Вадрикон: первый посланник Бога

      Когда Отец Пио и отец Бьяджо вышли помыть руки, София повернулась к Агостино, достающему из пакетов еду. В её глазах читалась тревога.       — Я хочу увидеть Лучано. Прямо сейчас, — сказала она.       — Он слишком слаб, — ответил Агостино. — Обряд сильно его вымотал. Ему нужно…        — Пожалуйста, — перебила София.       В этот момент по лестнице спускался Энцо.       — София, — поприветствовал он её с лёгкой улыбкой, не лишённой усталости. — Добрый вечер.       — Добрый, — кивнула она.       Энцо посмотрел на друга, потом снова на Софию.       — Лучано сейчас в тяжёлом состоянии, — сказал он. — Я не советую его тревожить.       — Я понимаю, — ответила София, снова переводя взгляд на Агостино. — Но я всё равно должна.       Энцо сдержанно вздохнул, но ничего больше не сказал. Его взгляд говорил: «Решай сам». Агостино колебался. Внутренний голос подсказывал, что это неразумно, но что-то в голосе Софии заставляло сомневаться. София вдруг сделала шаг ближе и взяла его за руку.       — Я видела его, — прошептала она. — В видении. Мне нужно убедиться, что он… — она запнулась, — что с ним всё… Я с ума сойду, если не увижу его.       Агостино посмотрел в её глаза. Упрямство? Возможно. Но ещё в них читался страх. Не за себя, а за Лучано.       Он коротко кивнул.       — Хорошо. Но недолго.       Вечер за окнами окончательно уступил место ночи. Тяжёлые тени ложились на стены старого дома, размытые светом одинокой лампы в коридоре. Воздух был пропитан тихой умиротворённостью, но эта тишина казалась хрупкой, как лёд на весенних лужах.       Дом, несмотря на свой возраст, сохранял чистоту и порядок. В прихожей висел ковёр с геометрическими узорами, а на стенах коридора можно было заметить выложенные узорами плитки и витиеватую каллиграфию. Лёгкий аромат ладана и пряностей до сих пор витал в воздухе, смешиваясь с прохладным запахом старого дерева.       Когда они подошли к спальне Лучано, Агостино открыл дверь, жестом указывая Софии, чтобы та вошла. Она сделала шаг вперёд, едва дыша, и на мгновение остановилась. Лучано лежал на кровати, его лицо было бледным, грудь медленно вздымалась и опадала. Ссадины от ремней на запястьях были видны даже при слабом свете.       София закрыла за собой дверь и подошла ближе. Каждый её шаг казался слишком громким в этой наполненной напряжённым молчанием комнате. Она потянулась к стулу, стоящему у стены, бесшумно придвинула его к кровати и села. Её взгляд скользнул по лицу Лучано, по его закрытым векам, по сжатым губам. Наконец она протянула руку и накрыла его ладонь своей. Прохладная. Однажды, промозглым вечером, когда она так же касалась его руки — осторожно, неуверенно — его кожа была тёплой. Слишком тёплой. От него всегда исходило какое-то странное тепло, почти ощутимое, как мягкое сияние. Но сейчас…       София сжала его пальцы чуть крепче, словно пытаясь пробудить в них жизнь. Но Лучано оставался холодным, неподвижным. Что-то внутри Софии сжалось, неприятное, липкое беспокойство разлилось по груди. Она закрыла глаза и прошептала: «Марьа, д’ба леба ат…» Слова сорвались с её губ скорее инстинктивно.       И вдруг:       — София.       Она открыла глаза. Лучано смотрел на неё. Не так, как раньше — в его взгляде не было той лучащейся доброты, к которой она привыкла. Его глаза казались затуманенными, чужими, но всё же… это был он. Её пальцы чуть сильнее сжали его руку, подтверждая, что она настоящая, что он действительно смотрит на неё.       — Как… ты себя чувствуешь? — тихо спросила она.       Губы Лучано дрогнули.       — Видел тебя, — прошептал он. — Шёл за тобой.       — Я тоже тебя видела, — прошептала она. — Был мрак, густой, почти осязаемый. Что-то вроде лабиринта… — София с трудом подбирала слова, воспоминания о ночном видении были смутными, размытыми, но ощущения — яркими, цепляющимися за сердце. — Я чувствовала тебя там, но стоило мне заметить тебя, как ты исчезал. Я искала… но не могла найти.       Лучано прикрыл глаза, его губы вновь слабо дрогнули, будто он пытался вспомнить что-то важное, но оно ускользало.       — Это похоже на то, что видел и я, — на грани слышимости сказал он.       София наклонилась ближе.       — Расскажи.       — Я был в храме, — Лучано заговорил медленно, слова давались ему с трудом. — Огромном, но… странном. Он тонул во мраке. Не было света, даже свечей. Стены казались живыми, шевелились…       Его голос стал чуть хриплым, дыхание участилось, словно само воспоминание заставляло сердце сжиматься.       — Но ты была там… Ты вела меня… Ты стояла впереди, и за твоей спиной был свет. Я шёл за тобой… и чем ближе я подходил к дверям, откуда лился этот свет, тем больше храм менялся.       — Менялся?       — Да… Везде появлялись цветы. Прекрасные. Они прорастали прямо сквозь камень, оплетали колонны, покрывали пол…       Лучано выдохнул, и его глаза вмиг изменились. Зрачки расширились, поглотили радужку, оставляя только две бездонные чёрные дыры. Лицо исказилось — неестественно, чужеродно, будто чья-то злобная маска натянулась поверх его кожи.       — А потом я отымел тебя на алтаре, как грязную шлюху, — прошипел он.       Голос… нет, не его. Этот голос был резким, наполненным ядом и мерзким весельем, скользким, как змеиный шёпот. Но слова били, как хлыст.       — Ты ведь этого тоже хочешь, грязная шлюха?       София сглотнула, не в силах пошевелиться.       Нет. Это не он.       Но всё внутри переворачивалось.       — А знаешь, о чём этот святой отец думал? — продолжил демон, его губы изогнулись в карикатурной ухмылке. — О, я слышал его мысли. Он думал о том, как много у тебя в Риме дружков. Буквально на каждом углу. Он спрашивал себя: ты всем им дала? Чтобы они тебе помогали.       — Замолчи… — колко бросила София.       — Ты, грязная шлюха.       Она почувствовала, как нутро сжалось в комок, как на глазах проступили слёзы — не от страха, а от этой мерзкой, пропитанной ядом лжи, от ощущения, будто её саму вымазали грязью, которой в ней никогда не было.       И вдруг Лучано дёрнулся, его глаза бешено полыхнули. Он рывком поднялся с кровати и бросился вперёд. Руки с неистовой силой толкнули Софию. Она отлетела в угол, ударившись о стену. Голова глухо тукнулась о деревянную панель, по телу разлилась тупая боль. В этот момент в дверь ворвался Агостино. Его взгляд метнулся к Лучано, который стоял на ногах, весь напряжённый, точно дикий зверь перед прыжком.       Агостино не колебался.       Громким, уверенным голосом он принялся читать молитву на арамейском, слова лились напористо, мощно, обрушивались на Лучано тяжёлыми камнями. Тот издал протяжный хрип, спина выгнулась, руки сжались в судорожные кулаки. А затем он рухнул на кровать.       Агостино обернулся к Софии.       — Выйдите.       София всё ещё сидела в углу, ноги не слушались, в голове звенело. Но она заставила себя подняться.       — Вы в порядке? — спросил её подоспевший Игнацио.       Она молча кивнула.       — Не ушиблись?       — Всё нормально.       Игнацио внимательно осмотрел её, а потом кивнул в сторону коридора.       — Пойдёмте. Я отвезу вас домой. Я же предупреждал, что это слишком опасно…