Тени Амна – Baldur’s Gate II: Shadows of Amn (новеллизация)

      Часть 3 Глава 2              Линх вспомнил, как раньше, в детстве, Имоен любила сочинять истории об их будущих приключениях. Как сейчас, он видел рыжую девчонку и черноволосого мальчишку, сидевших рядом на траве возле нагретой солнцем крепостной стены. Девчонка драматически живописует, но в хитрых серых глазах таится подвох:       – Имоен Проворная и ее верный помощник Линх только-только успели развести костер на лесной опушке, как вдруг страшно завыли волки! Из леса выскочила целая стая лютых зверюг с горящими кровожадными глазами, из клыкастых пастей у них капала голодная слюна. Волки гнались за невинной курицей!       – Прекрати, Имми, я не буду спасать курицу! – насупившись, возражает мальчишка. – Ты можешь хоть раз придумать нормальное приключение?       – Между прочим, спасти курицу-несушку гораздо выгоднее, чем спасать людей, – наставительно объясняет мальчику подружка. – Она хоть яйца тебе будет нести.       Но видя, что Линх по-прежнему недоволен, сдается:       – Ну ладно, старик! Это оказалась не просто курица, а ученик мага, который нечаянно превратился в курицу. Давай уже, спасай.       Внезапно Линх понял, что никогда, ни разу не слышал от Имоен истории, где бы кто-то из них остался один. Они всегда были вдвоем. Даже в ее шальную голову не приходило придумать приключение для одного. Пусть даже это было не особенно честно, поскольку Имоен Проворной Имоен-рассказчица безбожно подыгрывала…       Но сейчас она оказалась одна в беде. Как верный помощник Линх позволил этому случиться?              Взяв свечу, стопку бумаги, чернильницу и перо, Линх уединился за трактирным столом. Его мучило сознание своего бессилия. Для борьбы с таким могущественным сообществом, как Волшебники в Рясах, необходимо было нечто сопоставимое: организация со своей сетью шпионов, со связями там и сям. Парень прикидывал, что сумел бы достать деньги на взятку, но надо ведь знать, кого из рясников можно подмазать! Линх отважился бы и сам с горсткой друзей отправиться спасать Имоен, но кто укажет ему местоположение секретной тюрьмы?..       Парень поправил бумагу перед собой на столе, отогнал от свечи ночного мотылька и обмакнул перо в чернила. Написал:        «Гальварей!»       Однако тут же подумал, что для начала лучше быть поучтивее.       Поэтому, сделав отступ, Линх нацарапал спереди слово «Герольд», чтобы получилось «Герольд Гальварей!» Но огрубевшие пальцы не слушались, поэтому Линху не хватило оставленного места: «Герольд» заехал прямо на «Гальварея». Парень с досадой скрипнул зубами, и с кончика пера сорвалась капля чернил. Клякса!       Во время учебы в Кэдлкипе у Линха выработался на удивление красивый почерк: он думал, что в будущем даже смог бы стать писцом.       Будучи постарше, парень уже догадывался, что его гордость за умение писать и обращаться с письменными принадлежностями связана с пониманием, что, глядя на его грубую внешность, люди обычно вообще сомневаются, что он грамотный. А вот вам!..       Но теперь Гальварей увидит его наползающие друг на друга каракули и высокомерно кивнет: ну да, чего было ждать от такого неотесанного чурбана?        «Пусть это будет черновик. Все равно с первого раза хорошо не напишу», – решил Линх.       Угрожающе нахмурившись, парень приступил к упорной борьбе с непослушным пером, то царапавшим бумагу, то ронявшим кляксы. Раз пять ему заново пришлось очинить сломанный кончик пера, несколько скомканных листов полетели в камин. От этой борьбы Линх взмок так, словно разгружал телеги на рынке.               «Герольд Гальварей!       Я думал о Вашем замысле Заточения Баала. Мне кажется, мы могли бы это обсудить, если бы поговорили. Не понимаю, почему Вы, герольд, так поступили: напали внезапно. Что удивительного, если в тот миг я заботился только о спасении своей жизни? Почему Вы не пожелали объяснить мне свою цель и дать спокойно поразмыслить?       Есть вещи, которые я имею право знать. Что заставляет Вас полагать, будто заклинания Заточения достаточно прочно, чтобы сковать Великого Хищника? Насколько Вы уверены, что не обрекаете меня на пустые страдания под землей, а когда Владыка Убийства возродится из меня, то запросто вырвется на волю?       Мне хочется еще кое о чем спросить Вас, Герольд. Не предусматривает ли Ваше заклинание возможность погрузить меня в сон, чтобы я не испытывал лишних мучений? Неужели Вы не подумали об этом? А если подумали, то почему и правда не поговорили со мной? Тогда, быть может, мы бы уже приступили к делу.        Герольд Гальварей! Я сам предлагаю Вам переговоры. Мое главное условие – пусть Арфисты сперва помогут мне освободить Имоен. Как только я увижу ее, я отдам себя в Ваши руки.       Второе условие: Вы не должны преследовать Джахейру.       Еще раз прошу, герольд, ответьте: если я подвергнусь Заточению, то возможно ли сделать так, чтобы все это время под землей я спал и не проснулся?»       Подписав письмо, Линх с горечью окинул взглядом неуверенные угловатые строки и пошевелил испачканными в чернилах пальцами, разучившимися владеть пером.              Перевалило далеко за полночь, и в трапезной трактира уже почти не осталось посетителей. Линх просто сидел один, рассеянно играя с огоньком свечи: трогая его указательным пальцем и заставляя отклоняться. Внезапно парень увидел Аэри. Он поспешно сунул свое письмо в нагрудный карман внутри куртки и встал из-за стола, чтобы она тоже его увидела.       Так и случилось: Аэри сразу же подошла к столу, за которым Линх возвышался, словно маяк. На самом деле парень понятия не имел, зачем он, вставая, поднял в руке свечу – просто взял со стола, не задумываясь.       – Почему ты не спишь, Аэри? – спросил он. – Тебе страшно спать в подземелье?       – Но мы же не спим! – воскликнула девушка. – Мы, авариэль! Мы лишь уходим в себя, чтобы достичь внутреннего равновесия, и восстанавливаем силы. Я уже отдохнула, но вся ночь еще впереди. А ты, Линх, почему не спишь? – добавила она. – Тебе ведь нужен сон.       Вместо ответа парень спросил:       – А если я пойду спать, что ты будешь делать тут одна?       – Я хотела порисовать, – ответила Аэри. – Тут освещение лучше.       Она подняла взгляд на трактирную люстру в форме огромного медного колеса, на цепях свисавшего с потолка.       – Ты художница? – спросил Линх, снова садясь.       – Что ты! – смущенно ответила Аэри. – Просто рисую иногда для себя. А ты так хорошо стоял… Я имею в виду, на тебя хорошо падал свет… Я училась на архитектора.       – Училась строить дома? – уточнил Линх.       Почему-то ему и раньше казалось, что Аэри должна была заниматься ремеслом, позволяющим создавать новые вещи. Он не удивился бы, если бы она расписывала посуду, что-нибудь шила, из чего-нибудь плела, даже составляла букеты из цветов… Вроде бы парень почти угадал, Аэри действительно делала новые вещи. Но что эти «вещи» окажутся домами, было для Линха полной неожиданностью.       – Нет, я их не строю, а лишь придумываю, – улыбнулась девушка. – Мое дело – только чертежи и расчеты… Ну да, архитекторы изучают рисунок, я могу нарисовать здание, чтобы показать, что получится. Но я не думаю, что в твоем путешествии это пригодится. Конечно, если… если вдруг понадобится начертить чертеж или рассчитать прочность какой-нибудь конструкции, я с радостью, – торопливо добавила Аэри. – Только не представляю, для чего это может понадобиться бродячим наемникам.       – Наверное, ни для чего, – поразмыслив мгновение, признался Линх.       И с сочувствием подумал: «Значит, и она тоже разучится. Что я знаю об архитектуре? Там есть геометрия, механика, еще какая-то наука о материалах… Наверное, быстро выветривается из головы».       – Ты успела придумать хоть один дом? – спросил он Аэри.       – Я их тысячу придумала, пока училась. Не для строительства, а просто так, я еще ни разу не участвовала ни в одном рабочем проекте. Знаешь, Линх, что самое главное в архитектуре авариэль? Не должно быть такого места, где нельзя расправить крылья. И обязательно следует учитывать, что нам нужно несколько шагов для разбега, чтобы взлететь.       Открыв свой блокнот для рисования, Аэри начала молниеносно, в несколько точных штрихов набрасывать здания, крепившиеся к скалам или занимавшие крошечные плато. Между ними располагались площадки без балюстрад и лестницы без перил. Рыночные ряды были устроены на подвесных мостах. Парень усмехнулся: не хотел бы он споткнуться, прогуливаясь по такому рынку.       Утро застало их с Аэри за этим занятием. Трактир начал понемногу наполняться шарканьем ног, гамом голосов и звоном посуды. Аэри с Линхом посмотрели друг на друга в растерянности: неужели они проговорили всю ночь? Линх чувствовал себя отвлечённом от забот, и даже тайное письмо Гальварею во внутреннем кармане нисколько его не тяготило.              Вот почему Линх и не отказался пойти в театр. Именно так, в театр. На нашумевший спектакль, куда билетов было не достать.       Приглашение раздобыл Квейл, у которого, как оказалось, сто лет назад состоялся бурный роман с юной актрисой, а ныне – примой знаменитой сигильской труппы. Услыхав про Сигил, Линх не удивился сроку «сто лет назад»: догадка, что «неподражаемая Рейлис Шай» принадлежит к какой-то нечеловеческой расе, сама собой приходила на ум.       Сигил, он же Город Дверей, служил своего рода перекрестком между множеством разнообразных планов бытия. Или, может быть, лучше сказать проходным двором для всех, кто способен был путешествовать между планами.       Поэтому «труппа из Сигила» могла состоять из кого угодно. Ее гастроли в Аскатле наделали много шуму, Линх вспомнил, что видел на улицах афиши:       «Прогулки по Девяти Адам». Драма, приключения. Премьера!» и что-то буквами помельче. На афише были изображены мужчина и женщина, выглядевшие так живописно и красочно, что прохожим должно было сразу захотеться узнать, что с ними случилось в пьесе.       Фокусник Квейл в начищенном до блеска цилиндре, в новехонькой черной мантии с красным подбоем спозаранку появился в «Медной Короне» и сообщил, что несравненная Рейлис лично пригласила его на представление. Конечно же, он может провести с собой и нескольких друзей.       – Не упустите случай увидеть постановку межмирового класса! – предупредил Квейл.       – Ты пойдешь? – спросила Линха обрадованная Аэри.       Ему совсем не захотелось портить ее радость хмурым ответом, наподобие: «Нет. Только «Прогулок по Девяти Адам» мне сейчас и не хватало!»       – Конечно, пойдем.       До вечера Линх был занят тем, чтобы привести себя в порядок.       По правде сказать, он был в этом не мастер. Когда еще подростком он осознал, что следы орочьей крови в его внешности не смыть, он невзлюбил любые наряды и прочие украшения. Ему казалось, раз дело не исправишь, будет только смешно, если он начнет прихорашиваться.       Поэтому парень совсем перестал обращать внимание на свой внешний вид.       Но не тут-то было! Ни в библиотеке, ни в храме Огмы никто не собирался терпеть его неряшливые замашки, а менее всех – приемный отец Горион, известный и уважаемый волшебник. В итоге Линху пришлось подтянуться, и он научился, так сказать, не опускаться ниже приличий, хотя и по-прежнему редко делал больше, чем требуется. Но отправиться в театр, тем более рядом с Аэри, – тут явно назревала необходимость надеть все лучшее сразу.              Полурослик Самюэль Громочих в Аскатле очень изобретательно построил свое дело. В его заведении «Семь бутылок» имелась гостиница, буфет и роскошный театральный зал, который «папаша Самюэль» сдавал гастролирующим труппам.       Квейл явился в театр, в придачу к своему неизменному цилиндру фокусника повязав шею красным бантом, а вместо старых очков нацепив на нос парадное пенсне в золотой оправе. Гном проводил Линха и Аэри на гостевые места, по пути бросая самодовольные взгляды на обычную публику, обязанную предъявлять билеты.       Пьеса и впрямь оказалась захватывающей. Главный герой и героиня при помощи волшебного артефакта – «портального ключа» – очутились в преисподней. Чтобы выбраться, им приходилось снова и снова использовать ключ, который переносил их в разные странные места, пока не вернул, наконец, в Сигил – их родной Город Дверей.       От декораций захватывало дух: дымилась лава, в зале явственно попахивало серой. Главный герой лихо рубился двумя клинками, главная героиня колдовала. Линх волновался. Аэри тоже волновалась в тех же местах представления, что и он. Поэтому они поддерживали друг друга, переглядываясь, и даже один раз в особенно напряженный момент пожали друг другу руки.       Как только спектакль закончился, Квейл помчался на сцену вручать Рейлис охапку белых роз. За пышным букетом едва можно было разглядеть старого гнома.       Вернувшись, он сообщил Аэри и Линху, что восхитительная Рейлис Шай просит их остаться на банкет.              Актерский банкет был накрыт в большом помещении, заставленном сдвинутыми к стенам декорациями и шкафами с реквизитом. В середине выстроились столы, ломившиеся от бутылок с вином и бутербродов. В основном только от вина и бутербродов, без всяких затей. Вокруг расселась вся труппа, а вместе с ними осветители, костюмеры, гримеры и прочие их собратья.       Главный герой, все представление щеголявший в плаще и шляпе, сбросил их, и оказалось, что у него в наличии хвост и черные, покрытые витиеватым узором рожки. Примадонна, великолепная Рейлис Шай, смыв грим и сняв парик, оказалась синекожей и тоже рогатой.       У остальных артистов обнаружились – у кого копыта, у кого чешуйчатая кожа, раздвоенный язык, острые зубы, кошачьи глаза. Да и в зеркалах мало кто из них отражался, и тень мало кто отбрасывал. Все они были тифлингами.       Линх тем не менее чувствовал к ним некоторую симпатию. Что он знал о тифлингах? Они появлялись на свет как плод разврата людей с самыми разными ведьмами и демонами, а не как желанные дети. Вследствие чего обычно они были изгоями, с малых лет ожесточенными борьбой за существование. Этим тифлингам хоть повезло, что они сумели объединиться и выстроить свой мирок, свою шумную и веселую театральную труппу.       И тут, словно в ответ на его мысли, синекожая ночная ведьма Рейлис подняла бокал и предложила тост за гостей.       – Добро пожаловать в наш вертеп искусства! – ватага ее странных друзей тут же замолкла, все превратившись во внимание. – Мы сердечно рады видеть на нашем скромном банкете великого маэстро иллюзий, моего дорогого, сладенького Квейла. И утонченную авариэль Аэри, его юную воспитанницу. И Линха… - ночная ведьма сделала загадочную паузу. – Могущественного сына Баала!       Линх вздрогнул, словно в него вонзилась стрела.       От смущения у Квейла побагровел нос:       – Я таки рассказал об этом Рейлис, – признался он шепотом. – Ей было невероятно любопытно!       К ним подошел тифлинг. Кожаный ремешок вкруг его лба поддерживал целую копну иссиня-пепельных волос, в которых притаились торчавшие над ушами острые маленькие рожки. Актер небрежно держал в руке собственный хвост, словно какой-нибудь модный аксессуар.       – О железный ворон, забудь свои тревоги! – обратился он к Линху. – Никто из нас не сболтнет лишнего. В сущности, мы все здесь одной крови. Но ты, сын темного бога, можно сказать, принц, а мы – всего лишь бедные родственники, дети мелкой нечисти, – тифлинг глубоко поклонился. – Дерзкий воробей по имени Хаэр’Далис приветствует железного ворона!       Линх узнал его: это был главный герой спектакля.       – Почему ворон? Почему воробей? – улыбнулась Аэри.       – Потому, голубка, – не полез за словом в карман Хаэр’Далис. – Чтобы тебя рассмешить. Хотя для этого я могу и просто погримасничать.              Линху оставалось лишь сидеть молча. Он не знал, как принять участие в разговоре, и хмурился, когда Хаэр’Далис снова начинал свои иносказания о железном вороне, дерзком воробье и голубке. Тифлинг с восторгом осыпал Аэри комплиментами, а когда юной авариэль это не слишком понравилось, и она смущенно попросила перестать, оправдался:       – Я хотел лишь сказать, что с такой внешностью можно блистать на сцене, даже не утруждая себя актерской игрой. Ты прекрасна самой вдохновенной красотой, какую я только видел! Если же твои крылатые боги одарили тебя еще и талантом… Аэри, прочти мне какие-нибудь стихи. Не сомневайся, твой дар явит себя, как молния!       – Но я… я не знаю стихов на всеобщем языке… А на моем родном никто не поймет, – запинаясь от волнения, возразила Аэри.       – Кому нужно понимать? – рассмеялся, пожимая плечами, Хаэр’Далис. – Волнуй, очаровывай!       Уступив ему, Аэри попыталась начать читать, но сразу сбилась. Ее речь на странно звучавшем языке авариэль, словно бы избыточно заполненная восклицаньями, заставила всех сидевших поблизости обернуться.       – Продолжай! – шепотом подбодрил Хаэр’Далис.       – Нет, нет, извините, – Аэри в замешательстве огляделась по сторонам. – Я… я боюсь публики… Я не гожусь для сцены, у меня голос не тот…       У Линха между лопатками пробежали мурашки. Он словно бы сам сейчас стоял, лепеча стишок под взглядами десятков зрителей. Однако сочувствие к Аэри придало ему храбрости, и он вдруг встал из-за стола. Высокий, неуместно угрюмый парень отвлек на себя внимание – пестрое сборище отвернулись от Аэри и уставилось на него, ожидая, что он что-нибудь скажет.       Взывающим жестом изогнув бровь, Хаэр’Далис опередил:       – Что такое? Может быть, грозный железный ворон сам решил почитать нам стихи?       – Да нет, – проронил Линх. – Сегодня стихов больше не будет.       Но Хаэр’Далис не пожелал с этим смириться. Протянув руку к застенчиво притихшей Аэри, он горячо воскликнул:       – Брось, что их стесняться! Однажды ты найдешь свой голос, и тогда мы станем выкрикивать свои реплики прямо на улицах города, сражая наповал прохожих и наполняя их сердца завистью! В Дикоземье мы соберем толпу устрашающих зверей и приручим их своим представлением! Лапы и когти будут аплодировать в знак восхищения нашей игрой и твоим талантом, прекрасная моя госпожа! Весть о нашей пьесе разнесется по свету, и нас будут привечать во всем Фаэруне! Волосатые багбиры встанут рядом с аристократами, выкрикивая наши с тобой имена! Признание дикарей и королей, моя голубка… Ты только представь!              Страстный монолог Хаэр’Далиса задел в душе Аэри какую-то струну, которая продолжала в ней звенеть даже после актерского банкета. Но девушка так и не показала этого тифлингу. В «Медной короне» Линх заметил, что авариэль очень расстроена.       – Хаэр’Далис посмеялся надо мной! – с горечью ответила Аэри, когда он спросил ее об этом. – Он… Хаэр’Далис… все время… он говорил о моей красоте.       Парень остолбенел от неожиданности. Аэри в отчаянии продолжала:       – Я знаю, что без крыльев на меня страшно смотреть, я искалечена. Но он мог бы хотя бы не замечать…       Линх переспросил с еще большим недоумением:       – Ты хочешь сказать… Серьезно, ты думаешь, что ты некрасивая?       – Нет. Я думаю, что я безобразна. Но некоторые хотя бы делают вид, что этого не видят.       – Уверен, что Хаэр’Далис не насмехался над тобой, – принялся переубеждать девушку Линх. – Он правда считает, что ты очень хорошо выглядишь. Поверь, Аэри, никто даже не догадывается, что у тебя есть какой-нибудь недостаток. Погляди, у нас тут у всех две ноги, две руки, крыльев ни у кого нет с роду. Так что, честное слово, ты самая обыкновенная!       Выслушав его, Аэри грустно улыбнулась и ушла.       Потом Линх упрекал себя: «Зачем я сказал «ты обыкновенная»? Аэри может подумать, что я не смог назвать ее красивой, даже чтобы утешить. Но ведь она должна догадаться: я просто хотел сказать, что она как мы. Никто не смотрит на нее так, словно у нее чего-то нет… Вот, например, не будь у Хаэр’Далиса хвоста, сама Аэри бы даже не поняла, что чего-то не хватает… А неплохо, если бы Хаэр’Далису кто-нибудь оторвал хвост! – вдруг совсем неожиданно пришло на ум Линху. – Ему бы так было даже лучше».