Мы поженимся, когда выпадет снег

К середине зимы город медленно приходил в себя после многочисленных свадеб. Постепенно вставали с постелей молодые евнухи, выходили на воздух, возвращались к работе. Как и всегда не обошлось без десятка смертельных исходов — Мика потерял приятеля-одногодка. Никто не желал вспоминать произошедшее, как ни старался юноша вызвать евнухов на откровенный разговор. Теперь Мика считался в своей былой компании мальчишкой, зелёным юнцом, с которым и обсудить-то было нечего. А когда молодые женщины одна за другой забеременели после визитов к жрецам-осеменителям, Мика почувствовал себя совсем лишним. На всей их улице осталось лишь двое взрослых парней с яйцами: Мика и Джар. Последний вызывал у окружающих сложноописуемую бурю эмоций, от черной зависти до благоговения включительно. Линма, довольно щурясь, сама прибила на стену цирюльни шёлковую полоску, пожертвованную благословлённым господином — мужем её дочери. Мика слышал, как бабушка говорила Тилле, что справедливые боги щедро наградили их союз за примерное поведение и усердные молитвы её богобоязненной внучки. Та всё не могла понять, как распорядиться нежданным счастьем, но зато понимал Джар. Мика быстро узнал, что к его шурину украдкой ходят чужие жены. Нет, не из тех, кто только-только обручился, но горожанки двумя или тремя годами старше попросту не могли спокойно жить рядом со счастливчиком. Джар был неопытен и неразборчив в отношениях, но быстро смекнул, что с женщин можно брать деньги за недолгие ласки. У него бывали и только-только оправившиеся от первых родов молоденькие красавицы, и почтенные хозяйки, стоявшие на пороге старости. Вся улица знала, однако, никто толком ничего не предпринимал. — Начистить бы ему рыло, чтоб лыбился поменьше, — ворчал Нат, выслушивая очередную сплетню. В его понимании, обманутые мужья должны были объединиться, подкараулить Джара однажды вечером и хорошенько избить, но соотечественники Мики не спешили защищать свою честь. Вероятно, многим было всё равно, в храме поимеют их жену или в соседнем доме. Разве что, в храме это было бесплатно, а Джар брал деньги. Тилла стойко переносила унижения, молясь справедливым богам, пока её муж развлекался за ширмой с очередной гостьей. Свекровь подсчитывала выручку, а после прятала во множестве тайников по всему дому, куда молодой невестке было строго-настрого запрещено залезать рукой. Очень скоро семья ощутимо разбогатела и стала подумывать о переезде в более престижный район. Навещая сестру, Мика своими глазами видел происходящее. Его тоже тянуло в этот дом какое-то неясное чувство, хотя после посещения благословлённого жилища хотелось особенно тщательно вымыться. Тилла очень ждала его визитов, хоть и не смела жаловаться. Она только подолгу держала брата за локоть очень холодными пальцами, и того пробирала неприятная дрожь. Мика, ни на мгновение не перестававший думать о женщинах, всегда представлял их тёплыми, горячими или даже раскалёнными. Лишь справедливым богам было известно, насколько его мечты оказывались далеки от реальности, но ледяной холод сестриной кожи казался ему чудовищным уродством. Когда за тонкой плетёной перегородкой, сквозь которую общем-то всё было видно и, тем более, слышно, стонала очередная посетительница, Тилла молча касалась брата — и он передёргивался, с трудом подавляя тошноту. Свёкор Тиллы стал выпивать. Старшая хозяйка в доме не позволила бы, но сын делился с ним своими доходами. Поначалу сотоварищи — отец Джара всю жизнь трудился на ткацкой фабрике — поздравляли его, но все же радости в их глазах не было. Каждый задал себе один и тот же вопрос: чем молодая семья снискала себе благоволение справедливых богов? Почему в их время всё прошло по-другому?

***

Однажды Мика выдумал новый повод зайти к сестре после работы. Подходя к дому Джара — а по закону всё имущество их семьи отныне принадлежало благословлённому господину — юноша услышал ожесточённую ругань. Мика остановился на крыльце и прислушался, переминаясь с ноги на ногу. Спорили четверо. Мика узнал голос отца Джара, у которого язык в этот час уже изрядно заплетался от выпитого. Что-то строго отвечала мать и, насмешливо, сам благословлённый господин Джар. Четвёртый голос принадлежал молодой женщине, и в нём попеременно проскакивали просительные и истеричные нотки. — Я не торговец дынями и не молочник, чтобы давать в долг, — заносчиво заявил Джар. Гостья зашипела ругательства, сделала шаг к двери, за которой застыл Мика, вернулась, снова попыталась уйти, и снова нечто более сильное, чем гордость, развернуло её. — Вчера ещё было восемь монет! — выкрикнула она в отчаянии. — Вчера, Джат! — Вчера тебя здесь не было! — ответила за сына его оборотистая мать. — Откуда знаешь?! — Сегодня десять, — добавил поддавший отец. — Или плати, или проваливай! — Тилла, — женщина вкрадчиво обратилась к сестре Мики, — возьми пояс, хочешь? Туфли возьми, ты… Ну, ты понимаешь, да? Мика вошёл без стука. На пороге его встретили духота, густой запах винного перегара, шелест шёлковых лент с вышитыми строками молитв. Тилла сидела в своём углу, отворачиваясь от стоявшей перед ней босиком посетительницы. Свекровь властно давала ей советы: — Туфли не бери! Мерзавка их давно износила! Женщина проглотила и это унижение, скользнула рукой за шиворот, нащупала застёжку деревянных бус. — Да ты посмотри, чего ещё придумала! — продолжала мать Джара, которую происходящее начинало веселить. — Твой непутёвый муженёк тебе другие не подарит! Тилла, не думай брать! Жена благословлённого господина носит серебро, а не эту дешёвую пакость! Могучий бюст старшей хозяйки действительно украшал изысканный серебряный кулон. Тилла пока не удостоилась такого подарка, но носить деревянные бусы ей было уже запрещено. Мика почувствовал, что попал в тот же капкан, что и незнакомая женщина: и оставаться невыносимо, и уйти уже невозможно. У юноши было две монеты, и он мог бы дать их несчастной в долг или даже подарить, но не знал, станет ли кому-нибудь от этого легче. Тилла посмотрела на брата с надеждой, а незнакомка — хищно. Семья благословлённого господина и сам Джар не почтили Мику своим вниманием. — Справедливые боги щедро одарили тебя, — процедил юноша сквозь зубы, глядя на беспечное лицо шурина, — наградили за чистые помыслы и усердные молитвы. А если ты погрязнешь в своём дерьме, так они заберут награду назад! Стало очень тихо. Все взоры медленно обратились на Мику, а сестра прикрыла рот ладонью, побледнела до синевы. Юношу подхватил злой азарт, и он сделал шаг навстречу Джару, собранный, готовый к драке. — Чего несёшь, щенок?! — завизжала старшая хозяйка. Хозяин приложился к горлышку бутылки, опрокинул остатки хмельного пойла в глотку. Мика следил за ним краем глаза, опасаясь от него удара в спину. — Поднял цены? — спросил он Джара. — Это потому что твоего папашу вышвырнули с фабрики? Ты теперь единственный кормилец в семье, так? — Или домой, мальчик, — заносчиво велел Джар, набычившись. — Я пришлю тебе храмовых леденцов на именины. Мика почувствовал ненависть. Оружия у него не было, а Джар носил на поясе небольшой кинжал в посеребрённых ножнах. Зрение юноши, слух и обоняние обострились до последнего предела, а каждый волосок на голове и на теле встал дыбом. Ещё никогда он не ощущал такой неистовой ярости, такого желания убить, уничтожить, разорвать на куски стоявшего перед ним человека. Хорьком увернувшись от кулака Джарова отца-евнуха, он бросился на шурина и хотел вцепиться ему в глотку, но как будто налетел на невидимую стену. В самый последний момент омерзение, такое же сильное, как до того ярость, остановило его. Мика отчаянно желал смерти мужу своей сестры и в то же время не мог заставить себя его ударить, прикоснуться к коже, на которой не было места, которое не облизали истосковавшиеся по ласке женщины. Джар даже не дал себе труда подтянуть штаны — обросшая щетиной мошонка тяжело свисала между его ног. — Тилла! — вдруг позвал Мика высоким жалобным голосом. Сестра, окаменевшая на своей скамеечке, не двигалась. — Пойдём домой, к маме, пойдём! — Иди-иди, — благосклонно разрешил Джар. — Можешь не возвращаться. Тилла встала, пошатываясь, как больная, дрожащими пальцами взяла брата за локоть. Мика крупно вздрогнул, почувствовав мертвенный холод её пальцев. Они двинулись к выходу, и, открывая дверь, юноша выпустил на волю безмолвные тени двух женщин: несчастной младшей сестры и незнакомки, которой не хватило двух монет, чтобы удовлетворить свою похоть.

***

Дома Линма несказанно обрадовалась дочери. За полтора месяца, миновавшие после свадьбы, она видела счастливицу всего пару раз. Тёща старательно избегала своего зятя, не ходила в их дом и, хоть и не пропускала сплетен о семье благословлённого господина, не видела своими глазами, как живёт дочь. Вероятно, мать боялась оказаться в той же ловушке из собственной похоти, что ещё несколько минут назад удерживала незнакомую Мике женщину. А Тилла, первое время тоже изрядно задиравшая нос, не навещала мать. — Ты похудела, милая, — мурлыкала Линма, обнимая её, тёплым дыханием согревая ледяные руки Тиллы. — Тебе надо больше есть. Знаешь, я не могла видеть мясо, когда носила Мику… — мать сделала красноречивую паузу, пытливо заглядывая в глаза дочери. Тилла отвела взгляд. Бабушка, в последнее время не поднимавшаяся с постели, вышла на кухню и тоже принялась кудахтать, пересыпая речь благодарностями справедливым богам. Нат, не обращая ни на кого внимания, молча выстругивал деревянную ложку. Мика стоял в дверях кухни, силясь выбросить из памяти запах жилища, из которого он только что вывел сестру. Если так пойдёт дальше, то он поверит в повествование о проклятии в мошонке. Уж Джар-то был несомненно проклят. Младшие сёстры, ещё сопливые девочки, которым мать, вне всякого сомнения, предопределила такое же будущее, присели у ног Тиллы. Женская часть семьи всё настойчивее требовала от неё признаться, ждёт ли она ребёнка. Мика испытующе взглянул на сестру, пытаясь прочесть ответ по её лицу. Если мать, бабушка и сестры ждали этой новости с благоговением, то Мике было гадко даже думать, что Джар мог обрюхатить её. Наконец, бледные губы дрогнули, и молодая женщина произнесла тихо, едва слышно: — Он не совершает надо мной таинство… Как же у нас может появиться ребёнок?! Нат поднял голову. Лицо Линмы вытянулось, а протянутая к дочери рука вздрогнула. Девочки, сидевшие на полу, испуганно притихли, и только глуховатая бабушка просила повторить сказанное для неё. — Вот это да… — Нат присвистнул. Немощная старуха с неожиданной ловкостью запустила в его сторону пустой деревянной плошкой. — Совсем?! — уточнила Линма потрясённо. Тилла замялась, не умея говорить на такие темы. — Нет, то есть, в храме, зимой — да. Да-да, то есть, да, но… Только в храме. А больше ни разу… После недолгой немой сцены заговорили все разом. Мика вспомнил, как после инцидента с Сиерой бушевала его семья. Тогда ещё был жив отец, а теперь… — Возвращайся к мужу, — требовала набожная бабушка, тормоша рыдающую Тиллу. Линма по своему обыкновеннию металась из стороны в сторону, рыча от ярости. Она своими руками устроила так, чтобы мерзавец сохранил себе яйца, а в ответ получила сломанную судьбу старшей дочери. Нат серьёзно выслушал рассказ Мики о том, что происходит в доме их сватов, по-отечески похлопал его по плечу. Ему не хотелось влезать в женскую свару, но чужеземец не остался равнодушен. В конце концов, он тоже был причастен к случившемуся и никак не ожидал такого поворота. — Молодец, что увёл её оттуда, — похвалил он Мику. Линма остановилась перед ними, свирепо раздувая ноздри. Нат насмешливо поддел её. — Ну, стерва, теперь тебя к нему не пустят на порог. Зря ломалась, надо было раньше пойти и натрахаться на год вперёд. — Он муж моей дочери! — отрывисто прорычала Линма, которая и правда с трудом удерживалась, чтобы не последовать примеру своих соседок. Нат только развёл руками, без слов говоря, что видит эту женщину насквозь и, конечно же, слышит, как та подолгу ворочается на своей узкой постели по ночам. — Лучше бы ему всё отрезали! — кричала Тилла в истерике. — Проклятье… Он проклят, он так любил меня, но теперь… Линма взвыла, бросилась к дочери и обхватила её ноги руками. Нат переглянулся с Микой, сделал кислое лицо. Юноша кусал губы, отчаянно жалея, что всё-таки не ударил Джара. А может, ещё не поздно для этого? — Завтра пойдём на швейную мануфактуру, попробуем вернуть тебе место, — голос Ната, еще не потерявший звучность, перекрыл причитания и стоны. Тилла подняла заплаканное лицо. Чужеземец подошёл, отцепил старушечьи руки от её плеч. — Иди спать, карга, а то с утра не встанешь и обгадишься в постель. Мне, знаешь, вонять будет. И вы тоже, — велел он младшим сёстрам Тиллы. Линма молча стояла у печки, глядя, как работник отдаёт распоряжения в её семье. Нат потянулся, хрустнул позвонками, повернулся к хозяйке. — Ты вот что, — теперь он командовал и ей, — покорми её и уложи спать. Я сейчас матрас и перегородку достану. — Я… — Мика сглотнул, переступил с ноги на ногу, когда внимание семьи обратилось на него, — я пойду дров нарублю. — Подождёт, — махнул рукой Нат, сходу угадав его желание отлучится и всё-таки закончить начатое в доме благословлённого господина. — Сейчас вместе пойдём… Нарубим.