Вадрикон: первый посланник Бога

      Раннее утро было ясным и тёплым. Низкое солнце заливало крыши домов оранжевым светом, а в воздухе пахло свежестью. София, всё ещё немного заспанная, спустилась на кухню, чтобы сварить кофе. Она открыла окно, впуская прохладный утренний ветерок, и вдруг заметила Агостино, сидящего на корточках перед оливковым деревом на заднем дворе.       Дерево было большим и старым. Толстый ствол напоминал застывшую вулканическую лаву. У основания кора образовывала сложные спирали, как если бы дерево пыталось обвить само себя. Губы Агостино беззвучно двигались. Он явно что-то шептал, покачиваясь вперёд-назад. Делал он это так тихо и сосредоточенно, что София даже замерла.       Прошло несколько минут, прежде чем Агостино замолчал. Он наклонился и положил к корням дерева кусочек хлеба. Затем поднялся, повязал на ветку белый тряпичный лоскуток и, проведя ладонью по стволу, направился к дому. София быстро отвернулась от окна.       Когда Агостино вошёл через заднюю дверь, София уже стояла у плиты и помешивала молоко.       — Доброе утро, — сказала она, поворачиваясь к нему.       — Утро доброе, — улыбнулся он.       — Хотите кофе?       — Буду благодарен, — кивнул он, садясь за стол.       София достала вторую турку, отмерила воду, насыпала кофе и поставила на маленький огонь.       — Вы общались с… деревом? — как бы между прочим поинтересовалась она, помешивая ложечкой кофе.       — Не совсем. С духами, которые его населяют.       — Духами? — переспросила она и вздрогнула — из коридора донеслось шарканье.       И через мгновение вместе с лёгким ароматом мыла в кухню вошёл Лучано. Выглядел он свежо, хотя был бледным, как приведение.       — Доброе утро, — хрипло пробормотал он, потирая виски.       — О, а мы как раз тебя вспоминали, — сказала София и звонко рассмеялась. Выглядел он, конечно, не ахти, но хотя бы держался на ногах. — Как ты себя чувствуешь?       Лучано пожал плечами.       — Кошмары снятся…       — Пройдут. Не сразу, но пройдут, — заверил его Агостино. Его голос был твёрдым и с той особой интонацией, в которой всегда чувствовалась уверенность человека, повидавшего многое.       — Присаживайся, — предложила София, указывая на стул. — Приготовлю и тебе кофе.       Лучано молча сел, оперевшись локтем о стол, и на мгновение закрыл глаза. София заметила, как он немного пошатнулся, пока шёл, но ничего не сказала, лишь чуть нахмурившись, достала вторую турку.       — Пока ты не вошёл, мы говорили о духах. Я спрашивала Агостино, почему он говорит с деревьями.       Агостино посмотрел в окно, туда, где во дворе на ветру покачивались тёмные ветви оливы, а затем заговорил:       — В вуду такие деревья, как это оливковое, часто служат местом силы. Через них можно общаться с духами. На Мадагаскаре мы учились уважать их, потому что они хранят силу предков. Я благодарил их за помощь. А если просишь о помощи, нужно отблагодарить. Я оставил хлеб, смоченный в вине, и ткань на этом дереве, в знак моей благодарности. Эти подношения показывают, что ты ценишь помощь духов. Тогда они продолжают поддерживать тебя.       София молча разлила кофе по чашкам и, налив в каждую немного молока, скептически посмотрела на Агостино, когда тот договорил.       — Это… это странно. Вы же священник, христианин, — сказала она, добавив в кофе щепотку кардамона. Комната вмиг наполнилась пряным ароматом.       — В первую очередь я верующий, — спокойно ответил он. — Неважно, как тот или иной народ зовёт Бога. Если вероисповедание строится на любви, уважении законов природы и милосердии, оно приведёт к Богу. Я родился и вырос в Италии, в Риме. Здесь люди исповедуют христианство, и я не могу игнорировать это, противиться этому. Я не со всеми христианскими обрядами согласен, но я и не церкви служу, а Богу. Храм Божий — в душе каждого верующего. И я помогаю найти путь к Богу тем, кто нуждается в нём.       София поставила на стол металлический поднос с тремя маленькими чашками кофе и села рядом с Лучано. Тот слушал беседу молча, но увлечённо.       — А как так получается, что вуду сильнее христианства? — продолжила она расспрос.       — Христиане подчиняются воле Бога, надеясь, что Он поможет. А в вуду человек может договариваться с духами, направлять их силу на конкретные цели. Священник может только изгнать беса. Жрец — заставить его служить. Религии, у которых больше последователей, как правило, оказывают большее влияние на общество. Сила ритуалов зависит от количества людей, их веры, намерений и энергии, вложенной в обряд. Они глубоко укоренены в коллективном бессознательном и оказывают сильный эффект на тех, кто в них верит… Всё дело в вере…       Лучано приподнял брови, но промолчал. Агостино сделал глоток и продолжил:       — Сильнее та религия, у которой не только большее количество верующих, но и сила их веры. У нас в приходе были такие, кто приходил на исповедь каждое воскресенье, но они не менялись. Жили так, как им вздумается: лгали, крали, предавали, подставляли, обижали… Но при этом надеялись, что за одно простое «прости» им всё будет прощено. Их вера слабая. Христианство — одна из главных мировых религий, но многие её последователи маловерны. Лишь единицы читали Библию целиком и вдумчиво. А вот в вуду люди верят на самом деле, и этим они питают силу. Они хорошо знают свою веру, потому их вера живая и мощная…       София задумчиво провела пальцами по краю чашки, потом вдруг резко выпрямилась и демонстративно положила руки на стол.       — Так, — заявила она, с лёгким вызовом глядя на Агостино, — с вуду разобрались. Теперь рассказывайте, что это за шрамы у меня на запястьях?       Агостино взглянул на неё, потом перевёл глаза на её руки и, не спеша, сделал ещё один глоток кофе.       — Мы не знаем… — начал он, но София его резко перебила:       — Что значит — не знаете?!       Агостино улыбнулся и поднял ладонь, призывая её к спокойствию.       — Мы не знаем точно, — повторил он мягче, — но есть предание…       Он опять сделал небольшую паузу, а потом добавил:       — …которое гласит, что эфирные метки появляются тогда, когда тайное знание готово открыться миру.       София нахмурилась, и Агостино повернулся к Лучано:       — Ты, наверное, не обратил внимания, когда мы с тобой работали в архивах Ватикана… но в манускриптах всегда упоминалось, что такие царапины на запястьях, как у Софии, появлялись только у женщин. А символы на груди у всех: и у мужчин, и у женщин. Они означают, что человек стал носителем знаний ордена, что его разум открыт и связан с Богом. Феномские символы появляются только у людей чистых сердцем и сильных верой.       Лучано кивнул, слушая его, но во взгляде читалось сомнение.       — А вот что касается меток на запястьях… Согласно одному древнему египетскому преданию, они появляются незадолго до того, когда найдётся священный камень. Этот камень обладает особой силой, и только он может помочь открыть знание, которое скрыто от мира.       София слегка приподняла брови и спросила:       — Что за камень? И как именно эти метки помогут получить знание?       Агостино помедлил, потом вздохнул и сказал:       — Мы до конца не разобрались в этом. Надеюсь, мы сможем это понять, когда найдём сам камень. Но сперва нужно найти апокриф, чтобы он приведёл нас к истине…       Он ненадолго замолчал, смотря на Софию и Лучано, а потом продолжил:       — В Ватикане полагают, что носители эфирных меток опасны, что такие люди могут воздействовать на умы верующих, ввести их в заблуждение и даже заставить отречься от Христа. Поэтому многие годы церковь проводила обряды экзорцизма на этих людях, хотя на самом деле всё было иначе — они подселяли демона, который потом уничтожал носителя метки. Это была не борьба с нечистью, а скорее, попытка сокрытия правды. На следующей неделе мы с Лучано приступем к интерпретации послания, а пока нужно набраться сил, восстановить дух, очистить разум.       София откинулась на спинку стула и протянула руки над головой, как бы разминая запястья.       — Я за неделю тут с ума с вами сойду, — проворчала она. — Может, хотя бы фильм какой-нибудь посмотрим?       Лучано улыбнулся и даже немного оживился.       — Нужно сначала сделать перевязку, — кивнув, сказал Агостино.       — Отлично! — весело произнесла София, вставая из-за стола. — Пойду разбужу Игнацио и отправлю к Пьетро за едой.