Бесценный приз

– “Праздник фонарей в императорских садах”? Линь Чэнь прочитал это выразительно, покачивая листком пластбумаги, зажатым в пальцах. Листок был расписан наилучшей – какой же еще? – тушью рукой лично имперского принца Юя, как подтверждала голо-метка сертификата, растаявшая в воздухе, когда был вскрыт конверт. Принц несомненно обладал художественным талантом: название праздника было выписано изящно, а лаконичные мазки кисти складывались в картину мягко сияющих среди веток круглых китайских фонарей. Одно непонятно было, зачем современному человеку для приглашения было использовать реальные бумагу и тушь, а не переслать сколь угодно изысканные художества мультимедийным 5D пакетом на профиль адресата. Все равно что самолично выламывать палочки для еды из ствола растущего в саду бамбука. Особый род позерства? – Особый род местного флирта, совершенно прозрачный намек, – буркнул Мэй Чансу, едва заслышав этот вопрос. – Сексом ведь тоже в вирте можно заняться, но этот твой предпочитает настоящие встречи. Вот язва, никогда не упустит возможности подколоть. Поскорее бы уж он объяснился со своим ненаглядным, подумал Линь Чэнь с легкой досадой. Он понимал, что у его друга есть вполне объективные причины скрываться со старыми знакомыми и что он сам, втиснутый в искусственную оболочку, тоже вряд ли чувствовал бы себя легко и свободно. Но это не значит же, что стоит сосредоточиться на одной теме шуток – на интиме – и повторять их от раза к разу! – Да с чего ты взял? Пригласить меня в постель Сяо Цзинхуань мог бы и не ставя в известность тебя, посыльных, наблюдателей Госбезопасности и вообще всех, кому посчастливилось взглянуть сегодня на наше крыльцо! Тем более какая постель вообще? Он же меня в сад прогуляться зовет. Мэй Чансу ехидно прищурился. – Чужак с отдаленной планеты, вероятно, не знает, что такое Праздник Фонарей в лянской столице? – Ну уж совсем меня необразованным варваром не считай. Новый год и гуляния по земному обычаю, я в курсе. – По южно-азиатскому, точнее. – Древние люди фейерверками и шумом отпугивали чудовище в долгую зимнюю ночь, а затем повсюду развешивали разноцветные фонари из бумаги в форме цветов, рыб и всякого такого. Очень мило, люблю поглядеть на архаичные ритуалы, ведь дома ими никто не заморачивается… – Точно варвар! Самонадеянный притом. Праздник фонарей, чтобы ты знал – у нас прежде всего карнавальные развлечения, а здесь в Императорских садах устраивают крупнейший бал-маскарад на всей планете. И как на любом маскараде, там устраивают очень много развлечений и очень мало требуют соблюдения обычных приличий. Мэй Чансу вытянул руку и принялся загибать тонкие пальцы один за другим: – Только здесь повсеместно скрывают лица. Только здесь, встретив принца, любой может и даже обязан обратиться к нему на “ты” и ни в коем случае не узнать. Только здесь представления на каждом шагу, причем площадь Императорских Садов огромна. Только сюда женатой паре неприлично прийти вместе, зато с незнакомцем, отгадавшим твою загадку, нормально провести ночь. Только здесь за публичное проявление ревности можно быть арестованным полицией, и здесь же законно продают больше одурманивающих напитков, чем где-либо. Здесь на веера и маски тратят чудовищно большие суммы и ставят рекорды по длине цепочки “танца дракона”. Здесь знатные особы на протяжении всего праздника соревнуются в устроении изысканных павильонов, открытых для всякого, при этом билеты в Императорские сады продаются за приемлемые для любого добропорядочного горожанина деньги. Правда, полиции и охраны весь Праздник фонарей в садах тоже хватает. В общем, место, идеально подходящее для случайных встреч, анонимных визитов без приглашения, тайных переговоров, безопасного загула и официально одобренного распутства. Решай сам, с какой именно целью тебя туда зовет Цзинхуань. – Все такое вкусное… просто невозможно выбрать, – усмехнулся Линь Чэнь, позабавленный горячностью рассказа и впечатленный изобилием деталей. Должно быть, молодой командующий на таких гулянках был завсегдатаем. – А ты сам собираешься идти, Чансу? – Разумеется! – Тот хлопнул ладонями по столу, словно ставя точку в споре, хотя никто спорить с ним и не собирался. – Как я уже сказал, это наилучшее место для спонтанных визитов, а я хочу увидеться кое с кем. Дашь мне в сопровождение Гун Юй? *** Императорские сады сверкали желтыми и красными жемчужинами фонарей и разноцветными раковинами открытых сцен, но даже среди них павильон князя Цзи сиял и переливался, точно шкатулка с драгоценностями. Или как клумба с цветами, учитывая яркость нарядов его обитателей. Чансу в своем льняном и кремовом с узкой маской лиса и Гун Юй, одетая как изящный тоненький солдатик из веков европейского романтизма с прикрывающей глаза “домино”, смотрелись в этой обстановке почти бедно. Хозяин павильона был сейчас здесь, в конце анфилады помещений. Но чтобы попасть к нему, надо было миновать “всего-то” чайный салон, музыкальную комнату и палатку гадальщика. В чайном салоне глиняные чайники кружились в воздухе, управляемые антиграв-лучами про мановению пальцев щуплого парня в соломенно-зеленом, да еще те же пальцы вырисовывали на экране фигуры театра теней. В воздухе нежно пахло дорогим чаем, ни капли кипятка с носиков не падало мимо чашек гостей, но Гун Юй одобрительно хмыкнула за плечом у Мэй Чансу, а это значило, что она высоко оценила возможность превращения этого занимательного аттракциона в оружие при необходимости. В музыкальной комнате гости – преимущественно мужчины – столпились у столика девушки с гуцинем, отгадывая с полуфразы наигрываемые ею мелодии; они смеялись, перебивая друг друга, а музыкантша с широкой белой лентой на глазах вместо обычной маски улыбалась идеально очерченными губами, и ее руки вслепую безостановочно порхали над декой, так что казалось, что их не две, а все четыре. В воздухе вспыхивали золотые блики – голографические “жетоны”-призы для отгадавших. Сидела девушка таким образом, чтобы не было возможности ее миновать, не протолкавшись через толпу играющих. Очень умно. В следующем зале к потолку поднимались темные полотнища, расшитые символами созвездий, и мерцали так, словно наверху сейчас простиралось и дышало настоящее звездное небо. Под ночным небом росло темное иссохшее дерево, и на его ветвях, точно странные плоды и листья, покачивались разрисованные по бумаге зажженные фонарики и развернутые веера. У подножья дерева в горе подушек сидел человек в лиловом ханьфу в старинном стиле и круглой, покрытой серой шерсткой маске кота. Сквозь прорези маски с любопытством поблескивали глаза. – Прекрасный господин и храбрый солдат! Или наоборот – прекрасный солдат и неустрашимый господин? Не спешите, подходите, извольте обратить ваш блестящий ум к моим загадкам. В подарок – каллиграфия руки это скромного. Хочешь – фонарь, хочешь – веер… Мэй Чансу хорошо знал этот голос. Неудивительно было обнаружить Янь Юйцзиня поблизости от князя Цзи: оба были известны как любители красивых женщин и меломаны. А еще Юйцзинь – знатнейший из знатных, родной племянник императрицы – впечатляюще обнищал после смерти матери, когда его отец, некогда известный ученый-химик, заперся в семейном поместье на малонаселенной Лян-3. Отношения сына с отцом были так себе, и назначить содержание бездельному ребенку, уходя в уединение, тот не удосужился. По слухам, свои немногие активы Янь-младший вложил в лабораторию по синтезу киновари и после ряда безуспешных попыток окончательно прогорел. Эти слухи были особо любопытны еще и потому, что, по рассказу Линь Чэня, Янь Цюэ тайно жил сейчас на Ланъя, имел долю в тамошних биохимических лабораториях и с формулой волшебного снадобья был знаком близко. В любом случае, Янь Юйцзинь был известен своим легким характером, водил дружбу со всеми и угощался за счет то князя Ци, то Сяо Цзинжуя, то княжича Му, то еще кого-нибудь. Понятно, что и сам Юйцзинь здесь, и старинная игра в загадки – которая сейчас выродилась в умение ответить на картинку изящным изречением, а по сути являлась разновидностью проективного теста – были неспроста. Неясно было только, собирает ли он информацию по просьбе Сяо Уаня или для собственных целей. Мэй Чансу всерьез подозревал, что Янь Юйцзинь с его ленивой манерой и острым умом шпионил для кого-то, и добро бы для отечественных спецслужб. Тем не менее нельзя было упустить такой способ передать сообщение. Он мазнул взглядом по бумажным сувенирам, выбрал висящий совсем низко веер в золотых брызгах и с прямолинейно выписанным иероглифом “цзинь” и показал пальцем: – Вот этот, будь добр. Потому что говорят: “Если сердца отца и сына едины – земля превратится в золото”. – Какой мудрый лис! – восхитился гадальщик преувеличенно, и по мановению его пальца веер спланировал в руки Мэй Чансу. – Ну проходи, проходи. А красавицу… знаешь что, оставь. Красавицы и котики – сочетание, предначертанное на небесах богами. “Авторизован, одобрен, пропущен, охрану просят оставить за дверью”, – перевел он и коротко кивнул своей телохранительнице. – Только не надейся, что я буду чесать тебя за ухом!.. – услышал он, как фыркнула Гун Юй уже у него за спиной. *** Дядюшка-князь Сяо Уань никогда не отличался стройностью. Что позволяло ему сохранять этакий имидж дородного, пузатого колобка, добродушного от природы и толстенького от немерянной любви к удовольствиям. Сейчас в богато вышитом золотом пиджаке-шервани и подходящем к нему тюрбане, с бокалом в руке и улыбкой на губах, в окружении хорошеньких девиц, он был безошибочно узнаваем, хоть в маске, хоть без нее. – Лис! – провозгласил он довольно. – Лис это хорошо, а мудрый человек – еще лучше. Что привело тебя в шатер джинна, приятель? “Что ж, пусть будет джинн”. Мэй Чансу обозначил короткий поклон, опустился в подплывшее поближе к князю кресло и сложил веер. – Джинны щедры, и мне было бы стыдно явиться сюда очередным просителем. Напротив, я пришел кое-чем поделиться… но, умоляю, только не тем, чего ждут от меня все! – прибавил он торопливо. – Моя служба волшебному созданию без надобности. Еще не хватало обозначить князя Цзи в ряду прочих претендентов на владение андроидом! Такой докуки чурающемуся политики дядюшке он не хотел. Да и человеком тот был по-настоящему хорошим, доброжелательным и щедрым не напоказ. – Да, да, – Сяо Уань благосклонно покивал головой. – Ты говори, говори… Он повертел в пальцах бокал, и, словно по команде (хотя почему “словно”?), облепившие его барышни разлетелись по краям комнаты, заняв себя кто музыкальным инструментом, кто зеркалом, кто ридером. А над головами их двоих едва заметно замерцал конус тишины. Конфиденциальность была обозначена, и не было смысла больше тянуть. – Не соревнуясь с почтенным в щедрости, я все же захотел тоже помочь слабым и вернуть достоинство обиженным, – начал Мэй Чансу с неожиданного для него самого затейливого оборота. Джинны, они такие… впечатляющие. – Но, раз уж лисы в ваших местах чужаки, я решил сперва поучиться у понимающей в этих делах княжны Му. Вы же знаете, что она помогает детям из сиротского приюта и одного даже взяла к себе на воспитание? Лицо князя не переменилось, но несомненно, что слушал он сейчас очень внимательно. – Начал я как раз с записей этого мальчика. А потом посмотрел прочие архивы приюта. Ты, наверное, не знаешь, господин джинн, но у созданий вроде меня очень хорошая… просто-таки нечеловечески хорошая память. Узнавать знакомые физиономии мне не мешают ни маски, ни грим, ни усы с бородой. И когда я присмотрелся к некоторым лицам в приюте… и к некоторым авторизованным меткам в их зарегистрированных сведениях, у меня в памяти всплыло одно имя. Ли Чунсин. – Это имя должно мне что-то сказать? – переспросил Сяо Уань без улыбки. – Я не знаю, – Мэй Чансу выразительно пожал узкими плечами под своим простым халатом. – Когда-то давно один мой друг знал человека с таким именем как хорошего хакера, к которому можно было обратиться за созданием в сетях новых документов и безупречного персонального следа, неотличимого от реального. Не сомневаюсь, что это имя было ненастоящим, но вот умения – вполне, да и маркер характерный. Этот умелец мог любому сложить идеальную ложную личность. А люди склонны верить внешнему, но не вглядываться в лица, так что вряд ли кто заметит, что приютский сиротка похож на злосчастного Сяо Цзинъюя, седой инвалид – на погибшего генерала Не, а опекающий обоих директор приюта – на одну знатную особу, которая, конечно же, не присутствует здесь, в шатре джинна, но которая целевым образом перечисляла деньги на благополучие упомянутых двоих? Впрочем, не мне судить. Я и сам ношу не ту физиономию, что досталась мне от рождения. – Хитрый лис! Ты выяснил даже, что Байли Ци – мой непризнанный сын? – князь усмехнулся, почти добродушно, но лицом в этот момент он как никогда походил на своего царствующего брата, “старую сволочь”, по молчаливому определению Мэй Чансу. – Спешу тебя разочаровать, это не такая уж тайна, и использовать это у тебя не получится. Что же касается прочих… Мэй Чансу примиряюще поднял руки: – Нет! Я не выискиваю тайн и не собираюсь превращать их в оружие, только не здесь. Я лишь прошу тебя дать мне встретиться с давним другом. Сам я прийти к нему не решался, не зная, как именно Не Фэн сумел спастись, и подозревая, что к этому причастна известная контора. Ведь генерал Не командовал авангардом флота – однако его имени нет в списке осужденных по делу “Чиянь”. Загадка! Не совершишь ли ты чудо, господин джинн, и не раскроешь ли ее для меня? – Для тебя – это для кого? – незамедлительно ответил Сяо Уань вопросом на вопрос. Но уж ответ на него не надо было специально вспоминать. – Для человека, который вместе с флотом ”Чиянь” потерял здоровье, лицо и имя, но не желание любой ценой добиться разоблачения заговорщиков и оправдания невинно осужденных. В этом деле у меня есть решимость, достаточные средства и союзники. Казалось, эта тирада сбила напряжение, висящее в воздухе. Князь Цзи пожевал губами и проговорил медленно: – Потерял имя? Гм, гм… Я вряд ли смогу сильно тебе помочь, мальчик; союзник из меня неважный. Стыдно признаться, но у меня никогда не хватило бы духу противостоять… тем, кто за этим стоит. Я безобидный бездельник, и единственное, на что меня хватило – с помощью моего Ци-эра дать убежище хоть кому-то. Что касается Тиншэна, ты и сам понимаешь; а Не Фэн… мы были знакомы раньше, и однажды он меня спас. Такие долги надо возвращать. Что именно с ним произошло, я толком не знаю: его без сознания и с обширным радиационным ожогом подобрал один из медицинских кораблей, и я на него случайно наткнулся уже в госпитале, где он был безымянным пациентом. Позже я выяснил, что посмертное свидетельство генерала Не легло в основу обвинения по делу “Чиянь”, и что он, таким образом, проходил по делу о государственной измене пострадавшим, а не обвиняемым. Прости, это все. – Посмертное? Несуразность этого утверждения сразу говорила об масштабе фальшивки. С этого конца и стоило разматывать дело в поисках отпечатков ловких пальчиков госбезопасности, но это позже. – Вот именно. Однако у меня не хватило смелости в это лезть, а сам Не Фэн нем и уже никогда не сможет поднять голос в свою защиту. Я обеспечил его новой личностью и крышей над головой, оплатил для него косметическую пластику и понадеялся, что этого будет достаточно. Я попрошу Ци, чтобы он обеспечил вам встречу на своей территории, но сам понимаешь, что инвалид вряд ли сможет быть тебе слишком полезен… Мэй Чансу склонил голову и ответил тихо, но церемонно, совершенно против свободного маскарадного этикета: – Я понимаю вашу заботу, князь. Клянусь посмертием своих родителей, что как совершенно безопасно и спокойно будет Сяо Тиншэну под попечительством княжны Му, так и моего друга Не Фэна я не подвергну опасности и не дам ему задачи сверх его сил. Спасибо вам. – Ты иди, иди, мальчик… – Князь сделал неопределенный жест пальцами, то ли благодушно отпуская гостя, то ли подзывая поближе свиту с охраной. – Развлекайся. Все будет сделано. Шатер князя оставался так же уютен и наполнен нежной музыкой, а в палатке гадальщика Янь Юйцзинь продолжал безуспешно заигрывать с красоткой Гун Юй, но у Мэй Чансу появилось ощущение, что с его груди только-только исчезло красное пятнышко прицела. *** Выйдя из павильона князя Цзи в свежий морозный вечер, Мэй Чансу не спеша направился к выходу из садов. Запускать небесные фонарики он не собирался, выпить желания не имел, а перспектива отбиваться от вольно флиртующих мужчин и женщин его не вдохновляла вовсе. И все же он не успел дойти до ворот, как его поймали за рукав. Поймавший был высок, широкоплеч, завернут в длинный плащ и вдобавок на нем была шляпа с огромным пушистым пером. Из-под полей шляпы из прорезей маски нетерпеливо сверкали глаза. – Пойдешь со мной, красавец? – мрачно осведомился человек низким голосом Цзинъяня. Гун Юй замерла на половине движения к приставучему нахалу. Мэй Чансу пожал плечами и огляделся в поисках пустого кокона-беседки. Гуляющие использовали их для быстрого и укромного уединения, а они чем хуже? Едва кокон сомкнулся, оставив Гун Юй снаружи их охранять, Мэй Чансу, не тратя время на церемонии, поинтересовался:. – Что случилось? – Случилось то, что я увидел правду! Весьма отвратительную правду, – ответил Цзинъянь гневным свистящим шепотом, сдергивая шляпу и швыряя ее на стол. – Пока вы там соизволили развлекаться, а мне пришлось вас ждать, точно посыльному под дверью! Вы мне советник или хрен собачий? Ох, он прекрасно знал, как Сяо Цзинъянь выглядит в минуту злости, и сейчас перед ним был весьма показательный образчик. Что же из увиденного его так разозлило – настолько, чтобы он начал не с прямой причины, выдернувшей его сюда, а с каких-то туманных претензий? – Ваше высочество никак не посыльный, а прославленный генерал, – произнес Мэй Чансу с кротостью на грани яда, – и по роду занятий несомненно привычен к самым неприглядным и тягостным зрелищам. Что же могло так сильно вас вывести из себя на гуляниях в императорских садах? – Не что, а кто! Ваш приятель с Ланъя, которому вы доверяете всецело. Может, вы способны позволить себе роскошь быть обманутым, но я – нет! – Ах, Линь Чэнь. И чем он вам не угодил? – Мэй Чансу начал догадываться, чем именно, но предпочел бы услышать подтверждение из собственных уст Сяо Цзинъяня. – Только тем, что, убеждая меня через вас о своей поддержке, он на самом деле выступает на стороне пятого брата, И я их видел вместе своими глазами! Сяо Цзинхуаня я узнаю и под маской, а вашего крылатого друга – как нос на лице, не спрячешь. Ну молодец Линь Чэнь, подумал Мэй Чансу устало. Прогулялся по садам со своим любовничком на все деньги, а кому, скажите на милость, теперь придется убеждать одного имперского принца-параноика, что другой такой же принц вовсе не обладает полной и безоговорочной поддержкой несметно богатого торговца с Ланъя? А его собственный принц, между тем, не унимался: – С чего мне вам верить? Чего стоят все ваши слова о выборе, если ваш господин решил поставить на другого претендента? При всем своем уме вы, Мэй Чансу, не распоряжаетесь ни его деньгами, ни агентами, ни банком информации… ничем. Вы – всего лишь приманка, подброшенная мне вашими хозяевами, чтобы меня отвлечь, теперь-то я это вижу! Гуй его знает, чем эти двое там занимались – и понятно, что на людях ничего слишком непристойного или откровенно политического они позволить себе не могли, но анонимность Праздника фонарей порой так провоцирует! – И весь этот вывод вы сделали из того, что увидели Линь Чэня, э-э, милующимся с Сяо Цзинхуанем? – уточнил Мэй Чансу, осторожно выбирая слова, и явно угадал. Сяо Цзинъянь, вышагивающий по невеликому пространству беседки, остановился как вкопанный: – Вы знали?! – Разумеется, знал. Единомышленники не утаивают друг от друга настолько важную информацию. Но с чего вы решили, ваше высочество, что эта связь играет в пользу вашего соперника, а не в вашу? Не-а, не помогло. Честный Цзинъянь скривился: – Вы снова станете играть словами и убеждать меня. что черное – это белое, а самое дурное поведение служит процветанию добродетели? Перестаньте отмазывать своего… закадычного приятеля. Или ваши отношения еще более экзотичны? – Я еще и не начал! – рявкнул Мэй Чансу. – А вы ни гуя не смыслите в характере ни самого Линь Чэня, ни наших с ним отношений. Он ввязался в мое дело исключительно из возникшей дружбы и стремления к справедливости. По здравому решению, с пониманием последствий и ответственности за свое обещание. Что он там дальше делает в чужой постели, меня не волнует, я его знаю. А он, в свою очередь, отлично знает, что каждого противника надо брать на его собственную слабость. – И он легко убедил вас, будто слабость моего пятого брата – его любовники? – переспросил Цзинъянь ядовито. Стоило бы радоваться, что вопрос интимной жизни, пусть чужой, столь явно интересует твоего давешнего “друга с привилегиями”. Но Мэй Чансу не порадовался, а ощутил досаду – и немного смущение, когда осознал, что для Линь Чэня точно так же выглядели и его собственные подколки на тему его личной жизни. Потому и ответить попытался в бесстрастном модусе советника: – Слишком вульгарная трактовка, ваше высочество. Позвольте пояснить. У вашего четвертого брата из-за характера его матушки главной слабостью была алчность, она его и погубила. А пятый брат, уже из-за холодности приемной матери и переменчивой благосклонности отца, жаден до искреннего внимания и признания. Ну а секс такой же вид человеческого взаимодействия, как все прочие. С точки зрения вашего брата Линь Чэнь в любовники ему подходит идеально: экзотический интеллектуал, зрелый, самостоятельный, очарованный тобой, высоко тебя ценящий и готовый служить твоим интересам… – Ну вот, я же говорил!.. – Только вот Линь Чэнь никому не служит и ни за кем не следует, кроме голоса его собственного разума. Я, кстати, не исключение. Мне порой удается убеждать его логически, но управлять им или соблазнять чем-то – не стоит и пытаться. – Ну, а мною? – В ответ на изумленный взгляд Сяо Цзинъянь раздраженно пояснил: – Вы же достойный единомышленник мастера Линя. Если он, по вашим словам, незаметно вертит моим братом, так и вы тоже пытаетесь управлять мною уже через мою слабость, верно? Осмелитесь отрицать? – Не посмею. – Мэй Чансу слабо усмехнулся. – Тут вы попали в точку. Ваша слабость, принц Цзин – это трагедия флота “Чиянь”. Если бы не она – вы бы не стали со мной сотрудничать, и, собственно, именно с этого аргумента я начал мое вам предложение службы. Как видите, я с вами полностью честен. Сяо Цзинъянь помолчал и сказал с последней оставшейся капелькой злости в голосе: – Вы оба совершенно отвратительные манипуляторы. Если бы сокровенное желание моего сердца было важно лишь для меня самого, я бы с вами не связался, тут вы правы. – Но раз уж вы, пусть нехотя, но приняли меня в качестве советника, давайте теперь вернемся к вашему неотложному затруднению. – Цзинъянь поднял бровь, и пришлось пояснить: – Ради бога, вы считаете меня настолько рассеянным, чтобы я не заметил этот ужасный, собранный в спешке маскарадный костюм и не сделал выводы? – М-да. – Сяо Цзинъянь недоуменно покосился на шляпу с пером и тотчас выбросил ее из головы. – Ладно, дело действительно срочное. Военный министр Ли издал приказ о проведении в ближайшее время экстренных флотских учений. Но на ближайшую неделю императором также назначены наши с пятым братом дебаты по предложениям о новом составе кабинета министров. Старый пройдоха Ли Линь – сторонник моего брата, поэтому ясно, что совпадение не случайно. Будь этот приказ об учениях за подписью секторального командующего, я мог бы оспорить распоряжение или передоверить командование своему заместителю, но не в этом случае. Какой достоверный предлог мог бы позволить мне задержаться в столице? Решать надо буквально немедленно, вопрос и до утра не ждет, а мне в спешке не пришел в голову ни один пригодный вариант. Вы советник, вот и придумайте! Политические сложности казались простыми и бесхитростными рядом с необходимостью разбираться с ревностью, подозрительностью и недоверием урожденного Сяо. Мэй Чансу вздохнул, сложил пальцы в “замок” и принялся размеренно рассуждать вслух: – Прежде всего вам стоит переменить направление ваших рассуждений и вместо того, чтобы искать подходящий предлог не подчиняться прямому военному приказу, обратить свои мысли в другую сторону…