Доктор Кто и не тот человек-паук

Ночь на этой планете была золотисто-коричневой. Здесь в россыпи незнакомых созвездий светили две луны — маленькая красная и большая желтая. Серые плоские облака проплывали под угольной чернотой и белыми звездными блестками. Деревья давали две бледные тени, а серебристая листва и трава впитывали ночной свет и отблескивали золотом. Здесь разливались запахи, которые Джереми никогда не встречал, в тишину вплетались голоса ночных хищников, которые он ни разу не слышал, и боязливо пробегали зверьки, которых прежде не видел. Это был красивый и чуждый мир, и одновременно в нем было что-то знакомое, как в старой-старой, забытой истории, которая смутно трепещет стершимися словами в уголке памяти. Галлифрей, сказала Доктор. Его далекое прошлое. Джереми сделал одно из своих любимых дел. Он укрылся в пещере. Там он делал одно из своих любимых дел. Рисовал. Ночные шорохи доносились из леса. Пахло землей, и пряностью чужеродной листвы, и свежестью, и запах красок смешивался с ними. Переносные фонари, наскоро отысканные в ТАРДИС, освещали основу для фрески. Джереми рисовал, и его чувства выплескивались резкими движениями и тревожащим цветами. Руины Терры. Застыньте здесь и не становитесь реальностью никогда. Погасшие глаза Гиры и алое пространство. Пусть вероятность этого будущего станет нулевой, словно он мог так сделать силой своих красок. Он сам. Его двойник. Дитя двух рас, правящий всем недолго и слишком дорогой ценой. «Я буду помнить вас — и Гиру, и тебя, но никогда не возвращайся». Он рисовал путь, свой и Доктора. Музыку и падение, звезды и антиутопию, сказку и кошмар. Он показал след Гиры, слабый, обрывистый, миражный, обманывающий. Он выразил свою решимость найти его среди иллюзий несмотря ни на что, но вместе с тем — крепнущий страх, что он проиграет иллюзиям. Он осторожно наметил, что, кажется, ему кое-что стало ясно после встречи с двойником. И случайно туда же прокрался страх точно так же бросить все в огонь, лишь бы наконец-то найти. «Он уничтожит миллиарды миллиардов сердец, чтобы излечить собственное». Он написал это почерком, напоминающим о Мисси. Джереми обессиленно привалился к стене. Он закончил. Снаружи пещеры разливался рассвет, и оранжевые лучи расплескались у выхода. Их пересекла тень. Свет обрисовал контуры Доктора и не достиг ее лица. — На одной планете общаются картинками, — сказала она. — Формируют их у себя над головой. Каждая линия означает что-то свое, а книги напоминают сложные и прекрасные дворцы. Слов у них нет, они даже не понимают концепцию звука, уши отсутствуют. Зато у них есть другие органы чувств и концепции, которые уже нам никогда не понять. Вот это, например… Доктор подняла звуковое кольцо и выпустила из него сложный изящный символ. — …Мы никогда не осознаем без понимания этого… Еще один символ, более простой и входящий в состав предыдущего. — А это мы не поймем без третьего, а третье не поймем, потому что у нас нет нужного органа чувств. Как пирамида наоборот. Из маленького отличия первобактерий строится что-то более сложное и совсем далекое от нас. — В чем же подтекст? — полюбопытствовал Джереми. — Ни в чем. Я просто вспомнила приключение. — Как жаль. Я подумал, что сейчас пойдет речь о том, что нас объединяет. Сознание, или мечты, или искусство, или просто сам факт того, что мы живем. — Вселенная обычно не дает скрытые смыслы. Она просто живет странную и бестолковую жизнь, один из компонентов которой пытается найти во всем смысл и закономерность. И я люблю это в вас. И раз уж говорить о красивых подводках и смыслах, давай я все подведу к вопросу «как ты?». У меня ощущение, что это надо спросить. Джереми кивнул на картину. От нее дышало тревожностью, усталостью и злой решимостью. Доктор шагнула внутрь пещеры, чтобы рассмотреть поближе. Свет фонарей упал на нее. — Если говорить о смыслах, — начал Джереми, — то смысл картин и других произведений искусства всегда надо учитывать в огромном контексте. Время, общество, возраст художника, события в его жизни, волнующие его темы, психологическое и эмоциональное состояние. И те, кого оно достигает, также сами меняют его смысл под себя. — Ага. У Доктора был очень странный тон. И очень большие глаза. Чем дольше она рассматривала картину, тем больше они становились. — Что такое? — напрягся Джереми. — Минуту. Сейчас кое-что будет, не принимай на свой счет. После этих загадочных слов Доктор очень медленно вышла из пещеры. А потом снаружи раздался ржач. Не смех, а именно ржач. Захлебывающийся хохот. Джереми выбежал следом в очень растерянных чувствах, не знающий, оскорбляться ему или нет. Доктор оперлась на ствол дерева, согнув колени, и ржала, спрятав лицо в ладонях. Рассвет набирал уверенность. Воздух теплел. Листва переливалась серебристым огнем в лучах второго солнца, встающего на юге. Горы сверкали. По небу прокатывался янтарь рассвета. — Четыре с половиной миллиарда лет! — простонала Доктор. — Миллиарды пересказов про птицу! Все пророчества, чтоб их, матрицы Галлифрея, один трясущийся сотни лет Совет и один придурок, убежавший на сломанной ТАРДИС! — Доктор, о чем ты? И прекрати смеяться над моей картиной! — Пророчество о гибриде. — Причем тут оно? — Не-е-ет, на этот раз я подожду, когда ты сам догадаешься. Джереми не смог проигнорировать загадку и задумался. Прокрутил в голове строки из пророчества. Когда он понял, то чуть не упал хохотать рядом с Доктором. — Самоисполняющееся пророчество, вы наделили мою картину смыслом пророчества о гибриде! — Вот видишь? Никакого смысла! Только совпадения и богатое воображение. Ты вообще представляешь, какой переполох поднял?! Ты меня с планеты прогнал! Ладно, я бы и так оттуда улетела, но может, не так быстро! — Если это намек, что я должен забрать картину, то ни за что. — Вот точно ни за что. Еще сломаешь время. Вселенная схлопнется, ты облысеешь, а я никогда не стану рыжей. Ох, Клара, какое дурацкое и замечательное совпадение, и я даже рада, что оно дало мне смелость сделать то, что я сделала… — пробормотала Доктор, на миг окунувшись в прошлое. — Расскажи мне однажды, что произошло с ней, — попросил Джереми. — Когда-нибудь. Может, мы ее даже встретим. И опять совпадение, — с непонятными чувствами добавила Доктор. — Череда нелепых случайностей, и я дала им свой смысл. — Какой же? — Все наши с тобой путешествия намекали. Пытались показать связь. Вызывали у меня одни и те же мысли и воспоминания. И то, что произнес твой двойник… все окончательно прояснило. — Доктор подняла голову, и ее взгляд наполняло нечто горькое и тяжелое, как чистая, без прикрас, правда. — Я знаю, где Гира, паучок. Не двойник, не отголосок следа, а твой настоящий, материальный, из твоей линии времени друг. Пора рассказать тебе о галактике Тюльпан. И о существе, чей смысл жизни — уничтожать жизнь. *** Дверь ТАРДИС открылась по щелчку пальцев Доктора. Не так давно, стоя за ней, невидяще вглядываясь в пустоту, Джереми спрашивал, о каком Дагдэде говорил его двойник. И отсюда Доктор уходила тяжелыми, медленными шагами к консоли ТАРДИС, не проронив ни слова в ответ. Они прошли консоль. Здесь Доктор стояла, пусто смотря в маленький экран, а Джереми пытался изгнать образ мертвого Гиры, переплетшийся с видением алой пустоты. Здесь у него фантомно болели уже отсутствующие паучьи лапы, а он твердил себе снова и снова, что Николай давно мертв и подобное не случится с его планетой. Здесь Доктор на очередной настойчивый вопрос сказала, что ей надо побыть одной. Они поднялись на второй этаж, где у книжных полок все еще висел гамак Джереми. Книги окружили их рассказами о других мирах и математическими описаниями существующей реальности, готовясь принять в свои ряды еще одну историю. Джереми оперся спиной на перила и сложил на груди руки. Доктор села на диван. Сгорбилась, положив локти на ноги и вытянув руки вдоль. Молчание протянулось по всей ТАРДИС, даже легкая вибрация, казалось, прекратилась. Когда молчание стало затягиваться, Джереми нарушил его вопросом, который уже задавал: — Кто такой Дагдэд? Напряжение сдавило фигуру Доктора. Она поднесла ладони к лицу и потерла его знакомым жестом смахивания паутины. Воздух прорезал ответ, в котором искрой трепетала сдерживаемая ненависть: — Это Игрушечник. Имя, которое Джереми уже не ожидал услышать. — Существо с безграничными возможностями и страстью к играм, которое желало вырваться из заточения через Василису? — уточнил он недоверчиво. — Ты говоришь о нем? — Почти. Доктор сделала рукой сложное движение. — За членами пантеона закреплено определенное звание, — принялась глухо объяснять она. — Бог смерти, Сутех. Бог музыки, Маэстро. Богиня зверей, Мара. Богиня времени, Гекуба. И бог игр. Небесный Игрушечник. Это не описание их сил, а скорее, их интересы. Их мораль не человеческая. Они не причиняют зло потому, что они такие сволочи, им просто нет дела до нас, они всего лишь занимаются тем, чем хотят. Игрушечник — играет. Я уже сталкивалась с ним. Когда-то давно он поймал меня и моих друзей в свое карманное измерение и заставил играть с ним. Мы победили, заставили его измерение исчезнуть и смогли уйти. Спустя много-много времени из-за моего промаха он сумел проникнуть обратно в наш мир. Устроил игру по всей Земле — вторая планета, где ты побывал, — и натворил еще множество вещей по Вселенной, как он мне похвастался. Играл со временем, планетами, звездами и существами, которыми мы могли бы назвать богами. Я снова остановила его и заточила. Но он вырвался опять. Не знаю, как. Он скрылся. И решил, что будет интересно попробовать себя на месте Сутеха — бога, который желал убить всех во Вселенной. Но не так «скучно», как он. Игрушечник сменил себе имя и титул. Он объявил Вселенной новую игру, где он «очищает» планеты от жизни, а наша задача — выжить. То, что мы о ней не знаем, наши проблемы. Так появился Дагдэд. Доктор откинулась на сиденье. Сделала глубокий вдох. Она ныряла в черную глубину своих воспоминаний. Джереми слушал, замерев. Его Ядомикс-пушка записывала сейчас звук (Доктор была не против), но казалось, он упустит нечто безвозвратное, если прослушает хоть слово. — Тысяча четыреста восемь лет вперед, если брать точкой отсчета твое время, — начала Доктор рассказ, — я высадилась на одну из планет галактики Тюльпан. У местных был конфликт. Уже не помню, какой, только то, что он был ужасно нелепый. Я его разрешила, потому что это было так глупо, что выбесило меня, и отправилась искать приключение получше. Только не смогла. Моя ТАРДИС исчезла. — Ее украл он? — Я не знала этого на тот момент. Не знала, что он здесь и выбрал эту галактику для медленного массового самоубийства. Я думала, Игрушечник спокойно сидит в карманном измерении, куда я в последний раз заточила его, и честно говоря, вообще о нем не вспоминала. Я искала ТАРДИС. Ругалась с правителями народов, искала зацепки, гнала нарастающий ужас. Но ее не было. Я застряла на той планете. И мне пришлось на ней жить. Короткая пауза, чтобы перевести дыхание. — Шло время. Народы планеты развивались, вышли в открытый космос, познакомились с другими планетами, и прогресс скакнул вперед. К тому моменту я убедилась, что ТАРДИС нет нигде в том мире, и даже почти смирилась с жизнью без нее. Но когда планета вошла в сеть космического транспорта, я увидела свой шанс. Я покинула ее. Летала от одной звездной системы к другой. Встревала в приключения, спасала корабли от космических монстров и капитализма, бегала от монстров и представителей капитализма. Заводила друзей, хотя ненадолго. И слышала о странных происшествиях и странных существах. Но тогда меня больше волновали поиски ТАРДИС. Я расспрашивала всех о синей деревянной будке, искала ее в галактическом аналоге Интернета, но ни следа. В поисках я прилетела на планету Валгил и Лиосы. Доктор мимолетно улыбнулась какому-то воспоминанию. — К тому времени у меня была определенная репутация. Джереми вспомнил ее появление в его дворце, реакцию всех вокруг и свою, а также первую реакцию других на себя. — Странного на грани сумасшествия существа, который командует всеми и говорит непонятные слова? — невольно улыбнулся он. — Как ты можешь так говорить, как можно вообще ставить знак вопроса, — фыркнула Доктор. — Ох уж эти люди. — Проблема определенно в них. — Ну а в ком, во мне, что ли? Да, именно, я была сумасшедшим, который лезет в самое пекло, объясняет всем, что они почему-то не правы, и несет другую чушь. Но сумасшедшим обаятельным, чья чушь постоянно оказывается правдой. Ничего нового. Только скрываться от ненужного внимания без ТАРДИС стало труднее, но мне помогала психобумага. В общем, я прилетела на планету Алирн. Мононациональность и единая империя. Ходили слухи, что они проводят какие-то эксперименты со временем, и поэтому я пришла туда — это могло быть связано с ТАРДИС. Помню, что заявилась на прием в честь дня рождения императора. Помню, как было красиво. Прозрачный купол над головой, парящие острова с водопадами, звёздное небо с россыпью разноцветных лун, пестрота нарядов, великолепная музыка, чистые, яркие цвета. Все вокруг манило просто расслабиться и не думать, что за темные тайны может скрывать королевская семья. Празднество подгадали к моменту падения метеорита, который распался в атмосфере. Множество крошечных серебристых метеоров падало над головами. Примерно в тот момент меня и нашла Валгил. Новая улыбка вышла мягкой и светлой. — Она тогда была еще маленькой. Лет восемь. Или даже семь. Но уже была самим очарованием. Я помню, как она кружилась между пестрыми разодетыми взрослыми, как маленький кораблик, говорила им милые слова и наивно-забавные фразы. Она уже тогда умела подкалывать людей и делать это так, что они ничего не замечали. Думали, она просто лепечет что-то свое детское, умилительное и бессмысленное. Здесь могла быть лекция о высокомерии вашего вида, если бы я не устала их читать. Воспользовавшись тем, что все отвлеклись на звездопад, я проникла за запертую дверь, ведущую, предположительно, туда, где проводили эксперименты со временем. Но Валгил заметила меня и увязалась следом. Попыталась с отработанным очаровательным видом вызнать, кто я и куда иду. Я нарочно ей ничего не рассказывала, и она обиделась. Пригрозила, что закричит и скажет всем, что плохой дядя ее похищает. Мне не нужен был лишний шум, так что пришлось взять ее с собой. Валгил была очень счастлива. Для нее это было маленькое приключение, отдых от скучных взрослых и загадка странного человека, который подает не слишком человеческие невербальные сигналы. Совсем не боялась, засыпала меня вопросами. Она тогда была уверена, что с ней ничего не случится. «А потом она умерла». — Оказалось, временные аномалии действительно были, и в них были замешаны, кто бы мог подумать, плачущие ангелы. Семья Валгил и Лиосы использовала их, чтобы посылать в прошлое людей и укреплять свое влияние аж во времени. Получилась запутанная временная петля, одна женщина умудрилась родить саму себя, почти как в сериале «Тьма». Видела секретный гобелен с их родословной — ощущение, что смотришь на клубок ниток. Я с этим разобралась, потому что не стоило еще больше запутывать время, и ушла. Второй раз с Валгил и Лиосой я встретилась уже несколько лет спустя. И уже к тому моменту я начала что-то подозревать. Искры тепла в голосе Доктора потухли. Их сменило нарастающее напряжение, причудливо слившись с новыми словами: — Растущее напряжение. Глупые конфликты. Мелкие войны. Разваливающиеся союзы, которые раньше казались крепкими. Неосторожно брошенная фраза в неудачное время. Я носилась между всем этим, пыталась понять, в чем дело, и сдерживала как могла. Очень часто оказывалось, что конфликт возник из-за существа неизвестного происхождения или кого-то, кто воспользовался им для поднятия шумихи. Они проводили эксперименты над мыслящими, прекрасными формами жизни, и я останавливала их. Они вторгались в чужие миры, и я им мешала. Я помогала быть услышанными людям, которые тоже старались предотвратить конфликты. К тому времени у меня уже была репутация не сумасшедшего, а в край двинутого опасного воина, загадочного спасителя, Мессии и живого проклятия для моих врагов. Моя обычная Докторская репутация. Но я была не одна. Мне помогали Валгил и Лиоса. Доктор слегка нахмурилась, что-то вспоминая. — Им было по восемнадцать лет? По девятнадцать? Молодые, полные энтузиазма и желания сделать мир лучше принцессы. Валгил рассказала Лиосе обо мне и плачущих ангелах и очень сильно ее впечатлила. Представила меня чуть ли не как хранительницу времени и пространства — наверное, я все-таки переборщила, когда рисовала ребенку картинку, как Вселенная схлопывается от неосторожно спугнутой в прошлом бабочки. Неудивительно, что, едва они подросли, как кинулись искать меня. Мы вместе впутались в передрягу, с блеском из нее вышли, и они присоединились ко мне. Как было со многими, как было с тобой. Доктор замедлилась, как будто хотела как можно дольше остаться в более приятном моменте времени. — Чаще всего со мной летала Лиоса, потому что Валгил готовилась к роли императрицы. Валгил была яркой, умной, любила политические игры и хотела лучшего для родины. Ее часто приходилось одергивать, чтобы она не зазналась и не утратила душу. Лиосе больше нравилось путешествовать со мной. Она была более мечтательной и тихой. Вся эта светская шумиха ее раздражала. Дело в том, что порой людей при рождении окружает телепатическое поле, благодаря которому они угадывают мысли людей и даже могут предсказать будущее. Я уже встречала подобное, и вторым таким человеком была Лиоса. Поэтому ей не нравились люди. Она видела их истинных за масками слов. Они с Валгил ссорились по этому поводу, потому что Валгил как раз нравилась эта игра с масками, словами и плетением интриг. Но мы нередко летали втроем, и я видела, что, несмотря на ссоры между ними, сестры любят друг друга. И дополняют. Лиоса лучше анализировала и использовала для этого свои способности, предсказывая поведение людей и события. Валгил лучше втиралась в доверие и у нее было больше связей. И была я, просто классная сама по себе. Мы были блестящи. Короткий вдох и нырок в более темные глубины. — Мы летали и спасали миры. А я начала видеть, как происшествия становятся более… личными. Как будто они хотят достигнуть конкретного адресата. Меня. Они начали задевать людей, которые мне нравились. Планеты, на которых я чаще бывала. Чаще начали угрожать жизням Лиосы и Валгил. Стали учащаться слухи про синюю будку, а когда я летела туда, куда они указывали, меня ждала новая личная вендетта. Я начала догадываться, что за происшествиями в Тюльпане кто-то стоит, и этому кому-то я очень мешаю. И продолжала побеждать. К тому моменту с поддержкой Валгил моя репутация стала нерушимой. Я была спасителем, воплощенным решением проблем, который все знает и всем поможет. Скоро мне было достаточно просто сказать: «Не ругайтесь», и государства прекращали войны. Военные переходили в мое распоряжение, стоило мне замаячить на горизонте. Вражеские армии бежали при звуках моего имени — снова. Если кто-то упрямился, я всего лишь говорила, что у меня есть план, который они не хотят ощутить на себе. И они не проверяли, блефовала я или нет. А я блефовала очень много. Большинство битв я выигрывала вот так. Доктор щелкнула пальцами. — Это опьяняло и расслабляло. — Ее лицо вдруг исказилось отвращением. — И я расслабилась. Зачем придумывать запасной план, зачем вообще думать, замечать детали, если можно просто назвать имя, и все разрешится? Лиоса пыталась меня вразумить. Говорила, что я стала слишком высокомерной и беспечной, и это может плохо кончиться. Ненадолго это помогло. Но затем я начала беспечно и высокомерно отвечать, что все будет замечательно, я же Доктор, я всех вас защищу, я же умная и классная. И мне вторила Валгил. Валгил меня обожала. Восхищалась мной. Образ невозмутимой спасительницы тянулся из ее детства и накрепко слился со мной настоящей. И, конечно же, мне, самовлюбленной идиотке, это льстило. Не помню, сколько это продолжалось. Лет десять? Благодаря продвинутой медицине и генетическому вмешательству жители Алирна стареют медленно, и девочки почти не изменились за это время. А потом… Доктор замерла. Ее губы стали тонкой белой полоской, а глаза — лишь своим же неживым изображением. — Валгил еще не была императрицей, — наконец продолжила она, — но успешно участвовала в политической жизни планеты. Она давала советы родителям, летала на дипломатические миссии и принимала много решений, которые улучшили жизнь ее народа. Она умела манипулировать и не позволяла манипулировать собой. Она слишком верила в меня, но все-таки была умной. Она попортила много крови врагам своей планеты. И она путешествовала со мной, была моей подругой. А неизвестный тот, кто стоял за кулисами, имел зуб на меня и все, что связано со мной. И он организовал похищение Валгил. И ее успешно похитили. А я не смогла это остановить. Я была далеко. Пауза длилась. — И… — наконец решился Джереми подтолкнуть рассказ дальше. Но Доктор вдруг качнула головой. — Нет, погоди. Тут надо приостановиться. Ты любишь подтексты и загадки. В истории с похищением есть одна огромная загадка. Догадаешься? Неожиданно. Джереми прокрутил в голове рассказ Доктора, но идей не появилось. — Думаю, мне нужна подсказка. — Лиоса. — Лиоса? — переспросил он. — Она подсказка. Лиоса. Что Джереми известно о ней? — Она видела будущее. Снова покачивание головы. — Связано, но не это главное. Более тихая и замкнутая. Спорящая с Валгил, но любящая ее. Две непохожие по характеру сестры. Но… Он понял. — Они близнецы, — выдохнул Джереми. — Правильно. — Как и все близняшки, они с детства играли в подмену. И это значит… — В тот день умерла не Валгил.