан. Мэй Чансу видел его мельком в особняке Му, но и только: общих тем для разговора с шебутным братом Нихуан у него не нашлось. А тот, выходит, запомнил и узнал. – Княжич интересуется политикой? – спросил он вежливо. В прошлом этот парнишка был равнодушен и к политическим интригам, и к военной славе; все, что его интересовало – ставки на спорт и музыкальные фестивали. Нихуан распекала и пилила его, как не пилили в древности осужденных на казнь бамбуковой пилой, но многого достичь не смогла. Выходит, что не делают поучения родни, то делает время? – Не совсем. Я пришел посмотреть на моего учителя, – сообщил тот гулким шепотом. Понятнее не стало. – Боюсь, я не совсем в курсе… – Значит, хорошо, что я здесь – я вам все расскажу. Да, и ты зови меня по имени, брат Мэй, без церемоний! Му Цин принялся перечислять фигуры внизу, непочтительно тыча в их сторону пальцем. Мэй Чансу неубедительно попытался скрыть смешок за легким кашлем. “Брат”, ишь ты! “Без церемоний”! Пропала Великая Лян со всем ее этикетом. – …и пятый с седьмым принцы должны сегодня представлять свои списки кандидатов на министерские посты. Ничего особенного, только Цзинъянь-гэ сегодня сам не придет, а пришлет представлять свою персону Голос. А это мой учитель и есть. – Княжич поглядел в недоумевающее лицо Мэй Чансу (тот очень постарался с выражением) и пояснил: – Ну, Имперский Голос. Как депутат, но не совсем. И как у кронпринца, только кронпринца у нас сейчас нет. А учитель Чжоу был раньше министром развития, он такие дела должен как семечки щелкать, молодец Цзинъянь, что его своим Голосом назначил… – Министр развития… – Мэй Чансу сделал вид, что копается в банке памяти, но сам тем временем внимательно разглядывая лицо императора на тронном помосте. Тот молчал и слегка улыбался – а рассеянно или недобро, не разглядишь. Но Мэй Чансу показалось. что морщины на лице дядюшки сделались резче. – Брат Му, ты случайно говоришь не про отставного министра, ученого Чжоу Сюаньцина? – Именно! – победно воздел палец Му Цин. – Даже ты слышал. Великий человек! “Еще бы не слышал! Кто его Цзинъяню нашел, а?” Когда соперничество братьев перед лицом отца-императора обострилось, пятый принц решил играть грязно и убрать соперника физически – нет, не прикончить, конечно, но на время прений отправить подальше, прямиком на флотские учения. Военный министр Ли Линь был у него “в кармане”, и такую малость обеспечить мог не утруждаясь. Сяо Цзинъянь встал перед дилеммой либо нарушить воинский приказ, либо неизбежно покинуть планету, и ему было некому передоверить выступление на заседании Совета: было общеизвестно, что генерал Сяо, ранее придворной политикой не интересовавшийся, среди влиятельных гражданских имел мало знакомств. Поэтому сейчас принц Юй улыбался из ораторского круга ласково и довольно, вероятно, ожидая увидеть в качестве соперника по будущим дебатам какого-нибудь заштатного министерского советника второго класса, не имевшего и шанса противостоять имперскому принцу. Чжоу Сюанцин как раз и был драгоценной находкой, которую хитроумный советник поднес Цзинъяню. Бывший министр, находящийся уже много лет в почетной отставке и ограничивший себя наукой, был принципиальным стариканом со своими представлениями о справедливости, нелюбовью к непотизму и необычайно острым, несмотря на годы, умом. В свое время его приглашали прочесть несколько лекций о принципах создания кадрового резерва в Академии Генштаба, там Линь Шу с ним и познакомился. Однако выбрать почтенного ученого в помощь Сяо Цзинъяню было половиной дела; уговорить самого Чжоу Сюанцина тоже удалось не сразу. В разговоре с глазу на глаз тот начал сетовать, что-де стар, живет уединенно, ведет жизнь отшельника и не покинул столицы единственно из-за любви к комфорту, а открытое участие в политическом деле, да еще перед лицом императора, было бы явной гордыней с его стороны. Только воспоминания о старых временах, безо всяких имен, разумеется, да еще то, что Цзинъянь стремится к трону в первую очередь ради оправдания жертв дела “Чиянь”, сдвинули дело с мертвой точки. “Я рад, что преподавательские усилия ничтожного дали плоды, не увядшие со временем”, – сказал наконец ему старый Чжоу и сменил гнев на милость. Но все это, разумеется, оставалось тайной для княжича. Который с торжеством объяснил: – Он у нас вел дополнительные занятия, когда уже в отставку вышел. Вот он, смотри! Остановившийся в ораторском круге Чжоу Сюанцин был одет в сизую профессорскую тужурку с высоким воротом, сутулился и носил редкую седую бородку клинышком. У него был вид человека, которого может снести сильным порывом ветра, и отлично поставленный звучный голос, с которым была знакома половина сановников империи: он был императорским наставником молодежи, и вся знать от сорока и младше в свое время прошла через его руки. Принцу Юю внезапно предстояли нелегкие прения с бывшим учителем. – Повезло тому, кого такой исключительный талант выбрал себе в ученики, – с нарочитой серьезностью согласился Мэй Чансу. По его представлениям, Му Цин всегда имел ум острый, но ленивый, а учитель Чжоу не терпел, когда к его задачам не прикладывали достаточно усердия. – Не то, чтобы меня лично… – Честного Му Цина явно сконфузила похвала его якобы выдающимся способностям. – Там нас, студентов, была целая компания из клуба “Золотая цикада”. Но когда эта неприятность случилась – господин Чжоу ушел из университета. Сказал, что мол, “великое непочтение” со стороны ученика – это проступок самого учителя, и что отныне он не вправе иметь касательства к политике. Я рад, что он передумал и сейчас здесь. Понятнее не стало. Пришлось допросить Му Цина дополнительно, вытягивая разъяснения к его путаным словам. “Той неприятностью” в результате оказалось дело о противоправительственных высказываниях, когда из нелестных выражений одного из студентов в кабаке следствие слепило не более не менее как публичную хулу на кронпринца, то есть, по сути – на императорскую семью. Изначальный отказ учителя Чжоу теперь стал Мэй Чансу понятен. Уже и бывший наследный принц впал в окончательную немилость, и про его проступки говорили практически вслух, но старый ученый, видевший смертельные извивы политики последних лет с близкого расстояния, предпочитал осторожничать. – Может, он теперь обратно и к нам в Университет госуправления вернется? – продолжил Му Цин. Университет? Мэй Чансу пришлось снова отвлечься от речей выступавших. Пост князя-флотоводца в Империи был традиционно наследственным, и Мэй Чансу ожидал увидеть сейчас на плечах брата флаг-адмирала Му Нихуан как минимум курсантские погоны Военной Академии. Лянское дворянство все-таки было изначально военной кастой, как бы ни бравировали министерские чиновники древней пословицей, что “важными бумагами не затягивают окно, а из ценных людей не делают солдат”. Что не так с княжичем Му? – Брат Му учится в Университете государственного управления? – поинтересовался он вежливо. – Я полагал, у вас на Лян наследник княжеского рода обычно избирает военную карьеру. Княжич Му рассмеялся: – Да ладно! Мне до Нихуан далеко, какой из меня военный! Я, брат Мэй, трезво оцениваю свои возможности. Поэтому и выбрал гражданский университет, а сестре, так сказать, навешал на уши рисовой лапши, что еще молод и пока готовлюсь к будущему командованию. Она хорошая, она простит… Мне совсем карабкаться по этой лестнице званий не хочется, и для воинской дисциплины я не создан. Слава всем богам, сестре я наследник только до тех пор, пока она своих детей не родила. Полдюжины маленьких князей и княжон как минимум! – Княжна Нихуан с кем-то уже помолвлена? – внезапно сообразил спросить Мэй Чансу. – А вот об этом я с тобой и хотел поговорить. Я ведь всё понял! – жизнерадостно заявил Му Цин. Возможные последствия раскрытия его главной тайны уже успели промелькнуть у Мэй Чансу перед глазами. когда этот балбес договорил: – Я заметил, что твой мастер Линь зачастил к нам в особняк. А когда не приходит он сам, приходишь ты – но ты-то андроид, извини за прямоту, откуда у тебя любовные интересы, а вот его посланником ты очень даже можешь быть. Так что передай ему, пожалуйста, что я его ухаживание отметил и как старший… ладно, единственный мужчина в нашей семье – одобряю! Пусть сватается. Мэй Чансу на мгновение потерял связь с реальностью и спасло его только то, что запись происходящего в Зале Совета у него велась автоматически. Он ошеломленно потряс головой и не нашел ничего лучше, чем произнести слабым голосом: – Я не уверен… Брат Му, конечно же, понимает, что инопланетный подданный не может стать супругом лянского наследственного флаг-адмирала? – Пусть идет консортом, – жизнерадостно согласился этот малолетний паршивец. – Или еще чего-нибудь эдакое; ты же советник, брат Мэй, ты непременно придумаешь! А сестра применит воспитательские таланты к собственным детишкам и от меня наконец отстанет. *** Дома Мэй Чансу отбарабанил Линь Чэню все новости этого дня под чашку хорошего зеленого чая – а не тонизирующего настоя с кучей биодобавок, что примечательно; значит, новая процедура сработала? – Так, вот тебе наши итоги вкратце, полный список я скинул с пометками. Шэн Чжуя мы смогли представить только как заместителя министра финансов, но и Чжао Шицзе – кандидату принца Юя – тоже большего не светит. Стараниями учителя Чжоу Лю Цзи сменит старика Чэнь Юаньчжи на посту министра просвещения, это наша победа. Кандидатуру Хэ Цзинчжуна как министра трудовых ресурсов принц Юй сам убрал из списков из-за "моральной небезупречности" – Хэ-младший один из основных осужденных по недавнему скандалу с наркотиками, как-никак. Но пятому принцу это не так важно, ведь он отстоял две свои главные фигуры: Ци Мин удерживается на посту министра внутренних дел, а министром стратегической промышленности он хочет поставить Бай Сюня, младшего брата герцога фон Цинтля. – Да, про этого самого герцога Цзинхуань мне как раз говорил, – невозмутимо подтвердил Линь Чэнь. – Рекомендовал мне его как состоятельного партнера для приоритетного заключения торговых контрактов; одно из направлений экспорта Дома Линь, чтобы ты знал – синтетические биосреды для очистки от продуктов ядерного распада. Нужные господа, обеспеченные связями для выгодных поставок, тем самым получают преимущество перед своими конкурентами, всё просто и не подкопаешься. – Ну и отлично. Вот эти две персоны ключевые, теперь наша задача – аккуратно вытащить скелеты из их шкафов. Все, иди работай и не ленись, а не то я тебя продам в мужья княжне Нихуан! Линь Чэнь давно так громко не ржал.