Тени Амна – Baldur’s Gate II: Shadows of Amn (новеллизация)

      Часть 3 Глава 5              Свое письмо Гальварею Линх подбросить не успел, но, возможно, оно и к лучшему.       С утра рыскавший по городу, Йошимо явился к обеду с прекрасными новостями:       – Я увидел этот плакат на стене, незаметно сорвал и сунул за пазуху. Подумал: Линху он уж точно пригодится.        В подземном убежище предприимчивый кара-турец показал свою находку. При свечах вся компания с заинтригованным видом склонилась над грубым плакатным листом, тщательно расправленном и разглаженном Йошимо. От бумаги исходил слабый запах уличной сырости, а краска в жирно выведенном слове «Разыскивается» слегка расплылась.       Чуть ниже была изображена весьма примечательная физиономия объявленного в розыск преступника, подписанная именем «Валигар Кортала».       Далее в объявлении сообщалось, что Валигар недавно убил двоих Волшебников в Рясах. Рясоносцы не поскупились, пообещав щедро заплатить любому, кто доставит им убийцу живым или мертвым.       – Нам было бы полезно первыми добраться до этого человека, – посоветовал Йошимо. – Что за счета у него с рясниками? Приходит на ум, что Валигар сам балуется магией без лицензии. И возможно, даже знает, куда Волшебники в Рясах девают таких умельцев, как он. Но нет так нет, у нас всегда останется шанс закинуть крючок: что рясоносцы готовы дать за своего беглого убийцу? Если Валигар им и правда сильно насолил, поторгуемся – попробуем обменять его на Имоен.       Линх поморщился и передернул плечами. Еще недавно его собственная морда красовалась на плакатах «Разыскивается» по всему Побережью Мечей. С тех пор у Линха никогда не лежала душа к охоте за головами. Но сейчас парень был не в том положении, чтобы привередничать. Йошимо выдвинул на редкость дельное предложение. Валигар Кортала был единственной зацепкой, единственной известной на текущий момент ниточкой, другим концом связанной с Волшебниками в Рясах.              В объявлении о награде упоминалась особая примета Валигара: он был черный. Линх читал, что чернокожие люди живут в саваннах и джунглях Чалта. У них там есть могущественное, великое царство со столицей Мезро, но обитают и небольшие племена, приспособившиеся к дикой природе.       Однако до сих пор Линх не видел черных людей на Побережье Мечей или в Амне, не считая разве что матросов.       – Тогда этому парню от нас не спрятаться! – возликовал Минск. – Его так же легко заметить, как грача на снегу.       – Все наоборот, – покачал головой Йошимо. – Думаешь, Валигар себя в зеркало не видел? Такой, как он, не будет разгуливать по улицам и сидеть в трактирах, он найдет укрытие и затаится. Непросто выудить рыбку, которая залегла на дно.       И с ухмылкой пояснил:       – Если можно выследить Валигара, то одним способом. Никто из людей не живет сам по себе. Кто-то у него есть. У каждого человека кто-то есть: родственники, друзья, враги, просто тот, кто где-то нас видел и запомнил… На Валигара можно выйти, идя по цепочке: от самого дальнего знакомого к тем, кто знает его ближе и ближе. Это займет время и понадобятся деньги на расходы, – предупредил кара-турец. – Кружка пива и звонкая монета лучше всего развязывают языки.       – Ты занимался чем-то подобным раньше, Йошимо? Или просто рассуждаешь? – насторожилась Джахейра.       – Меня начали учить этому с трех лет, уважаемая Джахейра, – скромно произнес кара-турец. – Для нас наша родина – не просто Кара-Тур, а Страна Рассветного Солнца. Но я бы еще назвал ее Страной Враждующих Кланов. Неудивительно, что у нас появились целые школы, где учат разведывать и выслеживать, а также всем хитростям нечестной борьбы. На моем родном языке второе имя таких, как я, – «пакостники», – продолжал Йошимо. – И еще «макаки на крыше»: на наших улицах дома стоят так плотно друг к другу, что весь город можно из конца в конец пробежать по крышам. Ха, дошло до того, что хозяева начали строить крутые треугольные крыши и настилают в домах скрипучие полы, чтобы к ним незаметно не забралась «макака»!       – А что ты сделаешь, если заберешься? – предчувствуя недоброе, спросила Аэри.       – Ничего хорошего, – признался Йошимо. – Само собой, какую-нибудь пакость, иногда довольно крупную. Но не будем об этом, Аэри. Кара-Тур очень далеко. Я всего лишь хотел сказать: нет, я не просто рассуждаю.              Помолодевший на глазах Квейл возобновил свой старинный роман с синекожей ночной ведьмой Рейлис. Аэри теперь тоже часто гостила у актеров-тифлингов в «Семи бутылках»: ее жаждал видеть Хаэр’Далис – красавчик, не отражавшийся в зеркалах.       При первом знакомстве он напугал авариэль своим чересчур напористым восхищением, но теперь ей с ним было забавно. Особенно при том, какой одинокой ощущала себя сейчас Аэри. Девушка не могла вспомнить, почему ей так захотелось странствовать с Линхом. Не влюбилась ли она просто-напросто в героя сказки, словно маленькая девочка? Ой, какая же она глупая…       Аэри нравилось присутствовать на репетициях, а потом они с Хаэр’Далисом болтали, сидя в буфете. Тифлинг настойчиво убеждал Аэри попробовать себя на сцене.       – Быть актрисой – призвание, а твои изящество и грация, конечно же, созданы для театра. Перед тобой тот дерзкий воробушек, что возьмет тебя под свое крыло и обучит всем тайнам искусства, достойным твоей ослепительной красоты. Поверь, голубка, железный ворон не знает тайн, да и мало что смыслит в красоте.       – Он не железный, – возражала Аэри.       Ей было неприятно, когда Хаэр’Далис задевал Линха. Девушка понимала, что тифлинг считает его своим соперником, поэтому не упускает случая принизить в ее глазах. Это было нехорошо. Аэри никак не могла втолковать Хаэр’Далису, что он мечет свои стрелы абсолютно напрасно, она не испытывает никакого влечения к Линху.       Зато Хаэр’Далис вызывал у девушки довольно сильные чувства, хотя и не всегда самые приятные. Он осыпал ее комплиментами. Это согревало Аэри сердце: похоже было, она и впрямь выглядит не так ужасно, как думала, глядя на себя в зеркало и не находя крыльев. И все же она предпочла бы, чтобы Хаэр’Далис иногда говорил о чем-нибудь другом.       В буфете папаши Самюэля в «Семи бутылках» они перепробовали все сладости, Хаэр’Далис развлекал Аэри, рассказывая ей о Сигиле:       – У нас не бывает ни солнца, ни луны. Сигил – это город, расширяющийся во всех направлениях, замыкаясь на самого себя, иначе говоря, в Сигиле не видно ничего внешнего. Мы сможем там побывать.       Он утешал Аэри, когда ее снова одолевали мысли о своей потере.       – Взор твой, мне кажется, устремлен в темные дали. Будь осторожна, Аэри, или останешься там навсегда.       –Я никогда не смогу забыть о тех временах, когда еще была способна летать, – признавалась ему девушка.       – Я это понял, и твоя боль отдалась в моем сердце, – взволнованно отвечал Хаэр’Далис. – Я очень сочувствую тебе, моя одинокая авариэль.       Что-то подсказывало Аэри, что стать актрисой для нее в то же время означает ответить на ухаживания Хаэр’Далиса. Одно без другого не подразумевалось. Но разве это не будет лучше, чем все остальное? «Хаэр’Далис единственный, кто смотрит на меня, не как на бескрылое недоразумение. Наоборот, он верит, что у меня есть какой-то талант, и я даже могу совершить что-то замечательное… «Признание и дикарей, и королей», – вспомнила она, улыбнувшись.              Все это время Линх угрюмо сидел в трактире, мучаясь от бездействия. В который раз он снова чего-то ждал сложа руки, а письмо Гальварею жгло ему грудь сквозь одежду. Однако парень все же откладывал переговоры с Арфистами, и не только потому, что мысль о Заточении в недрах земли приводила его в ужас. Линх опасался, что Гальварей вновь расставит ему ловушку. Парень знал, что вероятнее всего, не сумел бы избежать западни, если бы герольд Арфистов устроил ему ее под предлогом приглашения на переговоры.       Поэтому Линх убеждал самого себя потерпеть, пока не представится случай допросить Валигара. Не мог же этот чернокожий амниец убить двоих рясников на пустом месте! И то, что Валигар сам собой так примечателен, и то, что он прикончил именно рясоносцев, как бы намекало: в этом что-то есть, какая-то связь, какая-то особая история…              В «Медной Короне» при таком боевом трактирщике, как Хендак, было по-прежнему целыми сутками шумно, но стало гораздо безопаснее. Завсегдатаям пришлось выучить назубок: только сделай заказ, и никто тебя пальцем не тронет, разве что сам Хендак и вышибет.       Юная герцогиня-бунтарка Налия так и не начала разносить пиво. Правда, она сказала: «Я ничем не отличаюсь других. У меня есть две руки, чтобы держать поднос, и две ноги, чтобы ходить между столами». Но Хендак не желал об этом слышать, северянин клялся, что пока он жив, Налия в «Медной короне» будет только самой дорогой гостьей! (Хотя ее помощь со счётными книгами по-прежнему приветствуется).       Но мирное течение жизни в «Короне» неожиданно было грубо нарушено. Линх еще удивился, когда мельком бросил взгляд на отворившуюся дверь и заметил богато одетого незнакомца. Тогда он присмотрелся гораздо более заинтересованно. Щеголь – это хороший знак. Богатые модники обычно заходят в «Корону», чтобы нанять мордоворотов. И может быть, это удобный случай, чтобы заработать обратно деньги, которые он, Линх, недавно отдал Виконии.       – О нет, это Изайя!.. – вдруг раздался за его спиной встревоженный возглас Налии.       В подобных случаях память никогда не подводила Линха: если уж он раз в жизни слышал какое-нибудь имя, то потом хоть ночью разбуди, вспомнил бы, кто это. Изайя Роенал – разумеется, тот тип, что освободил от троллей земли Арнис и с тех пор сам стал их правителем.       При виде гостя Налия быстро направилась к лестнице, чтобы подняться на второй этаж и запереться в своей комнате.       – Не отворачивайтесь, госпожа Налия! – окликнул ее Изайя. – Мне известно, что вы живете в «Медной короне».       Но тут как тут возле Налии вырос Хендак. Белобрысый варвар-трактирщик в длинном коричневом переднике держал в руке здоровенный мясницкий топор.       – О боги, Налия, какой дешевый водевиль! – продолжал ерничать Изайя. – Вы выглядите точь-в-точь как аристократка, переодетая простолюдинкой. Заплата на вашем грубом плаще более чем живописна, и притом у вас такие чистые блестящие волосы.       За его спиной ощетинились трое вооруженных до зубов телохранителей. Явно, это и придавало Изайе смелости.       Взглянув на Хендака, Налия решительно остановилась:       – Изайя, ты ограбил меня и выставил сумасшедшей, нам не о чем говорить!       – Но ты же правда чудачка, – ухмыльнулся Изайя. – Вернее, как установил суд, ты недееспособна. У тебя мания бродяжничества, Налия. Ты еще в детстве убегала на улицы, скиталась по подворотням, воровала вещи из дома для своих дружков-оборванцев… Я официально назначен вашим попечителем, госпожа Налия! Я пришел забрать вас из этого притона.       На всякий случай Линх выдвинулся поближе. Ему не понравилось лицо Изайи – вполне приличное, ухоженное лицо, но Линх принципиально не собирался питать к нему никаких симпатий.       – Послушай, ты находишься не там, где можно задирать нос перед оборванцами, – предупредил он, подходя.       Но Изайя явно платил своим телохранителям сумму, позволявшую ему чувствовать себя неуязвимым.       – Ну надо же, этот недочеловек разговаривает! – наигранно удивился Изайя. – Налия хорошо тебя выдрессировала, да? Ах, я тебя оскорбил?.. И конечно, ты ответишь на это насилием? Только дернись, я велю своей охране изрубить тебя на куски.       В ответ Линх обвел охрану Изайи вопросительным, полным сомнения взглядом. Телохранители выглядели при этом довольно смущенно.        Налия вскипела:       – Не паясничай, Изайя! Линху и не нужно дергаться! Это ты собирался применить насилие, чтобы забрать меня. Но теперь нам с тобой обоим ясно, что ничего у тебя не выйдет. Заткнись, Изайя, и, будь добр, проваливай. Да не забудь потом сменить подгузники своей охране!              Раздосадованный Изайя Роенал покинул «Медную Корону», так и не решившись на что-нибудь из ряда вон выходящее.       Когда он ушел, Хендак еще несколько мгновений стоял на месте, как громом пораженный, тяжело дыша, с прилипшими ко лбу от внезапно выступившего пота прядями русых волос. Тогда Линх не придал этому значения, ведь Хендак и раньше все, что касалось Налии, принимал очень близко к сердцу.       Однако вечером Налия подошла к Линху:       – Ну вот, мне придется слинять из «Медной Короны». Давно было нужно, но Хендак бы без меня запутался в счетных книгах!.. Тут кое-что… Понимаешь… – Налия замялась, словно не зная, как объяснить. – В общем, кое-что произошло. Может быть, мне даже удастся вернуть себе герцогство. Главное, что я хотела тебе сказать, Линх: я не знаю, где ты будешь в это время. Будешь ли ты все еще в «Короне» или где-то еще? Но если ты услышишь, что владениями Арнисов теперь управляет твоя подруга Налия, имей в виду: ты всегда желанный гость в моем замке.              Налия предупредила и Аэри, что собирается на время исчезнуть, чтобы отвоевать свои земли. Больше она ничего не объяснила, но Хендак ходил по трактиру, сверкая глазами, и посетители едва осмеливались заказывать у него пиво.       Девушки успели стать подругами, и Аэри взволновалась:       – Ты уверена, что справишься сама? И без Линха, и без… я могла бы помочь, ведь я магесса, – смущенно предложила она.       Налия улыбнулась:       – И я тоже магесса, Аэри. Просто у меня нет лицензии, и я пользуюсь лишь фамильным волшебным кольцом, – она подняла к глазам правую руку с серебряным кольцом Невидимости на указательном пальце. – Но теперь займу денег у Хендака и куплю лицензию. Только представь, когда я сказала, что мне нужны деньги, он тут же предложил продать трактир. Он немножко чокнутый, по-моему… Не мне судить, да? Но на лицензию нам и так хватит, без продажи трактира, а потом я все верну и подарю Хендаку барк. Барк, Аэри, это судно с прямыми парусами на всех мачтах, кроме бизань-мачты, потому что бизань-мачта несет косые паруса. Чтоб мне всю жизнь палубу драить, если я понимаю, что это значит, но Хендак говорит, что так было на его китобойце!              Сама Аэри ни на что не могла решиться. Хаэр’Далис переписал для нее роль, которую она должна была выучить и репетировать вместе с ним, чтобы потом показать Рейлис. Однако, уверял веселый тифлинг, Аэри нечего бояться: «Твои умения нужно отточить, но таланта у тебя предостаточно. И я не преувеличиваю, моя голубка, я был прав, когда предрекал тебе успех».       Девушка чувствовала, что Хаэр’Далис действительно честен, в глубине его медово-карих глаз светилась гордость настоящего артиста, которая не позволила бы ему ради выгоды льстить бездарной игре.       Аэри ловила себя на мысли, что тифлинг красив, хоть и странен. Его длинные волосы, иссиня-пепельные, были перехвачены кожаным ремешком так, чтобы спрятать покрытые сложным узором черные рожки. Черты лица – резкие, но правильные и подвижные – завораживали Аэри особой выразительной точностью, с которой передавали радость, грусть, восхищение, задумчивость… Девушке казалось, что Хаэр’Далису необязательно выступать в какой-нибудь роли, на него можно просто смотреть – и это уже захватывает тебя с головой.       Хвост Хаэр’Далис обычно скрывал под плащом, но при «своих», знавших, что он полудемон, часто небрежно держал в руке, поигрывая мягкой, тоже иссиня-пепельной кисточкой. Это выглядело забавно и мило.       Но Аэри все еще не могла разобраться в себе: хочет ли она поехать с ним… к успеху… с гастролями по всему миру… и в неописуемый словами Сигил? Как можно было этого не хотеть! Почему она еще сомневалась?..              Они репетировали вдвоем в пустом зале. Аэри вышла на сцену, стараясь не глядеть на безлюдные зрительные ряды, почему-то пугавшие ее, как пропасть.       Хаэр’Далис был уже в образе и пылко протянул к ней руки:       – Я дожидался тебя, властительница! День и ночь я молился о том, чтобы любовь моя не была отвержена, и вот величественная королева явилась предо мною!       – Да, поэт. Твой зов достиг меня и, отринув все сомнения, я пришла, – продекламировала Аэри свои слова.       Услышав в гулком зале собственный голос, девушка вдруг с радостью осознала, что звучит именно так, как нужно для ее персонажа.       – Позволь же мне вознести тебе хвалу, моя прекрасная госпожа! – взволнованно заговорил Хаэр’Далис. – Позволь сказать, как я люблю твои золотистые волосы, твою белоснежную кожу… Позволь сказать, как мне хочется провести ладонью по твоей бледной щеке…       – Что?.. Хаэр'Далис?.. – Аэри сбилась.       – Твоя возвышенная красота пьянит мне душу…       – Хаэр'Далис, твои слова… Их не было в пьесе! – смутилась авариэль.       – Забудь о пьесе, грустная моя голубка… Эти слова срываются с моих губ, когда ты смотришь на меня своим невинным взглядом. Я хотел бы целую вечность держать в своих руках твою невесомую ладонь, милая моя Аэри. Неужто ты не видишь этого?       – Я… спасибо за эти слова, Хаэр'Далис… но… – покраснев, Аэри пыталась что-то возразить.       – Неужто ты сама не ощущаешь пробежавшей между нами искры? – не унимался Хаэр’Далис. – Неужто сердце твое не начинает биться быстрее, когда ты рядом со мной, так, как бьется мое? Молю, не убивай мою хрупкую любовь!       – Хватит… пожалуйста! Я не отрицаю, что очень высокого мнения о тебе, Хаэр'Далис. Ты был так добр. Просто… Это все так… неожиданно… – подавленная Аэри искренне ненавидела себя за свой робкий лепет.       – Не неожиданно, любимая, нет — стремительно! – воскликнул тифлинг, горячо раскрывая свои объятия. – Это чувство накрыло меня, как гроза! Или… может быть, у тебя есть другой? Твое сердце поет для другого мужчины?        – Я… я не знаю. Правда, не знаю… – в отчаянии повторяла Аэри.        В тишине пустого зала внезапно послышались приглушенные ковровой дорожкой шаги. В партере возникла чья-то высокая широкоплечая фигура. Разглядев ее, Хаэр'Далис со вздохом сказал:       – Сцена вторая. Та-дам!.. Входит железный ворон. Ну, Линх, теперь твоя реплика.              Владелец «Семи бутылок», полурослик Самюэль Громочих, сообщил Линху, что Аэри сейчас на репетиции, и парень прошел прямо в зрительный зал.       Хаэр'Далис сам недавно говорил Линху: «Ты сын Баала, а значит, родственник для всей нечисти». Линх прикинул: наверное, актеры-тифлинги не будут против, чтобы к ним на огонек заглянул родственник.       Линх знал, что в «Семи бутылках» Аэри находится под покровительством примадонны Рейлис Шай, синекожей дамы сердца дядюшки Квейла. Но час был уже поздний, начинало темнеть. Это Линх и собирался сказать, объясняя Аэри свое появление.       Однако насмешливый Хаэр'Далис с ходу огорошил его:       – Железный ворон, теперь твоя реплика!       – Мм?.. – промычал в ответ Линх, пытаясь сообразить, чего от него ждут.       – Это все твои слова? – Хаэр’Далис изогнул бровь. – Думал, у тебя роль больше!       Но Аэри неподдельно обрадовалась.       – Мне пора, правда, уже пора, – она виновато оглянулась на Хаэр’Далиса. – Я совсем… совсем забыла о времени!       – Мгновение! – отозвался тифлинг. – Накину плащ и буду готов.       – Зачем? – нахмурился Линх. – Я провожу Аэри.        Хаэр'Далис ухмыльнулся: именно этого вопроса он ждал.       – В чем вся и суть… А вдруг в темном переулке вам встретится благородный рыцарь? Согласись, вы с Аэри настолько странная пара, что любому прохожему придет в голову, будто железный ворон против ее воли похитил нежную голубку. И если прохожий – настоящий рыцарь, несомненно, он кинется в бой, чтобы спасти ее от тебя! Но я попытаюсь остановить героя и все ему объяснить. Ведь я хотя бы с виду на человека похож.       Пока Линх с горечью осмысливал этот в общем-то довольно правдоподобный сценарий, произошло нечто абсолютно неожиданное: у Аэри лопнуло терпение.       – Хаэр'Далис! – внезапно воскликнула она. – Это глупая шутка. Я могу пойти с Линхом, и это нисколько не странно! Никому не придет в голову ничего плохого. Тебе вовсе не нужно нас сопровождать. И я уже говорила тебе, Хаэр'Далис: он не железный!..              По дороге возмущенная Аэри горячо доказывала Линху, что в злой шутке тифлинга нет ни капельки истины.       – Ты должен поверить мне, – убеждала она. – Любой, у кого есть хоть крупица художественного вкуса, подтвердит, что красота вовсе не сводится к правильности черт.       Линх шел и думал, что, наверное, Хаэр’Далис имел в виду благородного рыцаря, у которого нет художественного вкуса.       Тем не менее они с Аэри без приключений добрались до «Медной короны». Увлекшись, авариэль все еще продолжала объяснять:       – Бывает красота, которая всем нравится, но она – как расхожая монета. Бывает красота, которую очень трудно раскрыть, но она-то и самая глубокая.       Войдя в трактир, Линх принес от трактирной стойки чайник и две чашки, и спросил:       – Что там дальше с красотой?       Парень вынужден был признаться себе, что он очень даже лично заинтересован в том, о чем рассказывала Аэри.       Она рассмеялась:       – Дальше? Свет, поворот головы, выражение лица… Когда пишешь портрет, ты должен догадаться, что главное. Например, у Минска это подбородок и рот. Ты замечал, какие у него четко очерченные губы и какой мужественный подбородок? И, конечно, улыбка: странно видеть такую детскую улыбку на таких твердых губах. Вот так бы я и нарисовала его.       – Ты его нарисовала? – уточнил Линх.       Аэри смущенно призналась:       – Ну… да, пару набросков… Только Минску я не показывала, вдруг не слишком хорошо вышло. И еще я боюсь Джахейры, – добавила она, понизив голос. – Она опять скажет, что я несерьезная и думаю, что всё вокруг – одни сказки да приключения.       Линх украдкой осмотрелся по сторонам и шепнул:       – Она и обо мне так говорит…       Но, ощутив укор совести, добавил.       – Джахейра просто хочет, чтобы мы не наделали глупостей.       Аэри понимающе кивнула.       – А если бы ты попыталась нарисовать меня… Думаешь, вышло бы что-нибудь сносное? – с долей сомнения осведомился Линх, возвращая разговор в прежнее русло.       – Надеюсь, да, – подтвердила девушка.       – А что у меня главное? – насторожился Линх.       – Лоб и брови, – задумчиво ответила Аэри. – Я бы изобразила, что ты смотришь прямо на зрителя. Ты знаешь, что на лбу есть мышцы? У тебя они такие мощные, просто изумительная лепка лба! И широкие брови с изломом, в них – доброта и грусть… Злые люди не знают грусти.        Пока Аэри это описывала, Линх успел покраснеть так, будто его сварили в кипятке. Лучше бы он не спрашивал! Теперь Линху просто ужасно хотелось пощупать свой лоб, но он постеснялся.       Однако парень старался не потерять свою основную мысль. После недолгого молчания он спросил:       – А ты когда-нибудь рисовала себя?.. Художники ведь иногда рисуют свои портреты.       – Себя? – вздохнула Аэри. – Зачем?        – Помнишь, ты сказала, что кажешься себе безобразной? – нерешительно напомнил Линх. – Ты бы могла нарисовать себя, чтобы увидеть свою красоту.       Ярко-синие глаза Аэри на какой-то миг, чудилось, стали совсем бесцветными.       – Нет, – тихо проронила она. – У меня больше нет того… Того, что во мне было главное.