Тени Амна – Baldur’s Gate II: Shadows of Amn (новеллизация)

Часть 3 Глава 3              Свое письмо Гальварею Линх собирался прибить ножом к двери секретного убежища Арфистов, затерявшегося среди безликих складских помещений в доках.       Линх не боялся, что Арфисты набросятся на него прямо на пороге. «Волк не охотится возле своей норы», – как выразилась Джахейра. По ее словам, Арфисты нанесут удар в удобный момент. И совсем не тогда, когда Линх будет это предполагать.       Парень ушел из «Медной короны» потихоньку, чтобы избежать расспросов, куда он собрался. На душе было как-то муторно. Перед глазами с пугающей ясностью вставал спор Гальварея и Джахейры. «Если ты правда возомнил себе, Гальварей, что я отдам тебе Линха, ты белены объелся! Я его опекунья, я ей и останусь». И теперь Линх чувствовал себя очень нехорошо, представляя, что скажет Джахейра, узнав, что за ее спиной он предложил Гальварею сделку.       Кое-что парень понимал. Халид с Джахейрой не успели обзавестись детьми. Так сложилось, что последним общим делом этой пары стало опекунство над приемным сыном Гориона. И то, что Линх был уже взрослым, только все усложняло…              Неудивительно, что Линх пошел в доки не самым прямым путем. Случайно парень очутился поблизости от солидного квадратного здания – местной тюрьмы, где он сам провел свои первые сутки в Аскатле. За тюремной оградой начинался пустырь. Линх коротко вздохнул, не разжимая губ. Он только сейчас заметил этот пустырь. Да и тюрьму он словно первый раз видел. Было жутковато сознавать, что он ничего не запомнил, когда был здесь раньше.       Шумное действо, происходившее прямо сейчас на пустыре, со стороны смахивало на уличную проповедь. До Линха сначала доносился одиночный голос, то страстно восклицавший, то задававший вопросы («Бу-бу-бу!!! Бу-бу?!»), потом гул волнующейся толпы («А-а-а! У-у-у! О-о-о!»).       Парень подошел поближе. Теперь до него долетали слова проповедника:       – Взгляните на эту мерзкую дроу! Она создание зла и тьмы, как и весь ее извращенный подземный род! С ядовитыми замыслами выбралась эта тварь на поверхность, надеясь, что мы слепы и глухи. Скажете, что мне следует с ней сделать?       – Сжечь! Сжечь ее! Сжечь дроу! – понеслось отовсюду.       – Значит, дроу сгорит! – сурово подтвердил подстрекатель. – Кара настигнет ее, не так ли?       Линх начал протискиваться сквозь толпу, по-прежнему ничего не понимая. Это что за балаган? Где они в Аскатле выкопали дроу?       По сути, да, дроу – темные эльфы, они же пещерные эльфы, – действительно были извращенным подземным народом. По крайней мере, так утверждали те не слишком обширные сведения, что Линх мог почерпнуть из книг.       Дроу живут в Подземье, куда не проникает солнечный свет, разводят пауков и едят грибы.        Общество дроу – перевернутый мир. Для темных эльфов добро то, что на поверхности земли считается злом, и наоборот. Например, темные презирают верность и честность, но восхваляют коварство и неблагодарность. Поклоняются они богине Ллос, страшной Прядильщице Судьбы, и паукам – ее детям. Паукам, перед которыми большинство жителей мира под солнцем содрогается от отвращения!       Абсолютная власть у пещерных эльфов принадлежит женщинам, и они охотно приносят в жертву Ллос своих сыновей и мужей. Впрочем, у дроу и сестра сестре – «злейшие подруги», мать и дочь – соперницы.       Этим исчерпывалось, пожалуй, все, что Линху было известно о пещерных эльфах.       Случалось, дроу совершали кровавые набеги или даже одиночные вылазки не поверхность земли, выбираясь из своего мрачного Подземья исключительно по ночам: глаза пещерных жителей не выносили солнечного света.       Но именно поэтому, сообразил Линх, дроу неоткуда было взяться в Амне. Слишком далеко от их пещер. И потом, коль скоро бы пещерный эльф все-таки добрался до Аскатлы, то днем, при солнечном свете, он бы где-нибудь прятался, в каком-нибудь темному углу со своими любимыми пауками. А если бы вылез пить кровь младенцев, то лишь глубокой ночью.       Подстегиваемый любопытством, Линх неторопливо, но настойчиво прокладывал себе дорогу в густой толпе. В спину ему полетело раздраженное: «Куда лезешь, зверюга безмозглый! Смотри, привяжем вместе с дроу!». Линх недовольно засопел, но не стал отвечать.              То, что парень увидел, протиснувшись в первые ряды, заставило его остолбенеть от изумления.       Ко вбитому в землю столбу и впрямь была привязана дроу, во всей своей экзотичности. Невысокая, по человеческим меркам, женщина стояла, как статуя, на постаменте из кучи поленьев и хвороста. Она напоминала фигурку из черного оникса или обсидиана: кожа подземной эльфийки была черна как ночь, а одета она была в широкий, ниспадающий складками темно-серый плащ. Капюшон плаща был откинут, и Линх мог видеть ее распущенные спутанные волосы. Серебряные, но не белые и не цвета седины, а настоящего металла - тускло поблескивающего серебра.       Глаза дроу покраснели, из них струились слезы, но в этом явно было виновато воздействие дневного света, потому что дроу совсем не казалась плачущей. Она возмущалась. И вероятно, первые слова, что довелось услышать Линху на языке темных, были ругательства.       – Vith'ir! Oloth plynn dos!  (*Пошли на…! Тьма тебя побери*)        – Сжечь! Сжечь ее! Сжечь дроу! – ревела в ответ толпа.       – Отродье мрака сгорит! – торжественно обратился к толпе подстрекатель, поднимая над головой зажженный факел.       Внезапно дроу дернулась в своих путах, резко повернула голову и впилась воспаленным взглядом в обветренное лицо Линха, отличавшееся своей суровостью и звероподобием от всех других лиц в толпе. Но может быть, в действительности пленница заметила, как он в ужасе содрогнулся при виде факела. Точно утопающий, хватающийся за соломинку, она увидела в этом признак надежды.       – Abban! (*не-враг, особое понятие в культуре дроу*) Мое спасение в твоих руках, – отчаянно крикнула дроу. – Эти waelen (*глупцы*) обезумели, я никому из них не навредила. Освободи меня, jaluk (*мужчина*)! В награду я сделаю для тебя все, что ты хочешь!              В детстве Имоен предостерегала Линха: «Имей в виду, старик, у тебя есть слабое место. Ты всегда ведёшься на жалость. Отрасти хребет!»       Теперь парень успел подумать: «Потом скажут, что один монстр освободил другого. Ну как же мне это сейчас не вовремя!»       Однако увидев, что огненная верхушка факела уже клонится к куче хвороста, он перестал размышлять. Бросившись вперед, Линх успел перехватить запястье поджигателя и крепко стиснул, заставляя выронить орудие казни. Факел тут же упал на схваченную заморозками одичавшую землю пустыря, и Линх тщательно притоптал пламя сапогом.       – Что ты творишь?.. А, ты приспешник той гнусной твари! – взвыл подстрекатель, вырвавшись из его хватки. – Ты сломал мне руку, урод!       – Еще не сломал, – возразил на это Линх.       Но подстрекатель его не слушал.       – Люди, не оставляйте безнаказанными ни подземную тварь, ни наглого звериного выродка! – возопил он. – Неужели вы будете это терпеть? На костер обоих отщепенцев, на костер!..              Подогретая предвкушением зрелища и проповедью своего подстрекателя, толпа вскипела, словно вода в котле.       Для острастки Линх принял самый угрожающий вид, выставив вперед ногу в стойке для кулачного боя, глядя исподлобья – вообще давая понять, что его и тараном с места не сдвинешь. Это не помогло. Численный перевес опьянял толпу, а может, и не только численный перевес, но и праведный гнев.       – Да содрогнуться ваши сердца!.. – прорычал Линх. – Да оледенеет кровь, да подогнутся колени…       Приняв учение Ильматера, парень овладел кое-какими благословениями и проклятьями, которые мог насылать силами своего божества. Сейчас над пустырем разнеслись слова его боевого проклятья.       – Да задрожат ваши жилы… Ваши души поглотит ужас… – Линх не давал прервать свой заговор, разбрасывая нападавших кулаками и стараясь держать позицию, чтобы заслонить привязанную к столбу дроу. – Наяву узрите ночной кошмар... Да устрашитесь! Да будет так!       Толпа дрогнула. Всем показалось, что голос рокочет прямо из-под земли, отверзается дышащая лавой бездна, а Линх из презренного отщепенца предстает демоном, расправившим у них на глазах огненные крылья. Еще миг, и люди кинулись бежать кто куда, не оглядываясь и оглашая пустырь паническими воплями.       Вытащив из-за пояса нож, Линх вспомнил, зачем взял его с собой. Чтобы пригвоздить к двери убежища Арфистов свое письмо. Так-то парень постоянно таскал с собой нож только в походе.       Зато теперь ему не пришлось возиться, развязывая узлы, или молиться об освобождении от уз (он мог бы заставить веревки развязаться и с помощью молитвы). Линх подошел к столбу, взобрался на ворох дров и перерезал державшие дроу путы.              Ветер мел мелкий снег, Линху чудилось, будто кто-то время от времени бросает ему в лицо горсть крупной соли. Такие же пригоршни белых крошек попадали в длинные серебристые волосы дроу и исчезали в них. Глядя на это, парень понимал, почему ее пряди выглядят мокрыми и слипшимися.       Дроу по-прежнему казалась ему выточенной из черного обсидиана. Она стояла неподвижно, пока он резал веревки, поэтому для него стало почти неожиданностью, когда дроу ожила и вскользь коснулась его руки:       – Беги, jaluk (*мужчина*)!       И Линх побежал за ней. Правда, охрана тюрьмы, располагавшейся рядом с пустырем, не показывалась – должно быть, и не имела права покидать свой пост ради уличных беспорядков. Волшебников в Рясах парень мог не опасаться: он ведь не маг, его силы – дар Ильматера, божественные чудеса еще никто не смел запрещать.       Но тем не менее разбежавшаяся толпа всполошит весь город, а когда Проклятье Страха развеется, в памяти у потерпевших все равно сохранится, что они видели нечто ужасное.       Поэтому Линх кинулся вслед за дроу, в глубине души надеясь, что, если он уберется подальше, то, может быть, его роль в этой сомнительной истории никогда не станет известной.       На ходу дроу накинула на голову капюшон, а широкие полы плаща хлопали за ней на ветру. Вся черная, как какая-нибудь летучая мышь. Можно было подумать, она знала город, по крайней мере, ту его часть, где они с Линхом очутились. Парень не мог взять в толк, как он докатился до того, что пещерная эльфийка показывает ему дорогу?       Укромными улочками, дворами, почти не встречая прохожих, дроу привела Линха в тупик. Они уткнулись носами в пыльную каменную стену с осыпавшимся верхом, поэтому здесь она была ниже, чем в остальных местах. Дроу ловко перелезла через стену, словно ей и не мешал ее мешковатый балахон с капюшоном, нависшим почти до самого подбородка. Линх тоже вскарабкался на ограду и спрыгнул вниз с другой стороны.              Дроу привела его на кладбище – туда, где почти сравнялись с землей старые могилы, из высокой травы торчали замшелые, покосившиеся памятники, и все глубже врастали в землю усыпальницы угасших родов.       Подойдя к позеленевшей от времени бронзовой двери склепа, опутанного диким виноградом, дроу потянула обеими руками за массивное литое кольцо. Заскрипев, дверь чуть-чуть приоткрылась, достаточно, чтобы узкая, как змея, темная эльфийка скользнула внутрь. Линх подошел и уверенно дернул створу, чтобы расширить лазейку для себя. Но дверь даже не шелохнулась, парню пришлось налечь на нее, по-настоящему применив силу, чтобы раздвинуть проем достаточно для своих широких плеч.       Очутившись внутри, Линх закрыл за собой дверь – на это она поддалась гораздо легче. В усыпальнице сгустился кромешный мрак. Само собой, Линх обладал ночным зрением, но уж наверняка не таким острым, как создание, выросшее под землей. В склепе он с трудом различал лишь общие очертания: скамейки вдоль стен, сами стены, похожие на медовые соты – в их нишах хранились гробы. И отпрянувшую в дальний конец летучую мышь – дроу…       Линх перевел дух:       – Уф… Ты здесь живешь? Что ты вообще забыла в Аскатле? – сурово спросил он.       – Тебе какое дело, презренный jaluk (*мужчина*)? – с отвращением проговорила дроу. – Возьми свою награду и проваливай.       – Я не хочу, чтобы ты вылезла отсюда ночью и отравила городскую канализацию, или что ты там задумала, – без обиняков заявил Линх. – Поэтому лучше отвечай.       – Они и тебя называли выродком, не так ли? – с внезапным любопытством в голосе напомнила пришелица из Подземья.       – Да, но про себя я точно знаю, что не ем детей, – возразил Линх. – Хотелось бы то же самое знать и про тебя.       – Не ешь детей, но от своей награды не откажешься, не так ли? – в голосе дроу вновь послышалось ненависть.       Наконец, Линх рассердился:       – Только ты тут говоришь о какой-то моей награде. И, кстати, ни разу даже не упомянула, что это. Вдруг настойка на сушеных пауках?!       – Не оскорбляй священных orbben (*пауков*), – буркнула дроу, но над чем-то задумалась. – Ты лжешь, – наконец проронила она. – В твоем жалком, засвеченным солнцем Наземье, где роли мужчин и женщин так постыдно поменялись местами… не может быть, чтобы грязный jaluk (*мужчина*) помог мне не ради собственной похоти.        Парень опешил. До него начинало понемногу доходить. Глазами дроу, он отбил ее у толпы, как добычу, соблазненный ее обещанием «сделать все так, как он захочет». И при всем нежелании Линх не мог не признаться себе, что это не дикая фантазия подземной твари, а вполне вероятная сделка. Если бы на месте дроу оказалась даже обыкновенная человеческая женщина, то и ей помощь мужчины запросто могла бы обойтись в ту же цену.       – Я не хотел этого, честно… – стал было оправдываться Линх, но махнул рукой. – Послушай, я просто уйду, ладно? Только с одним условием: расскажи, что ты делаешь в Аскатле. Мне совсем не улыбается знать, что я освободил дроу, а она потом подожгла город. Все, что мне нужно – ответ, почему тебе не сиделось в Подземье.